В 1930-1940-х годах на окраине Новохоперского района  в считанных километрах друг от друга соседствовали два колхоза – «Октябрь- Централь» (им. Тельмана) и «Лоло Октябрь».  Первый – немецкий,  второй – цыганский... 

1. Хоперские немцы

Несколько лет назад в Германии вышла книга «Das Dorf Zentral» (Деревня Централь). Она посвящена маленькому, затерянному в Черноземье поселку Новохоперского района. Автор издания  Сюзанна Исаак  с помощью старинных фотографий и воспоминаний центральских немцев, ныне живущих в Германии и Канаде, воспроизводит историю немецкого поселка Централь до 1941 года. Книга открывается предисловием, написанным автором: «Когда всех жителей моей родной деревни Централь ранним утром 20 октября 1941 года на повозках, запряженных лошадьми, отправили в эвакуацию, мне исполнилось 14 лет. Мы смотрели на Централь в последний раз и понимали, что никогда, никогда больше не увидим постройки немецкой деревни. Никто не знал, что нас везут в  Сибирь. Недавно, вспоминая умерших при эвакуации центральцев, у меня появилась мысль, что нужно сохранить память наших отцов и матерей. С собой в далекую Сибирь я взяла школьную сумку. В учебнике по географии была напечатана карта России. На этой карте я отмечала карандашом линию от одной железнодорожной станции до другой. Первой отметила станцию Новохоперск…

Я родилась 28 марта в немецкой деревне Централь. Деревня лежит южнее железнодорожной станции Новохоперск. Мои родители Петр Петерс, 1880 года рождения, и Екатерина Петерс (урожденная Ремпель), 1887 года рождения. Они приехали сюда молодыми вместе со многими другими немецкими семьями. После того как немцы были высланы, село заселили другие люди. С 1977 года я, Сюзанна Исаак, живу в Германии…».

Откуда здесь взялись немцы?

Приехавшие в Новохоперский район из Украины в начале прошлого века немцы - это потомки немецких колонистов, привлеченных правительством Екатерины II для заселения окраинных земель в Таврической и Самарской губерниях. Одна из версий объясняет приезд немцев в наши края тем, что управляющим одного из поместий Раевских был немец Петер Пеннен, который и пригласил сюда своих соотечественников. Немцы выкупили у Раевских земли и поселились на хуторе Центральном. Всего здесь жили около 150 немецких семей. По вероисповеданию они были меннонитами.

Семьи немцев были очень большие - по 12-14 детей. Но жили, несмотря на это, зажиточно. Каждая семья имела земельный надел (по 300-500 десятин). Занимались растениеводством и животноводством. Предпочтение отдавалось выращиванию элитных сортов свеклы и разведению лошадей. Почти в каждом доме была своя крупорушка, коптильня. В складчину строили предприятия. В Централи работали маслобойка, кирпичный, сыроваренный заводы, пекарня, кузня, плотницкая.

Возводилось много домов. Немецкие дома (многие из них стоят в Централи и поныне) отличались высокими чердаками, где хозяйки обычно развешивали сушить белье. Под одной крышей с домом строились сараи и другие подсобные помещения. Чистота и порядок в поселке были необыкновенные. Вдоль улиц выкладывались деревянные тротуары, по краям которых сажали цветы. Перед каждым домом закладывался сад. Одним из самых красивых мест в деревне считался пруд. Он был выложен бетонными

 плитами и окружен парком. Между собой немецкие поселяне говорили как на своем родном, так и на русском языке. Вообще же, сначала в школе преподавали на немецком языке, русский считался иностранным.   В 1920-х годах иностранным стал немецкий.

«Святая земля»

Осенью 1941 года все немцы из Централи были высланы в Сибирь и Казахстан. В то время здесь оставались всего три русские семьи. Весной 1942 года пустые немецкие дома стали заселять беженцы. Многие домовладения были подвергнуты разорению и грабежу... Обо всем этом и многом другом и повествует книга Сюзанны Исаак. В самом ее начале вместе с  вступлением привлекает внимание большая фотография уже упоминавшейся географической карты, план Централи с подробным объяснением, какие семьи где жили, и стихотворение Генриха Мантлера «Святая земля», посвященное Централи. Книга написана на немецком языке и содержит восемь глав. Название первой переводится буквально как «Из времени основания - высказывания старейших жителей» и содержит воспоминания о том, как заселялась Централь, как жили первые немецкие поселенцы и многое другое. Так, в воспоминаниях Хелены Классен читаем: «Первые переселенцы приехали из Украины в 1907 году. Первые дома строились из кирпича. Глиняные кирпичи служили так же, как дерево, их формировали из глины, соломы и воды. Крыши крыли черепицей...»

Самой большой по объему является вторая глава, посвященная описанию семей, проживающих в Централи. Всего в ней упоминается о 49 семьях. Их члены, как и Сюзанна Исаак, живут сейчас в Германии, ведь весь материал для книги собирался именно там. Здесь представлена история семей Зименс, Пэткау, Хармс, Тисен, Вэлк, Мантлер, Унгер, Краузе, Паулс, Регир, Фаст, Блок...

Каждая часть состоит из семейных фотографий, сделанных еще в Централи, и воспоминаний членов семьи, многих из которых вывезли оттуда детьми. Первое, что бросается в глаза на фотографиях - это лица смотрящих с них людей. Серьезные, вдумчивые... Даже на свадебных фото женихи с невестами не улыбаются, а смотрят в объектив, осознавая всю ответственность совершаемого ими шага, зная, что впереди - наполненная трудом и заботами о детях жизнь. Кстати, браки центральские немцы заключали строго внутри своей колонии.

Поражает на фотографиях и одежда. Богатая по тем временам, добротная, аккуратная. На мужчинах - строгие костюмы, галстуки, шляпы, из карманов выглядывают цепочки часов. Женщины - в длинных платьях, украшенных тончайшими кружевными воротниками. А какие нарядные дети! Вышитые костюмчики, платьица, у девочек - в волосах красивые бантики и ленточки. Из множества фотографий (их число объясняется тем, что в Централи имелся свой фотограф) можно найти только одну-две, на которых дети запечатлены босиком. И это при том, что в семьях, повторяем, насчитывалось по 12-14 человек.

Следующая глава повествует о Централи 1920-х годов. Открытие сыроваренного завода, первый трактор, купленный Генрихом Краузе, соревнования велосипедистов, музыкальный оркестр (гитары, скрипки, контрабас) - все говорит о том, что и после революции Централь оставалась крепкой и зажиточной. Несмотря на все разрушительные перемены в России, в немецком поселении главными по-прежнему оставались труд и порядок. К тому же пока страна находилась в условиях НЭПа…

А потом началась коллективизация. Вот что по этому поводу вспоминает в книге бывший житель Централи Абрам Пэткау: «В начале поселения, в 1908-1910 годах, 40 землевладельцев имели 32 американские жатвенные машины и молотилки, по 8 лошадей. Йохан и Хайнрих Петерс имели моторы марки «Бэнц» и вообще все, что нужно крестьянину. После революции половина земли была отрезана. В каждом дворе имелось по 1-2 лошади. Два-четыре земледельца объединялись и вместе обрабатывали землю. А осенью считали снопы. Сколько-нибудь сдавали в государство. Так мы опять занимались хозяйством. А потом осенью 1929 года, не учитывая наших желаний, началась коллективизация. Из частных владений жителей деревни в колхоз было собрано свыше 200 лошадей, около 300 коров, 3 большие молотилки, маслобойка, крупорушка, телеги, плуги и другой инструмент. Все устремилось к гибели... Коммунистическая партия руководила, но понятия в сельском хозяйстве не имела и делала большие убытки...».

Едва ли это мнение можно было высказать вслух в те годы. Поэтому внешне все выглядело благополучно. В пятой главе, рассказывающей о 1930-х и 1940-х (последних) годах, сообщается, что в Централи был организован колхоз «Октябрь-Централь», впоследствии переименованный в колхоз имени Тельмана. Открыты детский сад, колхозная столовая, клуб, построен свинарник, появился первый мотоцикл. В этом же разделе встречаются фотографии о полевых работах. Если все предыдущие знакомят нас с людьми в праздничной одежде, больше похожими на помещиков, чем на крестьян (видимо, запечатлевать принято было только торжественные случаи, оставляя трудовые будни за кадром), то теперь история Централи предстает рабочими полеводческими бригадами с вилами, граблями и лопатами. А еще - маевками, пионерскими отрядами и собраниями. Русские немцы жили в духе нового времени. Правда, работать продолжали по-старому - их колхоз был одним из самых богатых в районе. К тому же немецкие колхозники помогали возникшему рядом, в поселке Дубовое, цыганскому колхозу. «Лоло Октябрь» был образован из кочевых цыган. Петь и плясать табор умел на славу, а вот обрабатывать землю у вчерашних кочевников получалось когда как. Тут-то и приходили на помощь немцы.

До глубины души трогает последняя фотография пятой главы. 1941 год. Весенняя экскурсия центральцев в Рожновский лес. Дети, женщины, мужчины запечатлены в только что пробудившемся от зимней спячки лесу. У многих в руках букеты с первыми весенними цветами. На фотографии - 72 человека. Настроение у всех приподнятое, бодрое, веселое. Весна! Впереди лето. Никто даже не предполагает, что собирать урожай им уже не придется, что осенью они отправятся в далекое путешествие. Для некоторых оно обернется смертью. Для большинства - закончится через многие-многие годы постоянным местом жительства в Германии или Канаде.
 

«Такая наша судьба»
 

Кроме фотографий и воспоминаний, в книге представлены документы, в основном свидетельства о смерти. Во время войны почти всех центральских мужчин, к тому времени живших уже в Сибири, забрали в трудовую армию, на лесоповал. Условия жизни и труда там были такие, что многие из них выдерживали недолго. В шестой главе публикуется список мужчин, взятых в 1942 году на рабочую службу в спецлагерь. 55 человек. Рядом другой список. Тех, кто умер там из-за невыносимых условий труда и голода. В нем - 23 фамилии.  В выданных их родственникам документах в графе «причина смерти» читаем: «гангрена легких», «воспаление легких»…

Есть и другие записи. «Расстрел, - сообщается в свидетельстве о смерти Андрея Регира. - Приговор приведен в исполнение 2 октября 1941 года в Борисоглебске. Место захоронения неизвестно». Рядом – справка о реабилитации. Обвинительных приговоров по политическим мотивам и реабилитационных документов к ним в книге приведено немало.    

Испытания того времени коснулись и семьи автора книги Сюзанны Исаак. Так, в главе «Личное» она приводит письмо своего брата, 20-летнего Генриха Петерса, из тюрьмы. Оно датировано 9 января 1945 года, написано по-русски, без единой орфографической ошибки. «...Я уже шестой месяц лежу в больнице, - пишет юноша. - Болею малярией. Никак не поправлюсь. Временами чувствую себя ничего, временами плохо. Питания, которое нам дают, мне сейчас хватает, потому что аппетит неважный. Зуза (автор книги –С.Е.), твое письмо я разобрал с большим трудом. Прошу, пиши яснее. Мария, ты бы тоже написала. Я чувствую, что вам тяжело, но такая наша судьба.  Надежды я еще не потерял. Не теряйте и вы. Меня осудили на 10 лет. Но я думаю выйти раньше. По окончании войны, может быть, будет амнистия! Больше писать нечего. Пишите как можно скорее ответ. С сердечным приветом и воздушным поцелуем ваш верный брат Генрих!!!»

Больше о брате сестры никогда ничего не слышали. Переводом этого письма на немецкий язык и заканчивается 217-странична книга о центральских   немцах.

Возвращение
 

Книга закончена, а жизнь продолжается. И в новохоперской Централи опять живут немцы. В конце 1960-х - начале 1970-х годов некоторые из них вернулись в Централь. Сначала приехали Краузе, Ремпель, позже - Клейн, Зименс, затем - Петерс. Именно Андрею Андреевичу Петерс, дальнему родственнику Сюзанны Исаак, и прислали эту книгу его живущие в Германии сыновья.

…К моменту начала войны Андрею Андреевичу было 15 лет. Он только что закончил 9 классов в Центральной школе, и отец решил отдать учиться сына дальше, в город Новохоперск. Уже и квартиру здесь сняли: улица Въезжая, дом 3.

- Отец работал в колхозе конюхом, мать - на свекле. Трудились с утра до ночи, - вспоминает Петерс. - Семей с фамилией Петерс в Централи было несколько. Поэтому их называли Деревянные Петерс, Водные Петерс (мужчины этой семьи умели находить водяные жилы) и Садовые Петерс, которые сначала поселились в Каменка-Садовке.

В августе 1941 года отца Андрея Андреевича забрали в трудовую армию. А дети с матерью разделили общую участь жителей Централи: промозглым осенним утром с узлами, в которые разрешили собрать все только самое необходимое, были посажены на поезд и отправлены в Сибирь. Конечной остановкой этого нелегкого путешествия стала маленькая станция Татарская Новосибирской области. Здесь они почти неделю жили возле железной дороги. Потом было приказано ехать на маленькую глухую станцию Угуй. Перед их приездом в Угуй там прошел слух, мол, привезут пленных немцев, может, даже самого Гитлера.

- На работу водили под конвоем, - вспоминает Петерс. - Выдавали ботинки с деревянными подошвами и отправляли рубить лес. Когда к нам чуть позже приехал отец, его тоже забрали на лесоповал куда-то под Свердловск. Оттуда ни мой отец, ни его брат не вернулись..

Немного легче в моральном плане, по словам Андрея Андреевича, русским немцам стало жить после Сталинградской битвы, «когда наши пошли вперед».

После войны Петерс остался жить в Сибири. Построил здесь дом, женился. Кстати, в Централи они с будущей женой жили напротив друг друга. В 1959 году переехали в Киргизию. Здесь  Андрей Андреевич много лет отработал на заводе слесарем-мотористом, получил звание «Ветеран труда». После развала СССР сыновья Петерс собрались перебираться в Германию и позвали с собой родителей. Но те вспомнили о Централи. И защемила душа, и позвала в дорогу память.

«Около реки Татарка располагается несколько чудесных дубрав. Есть здесь прекрасный источник...» - эти строчки из воспоминаний бывших центральцев, ныне проживающих в Германии. У них все это в сердце. А у Петерса - перед глазами: вот уже более 20 лет он живет в местах, где прошло его детство.

- Когда приехали в Централь, мне показалось, что деревня мало изменилась. Только улицы запущенней стали,  – рассказывает Андрей Андреевич. - Мечтал купить дом, в котором родился, но семья, проживающая там, не согласилась на продажу.

Несмотря на то, что почти всю жизнь Андрей Петерс говорил на русском, немецкий язык помнит и иногда общается на нем с центральцами-соотечественниками. На вопрос кем же он себя считает - русским или немцем, отвечает:

- Я немец, который всю свою жизнь трудился на благо России. Немец с русской душой...

***
 

Было ли оправдано выселение немцев необходимостью военного времени? Возможно, да. Шла большая жестокая война, развязанная их соотечественниками. Предугадать ход истории не мог никто...
За что многие из них подверглись репрессиям? А за что бесследно сгинули в сталинских застенках тысячи русских людей?.. Чем было продиктовано жестокое обращение с мирными немцами во время войны? А чем можно объяснить не менее обидное и подозрительное отношение к своим соотечественникам, вернувшимся из немецкого плена?..

К сожалению, судьба России полна горьких, трагических страниц. И немцы, однажды выбравшие ее своей родиной, в полной мере разделили участь всего народа. Многие из них не выдержали и уехали. Другие, прикипев к русской земле сердцем, остались. Но и те, кто уехал, несмотря на все испытания, перенесенные в России, не хотят ее забывать. Пример тому - книга Сюзанны Исаак.

- Я помню ее девчонкой, - говорит Петерс, - она на год раньше меня в школе училась. Общительная была очень веселая. Спасибо ей за великое дело – сохраненную память.

В наше время в Централи вместе живут русские, немцы, гуцулы, молдаване. Бьет здесь красивый родник с холодной и чистой, как слеза, водой. И его живительной влаги хватает на всех. 

2. Новохоперские цыгане помогли Сличенко

С таким пожеланием счастья  более  шестидесяти лет  назад  большая толпа  цыган провожала со станции Новохоперск в Москву щупленького паренька Колю Сличенко. Сейчас  народному артисту СССР, певцу, актеру, художественному руководителю знаменитого цыганского театра «Ромэн»  Николаю Сличенко под восемьдесят. В России его называют королем цыган и князем русского романса, японцы окрестили на свой  лад «господин «Оци Церни». В Париже после концерта в Олимпии  искушенные французы несли его на руках. На Площади звезд в Москве заложена  его именная звезда. Именем артиста названа одна из звезд  в небе. А начиналось всё на новохоперской земле…

Был когда-то в Новохоперском  районе, недалеко от поселка Централь, хутор Дубовое. Он известен тем, что в 1930-х годах здесь был организован единственный в районе цыганский колхоз. Просуществовал он не очень долго, но пользу принес большую.  Не будь  того цыганского колхоза, возможно, мир не получил бы великого артиста.

Два воспоминания. Николай Сличенко  родился  в Харькове. В войну на его глазах немцы расстреляли отца.  О том, что было после, он  рассказывает в одном из своих интервью:

- В марте 1943 года мы выехали из Харькова.  Помню, как мы покидали город: ночь, наша кибитка, запряженная голодной клячей, еле тащится по разбитой дороге, а немецкие самолеты бомбят беженцев с воздуха. Из повозок все разбегаются, зарываются в снег, и только мы сидим, не двигаясь. Мама прижимает нас к себе и накрывает иконой: мол, если погибнем, то вместе.

Мама отправила меня в цыганский колхоз «Лоло Октябрь» -  был такой в Новохоперском районе Воронежской области. Надеялась, что там я хоть немного отъемся. В колхозе  жили мои родственники - не близкие, но родная все-таки кровь. В этой деревне меня приняли, приютили: в каждом доме я был, как сын, брат, -  близкий человек, одним словом. Мне давали кусок хлеба, усаживали с собой за стол. Потихонечку я там рос, помогал взрослым, был учеником кузнеца.

Шло время, война закончилась, а я по-прежнему оставался в цыганском колхозе.  Какие бы житейские беды цыганам ни выпадали, они не унывали. Вечерами молодежь собиралась у костра, пела, плясала  -  ну и я старался от остальных не отставать. И чем больше взрослел, тем чаще мне почему-то говорили: «Тебе бы, Никола, в Москву - есть там театр «Ромэн». Шел не то 1949-й, не то 1950-й год - мне уже было тогда 16 лет, и я понимал, что все это несбыточные мечты. Ну о чем разговор? Кто я такой? Где Москва, где цыганский театр?  Но мысль стать артистом запала в душу, и как-то, когда в очередной раз на эту тему возник разговор, спросил: «А как мне туда добраться? Каким образом дойти до Москвы?». И тут седой цыган затянулся своей трубкой и обвел всех взглядом: «Ну что, ромалэ, поможем парню?»

 Колхозники ведь тогда зарплату не получали, за галочки работали. Несколько семей скинулись по полмешка пшеницы, продали зерно и на вырученные деньги купили мне билет до Москвы. Таким вот образом  меня собирали в дорогу. Провожали толпой, от мала до велика, посадили в вагон. Билет был в один конец...

А вот что вспоминает жительница города Воронежа Нина Анисимовна Горшнева (в девичестве Сиднивец):

- Я родилась на хуторе Дубовое.  Он был маленьким – всего-то двенадцать двориков. И практически все жители приходились друг другу родственниками. Жили неплохо, у родителей своя мельница была, подворье. Трудились от зари до зари. А когда началось раскулачивание, почти весь хутор попал под выселение. Объявили кулаками и нашу семью. Нас уже  собирались отправить в Казахстан, но отец  написал старшему  сыну в Москву – тот служил в кремлевских войсках. И вскоре в сельсовет пришло письмо от самого Калинина с требованием оставить в покое семью красноармейца.

Так  мы остались в поселке одни. Было скучновато. Но очень скоро – веселья стало хоть отбавляй. В Дубовое переселили цыган. В поселке был образован цыганский колхоз. Он назывался «Красный Октябрь», а в скобках писали «Лоло Октябрь». В те годы советская власть вела кампанию по приобщению цыган к земледелию. Цыгане оказались порядочными людьми, вначале категорически отказались вселяться в чужие дома. Жили в своих шатрах, в яблоневых садах.  «На чужих слезах мы обосновываться не хотим!» - заявил новой власти представитель цыган Михаил Иванович Бобров.

Привыкали мы к новым соседям и их быту с опаской. Помню, мама очень волновалась, а отец ее  успокаивал: «Поживем, увидим».  По вечерам слушали цыганские романсы, бравшие за душу. Первое время я даже училась в цыганской школе, поскольку русской поблизости не было. Там мы жили на полном государственном обеспечении: ходили в форме, питались бесплатно, что тогда считалось большой редкостью. Учиться, правда, приходилось по учебнику Панкова на цыганском языке. Буквы русские, а диалект слух режет. Но цыганский язык мне давался легко. Позже я стала учительницей  в этой же цыганской школе.

Колю Сличенко я помню. Он приехал в колхоз вместе с дедушкой откуда-то из Харькова. Поселились харьковчане в доме известного цыгана, снявшегося в фильме «Последний табор». Мальчишкой Коля был озорным и веселым, хорошо пел и танцевал. Вместе с ним и другими ребятами мы давали концерты для полеводческих бригад.

Позже я вышла замуж за военного, приехавшего в отпуск в наши края. На регистрацию пришли все.  Цыгане с танцами и плясками сопровождали нас с Сашей до самого сельсовета, где мы и расписались. А потом я уехала с мужем. А моя сестра связала свою жизнь с  цыганом, и всю жизнь они дружно прожили, хороших сыновей вырастили…

***
 

Кстати, в дополнение к этому рассказу – несколько любопытных фактов. В 1927 году для цыганского языка в СССР  была разработана письменность на базе русского алфавита. Главное правило этой письменности - пиши, как слышишь. Цыганский  алфавит включал 32 буквы. В нем было две буквы «г» - обычная и дополнительная буква ґ (для г-фрикативного, южно-русского),  а буквы щ, ъ отсутствовали.  В цыганском языке 6 падежей: нет родительного и предложного, зато есть отложительный и притяжательный.

Выходили книги, журналы, учебники, словари  на цыганском языке. У истоков  издательской деятельности цыган стоял крупнейший деятель цыганской культуры поэт и переводчик  Николай Панков (тот самый, по чьим учебникам учились в новохоперском цыганском колхозе).  В  Москве был открыт первый в мире цыганский педагогический техникум.
Но уже в начале 1950-х годов  специальным закрытым постановлением было ликвидировано преподавание цыганского языка в школах. Прекращена издательская деятельность на цыганском языке, закрыты цыганские школы и техникум.

«Знаем и помним»

Нужно отметить, что новохоперский «Лоло Октябрь» продержался по сравнению с другими цыганскими колхозами достаточно долго. К 1938 году по стране было создано 52 цыганских колхоза. Но большинство из них либо быстро распались, либо были уничтожены в ходе фашистской оккупации и никогда больше не возрождались. Колхозная система сама по себе полностью противоречила цыганской ментальности. Подавляющее число кочевников не испытывало тяги к земледельческому труду, не обладало необходимыми навыками.  В Чувашии, например, история цыганского колхоза закончилась не начавшись. Цыганам только успели выделить землю, как они исчезли. В результате местный сельсовет отчитывался: «Коллектив кочующих цыган под руководством старшего Лебедева  в настоящее время на территории сельсовета не находится, а где они – об этом сельсовету неизвестно…»

В 1950-х годах, когда началось укрупнение хозяйств, «Лоло Октябрь» в поселке Дубовое влили в другой колхоз. Цыгане стали уезжать в поселок Новохоперский. Обосновывались в Кочерге.  Дома там были дешевые, и рынок рядом. Вскоре Дубовое опустело, а потом и вовсе исчезло с лица земли.

В Кочерге до сих пор живут потомки председателя цыганского колхоза Михаила Ивановича Боброва. Того самого, который отказался вселяться в чужие дома. И этому есть объяснение –  до того, как он оказался в цыганском колхозе, его семью в Богучарском районе тоже раскулачили, а их выгнали из дома. Именно Бобров приходился родственником матери Николая Сличенко. Он же, как председатель колхоза, отправлял юношу  в Москву.

Рассказывает внук Михаила Ивановича - Юрий Борисович Бобров:

- Дед в цыганском колхозе был в большом почете. Цыгане, конечно, не всегда стремились работать, иногда могли сказать председателю: «Подожди, у нас свои дела». Но он следил за этим строго. Его слушались.   У многих за работу  и почетные грамоты были, и вымпелы разные. У деда было 9 детей. И Сличенко он приютил. А когда тот уезжал в Москву, отдал ему свои сапоги. Когда Сличенко учился в Москве, цыгане передавали ему гостинцы. Дед умер в 1962 году.  Похоронен в Кочерге. Конечно, он уже знал, что Сличенко достиг успеха. И радовался этому.

Михаил Иванович Бобров чуть-чуть не дожил до того дня, когда Николай Сличенко вернулся в Новохоперск и дал в клубе железнодорожников  один-единственный концерт. Было это в начале 1970-х годов.  Клуб был переполнен. Воспоминания о том концерте новохоперцы хранят как легенду.

Павел Николаевич Гусаков - правнук Михаила Ивановича Боброва.  Он родился через 25 лет после того, как хутора Дубовое не стало. Но всё, что связано с цыганским колхозом, знает хорошо. Цыгане сохраняют и передают друг другу эту историю.  Павел рассказывает, что когда он учился в школе, отец возил его на место бывшего поселка Дубовое. Там оставались сады и погост, на котором лежит немало цыган.

...С тех пор прошло еще больше двадцати лет. Наверное, нет уже  в тех местах и садов. Только вечный странник ветер  кружит по округе, будто разносит  когда-то услышанные здесь  цыганские песни. В них все та же жажда воли, жизни и счастья. Кто возьмет их недюжинную силу?..