ЖЁСТКИЙ ДИСК

Вставишь в щель контрафактное ди-ви-ди,

заскрежещет думающая машина,

на, мол, чёрт тебя побери, гляди:

в нашем мире – полная чертовщина!

И опять, как дурак, ты глядишь в экран –

на метанья плоского монитора,

словно что-то забыл или что украл,

только что-то уходит впотьмах от взора...

Там иллюзия лезет на свет из дыр –

там попса летит саранчой на рощи,

там игрушечный бьётся и воет мир,

в этом малом мире живётся проще.

Но судьбу о милости не проси:

не щадит нормального человека

наша жизнь виртуальная на Руси

от начала дней до скончанья века...

Потому откуда-то лезут сны,

как колючку, окрест расставляя сети, –

неспроста по всем тупикам страны

зависают граждане в Интернете...

Там истории маленьких неудач,

там вольготно всяческим странным харям...

...А когда-то молод был и горяч

и любил шататься по фестивалям.

И опять со скрежетом жёсткий диск

провернётся, чтобы на мониторе

промелькнул проплаченный мелкий риск

в безголосом хоре.

А в груди позёмка и смертный мрак,

словно душу твою втихаря украли…

...А когда-то был молод и не дурак

и любил кино на большом экране.

НИКТО

Свежий оттиск из книги «Даггерротипы»

(Иннокентий Анненский)

Он подписался Ник. Т.-О.

на первой книжице творений,

профессор, царскосельский гений,

в тяжёлом драповом пальто.

О, кипарисовый ларец,

в котором с трепетом хранится

невероятная страница,

где оттиск судеб и сердец.

В туманном отсвете свечи

таятся горечь и обида...

О чем он хмурился в ночи

над переводом Еврипида?

На гимназических скамьях

труды Петрарки и Прудона,

а снег в саду желтел впотьмах,

как стены вечного дурдома...

У каждого своя судьба,

у каждого своя Голгофа,

вдруг на вокзале Петергофа

он взялся за сердце, хрипя...

Качнулся с мыслью в аккурат,

дыша божественным эфиром,

о том, что вечно виноват,

но не виновен перед миром.

Судьбой подаренная милость

иглою вспыхнула в груди,

что прошлое уже свершилось,

а будущее – впереди...

Пронизанный нездешним светом,

ушёл в неведомую темь...

Что это значит – быть поэтом?

А это значит – быть никем.

НЕТЛЕННОЕ

Александрийский стих – размеренный и ровный,

а страсть затаена в словесной глубине,

александрийский стих как брат единокровный,

увереннее с ним на Мировой войне...

На Третьей мировой, чей рокот нескончаем,

я прожил при войне единственную жизнь:

она идёт в Кремле и за вечерним чаем,

на всех материках, она идёт: -  Держись!

Пророчества сбылись – зрачок Большого Брата

ощупывает вас незримо и хитро:

о вас известно всё – болезни и зарплата,

с кем спите вы и где спускаетесь в метро...

Вся ваша жизнь теперь скрипит на жёстком диске,

невиданный досель, весь мир под колпаком:

интимные дела, финансовые риски, -

хоть каждый день грози в экраны кулаком.

Державные мужи выруливают круто –

и тошнотворно от охотнорядских харь...

В эпоху перемен изменчива валюта, -

александрийский стих надёжен, как и встарь.

Классическая стать, прозрачная цезура,

как будто в глубине гудит металл времён...

Александрийский стих  – ну что ему цензура:

нет цезарей и царств –  остался только он.

А сердце шепчет вам – щемяще, как и прежде,

с каких бы ни упал зияющих высот,

но снова жить легко, пока живёт надежда:

александрийский стих от скорби упасёт...

* * *

Вы ждали у моря погоды,

но ветер в душе не утих...

Куда они канули, годы

безумных надежд золотых?

И где они, радость и жажда?

Закончился летний сезон,

а море студёное – так же

отчаянно – бьётся в бетон...