Виртуальная быль

По городской трассе мчатся машины, обгоняя друг друга. Здесь, как в жизни, имеются свои хитрованы-ловкачи. Они норовят пробиться вперед, нарушая правила движения. В данный момент в одной из моднейших машин это делает папа Леночки. Сидящая рядом дочь обеспокоена:

– Что ты делаешь? Ты же его почти таранил!

– Нет. Подсек малость для обгона, – уточняет родитель.

– А правила? Ты же меня учил...

В этот момент мелкий «мерс» теснит большой папин «Мерседес». Тот, чтобы избежать столкновения, успевает увильнуть. Леночка хватается за родительское плечо, восклицает:

 – Ого! Куда его понесло?!

Папа бесстрастно комментирует:

 – На обгон. Мой почерк, доча. Но он наглей.

На долю секунды они встретились взглядами – между ними открылась грань понимания. Трагедии и приближение к ним особо роднят людей.

– Правила, дочка, необходимо знать, как таблицу умножения. Но задачи в движении жизни решаются не всегда по правилам.

– Ладно… – без кокетства соглашается дочь.

– Ты делай, как я говорю, но не как поступаю, – строго внушает родитель.

– Слышала, слышала. Но представь, папуля, в жизни мне тоже хочется решать задачки не только по учебникам. Хочется самостоятельности.

– Успеешь! Но пока решай по правилам движения и по учебникам.

– А когда же мне двигаться не по этим противным правилам, а?

– Когда приблизишься к моим годам, – с усмешкой глаголет отец.

– А если не приближусь? – уже оголтело, по-школьному кричит дочь.

– Приблизишься, обязательно приблизишься. Жизнь, доченька, – это не только движение, но и приближение к цели… Вот и мы приблизились к нашей цели. Надо проскочить магазин, а затем ты самостоятельно на велосипеде… Как условились.

– Хорошо. Усекла.

– Вот здесь и станем, – говорит папа. – Знак видишь? Машины не пускают. Давай на велике…

Пока герои паркуются, прокомментируем биографические факты этих почти обычных человеков. Папа, Григорий Павлович, уже не начинающий бизнесмен. Он с любимой дочерью торопится поздравить маму, то есть свою бывшую супругу с днем рождения. Мама – телезвезда и особая героиня этого дня. Потому что – день рождения.

Итак, папа быстро достает из багажника супервелосипед. На него легко прыгает дочь. В моднейшей экипировке она мчится в магазин. Папа для подстраховки все же медленно едет по трассе следом. Продвижение к магазину идет по отцовскому сценарию. Только отец совсем не по сценарию кричит из окна:

– Про цветы не забудь и про коробку конфет…

Отец так увлечен, что едва не сшибает дежурного постового. Естественно, его тормозят, штрафуют.

А дочь мчится к магазину. Она счастлива. Ветерок наполняет паруса ее быстротечного детства – крутя педали, она почти взлетает в небо. Да-да, это точно. Взлетает от счастья самостоятельного движения. Глаза светятся, как фары папиной иномарки. Светятся, отражая свет солнца и радость удивления. Светятся даже днем, не то, что папин «Мерседес» – только ночью. Не веришь? Посмотри на себя или на друга, или подругу. Если тебе только четырнадцать и у тебя есть такой потрясающий велик.

У магазина происходит внеплановое столкновение. Под велосипед бросается рыжий подросток. Леночка резко тормозит, но сваливается на него. Оба кричат что-то знакомое – «про дурака и дурочку».

– Зачем кинулся под колеса? У-у-род… – гневно восклицает Лена.

– Я? Я и не думал кидаться. Это твои колеса кинулись под мои ноги! – в тон ей произносит рыжий.

– Да ты нахал! В нормальной жизни таким, как ты…

– Что? В какой нормальной? – вскипает рыжий и, потирая колено, значительно восклицает: – Жизнь – это сюр, поняла?

– Что за «сюр»?

– Сюр, – важно повторяет рыжий, – ну, почти сюрприз, ясно?

– Какой «сюр»… – сюрприз? – недоумевает Лена.

– Подрастешь – поймешь, а сейчас гони мани-мани за ремонт.

– Ремонт чего?

– Ноги! А то я…

 – Ладно, бери. Постой, тебе только половину... Сюр...

Беря доллары, рыжий, взглянув на Лену, меняет тон:

 – Но боль моя не на половину… Хотя вроде полегчало.

И уже не хромая, отходит в сторонку. А Леночка, поставив велосипед в гнездо, где колесо держит этот демократический транспорт, вбежала в магазин. Рыжий ловко, по своему сценарию, прыгает на велосипед и по-спортивному быстро отъезжает.

Подкатывает отец. Видя угон, не по-сценарному, а в натуре цепенеет. Выбегает Лена с пакетами и застывает на месте. Наконец, очнувшись, она кричит:

 – Да вон же он, угонщик!

 – Да-да, – кивает головой отец. – Мы догоним наглеца!

На «Мерседесе» они гонятся за рыжим. Но Лена, когда впрыгивала в машину, оставила покупки на асфальте. Погоня длится недолго. Рыжего водворяют в салон, а велосипед – в багажник. Судя по глазам воришки, он доволен. Один доволен, а папа и Леночка – нет. Едут молча. Рыжий ехидно «достает» папу: «Почему «мерс» выскочил на красный свет? Кто вам продал права вождения». Не выдержав, хозяин «Мерседеса» останавливается и связывает рыжего.

 – Тогда уж и рот мне заклейте? – Папа и дочка негодуют. А рыжий, улыбаясь, поясняет: – Так положено, господа.

 – Да пошел ты! Господин выискался, – кричит папа. Рыжий солидно отвечает:

 – Не хочу.

Папа хмурится. Леночка хохочет и спрашивает:

– Куда мы его?

– В полицию, – отвечает папа.

Леночка и рыжий одновременно:

– Туда не надо!

– Вы что, сговорились?! – нервничает отец.

– Нет, – в один голос отвечают виновники происшествия.

– Спелись, что ли? Солисты!

– Мы не солисты. Мы – дети, – перечит рыжий. Леночка подтверждает:

– Да, дети.

– Послушайте, детки. Вы, я вижу, друг другу нравитесь?

– Не-е-ет! – опять кричат в один голос.

Отец рассеянно спрашивает:

– А где подарки?

– Оставила у магазина, – отвечает Леночка.

– Ну и дела! – нервничает отец и смотрит на часы. – Мы уже должны быть у мамы. Опаздываем, доченька. Явимся без подарков.

– Без подарков нельзя.

Рыжий со связанными руками дает знать о себе:

 – А я на что?

Дочка и папа резко поворачиваются на зов рыжего. Отец удивлен:

 – Действительно, а на что ты нам?

 – На подарок. Возьмите меня, не пожалеете, господа хорошие, – предлагает подросток.

 – Перебьешься, господин угонщик, – возмущается отец.

 – Я серьезно. Берите, пока я добрый.

 – Ура! А что, это будет ноу-хау, – радуется Леночка.

 – Про ноу-хау не знаю, а на подарок сгожусь, – кивает головой рыжий.

 – Ты кто? – спрашивает папа.

 – Путешественник. И еще…

 – Не надо «еще», – останавливает папа.

 – Давай, папуля, вручим его мамочке. Она же любит неожиданности, и чтобы все оригинально.

 – Точно, – соглашается рыжий. – Я оригинален и для подарка сгожусь. Дня на два.

 – Слушай, господин подарочек, – вмешивается папа, – ты нас в одну минуту грабанул, а за два дня в доме все ценное стащишь.

 – Не стащу, клянусь. Я даже за эти два дня готов заплатить.

 – У тебя водятся деньги? – не верит отец.

 – Доллары.

 – Интересно, откуда, – сомневается отец и развязывает рыжему руки. – Ну, давай плати.

Нарушитель спокойствия важно вынимает из кармана две мятые купюры.

 – Ого! – удивляется отец. – И кого же ты успел грабануть?

 – Никого! – снова в один голос кричат дети, а дочь поясняет: – Он честно их заработал. У меня...

 – Как?

 – Вот, – говорит рыжий и показывает ссадину на ноге. – Так вы берете меня в подарок?

 – Берем, – за отца решает Леночка. – Только надо тебя малость почистить.

 – Не-е-е, – возражает рыжий. – Берите таким. Рынок жизни, господа. Так что, торговаться будем или сладим?

Папа тяжко вздыхает, включает мотор, и втроем они мчатся к маме.

И вот седьмой этаж, дверь в квартиру массивная и надежно бронированная. Леночка радуется:

 – Вот кайф! Фантастика, – поглядев на рыжего, говорит: – Ты хоть имя назови, подарочек.

 – А зачем? У подарков имен не бывает. А если с именем, то кайф обломается, – шепчет «подарок».

 – Что-что?! – негодует Леночка, но папа резко гасит разговор:

 – Тихо! Я звоню, а ты, шпана, будь Подарком. Хорошим. Ясно?

 – Уж постараюсь, из кожи буду лезть, а... – рыжий поднимает руки вверх. – Дед мой говорил: раньше броня спасала во время войны, а сейчас дверь спасает.

Леночка прыскает в кулачок. Папа звонит. Дверь открывается, в проеме возникает, сияя прелестью догорающей молодости, хозяйка. Смерив взглядом гостей, и уже совсем не в блеске той молодости, а в суровой броне настоящей жизни вопрошает, показывая на рыжего: «Кто это?»

 – Это вам подарок, – бесстрастно говорит рыжий.

 – Да-да, подарок, дорогая, – вторит гостю папа, а дочь, подхватывая реплику, доверительно сообщает:

 – Это сюр! Сюрприз, мамочка. Он – настоящий, не плюшевый.

Папа добавляет:

 – Ты же всегда хотела мальчика.

 – Я?! – восклицает мама. – Как понять: мальчика?

Леночка хохочет. Рыжий и папа хмурятся. Распахиваются двери соседей. Жильцы в халатах, очках, причесанные и непричесанные, одетые и полураздетые, проявляют любопытство. Нужно признаться, что в новом веке люди все так же, как и в старом веке, ходят в своих квартирах без бронежилетов, в халатах и тапочках.

 – Да ты на порог-то пусти, Маша, – шепчет папа. Но мама, еще раз смерив взглядом рыжего, говорит шепотом:

 – С этим сюром?

Гость, уловив тональность, так же шепотом отвечает:

 – С этим, с этим, – гладит себя по огненной шевелюре. Мама, мгновенно уловив что-то знакомо-театральное, лучезарно улыбается, чтобы скрыть конфуз от соседей. Леночка хохочет, папа делает довольное лицо.

В прихожей возникает рыночная прикидка ценностей между мамой и рыжим. Она жестом отправляет папу и дочку в комнату, а гостя останавливает за руку:

 – А ты постой пока здесь. Имею я право познакомиться с моим Подарком?

 – Имеешь, имеешь, – кивают головами отец и дочь, удаляясь.

Поединок взглядов мамы и гостя длится секунды. Но за это время на лбу Подарка выступают капельки пота.

 – Так-так, – загадочно говорит мама. – Ты что больше всего любишь: играть или разыгрывать?

– Деньги тратить!

– Где же ты их тратишь?

– А везде. В магазине, цирке, кино... В биллиардную пока не пускают. Зато аппараты, эти однорукие бандиты… Но я от них отказался, когда, когда… Да, ладно.

– А школа? Ты ничего не говоришь о ней, – удивляется мама.

– А что о ней говорить? Она то праздник, то наказание. У меня был праздник, когда была любимая училка.

 – Ясно. Где же еще для вас праздник, уважаемый сюр?

 – Да где угодно! Были бы деньги. С ними свобода. Да вы лучше меня знаете…

 – Это все слова, – машет руками мама. – Давай конкретно из собственной жизни пример. Ну, что молчишь? Примера нет?

 – Есть. Просто мне об этом сейчас не хочется…

 – А ты захоти и скажи. Убеди. Жизнь, запомни, игра в убеждения.

– Давно уяснил, – не сдается рыжий. – Но, если я докажу свою игру, то тогда вы становитесь рабыней моего желания. Тоже игра.

 – Однако… – удивляется мама, – ты не скромен, мальчик-сюрприз…

– Вам разве нравятся скромные сюрпризы? Братаны считают: скромный – значит тупой.

 – Заинтересовал. Согласна. Поехали. Время – деньги. Интриганчик ты…

 – А вы жадоба, – бросает гость.

 – Рынок жизни, значит, – чеканит мама.

 – Да, да, рынок, – отстраненно продолжает Подарок. Взглянув в глаза хозяйки квартиры, добавляет:

 – Но вы совсем не рыночная… И по прикиду совсем не злюка.

 – Ты не хитри, доказывай! Все рыжие такие хитрованы.

Дверь в квартиру приоткрылась, высунулись головы любопытствующих папы и дочери. А гость, приняв неестественную позу нападающего, на одном дыхании читает, да нет, не читает, а выдыхает:

А солнце тоже рыжее бывает,

И солнце рыжих уважает.

Через небольшую паузу мама признает свое поражение:

– Сдаюсь. Доказал. Рифмованные мысли твои?

– Угу, – кивает Рыжик и выскакивает за дверь.

– Куда! – в один голос вскрикнули папа, мама и дочка.

– Я вернусь, – донеслось из-за двери.

Мама метнулась вслед за гостем, но Лена остановила. Освобождаясь от дочкиных рук, прикрикнула:

 – Да пусти же! В нем что-то есть. Но почему он сбежал?

 – Не волнуйся, мамочка, он вернется.

– Ты давно его знаешь?

– Примерно час.

 – Час?!

 – Да, мы познакомились в дороге, – вступил в разговор отец. – Он хоть подарок для тебя, но сегодня не у него, а у тебя день рождения. У тебя! И разреши вручить тебе подарок.

 – А ваш первый подарок, надеюсь, вернется?

 – Вернется, вернется, – торопливо заверяет Леночка.

 – Странно, – в разговор опять включается отец, – знаю его недавно, а ощущение такое, что давно.

 – И мне так кажется, – признается мама.

 – Но дело, собственно, не в нем, а в моем подарке, – муж достает из кармана мобильник. Замечая ироничный взгляд именинницы, добавляет: – Это не совсем телефон. Это – домашний доктор. По интонации голоса и касанию пальцев он безошибочно диагностирует и…

 – Постой, остановись! А Лене подарил?

 – Ей пока рановато. Это чудо японской техники рекомендуется использовать после двадцати лет.

– Вот так! Заинтересовал. Весь вечер одни сюрпризы. Как на съемочной телеплощадке! – говорит именинница.

– Мамочка, а жизнь, по-моему, и есть та самая площадка, – одобряет подарок отца Лена. – Только без телевизионной техники. Но ты испробуй все же папин мобильник. Он супер! Такого ни у кого нет.

– А вдруг этот япошка поставит диагноз такой, что и жить расхочется.

– Не поставит, не расхочется. Он, как музыкальный синтезатор, только определяет мелодию спрятанной болезни, – объясняет Леночка.

Мать с гордостью смотрит на дочь. Уловив, что ей грозит опасность быть разоблаченной в неопасных, но почти закрытых личных тайнах, вмиг преобразившись, царственно заявляет:

 – Ладно, уговорили. Синтезаторы-ассенизаторы... Я согласна, пусть этот япончик определит мои болячки. Хотя есть вопрос: а что он еще может?

 – Он работает и как обычный мобильник.

 – И что я должна делать, если заболею?

 – Нажать на красную кнопку. Она называется «сервис вашего здоровья». А дальше выполнять его команды, – муж передает аппарат жене. – Это чудо двадцать первого века.

 – Ладно! Посмотрим, что за чудо, – мать нажимает на кнопку, раздается голос: «Назовите три любых слова, близких вам по смыслу».

– Любовь, жизнь, вечность, – заторопилась жена.

«Спасибо. А теперь нажмите верхнюю кнопку и слушайте музыку, не отнимая пальца. Время – тринадцать секунд».

Мама вслушивается в мелодию, где солирует саксофон на фоне взрывного рока, переходящего к песне ручья и загадочного предсказания кукушки. Чуть больше секунды длится тишина. Но дочь успевает выкрикнуть:

– Кайф!

Ее перебивает мобильник: «Ваш диагноз заложен в особый код генетического тщеславия, схожего с комплексом Наполеона. Следуя инструкции и позвонив нам, вы получите оздоровляющие рекомендации к аномальным проявлениям вашего сознания».

Мама швыряет мобильник в кресло.

– Да это же пирамида для выкачивания денег в Японию.

– Зачем так? Наша фирма русская. С русским названием «Фиалка».

– И сколько эта «Фиалка» у тебя уже выкачала?

– Всего двести баксов за два совета. Зато я…

– Не надо, Григорий. Ни на какие крючки-удочки японцев не клюну. А ты клюй, потрошись и тащись. Через полгода твои фиалки знаешь, что сделают с тобой?

Звонок. Жена спешит к двери. На пороге – Рыжик:

– Вот подарки, – показывает на Леночку. – Она оставила их там, у магазина.

– Я так и знала! – весело кричит Леночка. Посмотрев на нее, Рыжик продолжает:

– Твои покупки вызвали такой переполох…

– Но отчего же их никто не взял? Не украл! – восклицает дочь.

– Сегодня пакеты боятся поднимать с асфальта. Полицию вызвали, а те – фээсбешников. Они запустили робота. Толпу отогнали. Я прорвался и выхватил у робота оба пакета. Объяснил, что это всего-навсего подарки для именинницы. Меня отпустили, когда посмотрели. Если б спросили, что в пакетах, не знал бы, что ответить.

– Сейчас узнаешь, – говорит мама и нежно гладит Рыжика по голове, взглянув так, что он зажмурился – то ли от света глаз, то ли от того, что его очень встряхнуло.

– И все же… ты кто? – этот вопрос вразнобой задают и папа, и мама, и дочка.

 – Я? Че-ло-век.

 – Это мы уже поняли, – тихо говорит папа. – А имя у этого человека есть?

 – Влад, – не без гордости отвечает Рыжик.

 – Мамуль, твой подарок, ну, как Гарри Поттер в тайной комнате. Волшебства проделывает.

 – Да, доченька. В чем-то они действительно схожи.

 – Я не Гарри Поттер, – обижается гость. – Хотя он и клевый. Я – Владик.

 – Конечно, конечно, Владик, – быстро успокаивает мама и внимательно смотрит на гостя: – Ты даже лучше. И лицом… Да что же мы здесь, в прихожей, толкуем! Пора за стол. У меня ведь как-никак, а день рожденья. Позволь, Владик, мне одну слабость, – скромно вопрошает именинница.

 – Знаю, – перебивает гость, – вы по-прежнему хотите меня называть Подарком.

 – Угадал, – смущается мама.

 – Я многое угадываю.

 – Пойдем, пойдем, – зовет именинница.

 – Ой, как интересно! – радуется Леночка. А папа скупо добавляет:

 – М-да, любопытно. Я где-то читал, что мысль, сказанная вслух, материализуется.

Когда все уселись за стол, мама обратилась к папе:

 – Может, переменим тему? Я ведь, кажется, сегодня родилась, не так ли?

 – Да-да, конечно, дорогая.

 – И не дорогая. Дорогая у тебя дома сидит. Я – бывшая.

 – Да-да, – уже серьезно подхватывает папа. – Вот что я хочу сказать, бывшая дорогая, ты совсем не бывшая, а настоящая, и я, и Владик, и наша Леночка желаем тебе счастья, здоровья и долголетия.

 – Очень оригинально и свежо, и совсем не избито, – не без куража отвечает мама. – Спасибо за поздравление. Где же шампанское?

 – Вроде бы я хотел купить...

 – Всегда так! Вроде он хотел купить, вроде хотел любить, вроде... И не купил, и разлюбил... Но все равно я ему благодарна.

– Мама, – дочь умоляюще складывает руки.

– Я, Леночка, искренне говорю. Серость семейной жизни возникает потому, что муж и жена лгут друг другу. А потом это же повторяют их дети. И пошло-поехало! – именинница идет к холодильнику и возвращается с бутылкой шампанского. – Вот оно!

– А нам хотя бы брызги от шампанского достанутся? Ты не против, Владик? – Лена трогает гостя за рукав.

– Только за, – кивает рыжий.

– А вот мы против. Не так ли, Гриша? – уточняет мама.

– Да-да, я согласен.

– С кем согласен? – спрашивает Леночка.

– С именинницей. Сегодня ее день, и мое «да» на ее стороне.

– Можно встрять? – перебивает насмешливый Владик.

– Встревай, – разрешает хозяйка квартиры.

– Уже встреваю. Помните наш спор?

– Насчет желания и рынка жизни?..

– Вот-вот, мое желание – за брызги шампанского. Это я говорю не как Подарок, а как человек. Я же выиграл спор «желание»?

 – Ура! – кричит Леночка.

 – Чему ты восторгаешься? – строго перебивает ее мама. – Это я должна кричать.

 – А ты кричи, кричи. Хорошо-то ведь как, мама!

 – Давай, Григорий, откупорь бутылку, только без лишнего шума. Так и быть, мы им чуток брызнем. Так выпьем за вечер-сюрприз!

Дальше вечер взорвался очередной неожиданностью. У отца вдруг зазвонил телефон из фирмы «Фиалка». Вальяжно и спокойно он стал говорить то, что обычно говорят все:

 – Да, – но после произнесенного «да» папино лицо покрылось густой краской цвета спелого помидора, а голос приобрел металлические нотки трубы. Да не водопроводной, а оркестровой – из меди и жутко тяжелой. Тоном этой похоронно-оркестровой трубы папа выпалил:

 – Не может быть! Еду.

 – Может, – солидно добавляет Подарок.

 – Ты-то откуда знаешь? – срезает рыжего папа. Но тот, на то он и рыжий (порода, не поддающаяся вычислению), резонно парировал папин срез новым заявлением, да еще с добавкой:

 – Знаю! Бизнес – всегда минное поле. В огне…

Папа с изумлением застыл в дверном проеме и уже не голосом трубы, согласился: «Это точно!»

Когда он исчез за дверью, наступила пауза. Она наступает всегда – в любой школе, в любом классе, когда надо говорить или отвечать на вопросы. Двоечники в такой момент упрямо молчат. Но всегда-всегда в любой школе, в любом классе и в любой компании и у детей, и у взрослых за молчанием следует взлом. Потому что дух детства, соединяясь с мыслью взрослых, всегда рождает хор вопросов с большим восклицательным знаком – совсем не по правилам грамматики, зато стопроцентно по правилам жизни. Жизни и детей, и, понятно, взрослых, и даже очень взрослых. Так как мама в обществе рыжего и Леночки является взрослым человеком, то она и стреляет там повторным вопросительно-восклицательным знаком и очень даже коротким предложением:

– Так кто же ты, Владик? Где живешь?

– Вроде, подарок, – неожиданно тихо, с грустью ответил рыжий.

– Я вижу, – соглашается мама. Леночка добавляет:

– Да мы вроде все видим.

– А что, разве плохо быть подарком? У меня разве не получается? – спрашивает рыжий.

– Да нет, получается, – успокаивает гостя Леночка.

– А раз так, то пусть будет так. Подарки, кажется, должны развлекать. Им не задают вопросов. Не так ли?

– Так развлекай! – требует Леночка.

Рыжий вдруг встает на голову.

– Мы это уже видели, – почему-то равнодушно отмечает Леночка.

– А ты попробуй сама, – вдруг предлагает рыжий. Девочка хочет попробовать и роняет стул. Мама сердится:

– Не смей! В наше время на ногах не устоишь, а тут...

Леночка отступает:

– Еще чем можешь удивить? Или слабо?

– Ничего такого больше не умею, – сдается Владик. – Может стихи почитать…

– Свои? – уточняет Леночка.

– Угу, – кивает Рыжик.

– Давай, читай!

– Это мои мысли, вроде пожелания всем:

В детстве надо играть.

В детстве надо шалить

И, конечно, счастливыми всем надо быть,

Потому что у детства коротенький век.

Детство – самый большой на земле человек!

Воцарилась пауза. Но совсем не та, взрывчатая с вопросом и восклицательным знаком. А пауза с многоточием... Потому что за каждой точкой таится недосказанный, но почти всегда уловимый смысл. А, может, смыслы. И в этом смысле мама говорит:

 – Да, это стихи. Правда, доченька?

Дочь, погруженная в трехточечное осмысление, молча кивает своей почти взрослой, но пока детской головой. Трехточечное молчание было недолгим.

Потому что думать всегда труднее, чем говорить. Но в устной речи эта недосказанность молчания встречается чаще, чем в сочинениях школьников или в книгах ученых. Молчуны в жизни встречаются часто, и молчат не потому, что размышляют над сказанным. Молчат они потому, что сказать нечего. Или не хочется говорить. Примерно так думал или рассуждал про себя Подарок, глядя в молчаливые лица дочери и матери. Еще он сделал для себя открытие: молчание бывает хитрым, темным и светлым. Конечно, они молчат по-светлому, рассуждал рыжий. Взгляд его скользнул по праздничному столу, зафиксировал ветчину. Его многоточечное молчание обрело вдруг смысл и жест, и звук. Есть-то хочется!

 – Можно?

 – Господи, – всплескивает руками мама. – Конечно! И можно, и нужно. Ешьте, ешьте, а то я что-то заденьрожденилась.

 – Бы-ва-ет, – с набитым ртом солидно отзывается Подарок.

А Леночка смеялась так звонко, как могут хохотать только звонкие согласные в сказках. А наша история – не сказка, а та самая виртуальная быль, которую Подарок еще не всю знает. А вообще, кто ее знает?.. Виртуальность – это не реальность, хотя немного и быль.

Едят дружно, аппетитно, с удовольствием. Но мама не дотрагивается ни к ветчине, ни к торту. А тщательно пережевывает ломтики сыра, любуется и дочерью, и Подарком, словно день рождения у детей, а не у нее. А может, и потому, что светлая радость дней рождения у подростков бывает не только в тот самый праздничный день, но еще и когда тебе очень хорошо. Чувствуя это, Леночкина мама просит гостя:

 – Так расскажи о себе, Владик.

Владик принял умный вид и коротко говорит:

 – Я нормальный, как все, хожу прямо...

Мама с дочерью, оценив иронию гостя, хохочут разом. Не по сценарию, как в кино или телеку, а как в жизни. Потому что смех – это еще и отменный аппетит. Веселый человек в жизни употребляет большую норму смеха, потому не стареет и не болеет. Давно замечено: дети долго не стареют. И часто-часто смеются. И ты, мой друг-читатель, чаще смейся или хотя бы улыбайся. Глаза твои, рассеивая туманы обид, станут излучать солнечную энергию радости даже в пасмурный день.

Обо всем этом Влад знал не понаслышке или по учебе в школе, а из рассказов отца. При воспоминании об отце, в голове рыжего что-то дзинькнуло. С лица сошел детский свет, который зажигает волшебный фонарик. Интересно и очень даже любопытно, что этот фонарик зажигают звезды души. А без света наступает тьма, серость... Происходит как бы изменение, но не со знаком плюс, а со знаком минус. Вот такое изменение у Владика сходу подметили и Леночка, и мама. Гость понял это и резко встал из-за стола.

– Что-нибудь случилось? – всполошилась мама.

– Да нет… Мне в общем-то надо идти.

– Куда? Зачем? Постой! – не понимают дочка и мама. Владик от такого их наскока даже улыбнулся. И зажег фонарик своей души. И звезды вновь вспыхнули! Ему стало уютно и комфортно.

– Вы что так кричите? – спрашивает Подарок. Свет души опять озарил его глаза и мысли, слова звучат с тем кокетливым задором, что втягивает в вечную игру детства.

– Мы не кричим, – совсем не строго, а в тон задора парирует мама. – Мы так бурно проявляем с дочерью свое любопытство.

 – Да-да, проявляем и требуем остаться, – произносит Леночка. – Ты же мамин подарок! А подарки вручают на счастье.

– Но…

– Никаких но! – капризно выкрикивает Леночка и даже притопывает ножкой для утверждения своей правоты. – Я же тебе заплатила…

У рыжего Владика вмиг гаснет фонарик души. Он вытаскивает из кармана скомканные бумажки, протягивает Лене:

– Возьми свою плату.

– Нет! – со слезами на глазах извиняется дочка именинницы. – Ты прости, я не то хотела сказать…

– Понял, – твердо и чуть лукаво говорит Подарок и неожиданно подмигивает ей. Неожиданно для самого себя, потому что фонарик блеснул светом там, в душе, и потому, что эта «кукла» (так мысленно называет он девочку) завлекла его в бесконечную игру детства. И эта игра происходит не во сне, а наяву. Владику и Леночке совсем не хочется прекращать эту игру. А вот мамы всегда почему-то не дают доигрывать до конца детские игры. Отзывают детей то на обед, то спать, а то вообще куда-нибудь в сторонку, а не в ту, где так хорошо-прехорошо, что не хочется ни спать, ни есть, ни двигаться в противоположную сторону.

Но именинница не предлагает свой вариант, она деликатно прерывает полет мечтателей. Сама вроде чуть взлетает. Молвит просто:

– Постой, постой, доченька. И ты, мой подарочек, угомонись. Присядем. С вами я превратилась в ту далекую девчонку-проказницу.

– Ой, как хорошо, – радуются дети.

 – Да, действительно хорошо. Но, мой Подарочек ты же не плюшевый, а настоящий. Так?

 – Так-так, – хором отвечают дети.

 – И у тебя есть папа и мама. И они…

 – Нет! – резко, словно от боли выкрикивает Владик: – Их убили. А я вот живым остался.

Снова повисает пауза. Та, когда вместо трех точек недосказанности наступает другая пунктуация. Она тушит фонарики души. Мрак ночи пытается поставить жирную точку и мечтам, и полетам, и жизни. К счастью, ему не всегда это удается. Потому что жизнь бессмертна. Она живая, а не выдуманная. И всегда из точки она делает запятую. В данный момент такой запятой стал звонок. Мама мчится к двери. Стремительно входит папа. Владик-Подарок спрашивает его:

 – Что, уже потушили?

 – А ты откуда знаешь?

 – Знаю, – совсем без лукавства говорит Владик, глаза его светятся. Дети рождают многоточие и сами уничтожают жирные точки мрака. Но мрак пока непобедим, хотя его меньше, чем света. Точки мрака загоняют в клетки все: звезды и Луну, дни и месяцы, рассветы и закаты. А бесконечные световые дни жизни и мечты детей зажигают целые созвездия – и на Земле, и в небе. Дети спасают всех – таков непреложный закон жизни.

Владик вдруг садится посреди комнаты на стул, и не как взрослые, а как дети: лицом к спинке, кладет на спинку руки. Сбивчиво говорит:

 – Пожар в вашем офисе я видел. И вообще… я вижу многие несчастья после того, когда нас расстреляли… – Подавив в себе жалость, продолжает: – Мы ехали с дачи. А они нас в упор. Меня прикрыла мама. С тех пор и путешествую, целых два года. Сегодня живу у родственников, у тетки… – Спазмы в горле мешают ему говорить. – Мои родители имели все в Москве. Больше всего злюк, людей нехороших. Вот сейчас я, кажется, догадался...

 – О чем? – спросила Леночка.

 – Да это известно давно – свидетели чаще молчат. Вот что я скажу: самые богатые – это самые бедные люди. Они ведь живут в клетках, вроде как в зверинцах. А бедные, как птицы, всегда свободные. Но птицам вечно не хватает зерна, – Владик вдруг вскакивает: – Кажется, звонит мой телефон. Он закрывает уши и вслух говорит: «Скоро вернусь. Да-да, минут через пятнадцать-двадцать». – Видя любопытство всех, поясняет: – Это биотелефон. Им скоро будут пользоваться все люди. А мобильники со всеми их прибамбасами исчезнут.

– Постой, – вскакивает Леночка. – Но ведь если ты многое видишь, значит, ты видел их.

– Видел, – кивает Владик.

– Кого – «их»? – глухо спрашивает отец.

– Убийц, – отвечает девочка и так взглянула на отца, что тот замолк. Мама, тоже хотевшая что-то спросить, не решилась и слова вымолвить. Опять мрак ночи поставил жирную точку. Но на стене, как в лесу, вдруг закуковала кукушка. Все в ее сторону поворачивают головы. Становится немного легче, потому что точка исчезла, а многоточие светится в глазах у папы и у мамы, и особенно у дочери. Она спрашивает:

 – И что ты с ними сделаешь?

 – Ничего. С ними жизнь сделает все, что…

– Честно-честно? – тихо перебивая, опять спрашивает Леночка. – Но ведь ты что-то хотел сделать. Сейчас ты рассуждаешь, как «сюр».

– Как «сюр»? Если честно, то хотел их… Очень хотел. Но пусть они сами себя мучают…

Ты, малыш, дыши мечтой,

На заре дыши росой

И дыши родной страной,

Только не войной.

– Вот такие у меня родились стишата. И болезнь прошла. Но, кажись, не совсем...

Опять повисает пауза.

– А ты, я вижу, поэт, – говорит девочка.

– Нет, совсем не поэт. Мне интересно фантазировать. Иногда выходят стихи. – Владик направляется к двери.

– Постой, – останавливает папа. – Я подвезу.

– Не надо. С тех пор я езжу только в автобусе. Или в трамвае… – не договорив, он замечает глаза именинницы и, наклонившись, целует руку: – Не волнуйтесь. Я вернусь. Вы ведь, кажется, об этом думаете?

– Об этом, – отвечает хозяйка квартиры и от волнения икает. Владик вдруг крикнул:

– Ложись все!

Дочка и мама падают.

– А теперь поднимайтесь, – Владик протягивает имениннице руку. – А теперь икайте.

– Не могу, – отвечает именинница.

– Испуг лечит не только икание, но и заикание. Меня этим спасли. Совсем не врачи, а старенькая моя родственница. Там, на Украине. Она бедная, но у нее мне было хорошо. – Обращаясь ко всем, продолжает: – И вы не волнуйтесь. Я же не плюшевый. Завтра объявлюсь, – у него светятся глаза. Потому что он знает то, чего никто не знает.

А что же он знает, спросите вы. Он знает, как зажечь звезды души. И он совсем не «сюр». А если «сюр», то только чуть-чуть. Ведь что такое сюрреализм? Это когда все немного наоборот, как в жизни у взрослых. Потому что взрослые – те же дети. Только чуть-чуть наоборот.