СТАРЫЙ КЕНИГСБЕРГ

    Уже совсем рассвело. Рыжеватое солнце поднялось над шпилями высоток и заблестело на стальной глади реки. Небо, нахмурившееся было перед рассветом темными лохматыми облаками, внезапно очистилось и стало бледно-голубым, с оттенком серого из-за вездесущего смога, но во многих местах его пересекали хвосты дымовых труб или белые

следы самолетов. Шум от непрерывного потока автомобилей, и без того не прекращавшийся всю ночь, усилился в несколько раз. Начинался новый московский день.   

  Полковник запаса А., ветеран Великой Отечественной войны, приехавший в Москву по делам и остановившийся у своего внука, стоял на балконе высокого здания и с пятнадцатиэтажной высоты задумчиво смотрел на расстилающуюся перед ним панораму.

  - Живет столица! – вздохнул он, провожая взглядом ярко-красную цепочку вагонов аэроэкспресса, проносящихся по горбатому железнодорожному мосту. На таком же поезде

он позавчера приехал из аэропорта. Встречавший его внук, уже давно живший в Москве,

хотел было взять такси, но в конце концов согласился на поезд; тем более, что остановка была почти рядом с его домом.

  - Ну что, дед, решил свои проблемы? – внук в трусах и сланцах вышел из ванной, позевывая и потягиваясь. Игорь, тридцатилетний высокий и широкоплечий парень с короткой стрижкой, вчера пришел домой поздно, задержавшись то ли на работе, которая

могла продолжаться чуть ли не круглые сутки, то ли еще где-то или у кого-то после работы – вобщем, дед заснул, не дождавшись внука, устав смотреть огромный, чуть ли не в полстены, телевизор. «Сколько же он спал? три, четыре часа? – и уже свеж и полон сил. Вот что значит молодость!»

  - Что, был в своем Минобороны? – переспросил внук. – Привет, дед! – запоздало спохватился он.

  - Привет, Игорек! – кивнул А. – Вообще-то я был в Архиве Генерального Штаба, на

Кропоткинской.

  - На Пречистенке, дед! – поправил его внук. – Привыкай к названиям новой России!

К ее флагу же ты привык?

  -Нет, и наверное никогда не привыкну, - задумчиво ответил А.

  -Почему? Это же традиционный российский триколор! – удивился внук.

  -У власовцев я видел твой триколор! – жестко ответил дед. – Хорошо хоть гимн прежний оставили – хотя бы музыку – а к словам можно и не прислушиваться.

  -Собственно, кто их сейчас помнит – хоть старые, хоть новые – махнул рукой внук и вновь спросил: - Короче, дед, ты нашел то, что искал?

  - Нет! - нахмурился полковник, - архивы рассекретили, а все равно ничего не найти.

В сорок втором под Сталинградом такая мясорубка была, – не успевали все части записывать, что на фронт отправляли. Пока соберутся документы подготовить – глядь,

а их уже нет – частей! Что уж говорить о людях?! Нет, видно никогда не узнать мне о судьбе брата Вали…

  Валентин, младший брат полковника А. был призван со второго курса института и почти

сразу же был направлен под Сталинград, где и исчез бесследно, «пропал без вести», как

гласила официальная справка.

  - Да, дед, жаль, что зря приезжал. Лучше бы ты у себя в Воронеже рыбу ловил, или в саду возился! – внук слегка задумался. – Послушай-ка! Ты уезжаешь сегодня поздно вечером, а весь день… - давай я тебя на теплоходе по Москве-реке покатаю! Всю столицу

посмотришь: все эти набережные, Кремль, МГУ, Лужники, Пентагон свой…

  - Какой еще Пентагон? – недовольно поморщился дед. – Или вы тут уже к Америке примкнули, и она вами командует?

  - Ну, ты отстал, дед! – укоризненно сказал внук. – Всю жизнь все так здание Минобороны называют – ну то, что на Фрунзенской набережной, у Парка Культуры.

Так я заказываю билеты!

  Полковник ожидал, что внук начнет звонить по телефону, но тот сел за компьютер и замелькал пальцами над клавиатурой. – Так… есть! Минутку! – и из зажужжавшего принтера один за другим выползли два бумажных листка с напечатанным текстом.

- Вот и билеты! Собирайся, через полчаса выходим! Что, в ваше время такой техники не было? Согласись, так удобнее! До Речного вокзала поедем на трамвае.

  Бело-синий теплоход, чье название полковник А. не запомнил, неспешно бороздил маслянистые воды столичной реки. Окружающая панорама с верхней палубы смотрелась

и впрямь впечатляюще. За передним планом береговой зелени вздымались бесконечные ряды зданий – старые и новые, угловатые и стройные, одинаковые и неповторимые,

белые, серые, розовые. Проплыла за левым бортом и темно-серая громада «Пентагона»

с орнаментом из нагромождения стальных флагов наверху и циклопических ступеней и колонн внизу и с пушками, стоящими по углам – грозный пережиток не столь давнего

прошлого. Там царила тишина, в отличие от грохочущей музыки, шума и криков веселящейся толпы на противоположном берегу. Среди аттракционов столичного Парка

Культуры, носящего имя пролетарского писателя Максима Горького, полковник

увидел еще один пережиток прошлого – сиротливо стоящий космический корабль «Буран». Последнее достижение советской ракетной техники было выставлено на потеху публики и теперь бесславно ржавело, забытое всеми… Затем небо, которое вновь начали затягивать облака, затмили черные дуги Крымского моста, не спеша, проплыл уродливый Петр работы Церетели, Храм Спасителя, построенный на месте бассейна «Москва», и вскоре из-за поворота показались башни с красными звездами и алые стены

Московского Кремля – горделивый символ все еще великой страны. Здесь теплоход причалил к берегу.

  Проворные ребята в тельняшках ловко пришвартовали судно толстыми канатами к тумбам-кнехтам, перебросили на берег трап – и под веселые возбужденные голоса на борт протопала группа туристов- иностранцев: молодых и постарше, в модной одежде,

с фотоаппаратами и видеокамерами, они переговаривались между собой знакомой

отрывистой лающей речью. Немцы…

  Полковник А., молча, смотрел на них, уйдя в воспоминания. А туристы, небрежно глянув

на старика в старомодном костюме с орденскими планками, словно на пустое место, тут

же отворачивались и, возбужденно тараторя, показывали пальцами по сторонам.

  Когда он слышал этот язык последний раз? Должно быть, в сорок пятом, под Бреслау (сейчас это Вроцлав, в Польше – машинально поправил он себя), в начале марта 1945,

где его дивизиону пришлось отбиваться от  суматошных и яростных атак солдат вермахта.

Потом было ранение, госпиталь, и война кончилась. После войны интонации немецкого языка изменились. Однажды он шел по берлинской улице, где пленные  разбирали завалы, и услышал словно шуршание листьев – немцы шепотом переговаривались между собой,

передавая друг другу обломки битого кирпича: «Данке шен – битте шен», словно опасаясь

прогневать победителей.

  Он и сам тогда наловчился говорить по-немецки, и мог, зайдя в гаштет, небрежно позвать официантку: «Фрау (фройлен), коммен зи цу мир!» Или вечером на улице

подмигнуть проходящей девушке: «Фройлен фик-фик?»

  Усмехнувшись своим стародавним воспоминаниям, полковник А. вновь грустно вздохнул: «Кто же кого победил? И для чего все было, если в конце концов получилось вот так?»

  Крупная холодная капля ударила его в щеку, за ней другая, третья… Дождь!

  - Дед! Давай вниз, быстрей, пока эти фрицы все места в баре не заняли! – Внук потянул деда за рукав костюма, ведя его вниз по лестнице в теплую духоту нижней палубы к

столику у иллюминатора.

  Толпа слегка подмокших немцев ворвалась вслед за ними в бар и тут же кинулась

к барной стойке, возбужденно показывая на витрину и выкрикивая: «Путинка!Путинка!»

Барменша, приветливо кивая, подавала им бутылочки с водкой, которые немцы тут же

открывали, торопливо отпивали прямо из горла пару-тройку глотков без всякой закуски,

тут же со стуком отставляли и все более громко продолжали тараторить о чем-то, в то

время как тот, чье имя послужило названием водке, серьезно и чуть грустно смотрел на них с портрета на стене.  

  - И чего мы сюда пришли? – пробурчал полковник. – На этих … любоваться?

  - Это туристы, дед! – спокойно ответил внук. – Везут к нам свою валюту, тем самым

помогают нашей экономике... Тебе не нравится, что они живут лучше нас? Ну, тут ничего не поделаешь – наша страна, точнее, наша власть проиграла, растеряла все свои победы,

которые ты когда-то одержал. О твоих победах они уже и не помнят, хотя в ту войну…

Постой, дедуля, погоди! – вдруг оживился и весело посмотрел он на деда. – Сейчас мы

устроим им второй Сталинград – просто кое-что им надо напомнить! – И, подойдя к стойке, где рядами выстроились ряды горячительных и прохладительных напитков,

нарочито громко позвал: - Девушка, а  подайте-ка  нам вон ту бутылочку, на которой написано: «Старый Кенигсберг»!

  Девушка спокойно подала Игорю коричневую бутылку коньяка, на которой действительно были изображены старинные готические здания и красовалась надпись

«Старый Кенигсберг».

  Сидящий ближе всех пожилой немец вздрогнул, медленно обернулся и ошеломленно посмотрел на коньяк, который внук небрежно поставил на столик, развернув ее так, чтобы

этикетка и надпись на ней были видны всем. – Давай-ка, дед, за нашу победу! – и налил по чуть-чуть в два пластиковых стаканчика.

  Громкая речь за соседними столиками заметно притихла, несмотря на участившиеся глотки «Путинки».То один, то другой из туристов косились на бутылку, надпись на ней и на пожилого человека в костюме с орденскими планками. Наконец один из них встал и

подойдя к столику, спросил по-русски у полковника: - Вы … воевали в Кенигсберге?

  - Нет, - спокойно ответил А. – Я закончил войну в Бреслау – сейчас это Вроцлав, в Польше – машинально добавил он.

  Немец поморщился, как от зубной боли, и пошел на свое место, словно услышал что-то

неприятное. Полковник посмотрел на внука и увидел, что тот еле сдерживает смех. Потом

он сунул бутылку в сумочку и встал из-за столика.

  - Дед! Дождь кончился, пошли на палубу! Солнышко выглянуло!

  Наверху после дождя было на удивление свежо. Умытая зелень берегов блестела и

переливалась искрами солнца в водяных капельках; небо заметно поголубело и очистилось от туч, дыма и смога. Воздух был наполнен пением и щебетом птиц, которые

носились вокруг, словно радуясь хорошей погоде.

  - Ну что, дедушка? – расхохотался от души внук. – Не ожидала немчура такой подлянки!

Как кстати в баре этот коньячок оказался! Пускай они сейчас нос задирают – Кенигсберга им не видать как собственной задницы! И ты еще им врезал с этим Бреслау – они его тоже потеряли! Есть Вроцлав и Калининград – и нет никаких Бреслау и Кенигсберга! Пусть децл успокоят свой гонор! Нет, классно получилось… А были бы это французы – мы бы им вот это показали! – указал он широким жестом на проплывающее за правым бортом

здание гостиницы, по верху которой шла надпись огромными буквами: «Бородино».

  Полковник А. усмехнулся, взъерошил внуку короткий ежик волос и хлопнул по плечу.

  - Долго еще осталось? Что-то устал я, надо бы еще отдохнуть перед дорогой.

  - Считай, приехали, дед. Вон Киевский вокзал – конечная остановка! И не спорь – обратно едем на такси. Ты сегодня еще один свой бой выиграл!

Кенигсберг – бывшая столица Восточной Пруссии, основан в 1255 году. С 1946 года – Калининград, областной центр Российской Федерации.