* * *

Случится час и мрак звенящий

Подступит к нам, неумолим,

И время — «Судия всезрящий»

С нас пыль сотрет и снимет грим.

Проступят лица сквозь личины,

И, временем обожжены,

Изъяны наши и морщины

Проявятся, обнажены.

И мы поймем — кто мы такие,

Когда на роковой черте

Предстанем пред собой нагие

Совсем не те, совсем не те.

И удивимся — как мы жили,

Как мы добро творить могли,

Коль столько грязи, столько пыли

При жизни на себе несли.

* * *

Уподоблюсь ворону-сычу

И тебя покличу-покричу.

Слышишь ли!

Но ветры и метели

Замели дороги и пути...

Снег лежит, как взбитые постели,

Снег дымится — тропку не найти.

Грозы ходят,

Молнии — что плети,

Солнце светит яростней и злей.

Где тебя найду, в каком столетье,

У каких расстанных тополей?

Слышишь ли!

О, если б услыхала —

Я б оставил песни и дела,

Только б ты рукою помахала,

Локотком бы только повела.

* * *

Затонула звезда в камышовом затоне.

Коростель замолчал и оправил камзол.

И жена в кружевах, как луна в капюшоне,

Наклоняясь к плечу, осветила мой стол,

И подумалось: Боже, за что эта кара —

Постоянно бежать, и куда-то ползти,

И себя от плевков в этой гуще базара

Охранять, как зажатый окурок в горсти...

Потому что все эти явления вещи,

Я однажды пойму (мне придется понять),

Что, конечно, их все, как ненужные вещи,

Не в ломбард, не купцу — но придется сдавать,

Потому что звено завершит оборот,

И напрасно тереть отсыревшие спички,

Потому что, когда открывается рот,

Закрываются двери твоей электрички,

И гремящий состав исчезает во мгле,

Оставляя тебя на холодном перроне,

Где не слышно, как что-то ворона вороне

Говорит и ступает по свежей земле...

* * *

Предал друг. Рассказать кому?

Что с обидой такой любое?

Я в глаза посмотрел ему —

Как в разведку сходил без боя.

Там, в зрачках, поселился стыд.

Каждый сам за себя в ответе,

Ведь живем мы на этом свете

Только так, как душа велит.

Значит, мелкой душа была,

В трудный час оказалась слабой...

Как живет он с такою бабой —

Поманят и уже пошла?

Как сидится ему в седле?..

Мы не моем друг другу кости

И не ходим друг к другу в гости,

Хоть живем на одной земле.

Лишь встречаемся иногда,

Улыбаемся для порядка

Будто все у нас в прошлом гладко...

Вот такая со мной беда.

* * *

Поведешь локотком —

Будто в рельс молотком!

Заклокочет набат, за рекой отзовется.

Ветер лижет шершавым хмельным языком

Твои теплые руки и ворот колодца.

Подойду не спеша.

Попрошу: «Не спеши...»

Изогнется вода. Горизонт устоится.

До чего ж на Руси сентябри хороши!

До чего же вода холодна — не напиться!

А колодец глубок!

А печаль высока!

Тихо-пусто в округе и только с востока

Кучерявой отарой плывут облака

И уходят куда-то далеко-далеко,

Чтоб уже никогда не вернуться назад...

Солнце бьется в кустах золотою жар-птицей.

Облетает листва. Осыпается сад.

Зубы ломит вода.

Пью и пью — не напиться.

* * *

А дому так хотелось жить,

Но в доме все сложилось плохо,

И заросли чертополоха

Подворье начали глушить.

Ушла собака со двора,

Ушла тайком, ушла стыдливо,

И за околицей тоскливо

Облаивала вечера.

И по селу прошла молва,

Что в доме жить никто не будет,

И приходили к дому люди,

И дом ломали на дрова.

А он зашторенным окном

Смотрел на этот мир бродячий,

Но было то окно незрячим,

Как глаз, затянутый бельмом.

Лишь по ночам в проем дверей

Неслышно кошка проходила

И в доме том мышей ловила

По старой памяти своей.

Откуда знать могла она,

Что человек живет до срока,

Что у разбитого порога

Бурьян осыпал семена...

* * *

Потому что все это тоска и мура,

Брошу плащ на плечо и пойду по дороге,

Забывая свои золотые чертоги,

И печалью заполненные вечера.

Мишура, мишура... Сплав уюта и пыли.

Не об этом мечталось под небом села,

Где я скармливал мякиш усталой кобыле,

Что трудилась все дни и пастись не могла.

Не об этом мечталось, но вот — приключилось...

Меж грядущим и прошлым пойду по меже,

Чтоб душа отошла, чтоб душа подлечилась.

Да и время подумать уже о душе!

С тем и стану, глухой стороной пробираясь,

Огибая места, где пробиты пути,

Как на посох, на память свою опираясь, —

Благо, есть еще силы — идти и идти...

* * *

Влюбленный в жизнь, в широкий праздник лета,

Прожаренный на солнце и ветрах,

Опять пою тебя, моя планета,

В табунных травах, песнях и кострах.

Медовый дух. Озерный воздух. Воля!

Цветет калган, и далеко видна

Пасущаяся в поле на приколе,

Качающая волнами руна,

Овца. Пустышка. Блеющая кочка...

Шмели гудят, погода высока,

И журавлей кочующая строчка

По небу не плывет еще пока.

Еще в лугах лежат такие росы,

Что кровь немеет в жилах, и восток,

Обрызгав небо, падает в покосы,

Обшаривая каждый лепесток.

Как будто мягкий зверь на влажных лапах,

С особым тщаньем нюхая следы,

Он травы шевелит, и пьяный запах

Пронзает хмелем небо и кусты.

А далеко, за темною грядою,

Туман кругами ходит над водой,

И, удивленный тихою водою,

Покачивает белой бородой.

И это все от края и до края —

И черных туч воинственный разбег,

И солнца шар, что катится, сгорая, —

Не полюбить не может человек.

* * *

Скину туфли, сниму пальто,

Разогрею постылый ужин...

Мне не нужен уже никто,

Да и сам я себе не нужен.

Это грустно, но не беда.

Это горько, но не отрава.

Упадет на плечо звезда,

Обернется дурною славой...

Здесь ночами и глух, и гол,

Непонятный, как только зачат,

Я катаю во рту глагол

И не знаю, что это значит.

И в рассветном луче лучусь,

Верю слову и жду удачу,

И кровавой слюной сочусь,

И слезою кровавой плачу...

* * *

Тепло рукавицы и волчья пола,

Пахучее сено, широкие сани,

И медь на дуге где-то под небесами,

И хруст под копытом острей, чем игла.

Бегущий за кем-то, зовущий кого-то,

Февраль облизал языками сугробы,

У солнца столбы золотые — ворота! —

Распахнуты тоже и нет горизонта.

Все слито в едином... Вези меня, чалый!

Я знаю — там ждут нас — ворота раскрыты,

И щи притомились, и стопка налита,

И меру овса засыпают в корыто…

Вечер

Сидела собака.

Собака смотрела

Как плавились окна, и небо горело.

Закат полыхал и, объятая жаром

Земля отдыхала, и зной в ковылях

Едва шевелился, и пахло нектаром,

И птицы галдели в густых тополях.

Галдели... Шумели...

Их песня глухая

Кружилась в листве, и, росой набухая,

Текла по стволам, меж корней, по дорожке.

Бахча зеленела, блестела корой,

И месяц веселый, курчавые рожки

В кольцо загибая, висел над горой.

Висел над горою,

За всем наблюдая,

И думал: какая Земля молодая!

Он думал — пшеничное поле какое,

Какая деревня, простор-то какой,

Какие стоят тополя над рекою,

Какая река и закат за рекой!

Какая собака!

Не воет, не лает,

И в небо глядит, словно все понимает.