***

Какой-то вскрик взорвет картину дня

И пропадет в надтреснутом просторе,

Где на веревке сохнет простыня,

Чтоб под любовный хруст улечься вскоре.

А над дорогой – бронзовая взвесь

Едва видна в косом свеченье сбоку,

И тени – здесь, и полутени – здесь,

И весь простор на откуп отдан року.

И этот рок раздумчиво кляня,

Привычно баба тащит груз пудовый.

А на веревке сохнет простыня

И, глядя на нее, вздыхают вдовы…

Сидят, судача про житье-бытье,

Мол, жизнь пошла пустяшная, однако.

Ведь, если свадьба – драка и питье,

А на крестинах – выпивка и драка.

Эх, нравы, нравы… Нынче и родня

В старушечье не входит положенье.

Но на веревке сохнет простыня…

И жизнь красна… И будет продолженье…

***

Весь пейзаж – скат кривой и пологий,

Крест, что к чахлой рябине припал…

И стоял человек у дороги,

И о чем-то чуть слышно стонал.

Всякий стонущих так – сторонится,

Это ж проще – не знать ничего.

Повторяла гортанная птица

Непонятные стоны его.

И травинки горбатую змейку

На себе волоча под откос,

Делал вид, что стонал муравейко,

Задыхался, но все-таки нес.

Всё постанывал в сонной дремоте,

Полу-стон обратя в полу-крик,

На своем безымянном болоте

Хитроглазый болотный кулик.

И никто не спросил, хоть далече

Стон тревожил глухие края:

«А о чем ты стонал, человече?

К огоньку ли – дорога твоя?..»

***

Что-то вздрогнет в душе…

Подхвачусь… Побегу под навес,

Чтоб в блокнот занести

отражение редких прозрений.

И откликнется мне

в своем вечном безмолвии лес,

И откроются мне

к серым стенам приросшие тени.

Что беседовать с тенью?

Я тоже сегодня, как тень.

Мои близкие люди

давно уже стали тенями.

Не поддайся печали

и женщину взглядом раздень

Так, чтоб странная искра

взахлеб заметалась меж нами…

И от искорки этой

в ночи запылает костер…

В стороне от костра

закричит говорливая птаха.

Сам собой возгордишься –

мол, все же не тать и не вор,

Может, и не лихой,

но испытанный парень-рубаха.

Пусть картавая темень

разводится белым вином,

Пусть три жалких аккорда

опять дребезжат о разлуке,

Пусть свеча догорела

и все в этом доме вверх дном –

Я могу целовать эти тонкие белые руки.

И останутся нежность и женщина

в сумраке дней…

Извиваются руки,

как в небе неслышная стая.

Все забудется, знаю…

Лишь тени забытых теней

Шевельнутся порой,

что-то в стылой душе пробуждая…

***

Страсть была, но не было любви,

А любовь пришла уже без страсти,

Грезилось: «Ты только позови…»

Позвала… Душой прийти не властен.

В небе свет пока что не погас,

Но страшны отрезки временные.

Неужели это все про нас –

Мы уже и в зеркале иные.

Я уже и взглядом постарел

Да и ты зрачками постарела…

Ты пришла… Я этого ль хотел?..

Я пришел… Ты этого ль хотела?

Сморщен лоб… Морщинится рука.

Множество борозд на тощей вые…

И глядят два жалких старика

На свои мечтанья молодые…

***

Тоска… Дождит… Дорога…

Хмуринка у виска.

И с Богом, и без Бога

Смертельная тоска.

Воде подставив руки,

Печатаешь следы –

Чуток левее муки,

Чуток правей беды.

Один на целом свете,

Все тщишься налегке.

И хлюпает столетье

В промокшем башмаке.

Бредешь… Грязней дорога…

С землей слабеет связь.

Бредешь… В пути немного

Прозрачней становясь…

***

Все возвращается опять:

Слова… И образы… И звуки…

Волос волнующая прядь

И женский облик бледнорукий.

И непонятно почему,

В минуту вещего прозренья,

Сквозь эту суетную тьму

Нисходит белое свеченье…

***

День отнудил… Ничто не изменилось…

Лишь мокрый тополь сделался мокрей,

Да притворяясь милостью, немилость

Крошится в свете тусклых фонарей.

Все как вчера… Ноябрь… Непогода…

В потеках полутемное стекло.

Который день не видно небосвода,

Стучат часы, хоть время истекло.

И не понять, зачем душе любезно

Напрасное гудение в крови,

В котором опрокинутая бездна

И трепет, что попробуй, улови.

И только луч, холодный и безгласный,

Слегка дробясь о мокрый бурелом,

Легонько полыхнет… Потом погаснет…

И снова вспыхнет где-то за холмом.

***

Я иду по земле…

Нынче солнце озябло…

Перепутались косы на чахлой ветле.

За спиною –

котомка подобранных яблок,

И я счастлив, что просто иду по земле.

Что могу надышаться –

без удержу, вволю,

Что иду, отражаясь в болотце кривом,

Мимо русского леса,

 по русскому полю,

Где мне русский журавлик

 помашет крылом…