*     *     *

Он жил,

Не оглядываясь,

Не таясь,

Как Богом

Назначено жить

Поэту.

И щедро

Разбрасывал жемчуг

В грязь,

Противясь

Евангельскому Завету.

Тот жемчуг затаптывали.

Но и при том

Всё же верилось:

Кто-то нагнётся,

Склонится

К одной из жемчужин

Печальным лицом…

Топтали-то в целом

Весёлые лица…

                    Она

Вот закинет мне руки на плечи.

Вот прикроет в истоме глаза.

Будут, нет ли ещё наши встречи –

Отпущу я свои тормоза.

И ее всем собой заберу я…

Но не сгинет во мне маета,

Что как сетью волну золотую,

Всю ее – не забрать никогда.

*     *     *

Жизнь порою – такая отрава.

Но постой,

                 вот маэстро придёт.

Всё, что было

                       мёртво и коряво,

У него зазвучит, запоёт.

Это всё ты увидишь, услышишь

В тихом снеге

И в буйстве ветвей.

Ты поверь

                  в эти глупые вирши,

Как последней надежде своей …

                     Поэт

Был бывший уголовник тих и вежлив.

Поклонник поэтической строки,

Он приносил то часто, то пореже

Своих стихов тетрадные листки.

Перемолов немало лет по зонам,

С есенинской душевностью почти

Писал он без блатного лексикона

О всем, что удалось в себе спасти.

Средь пьяных драк, средь зверских поножовщин Физических и нравственных калек

Он сохранил святую обнаженность,

Без коей человек - не человек.

Без коей не почувствуешь дорогу,

Как Родину, сквозь русский лунный свет.

Рецидивист. Старик. Поэт Серега

Пусть не Есенин - все равно поэт...

*     *     *

Когда мне плохо, я читаю Гоголя.

В нем, как нигде, России колорит.

В нем, как нигде, божественно-убогая -

Божественно-великая летит.

С кувшинным рылом, со свиньею в луже,

С украденной шинелью, в жизнь ценой...

Деревнею сереющей простуженно,

С ее тоскою, вздохом и слезой.

*     *     *

Век прагматичный наш

Скорее зол, чем ясен.

И чужд ему Челкаш.

И чужд ему Герасим.

Скудеет белый свет.

Наглеют человеки.

Где сердце? Сердца нет.

Осталось в прошлом веке…

*     *     *

На улице, где вихри вили пыль

И уносились, как шпана, за угол,

Увидел он старуху Изергиль,

Костлявую и чёрную, как уголь,

И резко душу дёрнуло до дна

На первый взгляд банальнейшею драмой…

Он знал её в иные времена,

Когда она была Прекрасной Дамой…

               * * *

Дороги сплошь в автомобилях личных

А вдоль вовсю – вино и шашлыки.

И всё слабее средь дымков шашлычных

Отчизны сиротливые дымки.

Жрёт всё святое потребленья Молох.

Дымки отчизны накрывает мрак.

И кто их вспомнит – разве что филолог

Да с ним поэт, что тот ещё дурак.

           *     *     *

Не вдаваясь в размах или узость

Давних чувств, что остались в годах,

Вспомнил старый дурак свою юность –

Дух весны на девичьих губах.

И разгульных друзей хороших.

И тревожную, тихую мать.

Всё проходит – нет истины горше.

Чтобы жить, надо зубы сжимать.

      *     *     *

Хотим ли – не хотим

Проходим мимо мы,

Но остаётся внутренняя связь.

Дорога луговая ископытена.

Разбитый вяз, пустая коновязь.

Бугор осенним полднем

                                  чуть пригретый.

И будто не увижу никогда,

Гляжу туда, где раньше было лето.

И зеленели вётлы вдоль пруда.