Всякий писатель, если он настоящий художник, создаёт свой мир, который представляется ему единственным и неповторимым. Этот мир соответствует его видению жизни и отражается на бумаге в образах. Картина мира складывается присутствием в нём человека, но не только. Имеют значение важные детали: это и место, в котором он живёт, окружающая его природа, и даже то, что он её не замечает и не придаёт никакого значения тому, где обитает, уже будет характеризовать его в полной мере. Даже в отрицании, в неприятии полноты жизни, её красок, высветится весь человек.

     Книга Ивана Евсеенко «Раннёю зарею, вечернею порою…», выпущенная в прошлом году на Алтае в серии «Лауреаты Шукшинской литературной премии»1, содержит в себе несколько повестей и рассказов, которые как раз свидетельствуют о полноте жизни и её красках, и говорят о человеке, живущем и работающем на земле.

     Это проза не только деревенская, она ещё и крестьянская, вбирающая в себя и советский опыт, и коренной перелом, произошедший в результате смены государственного строя, и разочарование настоящего времени в демократических реформах.

     В её центре – человек, всегда крепко стоящий на ногах, крепкий умом, всегда человек труда, но никак не «деловой человек» в современном понимании, не ловкач, стремящийся заработать из воздуха, на пустом месте.

     Он знает, где и зачем живёт, в любые времена и на разных сломах истории. Раньше были колхозы, но не было Бога. Потом вернули Бога, но не стало колхозов. И тут возникает много вопросов, на которые не сразу ответишь. Главный вопрос – вопрос выживания не отменяет прежнего советского человека, а лишь обостряет существующие противоречия.

     Герой Ивана Евсеенко – не просто деревенский житель, он по преимуществу крестьянин, живущий несмотря на постоянные серьёзные сбои в государственной машине и разнообразные препоны. Он старается подальше держаться от власти: «Начальство, оно только на собраниях делает вид, что о народе печётся и душой страдает за него, а на самом-то деле только о своей выгоде и думает. Так спокон веку было, так есть и сейчас, так, похоже, и в будущие, невидимо далёкие годы останется» («Раннею зарёю, вечернею порою...»).  

     Живя на земле, он трудится на ней и кормится от неё. И вот тут-то необходимо добавить: так спокон веку было.

     Он благодарит Бога и природу: «Отрадно ему было это раннее пробуждение лугов, реки, всего птичьего, звериного и человеческого мира. День настал, а с ним настала и беспокойная, неостановимая жизнь» («Раннею зарёю, вечернею порою...»).

     На самом деле он Бога никогда не забывал при любом строе. Он знал о его присутствии в окружающем его мире. Сама природа подавала знаки, и не заметить их было нельзя: «Вечерняя заря к этому времени совсем потухла, на сонную затянутую туманом реку и на луга опустилась прохладная тихая ночь».

     Для городского жителя это красивая картинка за окном, а для крестьянина – подлинная изначальная жизнь, мир, который существовал и до человека. Герои Ивана Евсеенко словно и поставлены на то, чтобы сберечь его в первозданном виде.

Они любят этот патриархальный мир и растворены в его пейзаже. Они дышат полной грудью и знают здесь каждую тропку, всякую травинку и былинку. Каждый из них укоренён в крестьянском быту. Самодостаточность этого мира очевидна, ему не нужны никакие подпорки, главное – чтобы не мешали.

     Населяющие его люди убеждены в своей правоте. Часто их взглядам на жизнь присущи наивность и некоторый идеализм, однако они чисты в своих помыслах. Православное видение мира помогает им размышлять о его устройстве. Так старик Никифор в рассказе «Колодец» думает: «то опять о звёздах, то о земле. О том, что, должно быть, у неё, так же как и у людей, есть сердце, есть жилы, есть кровь – вода… И тот, кто не слышит, как течёт эта кровь, как бьётся земное сердце, тот не понимает и не чувствует собственной жизни».

     Постепенно сквозь все описания и живописные картины перед читателем проступают зримые очертания Рая. Да, это самый настоящий Рай, свидетельствующий о слиянии человека с природой, некая Аркадия, место, где труд на земле является необходимой радостью жизни. Доказательством тому служит хотя бы образ Никиты Ивановича из повести «Работник»; ему почти девяносто лет, а он так и не привык сидеть на крылечке без дела: «Рубанок сущим голубем-сизарём порхал у него в руках, ворковал и постанывал от удовольствия».

     В том же Раю разворачивается действие повести «Раннею зарёю, вечернею порою», рассказывающей об идиллической дружбе Антона с потерявшимся жеребёнком. И даже в драматичнейшей повести «Отшельник»2 можно легко обнаружить следы этого Рая, где в его качестве выступает заброшенное село в чернобыльской зоне.

     Этот мир не пуст, он предельно конкретен. Это предметный мир, в котором всему есть своё название и предназначение. В прозе Ивана Евсеенко заложена крестьянская основательность, и потому он не напишет просто, как кто-то сел на подводу и поехал. У него всё будет описано со знанием дела. Хомут, супонь, подпруга, чересседельник – все эти и другие подробности словно нужны ему для того, чтобы сохранить этот Рай, эту уходящую натуру в первозданном виде, когда совсем скоро уже никто ничего не будет знать о крестьянском быте, запечатлеть хотя бы в слове, оставить его в памяти. Перед нами проходит своеобразная инвентаризация Рая, она касается всего: устройства дома, домашней утвари, производства работ.

     Как в крестьянском Рае, в этом мире царит вечное лето. Он залит солнечным светом, в нём нет ненастья; ночь тиха, и в ней на небе высыпают звёзды. Про зиму чаще всего сообщается, что она «минула», и этого вполне достаточно. Зима не запоминается, основная жизнь происходит летом.

     Здесь не дуют ветры; если вдруг случится какой-нибудь заполошный порыв, то только пронесётся по улице, попугает и исчезнет. Вся непогода может находиться в состоянии «начавшего накрапывать дождя», но тут же следом выясняется, что «дождь вроде бы и затих». Даже в рассказе с говорящим названием «Гроза надвигается» показана внезапная суматоха, предваряющая грандиозное атмосферное явление; мы слышим раскаты грома, вот-вот грянет страшное, и тут же писатель даёт нам надежду, что гроза пройдёт стороной, на этом ожидании рассказ обрывается.

     Проза Ивана Евсеенко во многом тяготеет к сказу. Чисто внешне эта тяга может выражаться в названиях: «Раннею зарёю, вечернею порою», «За тридевять земель», «По щучьему велению», а внутренне, по сути, проявляется в отношении к слову, которому очень часто требуется некоторое усиление, дополнение. Так возникают «родничок-криничка», «замочек-сторож», «ручеек-болотце», «васильки-волошки», «птички-ласточки», «домики-каморки», «август-месяц».

     Словарь прозы Ивана Евсеенко весьма богат подобными удвоениями, помимо всего прочего в них раскрывается отношение автора к предмету. К примеру, если мы читаем «автомобиль-машина», то независимо от контекста можем уловить некий оттенок насмешливости, пренебрежения, в итоге работающий на снижение. И наоборот, «конь-огонь», когда речь действительно идёт о жеребёнке, будет подчёркивать исключительно возвышенное к нему отношение, связанные с ним ожидания.

     Мне кажется, что ключевым для понимания творчества Ивана Евсеенко словом, хотя оно и не будет лежать на поверхности, служит слово «лад», ведь в своих произведениях он стремится рассказать о ладной жизни, прилаженности к её порядку и устройству, к каждодневному труду. И разлад в ней наступает тогда, когда появляются чужие, пришлые люди. Так в повести «Раннею зарёю, вечернею порою» рушится идиллическая, пасторальная картина мира, когда в неё вторгается ватага городских мотоциклистов, а в «Отшельнике» сложившуюся гармонию нарушает беглый дезертир.

     Этот разлад, нарушение жизненной гармонии случается и тогда, когда герой Ивана Евсеенко по своей ли прихоти или поневоле, покидает родные места хотя бы и на время. Он словно теряет опору под ногами, его жизнь становится зыбкой.

     Так происходит с Матвеем из рассказа «За тридевять земель», соблазнившимся лёгким заработком. Пусть действие разворачивается ещё в советские времена, но уже чувствуется в нём боязнь крестьянина потерять себя, стать не собой, а кем-то другим, неизвестным, живущим не в ладу с привычным порядком. В этой неизвестной ему жизни существует какая-то неправильность, кривизна. Он нутром это чувствует и бежит от неё. Мнимая внешняя выгода на деле оборачивается внутренними потерями.

     Родное для писателя село Займище является прототипом всех остальных сёл, которые возникают в его повестях и рассказах; оно как раз и представляет начало изображаемого мира, весьма существенную часть его картины.

     Герои Ивана Евсеенко ведут жизнь неспешную, осенённую своим смыслом и подчинённую определённому порядку. Часто событием в ней становится воспоминание, в котором сквозит сожаление об ушедшем времени и утраченном укладе. И, может быть, эта книга своим появлением будет противостоять дальнейшим утратам и забвению.

Иван Евсеенко. Раннею зарёю, вечернею порою… - Управление Алтайского края по культуре и архивному делу; Алтайский дом литераторов. Барнаул, 2012.

*Подробнее: В. Никитин. Ад и рай Андрея Михайлова (О повести И. Евсеенко «Отшельник»). // Журнал «Москва». — 2005. — № 3.