* * *

Что случилось с тобой, моя Родина?

Зашаманили душу твою,

Обольстила змея-подколодина,

Обещавшая жизнь, как в раю.

Мне ответили сытые граждане,

Свысока озирая народ:

– Мы возмездья давно уже жаждали

За поганый семнадцатый год.

И сказали довольные граждане:

– Нам хватает достатка вполне,

Мы теперь никому не обязаны –

Ни отцам, ни великой стране.

…Мне ответили нищие граждане:

– Лишь бы не было только войны.

Да, мы голь, но не суки продажные,

Нет пред Родиной нашей вины.

И пошел я один косогорами,

По путям, где ни зги не видать,

По лесам да равнинам, с которыми

Так легко обо всем забывать.

                       * * *

 Я люблю ту великую, грешную,

 Ту, ушедшую в вечность страну,

 И за веру ее сумасшедшую,

 И за праведную вину.

 Не просила у мира, не кланялась,

 Берегла свою честь испокон.

 И прости ее, Боже, что каялась

 Не у тех, к сожаленью, икон.

 Было все – упоенье победами,

 Были разными годы и дни,

 Но над всеми смертями и бедами

 Было что-то, что небу сродни.

 И когда-нибудь праздные гости

 Спросят новых вселенских святых:

 – Что за звезды горят на погосте?

 И услышат:
 – Молитесь о них.

             СТОЯНИЕ НА УГРЕ 

 Утром долго метался блуждающий свет

 В переливах реки и разливе тумана.

 От росы тяжелел, холодел горицвет,

 В позолоте укрыв стародавние раны.

 На Руси, как и прежде, поют соловьи.

 Дикий хмель оплетает прибрежные лозы.

 Раздарила весна все наряды свои,

 Отцвела, отпотешилась в ветреных грозах.

 Перед памятью русской в извечном долгу,

 Вызревает печаль над лугами в туманах.

 И рождаются тени на том берегу

 В малахаях, со стрелами в желтых колчанах.

 И доносится тихое ржанье коней,

 И гортанные, резкие, чуждые звуки.

 Тени грозно колышутся, тыщи теней

 Может быть, до Москвы, может быть, до Калуги.

 Прозвучал колокольный призыв вдалеке

 И умолк.

 Русь, как в сон, погружается в небыль.

 Никого. Только мальчик стоит на песке

 Возле самой воды, отражающей небо.

                       * * *

 На старинной гравюре,

          где небо вразлет

 Разметалось над полем,

 Где ворон клюет

 На дороге ячменные зерна,

 Где легко и упруго

          скользят облака,

 Где не то, чтобы дни и года,

 А века,

 Исчезают, как листья, покорно.

 На старинной гравюре,

          где сонный покой

 От осокоря льется,

 И на водопой

 Пастушонок торопит отару,

 Там душа и пространство

          себя обретя,

 Так слились воедино,

          как мать и дитя,

 Как два промысла божьего дара.

 В окнах сумерки гаснут, стирая тона,

 Размывая границы гравюры и сна,

 Поля этого, этой дороги.

 Нет отары давно и ее пастушка,

 Бесприютен пустырь,

          тяжелы облака,

 И исполнено небо тревоги.

 На асфальте дорожном

          не зерна, а тлен,

 Задохнулось пространство

          в нашествии стен,

 В бесконечности небо зловеще.

 Но минувшее память жестоко хранит.

 На обломке осокоря ворон сидит,

 И возмездье в глазах его вещих.

                                              * * *

 То ли паперть, а то ли перрон.

 Молчаливо народ суетится.

 То ли свой ожидая вагон,

 То ли батюшку ждет помолиться.

 В каждом слепленном наспех лице

 Было что-то тупое, покорное.

 Пьяный мальчик рыдал об отце,

 И шептал кто-то Слово Нагорное.

 И кидалась к вагонам толпа

 В ожиданье дорожного гула,

 Чтобы тень верстового столба

 Навсегда этот день зачеркнула.

 Но откладывал поезд уход.

 И толпа возвращалась обратно

 Ожидая, что все же придет

 Тот, кто грешника примет, как брата.

 Не жалея минувших потерь,

 Каждый в счастье грядущее верил.

 И открылась за папертью дверь.

 И никто не вошел в эти двери.

                       * * *

 Не провожай меня в снега колючие,

 И если в замети нахлынет май.

 В метели белые, в дожди певучие,

 В туманы зябкие – не провожай.

 Не провожай меня навстречу праздникам

 И будням медленным не отдавай.

 Придумай что-нибудь, придумай разное,

 Но если сможется – не провожай.

 Не провожай меня.

 Не возвращаются

 Хоть раз ушедшие в далекий край.

 Пусть одиночество по нам печалится,

 Пусть снятся скатерти – не провожай.

 Не провожай меня.

 Там, за вокзалами,

 Пути положены, как два ножа.

 Нам только кажется, что так устали мы,

 Мне только слышится:

 – Не уезжай.

                         * * *

 Я не знаю, кто ходит за дверью

 И стучит осторожно ведром.

 Я не верю, не верю, не верю!

 Я поверю, наверно, потом.

 И по скользкому спуску к колодцу,

 Где калины озябшая гроздь

 Горьким светом на руки прольется,

 Подойду, то ли сын, то ли гость.

 Зачерпну той студеной водицы,

 Что пила ты от бед и разлук.

 И забуду опять помолиться

 Вечным теням святых твоих рук.

                       * * *

 Я живу на обломках идей,

 На развалинах Божьего храма,

 В государстве усталых людей,

 Посреди многоликого срама.

 И когда для надгробий кресты

 Обреченно увозят на Терек,

 Мне на память приходят киты,

 Что выбрасываются на берег.