*   *   *

Как ни старься, ни болей,

День тебе будить…

Через марлю тополей

Серый свет цедить.

Все соринки обирать

Речью горевой.

Марлю серую стирать

Клейкою листвой…

Сам же это звал судьбой,

Сам же доглядел:

Белый свет не сам собой,

Не с рожденья бел.

               *    *    *

Мы с бором живём – без обид,

Я  общее в нас замечаю.

Злой ветер его ознобит –

Он лишь головою качает.

Снег выйдет его полонить,

Облепит: «Сдавайся на милость!»

Но будет он плечи клонить, -

Чтоб круче они распрямились.

Такой он. Стоит на своём –

Снега ли, эпоха такая.

…А после, обнявшись, поём,

Губ выстывших не размыкая.

          *   *   *

Тут хутор был. Колхоз

С названьем «Большевик».

Левады. И покос.

А нынче - борщевик.

Зато до белых мух

В талах у озерка

Живет седой пастух,

Пасущий облака.

Что делать старику? –

До света он встаёт,

Зайти борщевику

На берег не даёт.

Потом тугим веслом

Сгоняет тину-слизь, -

Чтоб небо тут росло

И облака паслись…

                  *    *    *

Кого ты ждешь? Ушла утайкою

К обрыву, где простор и стынь.

А он – с потёртою фуфайкою,

Мазутом пахнущей: «Накинь…»

Ночь за собой уводит ерики,

И шлях, таясь, уходит с ней –

Туда, где бьётся жизнь в истерике

Синюшных вспышчатых огней.

Где племя «ино» ждёт с подарками

И одаряет люд хмельной

То – дорогими  иномарками,

То – даже родиной иной…

Кричит тебе: «Деревня тёмная,

Да кинь ты свой кизячный край!

Вот, - вся в огнях, - дорога торная –

Иди, обновки выбирай!»

Кого ты ждёшь? Созвездья грудятся,

Подходят с трёх родных сторон.

И змий ползет… И всадник чудится…

И знобко душеньке… А он…

Ну, поманил бы речью яркою,

Так нет, катает желваки.

…Но ватник, что пропах соляркою, -

Не он ли снял с себя - «Накинь…»

И слово – трудное, угластое, -

Одно

            решит судьбу твою.

Он, твой народ, не слишком ласковый,

Но с ним не страшно

                                      на краю…

                ОТВЕТ

Да, мои глаза всегда темны!

На пологий берег я не езжу…

Да, осокори мои верны,

До конца верны крутобережью.

Кто-то обожает пастилу

И всегда глазами ищет сдобу…

Ты вот – прислоняешься к стволу,

Я же, глядя в дальнее, - к ознобу…

                     *   *   *

Много ли значит он, вид из окна –

И затуманен стеклом, и не нов?

Вид, что упрямо хранит племена

Вётел разлатых, талов и тернов…

Вид, что окну твоему надоел:

Луг, огород, и ещё огород.

Речка. И всхолмий ликующий мел,

Что на поруки безвестность берёт.

Зябнущий прочерк лесной полосы –

И горизонта округлый нажим…

Стёжка, которую ты на весы

Века – с туманом речным – положил.

Время забыло друзей имена.

Имя страны ветер носит листвой.

Он же всё ловит, тот вид из окна,

Взгляд неотрёкшийся стынущий твой…

        *    *    *

Остатки дней перебирая,

Не струшу и не разревусь:

Осокори идут по краю

Туда, где в небо я сорвусь…

Я горько жил, шептал – коряво,

Но ты  - не режь и не крои:

Белеть во тьме осокорями

Пытались горести мои.

Их времена не пожалеют,

Вихрясь…Но нынче, так и знай,

Они, - где самый край, белеют.

Они его и держат, край…

             *    *    *

Ни конторы нет, ни гаража,

Ни колхоза нынче, ни зарплаты...

Пахари уходят в сторожа,

На подсобы едут, на подхваты.

Вроде – на чуток, не навсегда,

Только жизнь давно чужда идиллий.

Пахарей уводят в города,

Как в полон когда-то уводили…

А в полоне – знамо, не глазей! -

На «лесах» скользя, канавы роя.

…Мчит битком набитая «Газель»

Вглубь вахтовладельческого строя.

Темень встречным светом, как ножом,

Полоснёт, без всякой задней мысли, -

И отрежет мужиков от жён,

От детишек, что на шее висли.

И – на две недели, на века? –

Замышленье бунта и побега,

Смена – «от пинка и до пинка»,

Вместо той – от снега и до снега.

*   *   *

Различаю: во времени мглистом,

Шелестящем опавшим листом,

Свиристели летят с пересвистом,

Говорят меж собой о простом.

Откликаясь стихам и полотнам,

Зябкой жилке на стылом виске

На каком-то своём, перелётном,

Но понятном  до слёз языке.

Отзываясь печалям-кручинам

На таком, что хоть следом лети:

На чуть слышном, едва различимом,

На зовущем, забытом почти…

*    *    * 

Нет веселья русским без тоски,

А тоски – без водки.

И теченье захлестнёт мостки,

Сдёрнет с лежбищ лодки!

Оттолкнёмся от пустой сумы –

И повдоль заката

Понесёт само до Колымы

По земле покатой…

        *   *   *

Уходит с равнин,

Гаснет свет за рекою.

…А мука стремнин

Стала мелью-мукою.

Ей тяжкой волною

Белеть намывною…

Простившись со мною.

Оставшись со мною.

Белеть и белеть,

Зарастая равниной.

Болеть и болеть

В моём взгляде – стремниной…

                 *   *   *

                             Василию Жиляеву

И я, мой старший  друг, и ты, –

Мы – луг, мы – донник за деревней.

А ведь поэзии цветы

Растут в тиши оранжерейной!

То не для них: бледнеть и рдеть,

Носиться, как с дитём, с росою.

Им важно – важный взгляд задеть

Своей заносчивой красою.

Зато когда, от воли пьян,

Прижав  к себе бугры и долы,

Цветёт поэзии бурьян,

Сердца срываются – как пчёлы…