Ирина АРАПОВА. Дача в снегу.
Я проснулась и посмотрела в маленькое окошко, выходящее во двор. За прозрачными стеклами оконной рамы белым-бело. Ночью под утро выпал снег. Двор, деревья, кустарники покрылись ослепительными, невесомо пушистыми хлопьями.
Моя кровать стояла возле печки, пока ещё достаточно тёплой. Накануне вечером её топили березовыми поленьями, но чувствовалось, что она остывает. Я встала, вышла на веранду, там оказалось довольно холодно, от моего дыхания шёл пар. За окнами веранды, вдалеке, безмятежно дремало зимнее село. Снег продолжал падать с низких серых небес теми же невесомыми хлопьями, какими он срывался ночью в последнюю субботу ноября. На сельской улице тихо-тихо, ни души.
Вчера мы всем семейством ужинали поздно. Готовили еду на печке, нет, не в русской печи, а на плите, которая топилась все теми же дровами и обогревала наш маленький домик. Печка разгоралась жарко, дрова потрескивали, давая красивый оранжевый свет. На горящие поленья можно было смотреть бесконечно, удивляясь тому, как они незаметно превращаются в золотисто-черные угли, затем в золу и пепел. Вода в кастрюле быстро закипала, гоняя по кругу рисовую крупу, которая через какие-то мгновения, играючи, становилась кашей.
Ужинали в большой комнате за круглым столом, стоящим под абажуром. Лампа уютно освещала нехитрую дачную снедь, тарелки, чашки с чаем, ломтики лимона и халву. В комнате монотонно работал радиоприёмник, и маленький в три окна на улицу домик в Никоново, казалось, был связан радиоволнами со всем миром. За окнами густая осенняя темь, деревня погружена во мрак, только бездонный купол неба с мириадами звёзд накрывал сельскую улицу, дворики с садами, огороды, заливные луга у околицы и лес за рекой. В городе неба совсем не видно, а здесь оно являлось неотъемлемой частью пейзажа, извечным таинством мироздания.
После ужина мы совершали свои «прогулки в пиджаках». Так они назывались летом, когда после жаркого дня и тёплого вечера, наступала прохлада ночи. Все обитатели дачи от мала до велика одевались потеплее и отправлялись на прогулку. Шли весело по сельской улице до старой школы из красного кирпича, построенной, как говорят местные жители, в 1912 году, и, как полагает доктор местного санатория, наш постоянный попутчик, -земством. Потом поворачивали направо в сторону шоссе на Орлово. Там останавливались на короткий отдых и с любопытством наблюдали, как вдалеке по железной дороге проходил поезд, окна вагонов которого светились зеленовато-жёлтым светом. Насладившись ритмичным перестуком вагонных колес и перекличкой гудков электровозов, мы с легким сердцем возвращались домой.
Так бывало в летнюю пору почти до конца августа, до того момента, когда обитатели дач начинают постепенно перебираться в город. В этот год дачный сезон затянулся аж... до конца ноября. Вернее, за городом постоянно оставался жить только доктор. До станции, где располагался его санаторий, от села Никоново гораздо ближе, чем от города. Я же только навещала его все эти осенние месяцы. Осень после необычайно знойного лета, запомнившегося бесчисленными пожарами по всей России, стояла на редкость тёплая и сухая.
Но тепло все же уходило, и наши «прогулки в пиджаках» постепенно стали «прогулками в плащах». Точнее, плащ был только на докторе - длинный старый плащ и охотничьи резиновые сапоги. На голову он надевал странную шляпу. В руку брал тросточку, на которую опирался при ходьбе. Мы выходили на ночную улицу, оставляя гореть свет на веранде, и медленно шли в сторону уже известной красной школы. Иногда осенними вечерами после дождя на землю ложился туман, окутывая все вокруг белесой пеленой, и тогда «прогулки в пиджаках» назывались «прогулками в тумане».
А в ранние ночные часы мы разглядывали звёздное небо. Сразу находили Млечный Путь, Большую и Малую Медведицы, созвездие Дракона, другие знакомые нам созвездия. Два маленьких нелепо одетых человека, задрав головы вверх, засматривались в небо, и казалось, что все жизненные неприятности, пережитые нами ранее, уходят куда-то далеко в мироздание.
Пройдя привычным маршрутом, мы возвращались к себе, где тёплый свет веранды ждал нас в глубокой темноте улицы. Привычно включали радиоприёмник, и тогда голоса дикторов связывали нас со всем миром. Затем по программе звучала румынская музыка, напоминающая клейзмерские мелодии. Мы пили чай с лимоном... В маленьком домике в Никоново посреди тёмного пространства земли и космоса мы становились частицей огромной Вселенной. Так проходил поздний осенний вечер.
А когда ещё было светло, доктор обрезал сухие ветки в саду, разжигал костёр. Легкое пламя горящих веток успокаивало, становилось тепло. Казалось, что в пламени костра сгорает все плохое, и вместе с искрами высоко вверх улетают грустные мысли. Здесь, в Никоново, на даче, осень превращалась в сказочный мир, существующий параллельно с городским миром суеты и нерешаемых проблем. Сюда можно было убежать, здесь можно было укрыться от самих себя и своих бед, поскольку здесь время шло иначе. Как говорил доктор, на даче сон равнялся бодрствованию. Может быть, по этой причине он часто любил читать вслух стихи и прозу Бунина, Лескова. И странным образом после его чтения происходили удивительные открытия, будто после XIX века вовсе не было века двадцатого, с его революциями, войнами, катастрофами, техническим прогрессом. Мир персонажей Бунина и Лескова становился нашим миром. Я любила сидеть у печки и подбрасывать поленья в огонь. Теплый воздух поднимался вверх, в маленькой комнатке с окошком во двор становилось жарко. Так незаметно пролетела ещё одна осень.
И вот первый, всегда такой желанный снег на деревьях, на земле, на ветках кустарников, в саду, на берёзах. Тихо и чисто. Первые шаги по выпавшему снегу. И уже в привычном ритме надо набрать колодезной воды, принести дров. За ночь дом остыл. Надо топить вновь. Завтрак в комнате за круглым столом под абажуром, чай в чашке, ломтик лимона, халва, белый хлеб. Как жаль, что кончилось лето. Вчера оно еще было, а сегодня - зима.
Мы стояли на перроне маленькой станции. Лес, поле, домик станционных служащих, дорога - все укутано снегом. Стемнело. Прилегающий к станции железнодорожный путь освещал один единственный фонарь. Мы уезжали в город.