* * *

На честном слове держатся миры,

Души и плоти хрупкая основа.

Давно бы всё сошло в тартарары,

Но кто-то дал однажды это слово.

Меняются условия игры,

Хрустят, как стёкла, робкие надежды,

Трепещут и шатаются миры.

Но тот, кто слово дал,

Тот слово держит.

Презревший и хулу, и похвалу,

Он осеняет всякую обитель.

И знает он,

Что я тебя люблю,

И что тебя я никогда не видел,

Что ты устала ждать, и я устал.

Стократно ты, а я тысячекратно.

Но он за нас с тобою слово дал,

А слов своих он не берёт обратно.

* * *

Там, на фотокарточке пропавшей,

Старый друг сжигает партбилет!

Скорость света меньше черепашьей,

Ибо не до всех доходит  свет.

Ну, и что, что сжёг. Игра и только.

Разливай коньяк, лучистый бес.

Выдохнув, скажу: «Дурак ты, Колька.

Всё равно, с билетом или без.

Потому как в русском диком поле

Ничего не пропадает, брат.

Тут не только рукописи, Коля,

Тут — и партбилеты не горят…»

* * *

Спит старый холостяк и инженер,

Обняв руками русские сугробы,

Собой являя истинный пример

Презренной человеческой хворобы.

Как ему дорог сей невинный снег,

Так мягко обрамляющий дорогу,

Он, мудрый и печальный человек,

Всецело понимает, слава Богу.

Он не приемлет сон как злую тьму,

Как зверя в трёх шагах от остановки.

И кажется ему,

Что здесь ему

Немного лучше, чем в своей хрущёвке.

Нездешних скрипок искажённый звук,

Огней далёких смутное виденье.

Ах, если б вы представили, мой друг,

Всю красоту бесстыжего паденья!

Когда ты целый мир лобзать готов,

Нечаянно попав виденьям в сети.

Обстрел посольств,

Замена паспортов…

Да что они там, Господи, как дети?!

Свои герани ставят на окно,

Хранят вино для пришлых кавалеров —

Как это примитивно и смешно

Для всех холостяков и инженеров,

Пирующих в объятиях мечты,

Неслышно бормоча в бреду незрячем:

«И были наши помыслы чисты…»

Но это — ничего уже не значит.

* * *

Полетев по холодной России,
Протрезвели мои соловьи.
Не курю я, мои дорогие,
И не пью, дорогие мои.

Изучаю язык и манеры
И вникаю в основы основ.
И вторично вступать в пионеры
Я хоть ныне, хоть завтра готов.

Но безгрешный огонь мне не светит,
Ибо вызнал умом и хребтом,
Отчего появляются дети
И куда исчезают потом.

Почему в золотом водопаде
Грозовой утопает разряд,
Для чего на церковной ограде
В полнолуние черти сидят.

Всё-то вижу я зреньем подкожным
Всё-то знаю: где край, где стезя.
И меня убивать уже можно,
Год назад — ещё было нельзя.

Год назад ещё в мире и вере
В тихом сердце моём, как в тени,
Укрывались и люди, и звери,
И любили друг друга они.

Но какая-то внешняя сила
Из души безмятежной моей
Поначалу зверей исключила,
А теперь исключает людей.

В зачарованной жизненной чаще,
Где сгорели перо и тетрадь,
Ничего нет больнее и слаще,
Чем людей из себя исключать.

* * *

На дворе дождишко редкий

Сыплет прямо на отца.

Он сидит на табуретке,

Чуть пообок от крыльца.

Он печален, как собака,

И седой, как Дед Мороз,

Он вот-вот готов заплакать,

Да, видать, стыдится слёз.

Рвусь отчаянно и смутно,

Безотчётно, как в бреду.

— Пропусти! — кричу кому-то, —

Дай-ка я к отцу пройду.

Видишь, там отец мой рóдный!

Одинок и изнурён.

Может, он сидит голодный,

Может, выпить хочет он.

Он пускает кольца дыма

Удивлённо в небосвод.

Ни страны своей родимой,

Ни меня не узнаёт.

Пропусти, страна родная,

Не толкай так больно в грудь.

Может, он меня узнает…

Может, вспомнит как-нибудь.

* * *

На исходе рабочей недели,

Проклиная свой каторжный труд,

Полицейские Джон и Тетеря

Вдоль по Питерской в баню идут.

Баня прочих забав не дороже,

Но зато здесь не встретят в упор

Ни родные бандитские рожи,

Ни гундосый майор-крохобор.

Есть у каждого грусть-лихоманка,

Тайный крест свой и тайный недуг:

Джона гробит жена-наркоманка,

У Тетери детишек пять штук.

Сколько накуковала кукушка,

Столько им и дежурить вдвоём.

Синий кафель и пенная кружка,

И гори оно синим огнём!

Кружки сдвинутся глухо, как двери

В электричке в полуночный час.

— У кого сейчас лучше, Тетеря?

— Что ты, голубь, у всех как у нас.

В белых простынях белые люди.

Только пена пивная белей.

— Слышь, Тетеря, за что нас не любят?

— Хто не любит?

— Да ладно уж, пей.

Сладко млеют и руки, и ноги,

И в подмышках не мучает зуд.

Если есть полицейские боги,

То они где-то в бане живут.

Там они завывают как звери

И пируют средь тёмных ночей…

Говорят, что их видел Тетеря,

Но с похмелья принял за чертей.

* * *

Природа — весёлая пташка,
И в полном согласии с ней,
Кто носит штаны на подтяжках,
Тот, значитца, всех и умней.

Подёргает левую лямку
И перешагнёт океан,
Подёргает правую лямку —
И деньги слетятся в карман.

А если задержит по злобе
Его полицейский наряд,
Он дёргает сразу за обе —
И те его водкой поят.

Я это давно замечаю,
Хоть принцип никак не пойму.
Я их по одёжке встречаю,
Им честь воздаю по уму.

С того я и счастлив по сути,
Смеясь и ликуя во сне,
Что эти чудесные люди
В моей проживают стране.