Татьяна Пухова. «ОЙ, ТЫ ГОЙ ЧУДНЫЙ ОТРОЦЕ…» (Духовный стих о Егории Храбром)
Духовные стихи – это жанр, с которым только недавно по-настоящему стали знакомиться современные воронежские фольклористы. По ряду причин, духовные стихи студентами и преподавателями кафедры теории литературы и фольклора Воронежского государственного университета начали записываться, только начиная с 90-х годов. Сейчас в архиве кафедры хранится более ста духовных стихов.
В антологии С.Г. Лазутина «Народные песни Воронежского края», вышедшей в 1994 году, приводится 11 духовных стихов, записанных в Воронежской губернии, но опубликованных еще в ХIХ веке: «О голубиной книге» (1865), «О святом Николае-Чудотворце» (1916), «О святом Макарии» (1916), «О великомученице Варваре» (1916), «Плач богородицы» (1916), «О смертном часе» (1916) и др. Современные записи этого жанра еще ждут своего опубликования. Поэтому задача собирания и изучения духовных стихов, исполняемых сейчас, необычайно актуальна.
Характерно, что среди духовных стихов, записанных в 1990 - 2002 гг., основная масса связанна с проведением похоронного обряда (стихи о смерти, о душе, расставшейся с телом, о грехах, стихи, обращенные к умершим родителям и другим родственникам). На втором месте по распространенности в современном бытовании стихи о Христе и Богородице, о Троице. Наконец, еще бытуют, хотя и в полуразрушенном состоянии духовные стихи, посвященные святым угодникам. Возможно, это связано с тем, что в наше время стремительно сокращается слой людей, знающих церковную службу и Священное писание, жития святых, апокрифы. Кроме того, изменилась сама среда бытования духовного стиха, ведь, как писал Г. Федотов: «Духовными стихами в русской народной словесности называются песни, чаще всего эпические, на религиозные сюжеты, исполняемые обыкновенно бродячими певцами (преимущественно слепцами) на ярмарках, базарных площадях или у ворот монастырских церквей[1]». В наше время духовный стих исполняется также, в основном, верующими, но обстановка исполнения совершенно иная. Вот какой разговор состоялся во время фольклорной практики 2002 года с А.М. Токаревой – жительницей села Вязовка Таловского района Воронежской области:
- Откуда вы знаете духовные стихи?
- Так, сама по себе. Вот когда у меня случилось несчастье с сыном, шесть лет вот будет, и я предалась вообще и полностью церкви. Каждый стих, каждая молитва мои все… Сейчас я пою повсечастно, так сяжу, пряду и напеваю. А так, когда мы ходим покойника поминать, беру с собой памятки, чтобы исполнять.
- Исполняете ли вы духовные стихи во время похоронного обеда?
- Конечно.
- Сколько исполняется стихов?
- Как время подскажет, бывает и три, и четыре, а в основном, читается «Псалтырь», и если есть время, мы исполняем.
- Исполняете ли вы духовные стихи во время поста?
- Ну, пост не всегда соблюдаю, это вот я грешница великая, семья большая, я просто не могу. А стихи исполняются.
- Песни исполняются в любой день или в определенные дни?
- Да, я думаю, в любое.
Целью нашего исследования будет анализ стихов о святых угодниках, записанных в Воронежской области в конце 1990-х - 2002 гг. Мы взяли лишь часть записей, посвящённых святым угодникам. Это духовные стихи о св. Георгии, св. Варваре, св. Симоне, о св. Серафиме,о св. Митрофане.
И по сей день в нашей области исполняют стих о воронежском святом – святом Митрофане, хотя его мощи и монастырь его имени были уничтожены еще в начале 30-х годов.
Ликуй, красуйся, град Воронеж,
Ныне радость христиан.
Веселится в том мы можем,
В нем святитель Митрофан.
Будь ходатай наш перед Богом.
И помощник всем скорбям.
Прибегать к тебе мы будем,
Он поможет всегда нам.
По данным «Полного православного богословского словаря» святой Митрофан (1623 – 23 ноября 1703 гг.) был «назначен первым воронежским епископом по желанию Федора Алексеевича (брата Петра), оказывал деятельную помощь Петру в приготовлениях к азовского походу. Митрофан отдал даже ему все свои деньги, за что Петр сделал его еще епископом азовским. В 1732 году мощи Митрофана были найдены нетленными, память его чтится 23 ноября». Духовный стих, записанный в селе Никольском Воробьевского района в 2001 году, насыщен уверениями верующих в почитании святого, надеждой на помощь с его стороны, укорами в свой адрес.
Святый отче Митрохфан,
Будь нам милостив отец.
Прибегаем к тебе ныне,
Не оставь своих овец.
Мы как овцы заблудились,
Потеряли пастыря,
Закон божий мы забыли,
И небеснова царя.
В 2000-2002 гг. нам удалось записать несколько духовных стихов о святых угодниках, великомучениках раннехристианского периода (св. Георгий, св. Варвара, св. Симон). Остановимся подробнее на духовном стихе, посвященном св. Георгию. Как справедливо отмечается в одном современном исследовании, он является вариантом «так называемого классического духовного стиха, достаточно редкого в наше время в фольклорной культуре»[2]. Текст записали в 2002 году в селе Чесменка Бобровского района Воронежской области от Зинаиды Романовны Молодых, 1930 года рождения, студенты 1 курса филфака И. Разинькова и М. Розенфельд. Он встретился нам впервые. Зинаида Романовна рассказала, что этот стих исполнялся во время поста при работе с пряжей. Его пели мать и бабушка З.Р. Молодых.
Данный стих не случайно оказался в этих краях. Ведь земли села Чесменка принадлежали графк Орлову-Чесменскому, который заселил свои бобровские поместья крепостными крестьянами из Московской губернии.
Итак, текст 2002 года:
Жила барыня-государыня,
Жила хитрая, премудрая.
Родила она четыре дочери,
А пятого – сына Егория.
Как узнал про него враг Демьянище,
Злой басурманище.
И начали его муку мучити,
И пилой пилить, тупоры рубить.
Ничего Ягорию не подеялось,
Ничего Ягорию не вредилось.
Вырывать начали яму
Сорока пяти ширины,
Сорока пяти глубины.
Закладывают доски – доски чугунные.
Забивают гвоздями – гвозди полужённые.
Засыпали песком – руды жёлтые.
Как пошли ветры, ветры буйные.
Расшвыряли гвозди все полужёные,
Раскидали доски все чугунные.
Ничего Егорию не подеялось,
Ничего Егорию не вредилось.
Надевали на шею терновый венец,
Забивали гвоздями в ноги.
Мать плакала перед крестом.
Не рыдай, моя мати.
Зрящ и во гробе.
Я сам на третий день воскресну,
И на небеса войду.
С верною любовию
Славно мы прославимся.
Интересно, что этот же сюжет духовного стиха о св. Георгии, но в более полном объеме, мы обнаружили в архиве Российского Географического общества (прежде Русского Императорского Географического общества) в Санкт-Петербурге в материалах по Воронежской губернии, в записях священника Василия Емельянова: «Этнографическое описание сел Масаловки, Михайловского, деревень Сабуровки, Ивановки, Никольской Бобровского уезда». Рукопись была получена в 1854 году. Данный духовный стих также был записан в Бобровском уезде, в селах переселенцев из Подмосковья: «все жители этих селений переселились сюда из Московской губернии, все – помещичьи крестьяне». Текст духовного стиха о Егории Храбром мы даем в приложении к статье.
Сравним воронежские тексты 1854 и 2002 годов с духовными стихами о Егории Храбром, напечатанными в сборниках А.Н. Афанасьева «Народные русские легенды»[3] и «Русские народные песни, собранные Петром Киреевским» (часть первая «Русские народные стихи»)[4]. Запись Афанасьева была сделана тоже в Центральной России, но уже в Рязанской губернии.
Рассматривая данные варианты сюжета о св. Георгии, удивляешься богатству народной фантазии. П. Киреевский в предисловии к своему сборнику писал: «Это не церковные гимны и не стихотворения, составленные духовенством в назидание народа, а плоды народной фантазии, носящие на себе все ее отпечатки. На духовных предметах сосредотачивается коренная, задушевная любовь нашего народа».
В «Полном православном богословском энциклопедическом словаре» говорится о нескольких великомучениках – святых Георгиях, пострадавших за христианскую веру в VII или VIII веках. В духовных стихах перед нами различные оттенки, характеристики героев, различные имена, род занятий.
Например, в варианте Киреевского мать Георгия – «царица благоверная – св. Софья Премудрая», у Афанасьева – просто царица Софья и царь Федор. В воронежском стихе 1854 года – «царица Исафея Премудрая», а стихе 2002 года, как мы видим, осовремененный вариант матери Егория: «Барыня-государыня, хитрая – премудрая».
Действие происходит в текстах Киреевского и Афанасьева в Иерусалиме. В нашем тексте названия города нет. Но особенно разнообразны обозначения врага христианской веры: у Киреевского это «Демьянище, безбожный пес басурманище», «Царище Демьянище». В тексте Афанасьева – «Жидовския, басурманския Царище Мартемьянище», «злодей царища – Мартемьянища». У нас в текстах «Зладей Царишина, враг Демьянишина» (1854), а в тексте 2002 года – прямо и более нейтрально – «враг Демьянище».
Сам Егорий – герой-мученик. В тексте Киреевского он не только превозмогает различные мучения, но и выглядит как сказочный герой:
По колена ноги в чистом серебре,
По локоть руки в красном золоте.
Голова у Егория вся жемчужная,
По всему Егорию часты звезды.
В воронежском тексте 1854 года также дается былинно-сказочное описание героя:
Родила царица три отрака
да три дочари,
А сямого – сына Ягория.
Па калено ножки в чистам золате,
Па локать ручки в чистом серебре.
На нём власа были – што кавыль – трава.
Существует другая точка зрения о происхождении украшений в облике Егория. Т.В. Хлыбова в статье «Святой Егорий на иконе и в духовном стихе» связывает духовный стих и искусство иконописи: «То обилие блеска и света, которые излучает Егорий народных стихов, на наш взгляд, вполне могло быть продиктовано иконой… Украшенность героя в стихе вполне соответствовала убору посвященных ему икон. Нельзя исключить того, что представление о «золотых руках и серебряных ногах» диктовалось впечатлением от церковного образа – от золотого и серебряного его убранства. Другое дело – сама формула, которая для передачи этого впечатления могла быть «позаимствована» из сказки»[5].
Но поступки героя говорят больше не о близости к сказочному герою, а к герою былинному. Это доказывают испытания Егория, которые также сохранились в разной мере. В стихе Киреевского Царише Демьянище повелел Егорья свята мучити «муками разноличными»: повелел Егорья «во пилы пилить», «в сапоги ковать», «в котел сажать – смоле варить», и наконец, «посадить Егория во глубок погреб». В воронежском тексте 2002 года называются 1 и 2 страдания, а подробно описывается только последнее испытание – погребение Егория. Старинный стих 1854-го, напротив, повторяет все те же мучения, что и в стихах из сборников Киреевского и Афанасьева.
Он стал Ягория ва муки мучить,
Он стал Ягория ва пилы пилить.
У пилах зубы притупилися,
Ни чяво Ягория ня врядилася.
Павялел Ягория в тапарах рубить.
В тапарах лязьё на абух
заваратилси,
Ничаво Ягорию ня врядилась.
Павялел Ягория пагреба копать,
Глубины погреб сарака сажён,
Далины погреб тридцати сажен,
Паперечины погреб двадцати сажен.
Посадили Ягория ва глыбок погреб,
Закрывали дасками жалезными,
Забивали гваздями полусажаными,
Засыпали пясками рудажёлтами…
В рассматриваемых духовных стихах очень заметно влияние поэтики былины. Разумеется, наиболее ярко это видно в старых записях. Например, в публикации Киреевского каждое описание муки сопровождается общим местом, постоянно делаются повторы, отчетливо наблюдается ретардация[6]. Царище Мартимьянище пытает Георгия и требует, чтобы он изменил христианской вере, поверил в других богов:
Ой, ты гой чудный отроце,
Святый Егорий Храбрый,
Покинь веру истинную, христианскую,
Поверуй веру латинскую.
Молись богам кумирскиим,
Поклоняйся моим идолам.
Святой Георгий отвечает царищу:
Я умру за веру христианскую,
Не покину веру христианскую,
Не буду веровать латинскую,
Латинскую, басурманскую,
Не буду молиться богам твоим кумирскиим,
Не поклонюсь твоим идолам.
В тексте Киреевского это признание в верности христианству повторяется 4 раза, становится общим местом. Интересно, что в тексте Афанасьева мы уже не встретим таких уверений Георгия. Он сражается со змеем, «змеем-горюном» не из-за веры, а для того, чтобы отомстить «за кровь материнскую»:
Егорий святой Богу молился
За мать за родную!
Великую он скорбь перенес
За мать за родную…
«Поди, поди, Егорий! Сядь на коня, приуправься!
Лютаго змия копьем порази,
Материнскую кровь отомсти».
А в записи 2001 года вообще нет упоминания о вере.
Кроме общих мест из былинной поэтики здесь встречается другой тип повтора – стык: «Царя Федора в полон берет, в полон берет, в столб закладывает». Или: «Засыпал он и притаптывал, а притаптывал и приговаривал». В рассматриваемых текстах, как в старых, так и в современной записи, много лексических изобразительных средств, характерных для былин: постоянные эпитеты («света белого», «солнца красного»), тавтология («муку мучити», «пилой пилить»). И, конечно, сближает с былиною речитативный трехударный тонический стих, резко отличающийся от звучания более поздних духовных стихов, созданных на основе силлабо-тоники. Вот как, например, звучат дактилические духовные стихи, посвященные святому Серафиму, записанные в селе Солонцы Воробьевского района Воронежской области в 2001 году:
Ночка безмолвная зрителям,
Звёздочки смотрят с небес.
Тихо вокруг от обители
Тянется Соровский лес.
Разумеется, здесь речь идет о Саровском лесе, в котором была расположена Саровская пустынь, монахом которой был Серафим.
Главным назначением святого Георгия было утверждение христианской веры подвигами мученика, его битвой со Змеем.
В тексте Киреевского описывается, на наш взгляд, еще одна функция святого Георгия. Он – мироустроитель, Георгий устраивает порядок на земле, здесь явно просматриваются космогонические мотивы. Когда он едет по святой Руси святую веру утверждать, то ему застилают дорогу дремучие леса, текучие реки, толкучие горы. Георгий повелевает лесам «разростись по всей Земле», «реки, протеките по всей земле», «горы станьте по-старому». А когда встречает стаи волков, то и им приказывает:
Вы, волки, волки рыскучие,
Разойдитеся, разбредитеся,
По два, по три, по единому.
Только тогда, когда он все устраивает, как надо, наезжает Егорий «на стадо на змеиное».
Интересно отношение святого Егория к волкам. Существует много свидетельств о том, что святой Егорий волкам покровительствует. В книге А.В. Гуры «Символика животных в славянской народной традиции» приводятся такие данные на примере пословиц: «волк – Юрова собака», и поверий: период разгула волков совпадает с временем разгула нечистой силы. «У восточных славян с осеннего Юрия до весеннего волки распущены и нападают на всякий скот – Юрий отмыкает им пасть. Жеребенок, родившийся между Юрьями, весной и осенью, избежит волчьих зубов». По другим поверьям, «не снуют шерсть между Юрием и Николой, т.к. волки будут сновать около хаты и хватать, что попало»; «когда волк уносит добычу – это жертва, предназначенная богу. Что у волка в зубах, то Егорий дал».
Святой Егорий (в записи Афанасьева) также использует волков. Он собирает волков, чтобы они помогли ему в битве со Змеем.
Въехал Егорий в леса дремучие,
Встретились Егорию волки прыскучие,
Где волк, где два:
Соберитесь, вы волки!
Будьте вы мои собаки,
Готовьтесь для страшной драки.
Мы видим, что в этом духовном стихе проступают черты более древнего языческого мироощущения: появляется образ божества, имеющего в качестве атрибута определенных животных.
В последней записи 2001 года, разумеется, уже нет космогонических и тотемических мотивов. Зато здесь явно выражена тенденция сближения святого Георгия и Христа. Характерно, что там вообще нет упоминания о змее, зато в конце стиха вместо Георгия встает образ Христа. Об этом явлении – сближении образов святых угодников, и в первую очередь, Георгия с Христом, говорил еще Федотов: в духовном стихе «святой, очевидно, изъемлется из общего круга небесных сил и поставляется в непосредственную близость к богу. Вера в него означает самую суть христианской веры вообще»[7].
В тексте, записанном в селе Чесменка, Егорий не просто выходит из погреба на Святую Русь, как у Киреевского, а воскресает, как Христос, «в третий день» (Евангелие от Матфея, гл.20):
Надевали на шею терновый венец,
Забивали гвоздями в ноги.
Мать плакала перед крестом.
Не рыдай, моя мати,
Зрящ и во гробе.
Я сам на третий день воскресну,
И на небеса войду.
Итак, мы видим, что в духовном стихе, записанном в 2001 году, произошло смешение образов св. Георгия и Христа, налицо контаминация этих мотивов. Отдельные строки взяты прямо из 9-й песни канона «Волною морскою», исполняемого в Великую страстную Субботу.
Интересно, что в стихе о св. Георгии из собрания Киреевского «Стих о Елизавете Прекрасной» Егорий Храбрый приезжает к Лисафете на «осле на белом». Здесь мы видим также влияние евангельских текстов о Христе.
Из чистого, дальнего поля
Приезжал к ней Егорий Храбрый,
На своем на осле на белом.
В Евангелии от Матфея, в 21 главе говорится о въезде Иисуса в Иерусалим на «ослице и молодом осле, сыне подъяремной».
Хотя в других текстах того времени чаще мы встречаем образ Георгия, сражающегося со змеем на коне:
Поди, поди, Егорий! Сядь на коня, приуправься!
Лютого змия конем порази,
Материнскую кровь отомсти.
(запись А.Н. Афанасьева )
В тексте Киреевского – не просто конь, а конь богатырский. Особенно это заметно в эпизоде, когда мать благословляет св. Егория идти по всей земле святорусской утверждать веру христианскую.
Ты поди, чадо милое!
Ты поди в далекое чисто поле,
Ты возьми коня богатырского
С 12 цепей железными
И со сбруею богатырскою.
Это описание еще больше сближает духовный стих о св. Егории с былиной.
Итак, на основе сопоставления текстов духовного стиха о св. Георгии Киреевского и Афанасьева с текстом, записанном в 2002 году в селе Чесменка, мы можем прийти к выводу, что хотя образ Георгия в современном тексте и несет в себе черты Христа, более древняя былинная основа все еще продолжает давать себя знать. Это наиболее характерная черта стиха о святом Георгии, как в старых записях, так и в новых. Такая находка тем ценнее, что в южнорусском регионе любой текст, имеющий хоть какую-то связь с былиной, является большой редкостью.
Таким образом, мы видим, что Воронежский край и по сей день хранит произведения духовной культуры, несущие как древнейшие, так и более поздние традиции.
Приложение:
ДУХОВНЫЙ СТИХ «ОБ ЯГОРЕ ХРАБРОМ»
Ва щастом гаду, ва сямой тысячи,
Была царица Исафея Премудрая.
Родила царица три отрака
да три дочари,
А сямого – сына Ягория
Па калено ножки в чистам золате,
Па локать ручки в чистом серебре.
На нём власа были – што кавыль-трава.
Зладей Царишина, враг Демьянишина
Взял Ягория к сабе трёх гадов,
В ины земли, в бусурманские.
Он стал Ягория спрашивать:
– Ты скажи Ягорий, какова ты роду.
Аль ты царскава роду, аль баярскаго
Аль такова роду, крестьянскага?
Он стал Ягория ва муки мучить
Он стал Ягория ва пилы пилить
У пилах зубы притупилися,
Ни чяво Ягория ня врядилася.
Павялел Ягория в тапарах рубить.
В тапарах лязьё на абух
заваратилси,
Ничаво Ягорию ня врядилась.
Павялел Ягория пагреба копать,
Глубины погреб сарака сажён,
Далины погреб тридцати сажен,
Паперечины погреб двадцати сажен.
Посадили Ягория ва глыбок погреб,
Закрывали дасками жалезными,
Забивали гваздями полусажаными,
Засыпали пясками рудажёлтами,
Злодей Царишна, враг Демьянишна
Сам притоптывал, приговаривал:
«Что ня быть Ягорию на святой Руси
Ня видать Ягорию света белава.
И ня слыхать Ягорию
Звона церковнава».
Подымалися духи Божии
Разнасили пяски рудажёлтаи,
Разламали гвозди полужоные,
Раскрывали доски жалезнаи.
Вышел Ягорий на Святую Русь,
Увидал Ягорий свету белава.
Услышал Ягорий звону церковнава.
Зладей Царишша, враг Демьянишша,
Павялел Ягория ва смале варить
С белым каменем.
Смала кипить, аж гром грямить,
Паверх смалы Ягорий плавая,
Он стихи пает Херувимские,
Он гласам гласить по евангельски.
Вышел Ягорий во Святую Русь,
Пашёл Ягорий ва Чариних горот.
Чариив горат весь разарённый,
разваёванный.
Нет ни старава, нет ни малава,
Адна стаит церква саборная,
Саборная, багамольная.
На той церкви стаит яво
матушка,
Исафея Прямудрая.
Она молит бога ап сваем сыну,
ап Ягории.
Ягорий свет прихадяючи,
И сваю веру твяржаючи.
Взашёл Ягорий в Святую Церковь
И сваёй матушки пакаряитца
И сваёй матушки пакланяитца:
– Здравствуй, моя матушка,
Исафея Прямудрая!
Баслави меня Божеим
баславеньицем.
И дай ты мне сбрую ратную,
Капьё булатное.
И ружьё са жалезнаю.
И дай ты мне каня
Я паеду к самому царю
– Врагу Демьянишну,
Атплачу яму дружбу прежняю,
Пралью яво кровь гарючаю.
Ягорий свет проязжаючи,
Он святую веру твяржаючи,
Наяжжал Ягорий на горы
талкаючи.
Гара с гарою сталкнулися,
Ни прайтить Ягорию, ни праехать.
Все вы горы талкучаи.
Станьтя вы горы по-старому.
Паверуйте веру самому Христу
– Царю небеснаму.
Пастрою на вас церкву соборную.
Ягорий свет прояжжаючи,
Он святую веру твяржаючи.
Наяжжал Ягорий на ляса
дрямучаи,
Ляса с лясами савивалися.
Все вы лесы дрямучаи,
Станьте вы ляса по-старому,
Па два, па три, па ядиному,
Пейтя вы, ешьтя вы, павяленная.
Вы дявицы – родныя сестрицы!
Вы пайдитя на Ярдан ряку,
Вы вымайтя сваи лица белаи,
Прилажитеся вы к самаму
Христу.
Ягорий свет прояжжаючи,
Он святую веру твяржаючи.
Наяжжал Ягорий на палаты каменные.
И вышел к Ягорию сам Царишша
Враг Демьянишша.
И вдарил Ягорий зладея Царишша.
Зладей Царишша – враг Демьянишша,
Прося яво:
– Дай мне хоть на два часа.
И на одну минуту нету.
И вдарил Ягорий зладея Царишша –
Пралил яво кровь гарючаю.
[1] Федотов Г. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). – М., 1991. – С. 13.
[2] Духовный стих в материалах экспедиции «По следам Рыбникова и Гильфердинга» 1926-1926 гг. (Публикация подготовлена В.А. Бахтиной). // Славянская традиционная культура и современный мир. Сб. материалов научно-практической конференции. Выпуск 1. – М., 1997. – С.154.
[3] Народные русские легенды А.Н. Афанасьева. – Новосибирск, 1990.
[4] Русские народные песни, собранные Петром Киреевским. Ч.1. Русские народные стихи. – М., 1848.
[5] Хлыбова Т.В. Святой Георгий на иконе и в духовном стихе. // Традиционная культура. Научный альманах. – №2, 2000. – С.27–35.
[6] Задержка развития действия.
[7] Федотов Г. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). – М., 1991. – С. 60.