Александр Титов. ПЕСНЬ МЕХАНИЧЕСКОЙ ДУШИ («Технический роман» Андрея Платонова)
ИХ ПЬЯНИЛО БУДУЩЕЕ
На столе лежит мобильный телефон, включен компьютер… Доступные чудеса, о которых даже не мечтал в свое время писатель Андрей Платонов, любивший технику и веривший в нее как в спасительное чудо.
«Технический роман», 1933 год… Чем же влечет к себе эта тонюсенькая, но воистину магическая книжка. В крохотном романе, вернее в набросках к нему, Платонов показал, как происходит обогащение живыми пока еще душами неизвестного, но такого желанного будущего, из которого светит зарево якобы «счастливой» жизни, поражает масштаб «технической» платоновской Мечты.
Унылый и беспросветный степной город. Чувство надежды, вера в техническое будущее спасают молодых энтузиастов от провала в серое постреволюционное н и ч т о. Юные пророки нового света начинают сомневаться - хватит ли человеческих сил для построения справедливого общества? Электричество для них не просто вид энергии, но д у х , добрый джин, извлеченный не из кувшина, но из таинственного состава Вселенной, этот дух витает над разрушенной Россией, только что пережившей гражданскую войну.
Платонов помнил дореволюционный «ад жизни», но и социалистическое настоящее оказалось не лучше - все тот же беспросветный труд, нищета быта простых людей. И все это на фоне величественной и трагической попытки объединить людей механической любовью коммунизма, попытки заменить величественной техникой христианскую любовь.
«Абсолютная трата» ради достижения коммунизма - вот девиз труда тех лет. Провинциальные преподаватели, недоучившиеся студенты техникума ждут появления рукотворного технического солнца, хотя внутри души каждого из этих пареньков кипит тьма «самого себя».
Тысячелетнее царство рухнуло, новые люди требуют не только нового солнца, но и новой веры...
...Сегодняшние времена должны как-то отозваться на тогдашнюю «трату человеков»? На богатой «почве» выросли! Не только компьютеры, но и атомные электростанции, реактивные лайнеры, полеты в космос, интерес к которым угасает по причине всё более «заземляющейся» души человека.
ИЗ ПОЭЗИИ НИЩЕТЫ - В РЕАЛЬНЫЙ КОСМОС
Чевенгур созвучен с Байконуром, символом прорыва в космос, связан с ним образно, эмоционально, хотя они из разных эпох и понимают друг друга, как два брата, из которых один сытый, другой голодный.
Бай-ко-нур - стремительно, с юмором и натиском, будто слышатся шаги молодого великана.
Че-вен-гур - уязвленно-красиво, червлёно-дико.
«Нур» - общий, утвердительный, понукание возницы, утешение в труде.
«Гур» - по-голубиному гуркающий, неистребимая надежда, почти «ура».
Читатель нынешнего дня может с непривычки заблудиться в чудесных словесных рощах, платоновский слог заколдовывает, влечет почти в сумасшествие надежды нового человека. Но где же корни «механической» влекущей поэзии техники?
Ироническая проза Платонова ярко высвечивает души его персонажей, видящих перед собой серое н и ч т о коммунизма, уже почти состоявшегося в маленьком таинственном городке. «Технический роман» мог бы стать в один ряд с Чевенгуром, будь он написан до конца.
ЛЮДИ-КЛАВИШИ
Пророки новой жизни начинают томиться и сомневаться - ничего у них не получается! Не могут понять, что ни человеческих, ни механических сил недостаточно для построения справедливого общества.
Однако они продолжают слепо верить в электричество и жаждут нового «технического» солнца, и хочется закрыть глаза на серость разрухи.
Заросли проводов стремились на протяжении всех пятилеток опутать деревню. Но и деревня - хитрое существо, ее не заманить в сети цивилизации. Она лишь частично поддалась прогрессу и погибла, когда ее полностью механизировали, оторвав от прямого контакта с почвой. Но смысл, душа деревни долгое время были несгибаемы и не хотели поддаваться уничтожению.
Словесная часть технической песни Платонову удалась, но мелодия вышла грустная, в ней мало телесной страсти, зато много задумчивости и «технических» грез. Его молодые герои - клавиши «механического» инструмента, на котором власть того времени играла марши пятилеток. Клавиши инструмента западали, фальшивили, выдавая то веселые, то грустные ноты, в двадцать первом веке «инструмент энтузиазма» был выброшен на свалку истории.
«Технический роман», несмотря на маленький объем, на мой взгляд, самая идеологическая и философская книга Платонова. В ней он поставил вопросы о смысле природы и человека, о невозможности какого-либо контакта между ними. Революция отняла у человека сначала Бога, затем окружающий иррациональный мир, таинственный смысл природы как Вечного Непонятного был брошен на алтарь рационализма и так называемой «всеобщей пользы». Природа для видимости поддалась, задышала электричеством и жаром ядерного распада, но это была лишь уступка с ее стороны, опасная игрушка для юного человечества, которое по ошибке могло погубить само себя.
«Душин предлагал создать социализм на простой силе рек и ветра, из которых будет добываться электричество для освещения и отопления жилищ и движения машин, а материнское девственное вещество земли нужно не разрушать и не трогать - оно должно впоследствии послужить науке для суждения о неясной судьбе Вселенной и ответить на вопрос жизни - правильно ли действует частный разум людей на их небольшое сердце, когда человечество желает отрегулировать течение мира, - или человек лишь мнимое существо и ярость его действий есть бой невесомого, а стихия всемирного вещества исчезает мимо в неизвестном гремящем направлении к своему торжественному концу».
А «материнское девственное вещество» давно уже тронуто, нынче нельзя себе переставить жизнь людей без нефти и газа. На них держатся «прелесть» и комфорт современного материального мира, а прелесть слова, даже платоновского, уже почти никого не увлекает. У тех же, кто хотел бы увлечься художественным словом в качестве автора или хотя бы читателя, при насыщенном уровне современной жизни на это почти не остается времени.
ОБВЕТШАНИЕ МИРА
Неистовые жители 1920-х годов не хотели задумываться над решением сложных вопросов, энтузиасты пятилеток отвергли «тягомотину и оппортунизм», спеша вырвать время из черной дыры истории. Но все революции и перестройки стареют, превращаясь в ржавчину, старые паровозы холодеют и мертвеют в тупиках истории.
Пожилой электрофизик Преображенский дает точный ответ тем, кто бездумно верит в технический прогресс - мир обветшал, человеческая мечта за последние тысячелетия не дает результата.
Наступает эпоха «равнодушных утомленных поколений». Не было и не будет дешевого «машинного» хлеба, на который так надеются рабочие, сидящие в зале. Однако сам Преображенский, хотя он и атеист, уверен, что «мир был прекрасен до его сотворения»…
РОКОВОЕ НАРОДНОЕ СЕРДЦЕ
Мировые потрясения и стихийные бедствия в современном мире иногда напоминают о голоде, который дамокловым мечом всегда висел и продолжает висеть над человечеством. Нет-нет да и всколыхнется это почти забытое, но живое и страшное слово - голод. А голод Платонов знал не понаслышке.
Нищая старуха (этот эпизод романа известен еще как отдельный рассказ «Родина электричества») «сознает мысленно» всю тщету техников, пытающихся оросить огороды. Пожилая женщина не верит и в эффективность крестного хода. В щелях растрескавшейся от засухи земли живут «насекомые, точно сделанные из меди».
Картина, нарисованная Платоновым, напоминает Апокалипсис, в котором медное небо и железная земля.
В той же деревне тронувшийся умом председатель сельсовета, заговорил вдруг стихами, похожими ритмически на молитвы. Жена умерла, дети пухнут с голоду, однако председатель в меру своих сил пытается спасти народ подведомственной ему территории от гибели. Последняя его фраза поднимается до высоты шекспировской страсти:
«Громадно наше сердце боевое, не плачьте вы, в желудках бедняки, минует это нечто гробовое, мы будем есть пирожного куски. Я тоже ел три дня назад, жена моя лежит в гробу, детишки ходят к ней под крест, чтоб поглядеть, где ад, где мать родная их кричит свою мольбу! Но не горюет сердце роковое, моя слеза горит в мозгу и думает про дело мировое свое великое гу-гу!..»
Председатель устал от жары и страдания по умершей жене, хотя лицо его не потеряло доброты своих складок, и он говорит прозой вдовам, «смотревшим на него с ужасом, как на представление, и с улыбкой любви, как на свою власть»: «Ступайте, женщины, копать канаву дальше...»
Женщины не узнают свихнувшегося на идейной почве начальника и смотрят на него, как на чужого человека: видимо, бес в него вселился… Идея плюс маленькая власть полностью покорили этого человека, для своей эпохи он пока еще нужен, но как личность уже погиб. На дне его механического руководящего сердца клубятся остатки горя.
Нищие энтузиасты донэповской России продолжают верить, что продолжат дело освобождения народа с помощью технических чудес.
Молодой инженер Душин учится быть «хладнокровным среди событий».
Уходят из народа остатки религиозности. Лида, невеста Душина, «глупа и красива, как ангел на церковной стене». И «присушку химическую» для своего ухажера собирается приготовить - прогресс налицо. Эта девушка любит танцы и веселые компании.
Революция остарела, превратившись в отработавший свой срок механизм, который, как его ни жаль, придется выбрасывать на свалку: «…революция в те годы была как пространство - открытое, свободное, но еще не заполненное - и его пустота висела над сердцем, как тревога и как опасность».
Революция, по Платонову, «бледнеет и проживается». Даже звезды ночного неба для молодого инженера теряют символическое значение - они всего лишь «короткие замыкания в хаосе сил бесконечности».
Прагматичная Лида отвергает смысл беспредельного пространства мира, не пытаясь даже вообразить этот странный для нее образ. В ней воплощен индивидуализм юной женственности, устремившейся в сопутствующие НЭПу отдых и развлечения, она - молодое тело новой жизни, ей трудно и бедно с представителями корчагинского поколения - Душиным и Щегловым, для которых она о б щ а я жена. Ее не проведешь фразами о прекрасном будущем, Лида хочет жить теперь и сейчас, «бесконечность» не для молодого чувственного тела.
Бывший машинист паровоза Щеглов, прошедший курсы инженеров, несмотря на свое образование, по духу своему недалеко ушел от прагматичной Лиды, он отвергает бесконечность числа звезд. Именно такие Щегловы будут вскоре управлять сталинскими заводами и стройками, они предпочитают мечтать не ввысь, но вширь.
Теория происхождения мира, по Щеглову, имеет механический характер. На вопрос, заданный Лидой, он отвечает так:
«Случилось что попало - сразу всё, как взрыв, и стало интересно…»
Теория пространственного взрыва, почти божественная по смыслу, взятая скорее из глубин воображения, нежели из лекций, будоражит умы технической молодежи, однако Душин старается экономить свои силы для главного дела -электрификации губернии.
Если Душин верит в возрождение всего старого и ветхого, то Щеглов прощается с прошлым навсегда. Щеглов - будущий крепкий хозяйственник, Душин - идеалист, он не приспособлен к реальной жизни.
Однако основная масса молодежи той эпохи, как и во все времена, развлекается. Немалую роль в этом играет заграничный патефон.
Появляется в эпизодах жена инженера Стронкина, «19-летняя красавица-растрепка», которая встает ежедневно в четыре часа дня, «черноволосая, как Лида…», танцующая в мужских штанах, поющая «хрипло и великолепно, как цыганка».
Но Душина среди них, этих прожигателей жизни, мы не видим: он полагает, что веселье должно основываться на конкретном успехе, а его пока нет.
«УТОМЛЕННЫЕ» МАССЫ
Мечты, мечты… Партийный «отец» губернии Чуняев не может без слез слушать доклад Душина об электрификации. Однако «угрюмая вера» Душина в электричество пугает даже его друга Щеглова. Счастье кажется таким далеким, что в него бессмысленно верить, поэтому оно само, без спроса, порабощает сердца нищих активистов.
Безграмотный, вышедший из народных масс руководитель Чуняев «чувствует» физику, особенно в тех моментах, когда, по его мнению, наука может принести пользу народу. Он верит в мощь электричества и полагает, что «истина жизни» найдена! Осталось на ее осуществление потратить несколько поколений.
«Хлеб нужней чтения!» - сказал кто-то из слушателей доклада «с раздраженным могуществом в голосе».
Студенты пытаются убедить оппонента: много продуктов питания без техники и электричества не добыть!
Старым преподавателям доклад Душина и вовсе кажется невежественным. Однако эпоха говорит устами Душина, к нему прислушиваются, с ним спорят.
Оппонент Душина, пожилой электрофизик Преображенский, считает, что человеческая мечта за последние тысячелетия не дала результата.
Старый педагог является в романе представителем «равнодушных утомленных поколений». Не будет дешевого «машинного» хлеба, на который так надеются рабочие, сидящие в зале. Преображенский атеист, он полагает, что «мир был прекрасен до его сотворения».
Чуняев, как истинный представитель масс, понимает, что любые слова это «ложь». Но даже он, местный партийный вождь, который всем своим, тогда еще хлипким бюрократическим аппаратом пытается «организовать хлеб», не в силах преодолеть мощь заряженного энергией слова Душина. Хотя Чуняев чувствует, что руководит как-то не так, однако и он не в силах противиться «магии эпохи».
«Зоркий немой народ» всегда ждет, терпение его практически беспредельно. Прагматик Щеглов знает, что времени для «мечты о прекрасном будущем» достаточно, народ никогда не будет подгонять своих идеологов, тем более требовать у них отчета. Щеглов мечтает о таком устройстве общества, при котором «истина и благо вырабатывались бы автоматически». Его потомки будут позднее пользоваться природными богатствами страны.
Мечтатель Душин отвергает удачу и благополучие избранных:
«Все люди должны быть прекрасными - это вопрос пролетариата и электротехники». Он один из тех идеалистов, которым нескучно жить в «самых скучных местах мира».
Потомки Душина - бедные ученые и философы.
РАЗМНОЖЕНИЕ ЧУДЕС
Надеяться на публикацию такой книги в тридцать третьем году было невозможно. «Технический роман» был обречен на арест и забвение.
Идейное опьянение первых пятилеток перенесено в наши дни посредством пожелтевших страничек еще советского «огоньковского» издания, и мы видим, каким образом происходило обогащение послереволюционными душами, будто навозом, неизвестного, но такого желанного «будущего» (на которое мы сейчас глядим своими глазами).
Если смотреть с технической стороны, то сбылись многие мечты инженеров той поры, хотя силы природы по-прежнему людям неподвластны, а солнце все так же бесплатно работает как на «буржуев», так и на «пролетариев».
Ученые следующих поколений проложат дорогу в космос, создадут электронику и прочие чудеса, но у них пока еще нет сил и возможностей для воплощения гибельных мечтаний героев Платонова.
Перечитывая роман, мы будто наяву видим этих несчастных взволнованных путников на разбитой проселочной дороге. А мы, их потомки, живем уже в нынешнем дне, наполненном техническими чудесами. Увы, пока только техническими чудесами. Но не социальными и духовными.