(К 160-летию опубликования

стихотворения И.С. Никитина «Русь»)

 Под большим шатром

 Голубых небес –

 Вижу – даль степей

 Зеленеется…

    Так 160 лет назад  21 ноября 1853 года в № 47 «Воронежских губернских ведомостей» начиналось стихотворение «Русь» мало кому известного автора  Ивана Никитина.  Прошло столько времени, а многие из нас теперь знают не только как начинается это стихотворение, но и его финальные строки:

                             Уж и есть за что,

                             Русь могучая, 

                             Полюбить тебя,

                             Назвать матерью,

                             Стать за честь твою

                             Против недруга,

                             За тебя в нужде

                             Сложить голову!

    Юбилей, хотя и впечатляет возрастом, но негромкий, зато дающий повод вспомнить Никитина, порадоваться и … задуматься. Вполне понятно чувство гордости, что стихотворение «Русь», сразу занявшее почетное место в русской поэзии, написал наш земляк Иван Саввич Никитин! Именно воронежец поэтическими словами с гордостью обозначил на всю вселенную: «Уж и есть за что, //  Русь могучая, // Полюбить тебя, // Назвать матерью». С другой стороны, самое время задуматься над тем, а насколько совпадут декламация «Руси» и личная декларация о любви к своей, Руси сегодняшней, к своему душевному состоянию и желанию «полюбить, назвать матерью».

    Но прежде всего несколько слов о виновнике торжества – стихотворении «Русь» – с необычно удачной судьбой в русской поэзии, в русской общественной жизни, в исторической памяти русского народа.    Удивительно, только вот,  оказывается, сама его судьба буквально висела на волоске.

    В одном из писем Иван Саввич писал: «…все написанное я скрывал, как преступление, от всякого постороннего лица и с рассветом сожигал строки, над которыми я плакал во время бессонной ночи». Страшно подумать, что «сожигаемой» могла оказаться и «Русь».  Слава Богу, этого не случилось – стихотворение увидело свет! Однако всё шло «так долго и мучительно»… Ровно за четыре года, 5 ноября 1849 года, тоже в № 47 «Воронежских губернских ведомостей» появляется анонс: «На днях присланы нам от неизвестного лица при письме, подписанном буквами И. Н., два стихотворения,  которые мы, при прочтении, нашли так замечательными, что готовы были бы на этот раз, из уважения к дарованию, отступить от принятой нами программы и поместить их в нашей газете. Единственное препятствие, которое удерживает нас, – это незнание имя автора…»

И. Н. не отзывается.  Только через четыре года, в ноябре 1853-го, он  отправляет в «Воронежские губернские ведомости» стихи, в том числе и «Русь», подписавшись полным своим именем Иван и фамилией Никитин. В конце письма редактору напряженно и жгуче сообщает: «…скажу откровенно, буду ожидать этого решения не совсем равнодушно: оно покажет мне или мое значение или одну ничтожность…»

    Как только стихотворение «Русь» напечатали, на первое место вышло «значение» автора – он сразу  стал известным. И не только в Воронеже. «Русь» перепечатала столичная газета «Санкт-Петербургские ведомости» с весьма лестным для автора отзывом: «Неужели в Никитине суждено воскреснуть Кольцову? А ведь есть надежда».

    «Русь» Ивана Никитина читатели, сравнив с песней, приняли с деятельным восторгом, который проявился в том, что стихи не только заучивали наизусть, но и, переписав, посылали родственникам, друзьям, знакомым. Своим поэтическим даром Никитин сумел и талантливо показать, и убедительно доказать, что, действительно, «Уж и есть за что, //  Русь могучая, // Полюбить тебя, // Назвать матерью». Поэт пригласил вместе с ним мысленно посмотреть на юг и на север, где Русь в «красе царственной развернулася!» Потом вспомнить о богатырских силах, которые проявились как продолжение «Старины святой, // Громких подвигов» и помогли Руси положить татар полчища, дать  урок ляху гордому, справиться с «тучей темною», с наполеоновским нашествием,  когда поднялся «народ на брань – вдруг со всех концов». Среди читателей стихотворения «Русь» определенно были и пусть редко оставшиеся участники Великой Отечественной войны 1812 года, и той поры дети, ставшие уже взрослыми, и новое (ведь сорок лет прошло) поколение, познавшее войну по «Бородино» – стихотворению Михаила Лермонтова. Итак, если же судить по читательскому ажиотажу, то заодно думается, что, помимо возбуждающей поэтической особенности стихотворения «Русь», было присутственно в читателях и большое чувство патриотизма. Потому так и хочется взять в помощь словесный оборот того времени: лампада разгорелась ярко потому, что в ней было полно елея. Елей, естественно, был, только вот на каком уровне? Общественное народное сознание к этому времени заметно потревожено… Как так? Война закончилась победоносно! Только к памяти об этом вскоре прибавилось выступление декабристов. И хотя оно было подавлено, общественное сочувствие осталось на их стороне, а  решительные, вплоть до сверхреволюционных перемен, идеи декабристов «переменить всё  вплоть до воздуха», по-прежнему давали излучение. В общественном мнении все более становятся «предметом отрицания: религия, родина, семья». Ругать не только власть, но и Россию – «это была устойчивая негативная тенденция». А тут сразу… По веданью воронежского мещанина Ивана Никитина… «Уж и есть за что, //  Русь могучая, // Полюбить тебя, // назвать матерью!»

    Когда цитируем эти строки, то обычно относим их к поэтическому дару Никитина, что естественно и правомерно, и почти никогда не рассматриваем стихотворение «Русь» как нравственный и гражданский поступок Ивана Никитина. Много уединенно читающий провинциал Никитин не мог не знать, что в российском общественном мнении все более становится «предметом отрицания: религия, родина, семья». Представим себя на его месте… А фраза – «ругать не только власть, но и Россию – это была устойчивая негативная тенденция»? Так это же буквально про большинство из нас, нынешних! Известная российская актриса Лариса Малеванная в интервью «Литературной газете», назвав среди своих трех поставленных спектаклей и «Чудики» по рассказам Василия Шукшина, походя, а как больно, и не оспоришь, прошлась по нашему общественному бытию: «Я не думаю, что Шукшин ломал голову, пытаясь сформулировать национальную идею. Он просто любил простых людей, сердцем болел за них. В наше время ведь очень модно быть антипатриотом. Ругать правительство и начальство – это уж само собой, как водится. Но ведь и матушку-Россию мы поносим от души, что не мать она нам, а мачеха, что пьющая и гулящая, и такая, и сякая. А когда почитаешь Шукшина – стыдно становится за свой антипатриотизм. Вдруг задумаешься о том, что, может быть, ты тоже недодал чего-то своей стране, своему городу, людям, которые рядом, и тем, что не рядом, в глубинке…»

    Теперь – снова  к юбиляру… Вот уже 160 лет каждое новое поколение читателей, как и современники Ивана Никитина, произносит строки стихотворения «Русь», при всей, казалось бы, внешней стилизации и простодушной риторике: «Мурава лугов // Ковром стелется, // Виноград в садах  // Наливается».

    Подобная судьба разве что у стихотворения «Бородино». Но у стихотворения «Русь» судьба куда, если  пользоваться сегодняшним сленгом, круче. Ведь даже в строгие по отношению  к прошлому дореволюционной  православной России советские времена стихотворение «Русь» все-таки оказалось в школьных учебниках. Пусть и с исключениями четверостиший о Руси державной, православной, о православном её люде, о красе царственной и её богатствах, но – в «Родной речи»! При некотором неблагосклонном отношении к творчеству Никитина со стороны части советских литературоведов. Один из них назвал «монархическим» стихотворение «Русь», и тем самым оно могло быть отправлено в небытие… В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, когда в идеологии произошли вынужденные уступки, когда советское – «обрусевало», а русское – «осовечивалось», стихотворение «Русь» стали называть «патриотическим». От стихотворения «Русь» всё закономерно стало распространяться на все творчество Никитина. «Когда красноармеец идет в бой за Воронеж, – писала в 1942 году газета «Литература и искусство», – он знает – это бой не только… за военный плацдарм. Это бой за исконно русскую землю, за нашу славу, за немеркнущие сокровища нашей культуры, за Кольцова и Никитина». А советская детвора никитинскую «Русь» тем временем еще усерднее читала, изучала, учила наизусть, если вдуматься, наравне со стихотворением-песней «Я другой такой страны не знаю, // где так вольно дышит человек». И от себя: из всех стихотворений, которые задавали учить наизусть, самым легко запоминаемым оказалась «Русь».  Могу сейчас без запинки произнести тот школьный текст. Недавно увидел стихотворение «Русь» в полном виде в альтернативном учебнике «Литературное чтение» для 3-го класса и так-то порадовался – словно вернулся в детство.

А теперь о значительно большем, чем чистые детские воспоминания. На фоне стихотворения «Русь» о взаимности поэзии, именуемой гражданской лирикой, а в обиходе стихами о любви к Родине, без коих, как предупредил еще зачинатель русского стихосложения Василий Тредиаковский, «любити России не быти», и читателей!

     Тайна сия велика есть, почему ты, замотанный суетой дня, вдруг почувствовал что-то внезапно светлое и небесное, когда, взглянув на вечернее небо, прочитал или вспомнил строки Татьяны Кузовлевой:

                        Воздух в губы вольется дрожа.

                             Где-то вспыхнет звезда одиноко.

                             Я скажу:

                             – Ах, как небо высоко…

                             – Это Родина! –

                             Дрогнет душа.

    Или, глядя под ноги, напомнишь благодаря стихотворным строчкам великой Анны Ахматовой об иной, духовной, связи с землей, помимо физической сцепки подошв обуви с её поверхностью:

                             Да, для нас это грязь на калошах,

                             Да, для нас это хруст на зубах.

                             И мы мелем, и месим, и крошим

                             Тот ни в чем не замешанный прах.

                             Но ложимся в нее и становимся ею,

                             Оттого и зовем так свободно – своею.

    Оговорюсь, что дальше стихи на вскидку, а не по балльной «пятерочности»…  Где по присутствию слов «Родина, Русь, Россия», где по незримым, но чувствительным приметам.

    Строки белгородца Ивана Михалева:

                             Мама, мама,  любимая  мамынька, 

                             Ненаглядная Родина-Русь,

                             Я сегодня, неловкий и маленький,

                             На родные колени прошусь.

Как-то разом способны эти слова приблизить что-то сыновнее к образу, что там лукавить, все-таки абстрактному, образу родины как матери.

   А рамонский поэт Виктор Самойлов своими строками оберег от стыдливости за навернувшиеся слезы на малой моей родине:

                             Всё и счастливо, и высоко,

                             И так ранимо и родимо,

                             Что и платок в кармане скомканный

                             Нести к глазам необходимо.

    Или вот после признания в «Литературной газете» фронтовика, писателя Юрия Грибова, командира пулеметной роты: «…это была страшная война, забывать о которой нельзя. Представляете, наш пулемет «максим» давал в среднем 260 выстрелов в минуту, а немецкие – 1800! Ими можно было траву косить. Вот и воюй с этими немцами...», – как-то разом осознать и этот факт, и все то большее, что лежит за ним. Душевное равновесие помогли восстановить строки стихотворения «День Победы» поэта Виктора Кочеткова, который заодно вспомнился как автор многими любимого лирического, похожего на заклинание стихотворения «С любимыми не расставайтесь» – 

                             Воевали хорошо ли, плохо ли –

                             Пусть потомки спорят горячо.

                             Но какую силищу разгрохали,

                             Развернувшись в левое плечо…

                             Но когда немалый путь итожится,

                             Я твержу, как заповедь слова:

                             – Русь жива!

                             Всё прочее приложится,

                             Главное, солдаты, Русь жива!

    В самом деле, «какую силищу разгрохали!» (не удержался – от себя поставил восклицательный знак), а дальше он, этот знак, уже сам стоял на положенном месте: «Русь жива!» 

    Продолжение  подобных строк и строф найдет каждый читающий и в других (к сожалению, не во всех) стихотворениях о родине, а вывод, надо полагать, не будет очень разниться с нижесказанным: если поэзия настоящая, как стихотворение «Русь» Ивана Никитина, то дело поэтами сделано. Особенно  поэтами, кои сами именно граждане, у которых, как у Владимира Соколова: «У меня все о России, // Даже если о молотьбе».  Поэтами, которые подталкивают читателей к пониманию сердечного образа родины-матери, пользуясь в том числе и тем  приемом, что и автор стихотворения «Русь», образом матери. В стихотворении «Родина стареет вместе с нами» Ивана Щёлокова, опубликованном в возрожденном альманахе «Дне поэзии-2012», читаем:                            

                                  Родина стареет, как и мама

                                  С мыслями: у всех она в долгу…

                                  До последней клеточки до самой

                                  Горько, что ничем не помогу…  

                                  От Камчатки до балтийской чайки,

                                  До кремлевских башен и зубцов

                                  Я – свидетель и живой участник

                                  Всех ее случившихся рубцов…

    Меня несколько лет назад буквально обжег вопрос из одного стихотворения того же Щёлокова: «Родина за синими холмами. // С ней ли ты – в раздумье, в кутеже?» И не только потому обожгло, что в вопросе последнее состояние совпадало, сколько следующий за этим жестокий намек вроде как на измену: «Что-то есть такое между вами, // Что страшней забора на меже». Потом уже, когда без метафоры, на трезвую голову, еще более страшновато. А тут по какому-то неведомому совпадению выплыли чьи-то предостерегающие строки:

« Любовь любимой догорит дотла, // И друг предаст,  который был – до гроба, // Останется лишь Родина»…

    Человек, на которого действует сия поэзия, поймет меня…   

    Поэтому следующее Ивана Щёлокова стихотворение «Песнь о живой земле», опубликованное в альманахе «День поэзии», о родине, где это слово не звучит, а олицетворяется землею, вдруг успокоило мыслью и о возможном еще и деянии: дедовская соха ведь это лишь метафора и гипербола вместе взятые, здесь нас, читателей, не проведешь –

                        Послушай: она еще бьется и бьется

                             На уровне сердца, на взлете бровей,

                             Под огненным обручем позднего солнца,

                             В клубящейся плазме небесных кровей…

                             Я слушаю чутко, гляжусь в нее зорко:

                             Жива – обесчещенной, нищей, больной!

                             А то, что покрылась предательской коркой,

                             Так мы ее вместе, как деды, сохой…

    Ссылаясь на собственное восприятие гражданской лирики, рискну, как читатель, обобщить общелитературное: поэзия, если она близка по сущности к стихотворению «Русь», помогает народу любовь к родине понять более чувственно, а от обретенных чувств поступать более действенно. Ведь у сыновней и дочерней любви самой природой извечно заложен обратный ток любви. Неписаный, но нравственный закон этот состоит в том, чтобы, когда  матери, которая отдала всю себя детям, становится нелегко, выросшие сыновья и дочери помогали ей.

    Так и с матерью-Родиной…

    В пятой библейской заповеди о грехе лжи среди множества вопросов задается и такой, от которого остается лишь поёжиться: «Не имеете ли равнодушия к своему Отечеству и не изменяете ли ему в чем ради своей корысти?» Вопрос – всем и каждому. Но в контексте публикации – прежде к поэтам-гражданам: от них же заряжаемся мы, читатели-граждане. Вопрос с пониманием той специфики, что несет в себе гражданская лирика. К слову, этот подвох таит в себе и публицистика, где, знаю по собственному опыту, так и тянет на пафосные слова, громкостью которых и полагаешь привлечь внимание к доброму или злому… Итак, вопрос: нет ли корысти прослыть первым певцом о бедах родной страны? На Руси это непреложная  генная сторона поэтической юродивости и кликушества… А в продолжении вопроса: почему так много на нас, читателей, не потерявших привычки читать гражданскую лирику, обрушивается плача и стона? Тут плач и стон с экранов всех телеканалов, а тут еще плач и стон от поэзии, на которую, как на последнюю инстанцию, жива еще надежда. Попробуй «полюби, назови матерью», читая: «И человек сказал: «Я – русский», // и Бог заплакал вместе с ним»; когда: «Рвут на части, // Терзают, // Насилуют – // Стоном стонут // Родные края»; родина: «Она, как мать на панихиде, // Кричит душою за детей: // «Ужель ты, Господи, не видишь? // Мы гибнем все, спаси людей!»

    Может быть, и всего-то им, авторам, а они, судя по другим строчкам, не без способностей, надо сделать так, как советует поэт Галина Умывакина:

                        Кликушествовать брось – разуй глаза,

                             Не причитай и душу не трави:

                             Здесь птицы нас манили в небеса

                             И внуки вырастали из травы.

    Зачем же еще новые плакальщики о сегодняшней России, в том числе и из Воронежа, где написана «Русь»?! Их, как кто-то проницательно назвал, «патриотических» похоронщиков России, и так предостаточно. Судя по всему, воронежские литераторы видят и обсуждают эту проблему. К этому и ориентир – автор «Руси» Иван Саввич Никитин, земляк наш! Дворник на собственном постоялом дворе Никитиных. И вокруг жизнь – не легче. Он сказал об этом в других стихотворениях, молчать не стал. Но прежде: «Уж и есть за что, Русь могучая!» Иван Саввич тем сразу и оказался на большой поэтической высоте. «Полюбить тебя, назвать матерью» встало рядом с тем, что в «Слове о полку Игореве» – «О, Русская земля, ты уже за холмами», что в оде Михаила Ломоносова «Может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать», что в стихотворении Василия Тредиаковского: «Россия Мати! Свет мой безмерный!» Это же у него, с радостью напомню, заповедное наставление: «Без стихов любити России не быти»… А если и быти, то с таким стихом, как стихотворение «Русь» нашего знаменитого земляка, русского поэта Никитина.  

    Но может ведь и так случиться, что строки, подобные никитинским, вновь появятся, а замечены и прочитаны не будут. Ведь все более модным становится отстранение людей от чтения, в том числе и со ссылкой на Интернет. Который сам по себе не есть зло. Зло – в страсти увлечься, со страстью вступить в обширнейшее поле разномыслия, начать верить всем и в последнюю очередь себе. А напрасно –

                             Ты сам себе нынче большой

                             Над морем, над киноэкраном,

                             Над зрителем, над наркоманом…

    И над литературным процессом (да-да, не будем удивляться) – тоже ведь. И не только «нынче», но и всегда «сам себе большой». Об этом просто, доходчиво, доверчиво у Андрея Платонова в «Чевенгуре»: «Скучные книги происходят от скучного читателя, ибо в книгах действует ищущая тоска читателя, а не умелость сочинителя».  Возражать, даже мысленно, мудрому классику поостережемся. Хотя так и подмывает: а мы-то, читатели, здесь при чем, пусть эти самые поэты пишут лучше.

    Нет и местечка в литературе и искусстве, где была бы обойдена тема любви к Родине. Потому и кажется: только внимай и станешь патриотом, но не тут-то было… Так что рефрен «есть за что», ясный в стихотворении «Русь», в повседневной жизни часто бывает зыбкий, нелегкий, с подтекстом вопросительным. В повседневной жизни, без пристрастия к поэзии, к литературе, к искусству, мы часто похожи на тот карикатурный персонаж, который на вопрос репортера с микрофоном: «Скажите, вы любите свою Родину?» дает ответ с отмашкой: «Ой, только не сейчас, я так устал на работе». Вот и передаем свою скуку и усталость туда – в «поэзы»...  А попробуем исправиться по Платонову. Ведь в нас оно от рождения это чувство любви к родине-матери. И обязательно всколыхнется сердце, если попробуем разок-другой повторить рубцовский сыновний оберег-наказ: «Россия, Русь! Храни себя, храни!» Или вот эти, всего-то четыре слова: «Полюбить тебя, назвать матерью!» И может случиться, что на очи, давно уж сухие, навернется… святая… слеза…