Современная эпоха привела к кардинальному пересмотру событий и личностей, оставивших значительный след в истории. Что знали мы, к примеру, о Петре Николаевиче Краснове (1869-1947) по советским источникам? Только одну сторону его деятельности – военно-политическую, причем, конечно же, изрядно измазанную дегтем, тенденциозно и грубо спрямленную.

«Краснов П.Н., один из главных организаторов контрреволюции в Гражданскую войну. В октябре 1917 года вместе о А.Ф. Керенским возглавил антисоветский мятеж. В 1918 атаман Войска Донского и командующий бело-казачьей армией. В 1919 эмигрировал в Германию. Во время Великой Отечественной войны сотрудничал с гитлеровцами. По приговору советского суда казнен». Та гласит Советский энциклопедический словарь». Больше - ни строчки. В других словарях и справочниках - аналогичная картина.

Между тем судьба П.Н. Краснова в высшей степени трагична и олицетворяет судьбу русской военной интеллигенции в переломное революционное лихолетье. Это была личность, оставившая яркий след в истории и литературе: полководец и талантливый писатель, преисполненный чувства высокого патриотизма и неизбывной любви к России.

П.Н. Краснов родился 10 (22) сентября 1869 года в Санкт-Петербурге. Его отец, казак станицы Каргиновской, служил в Главном управлении казачьих войск, имел чин генерал-лейтенанта. И после окончания Александровского кадетского корпуса сын тоже навсегда связал свою жизнь с военной казачьей службой.

В семнадцатилетнем возрасте он начал писать рассказы, касающиеся в основном славных страниц русской истории. Публиковались они в журнале «Юность», который издавал в нескольких экземплярах сам же начинающий автор, выполняя при этом всю черновую работу – набор и печатание. С 1891 года очерки и рассказы П. Краснова постоянно публикуют «Русский инвалид», «Петербургский листок», «Биржевые ведомости», «Петербургская газета», «Отдых», «Нива», «Военный сборник». Тема казачества стала доминирующей в творчестве молодого писателя. Она является центральной и в его первых книгах: «На озере» (1893), «Донцы» (1896), «Донские казачьи полки сто лет назад» (1896), «Баграм» (1897), «Атаманская памятка» (1898), «Казаки в Абиссинии» (дневник; 1898), «Суворов» (1900), «Борьба с Китаем» (1901)», «По Азии: очерки Маньчжурии, Дальнего Востока, Китая, Японии и Индии» (1903), «Любовь абиссинки» (1903).

В 1896 году в свет выходят сразу три произведения Краснова: исторический роман «Атаман Платов», сборник рассказов «Донцы. Рассказы из казачьей жизни» и исторический очерк «Казаки в начале XIX века». Особенно впечатляют его занимательные и увлекательные «Картины былого Тихого Дона. Краткий очерк истории Войска Донского. Книга для чтения в семье, школах и войсковых частях» (1909), «Донцы и Платов в 1812 году» (1912), «Российское победоносное воинство. Краткая история русского войска от времен богатырей до Полтавской победы. Для чтения в семье, школе и войсковых частях» (1910).

Все эти произведения созданы наблюдательным высоко патриотичным автором, отличаются прекрасным языком, знанием и ярким художественным воссозданием жизни и быта казачества, утверждают верность присяге, честь и достоинство русского воинства.

Уже в ранних произведениях П. Краснова определились его творческое кредо – офицер и литератор идут в них рука об руку. А также стилевая манера: непременная опора на действительные факты и документальные источники, исследовательский характер исторической прозы. У автора всегда с собой блокнот, в который он заносит свои наблюдения и размышления о войне и мире.

Все чаще обращающаяся к творчеству этого самобытного автора отечественная критика отмечает: «Главными чертами писательского стиля П. Краснова следует считать прежде всего достоверность и объективность, отсутствие какой бы то на было предвзятости. Эти качества прозы Краснова выгодно отличали его от множества поверхностных, прямолинейно-агитационных и назойливо пропагандистских вещей пролеткультовских авторов, выходивших в 20-е годы. Именно этим, вероятно, объясняется то обстоятельство, что его очерки гражданской войны «На внутреннем фронте. Очерки боевых действий» выдержали впоследствии два советских издания - в 1926 и переиздание в 1928 году. Его мемуары о гражданской войне (Деникин – Краснов – Врангель. Мемуары. М.-Л., Госиздат, 1928. Они же: Гражданская война глазами белогвардейцев. Т.5. М.-Л., Госиздат, 1928. – В.Ю.) были также одним из немногих оппозиционных режиму произведений. Секрет здесь, пожалуй, один – Краснов всегда предельно точен, обстоятелен, достоверен и объективен, он вовсю демонстрирует огромное знание военной жизни и поднимает большие пласты жизненного материала»[1].

В годы Русско-японской войны за участие в боевых действиях П. Краснов был удостоен ордена Св. Анны 4-й степени и ордена Св. Владимира с мечами и бантом. В трудные для России времена Первой мировой войны он командует 10-м Донским казачьим полком. За храбрость и отличие в боях ему присваивается звание генерал-майора, он награждается Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени.

В лазарете, после тяжелого ранения, Краснов приступает к написанию сборника новелл «Венок на могилу неизвестного солдата Императорской Российской армии», ныне переведенного на семнадцать иностранных языков, потрясающего обнаженной правдой, неожиданным для военного человека лиризмом, тончайшим проникновением в мир человеческая страстей.

«Обход кончался, стемнело. Кто-то подошел ко мне попросить начальство разрешить спеть. «Хотим спеть Вам все, что чувствуем. Себя утешить и вас на прощанье»... Где-то задали тон - его передали по коридорам, палатам, лестницам... все замерло. И вдруг где-то далеко, пронизывая и побеждая собою все, один чистый голос канонарха зазвенел: «С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся». И еле-еле слышно, все расширяясь, дивный хор запел «Яко с нами Бог». Из другой палаты прозвучал малиновый голос канонарха «Услышите до последних земли».

А хор, как евангельские крылья, все выше и выше поднимал эти слова Великого Повечерия... спустилось на землю благословенное молчание, никто уже не мог говорить. Все безмолвно толпились у входа, как вдруг все это море людей упало на колени и запело: «Боже, Царя храни». Рыдание перебивало пение. В плену запрещено было петь гимн под страхом строгого наказания. Но эта любовь и верность смели все законы войн! Австрийское начальство сняло головные уборы, вытянулись и стояли смирно... Склонились невидимые знамена перед великим призванием России».

Небольшой отрывок из новеллы «Тихие подвижники» (из цикла «Венок на могилу неизвестного солдата») позволяет убедиться, что строки П. Краснова проникнуты необычайной любовью к русскому солдату, родной земле, решимостью бороться с ее врагами до победного конца. Патриотизм - вот движущая сила и отличительная черта его неповторимого творчества.

«Гимн и молитва были тем, что наиболее напоминало Родину, что связывало духовно этих несчастных, томящихся на чужбине людей со всем, что было бесконечно им дорого. Дороже жизни...

Вместо Российской империи - большевистский застенок <…> в Святом Кремле. Там повсюду развивается красное кровавое знамя. Поруганы семья и церковь. Самое слово – Россия – не существует, а все-таки «мы в изгнании сущие» тоскуем по ней и жаждем вернуться.

Широкое чувство любви и уважения к России было общим для всей массы русских солдат-военнопленных, без различия национальностей. Россия была действительно, а не на словах, - великая, единая и неделимая. Вся масса русских солдат составляла единую Императорскую Русскую Армию.

Австро-германское командование, озабоченное раздроблением России и порождением розни между народами, составляющими Русскую империю, тщательно выделяло в особые лагеря поляков, украинцев и мусульман.

Когда русская медсестра подъезжала к одному из таких лагерей, сопровождавший ее австрийский офицер спросил, говорит ли она по-польски?

- Я не знаю польских солдат. Я знаю только одну русскую армию, и в ней всякий солдат – русский солдат. Я буду здороваться по-русски.

Но вопрос этот смутил сестру. «Неужели, - думала она, - немцы успели так распропагандировать солдат, что они забыли Россию...»

...У лагеря, в строгом войсковом порядке, были выстроены солдаты. Они были чисто одеты. Все сохраняли свои полковые знамена, боевые кресты и медали... Дойдя до середины строя, сестра остановилась и сказала:

-  Я очень рада навестить и низко кланяюсь вам, так много пострадавшим. Вся наша земля занята противником. Много горя выпало на долю ваших семей. Но Бог не без милости. Я верю, что скоро будет день и час, когда враг будет изгнан из родной вашей земли.

Сестра не успела договорить, как бравый унтер-офицер громко крикнул:

-  Государю Императору – ура!

По польскому лагерю загремело русское «ура» и сестра поняла, что опасения ее были неосновательны, что польских солдат не было, что перед нею были императорские русские солдаты...

Император Вильгельм собрал всех пленных-мусульман в отдельный мусульманский лагерь, и, заискивая перед ними, построил им прекрасную каменную мечеть.

Я не помню, кто именно был приглашен в этот лагерь, кому хотели продемонстрировать нелюбовь мусульман к русскому «игу», их недовольство в германском плену. Но дело кончилось для германцев плачевно. По окончании осмотра образцов содержания лагеря и мечети, на плацу было собрано несколько тысяч русских солдат-мусульман.

- А теперь вы споете нам свою молитву, - сказало осматривающее лицо.

Вышли вперед муллы, пошептались с солдатами. Встрепенулись солдатские массы, подравнялась и тысячеголосый хор, под немецким небом, у стен только что отстроенной мечети дружно грянул: «Боже, Царя храни»...

Показывавший лагерь в отчаянии замахал на них руками. Солдаты по-своему поняли его знак. Толпа опустилась на колени и трижды пропела русский гимн! Иной молитвы за Родину не было в сердцах этих чудных русских солдат...

...Звуки народного гимна нарастали и сливались с рыданиями, все чаще прорывавшимися сквозь пение. Кончили и запели второй и третий раз запрещенный гимн.

Австрийский генерал, сопровождавший сестру, снял с головы высокую шапку и стоял навытяжку. Его глаза были полны слёз...»

Начиная с Первой мировой войны, включая войну гражданскую и период эмиграции, Краснов создает следующие романы и повести: «От Двуглавого Орла к красному знамени», «Амазонка пустыни», «За чертополохом», «Все проходит», «Опавшие листья», «Понять - простить», «Единая и неделимая», «Ларго», «Выпаши», «Подвиг», «Домой», «Белая свитка», «Царевна», «Екатерина Великая», «С нами Бог», «Цареубийцы», «Ненависть» и др. В рукописях остались его романы «Погибельный Кавказ», «В житейском море» (издан после смерти), «Между жизнью и искусством».

В эмиграции все больше занимает П. Краснова отечественная история, в ней он видит истоки многих драм и трагедий, обрушившихся на родную землю. «Жизнь, полная приключений, - говорил он, - идет не только в таинственно-прекрасных пампасах и льяносах Америки, на страницах романов Майн Рида, Гюстава Эмара и Джеймса Фенимора Купера».

Прошлое и настоящее писатель связывает в единую, нескончаемую нить времени. По отношению к истории Краснов был ретроспективным, как мы бы сказали, оптимистом. Он писал: «Глядя в прошлое, не могу не верить, что будущее России окажется прекрасным. Пройдут тяжелые года лихолетья, как проходили и раньше, Россия воскреснет и станет еще краше, нежели была, потому что Русский народ полон героев». И далее: «Нам все тычут пьянством, развратом, грязью нашего народа, вбивают в голову, что мы никчемные люди, дикари, навоз для более культурных народов, выродки, которым одно осталось - умереть. За мной много лет жизни с этим народом, претворенным в солдата, казака.... Горжусь, что я русский».

«Все произведения Краснова поражают знанием казачьего быта, гармоничным сочетанием батальных сцен с философскими отступлениями, несущими в себе величие русского духа, его красоту и православность, -отмечает современный критик. - Автор сочувствует рядовому казаку и, рассказывая о его нелегком поприще, передает мужество и героизм, стремление казачьей души к самопожертвованию ради спасения родного Отечества»[2]. «К мужику в солдатской форме испытывал он особую симпатию», - отмечает другой критик[3].

Как у всей России, судьбоносный перелом в жизни П. Краснова наступил в октябре 1917 года. «Большевиков-ленинцев Петр Краснов не считал в обиходном смысле врагами. Не враги они были для него, но представители иррационального начала, бесы, нечисть – не иначе. Ни о каких сколько угодно малых, ограниченных, ничтожных поблажках или компромиссах с ними не могло быть и речи. С врагом еще можно найти компромисс, тогда как с ними – нет. <…> Фактически, начиная с 1917 года, все усилия Краснова направлены на борьбу с большевизмом. Этим же задачам подчиняет он   и   свой   литературный   талант.   Позднее   он   скажет.   «Писал   романы, испытывая жажду борьбы с советской властью»[4].

Подлинной эпопеей революции и гражданской войны в России критики называют роман П. Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени» (Берлин, «Медный всадник», 1922: в 4-х кн.), выдержавший за рубежом несколько изданий. По свидетельству П.Б. Струве, книги П.Краснова – и в особенности упомянутый роман-эпопея – были для эмигрантов главным источником чтения, их зачитывали буквально «до дыр».  Наиболее значительный и  грандиозный  по замыслу (около 100 авторских листов, т.е. почти две с половиной тысячи страниц), этот роман писался 27 лет. Блистательный успех его превзошел все ожидания: он переведен уже на семнадцать иностранных языков и только у себя на Родине с превеликим трудом пробивает путь к читателю.

Эпопея Краснова воплотила в себе масштабные исторические и нравственно-психологические конфликты, огромное число действующих лиц - как реальных, так и вымышленных. Не случайно западные критики сопоставляют это произведение с «Тихим Доном» М. Шолохова, определяя его как взгляд на русскую революцию «с белой стороны». Следует иметь в виду, что роман «От Двуглавого Орла к красному знамени» - один из целой серии  произведений автора о Русской Смуте: «Единая - неделимая», «Понять - простить», «С нами Бог», «Выпаши», «Ненависть», «Долой!», «Подвиг», «Опавшие листья», «Ларго». В них по горячим следам событий, основанных на документальных свидетельствах, воскрешается жуткая правда гражданской братоубийственной междоусобицы, в которую вовлечены были народы разных наций, вероисповеданий, но принадлежащих к единому Отечеству -России, обманутыми фальшивыми лозунгами интернационального «всемирного братства».

«От Двуглавого Орла к красному знамени» нередко сравнивают с «Войной и миром» Л. Толстого – прежде всего за удачное художественное исполнение батальных картин. Скромнее оценивает это произведение Г. Струве, у которого читаем: «Но все остальное в романе – особенно психология лиц – было крайне слабо».

Нет нужды спорить с Г. Струве: ставить рядом с толстовским шедевром роман П. Краснова, может быть, и не стоит, но от этого его художественное значение нисколько не меркнет. Больше того, роман оказал определенное воздействие на советскую прозу о революции и гражданской войне. Не лишено, пожалуй, в этой связи замечание Т. Очировой: «Следует заметить, отношения Краснова-писателя с советской литературой не лишены парадоксальности. Не признавая Краснова как личность и как общественного деятеля, яростно обличая то историческое дело, которому служил генерал Краснов, советская литература, тем не менее, охотно брала на вооружение его сюжеты, образные приемы, а подчас даже названия. Так «Картина былого Тихого Дона» и «Степь» стали «Тихим Доном» и «Лазоревой степью» у Шолохова, «Восьмидесятый» - «Сорок первым» у Лавренева. Композиционное построение «Тихого Дона» - роман в 4-х книгах – также перекликается в сюжетно-композиционном отношении и характере распределения исторического материала с четырехчастным делением романа «От Двуглавого Орла к красному знамени».

Особенно удачно, психологически ярко и убедительно выписал П. Краснов в романе батальные картины, воссозданные, бесспорно, под влиянием Л. Толстого, Так, в одной из глав описана смелая атака кавалерии на батареи немцев (идет первая мировая война). Тяжело ранен командир дивизиона полковник Саблин, убиты в этом бою его сын, офицеры, двадцать три солдата...

Все произошло молниеносно, с ужасающей невероятностью, как в жутком сне. «Когда адъютант составил подробное донесение и, поместив в нем фамилии всех убитых и раненых офицеров, дал подписать его князю Репнину, князь задумался и долго держал карандаш в руке, оглядывая поле, где ездили телеги и санитарные повозки, и ходили походные санитары, собирая раненых.

- Блестящее дело! - тихо сказал он, наконец подписывая донесение.

Блестящее дело! Сколько цвета русской молодежи погибло! Пусть знает Россия, пусть знает весь мир, что наш народ един, что офицер наш умеет умирать вместе с солдатом, впереди солдата. Час суровой расплаты перед народом настал, и мы полным рублем платим за наше привилегированное положение, за наши богатства, за наши земли, за сытую веселую жизнь в мирное время. Пусть видит Государь и вся Россия, что отцы отдали своих сыновей на алтарь Отечества и сами легли рядом с ними. Бедный Саблин! Знает он о том, как ужасно погиб и изуродован его сын, этот прекрасный мальчик?! Какой ужасный рок его преследует. Месяц тому назад потерять жену, при таких трагических обстоятельствах... Теперь сына... Может быть, лучше и самому умереть! Что у него осталось?

- Слава! – гордо и торжественно произнес граф Валерский, и в тихом воздухе это слово прозвучало необычайно ярко».

Построенный на богатейшей документально-исторической фактуре, роман «От Двуглавого Орла к красному знамени» обладает признаками художественности высокой пробы. Его серьезная фактологическая оснащенность «работает» на раскрытие концепции произведения, отнюдь не «мешая» художественности, напротив, углубляя ее: документализм является важнейшим структурообразующим центром жанровых характеристик этого произведения. Сюжет романа обусловлен исторической судьбой России на переломе ее глобальных драматических испытаний - с одной стороны, и личной судьбой автора, органически причастной в общей участи русского народа, - с другой. В историческом произведении хроникально-биографического типа, каким является «От Двухглавого Орла к красному знамени», автор стремится к максимальной правдивости изображения жизни, но вместе с тем решительно избегает натуралистических подробностей. Трагические стороны бытия у него действительно страшны (вспомним пытки, которым подвергся в подвалах ЧК генерал Саблин), но не натуралистическим правдоподобием - его попросту нет в произведении, как нет и стремления автора «напугать» читателя: чудовищно то, что в мрачных условиях революционной катастрофы человек распался как Человек – созданье Божье на святой земле... Это действительно не может не ужасать.

Однако подобные картины в романе не подавляют своей безысходностью, напротив, вселяют оптимизм, веру в светлый час России.

Не случайно торжественно-патриотической пафос освещает сцену гибели героя: гордо, не склонив головы, идет на свою Голгофу бесстрашный генерал-патриот Саблин. Проявив необычайное мужество, несгибаемую стойкость, он как христолюбивый православный человек бесконечно далек от желания мстить своим мучителям, ибо хорошо понимает, как низко пали они в своем грехе. Саблин решил молчать, что бы ни случилось. «Христа замучили и распяли, но вера Христа и его учение о любви живы уже двадцать веков.

Офицерство русское хранило заветы рыцарства и сдерживало солдат от насилий и зверства. Оно идет на Голгофу и смертную казнь, но идея рыцарства от этого станет еще выше и сильнее. И я должен гордиться, что я не только генерал свиты Его Величества, не изменивший своему государю, что я не только Георгиевский кавалер, но что мне Господь даст счастье мученической смерти!! Саблин в эти дни испытывал то светлое чувство, какое испытывали первые христианские мученики. Душа его просветлела, тело с его чувствами ушло куда-то далеко, и весь он горел ожиданием чего-то радостного и великого, что соединит его с Христом...»

В чем заключается непреходящая историческая правда романа «От Двуглавого Орла к красному знамени»? Они оказались правы – герои белой России, сложившие головы на Перекопе, в донских и кубанских степях, в Крыму, на Дальнем Востоке, вынужденные навеки остаться изгоями, горевать и тосковать на чужбине по родине, правы в главном: именно они пытались предупредить приход на землю измученной, истерзанной родины нового рабства – ига большевизма. Единственное, чего бы не хотелось, - так это нового затмения сознания миллионов людей в угоду политиканам-русоненавистникам: якобы сначала все белые были «плохими», а теперь таковыми станут все «красные». Пришла пора понять: по разные стороны революционных баррикад нещадно уничтожали друг друга наши с вами деды и прадеды – одни обманутые, другие побежденные этими обманутыми.

Автор задается вопросом: что двигало белым воинством - от рядового до генерала, когда они шли на смерть? Желание защитить свои богатства? Свое общественное положение? Наверное, и это тоже. Но что бы делал каждый из нас, когда грабят ваш дом, убивают ваших близких, растаптывают православную веру, патриотические идеалы, глумятся над святынями?

В 1918 году, произнося речь на Кубанской краевой Раде, главнокомандующий Добровольческой армии генерал А.И. Деникин подчеркивал: «Добровольческая армия, ведя борьбу за самое бытие России, не преследует никаких реакционных целей и не предрешает ни форм будущего правления, ни даже путей, коими русский народ объявит свою волю». Единственный путь, который был изначально противопоказан России, по логике генерала, - путь большевистских экспериментов по созданию из России плацдарма для мировой революции. Генерал Краснов, как и Деникин, был убежден в пагубности подобного кровавого экспериментаторства, - и отдал все силы борьбе с большевизмом.

Что сказать о сотрудничестве П. Краснова с гитлеровцами и трагической гибели генерала?

Это черная страница его скорбной биографии. Борясь в эмиграции за автономию Дона, Краснов совершает роковой шаг; наивно поверив, что фашисты отдадут ему «независимый», «освобожденный» от коммунистов Дон, он попытался взаимодействовать с ними, но жестоко просчитался. «Хоть с чёртом, но против большевиков», - так сформулировал свою позицию генерал.

В 1945 году вместе с тысячами русских, от которых, под прикрытием Ялтинской декларации, пытались освободиться лицемерные и продажные западные демократии, генерал П.Н. Краснов был выдан англичанам, которые таким образом передали частям НКВД десятки тысяч казаков и 35-тысячный обоз «Казачий стан». В момент сдачи англичанам ему шел уже 77-й год, как пишет в книге «Жертвы Ялты» Н. Толстой-Милославский, опасности Советскому Союзу он уже не представлял, и перед лицом мировой общественности лидерам победившего СССР достойнее было бы проявить гуманизм, помиловав и генерала, и тысячи других несчастных соотечественников. Не следует забывать, что П.Н. Краснов в годы Великой Отечественной войны дал казацкому движению свое престижное имя, посещал немецкие лагеря для русских военнопленных, писал воззвания в русской эмигрантской прессе, т.е. вовсе не воевал с русским народом на фронтах, напротив, демонстрировал гуманность. К армии Доманова Краснов присоединился примерно за месяц до ее сдачи в плен советским войскам.

Увы, старика-генерала не пощадили... Ясно, что он был приговорен к смерти, на самом деле, за непримиримую борьбу с троцкистско-чекистским режимом в годы гражданской войны, за постоянное «фанатичное» разоблачение связей первого поколения большевистских хозяев России с масонским интернационалом. Не случайно А. Солженицын не без горькой иронии пишет в романе «Архипелаг ГУЛАГ», что среди выданных генералов большинство были эмигранты, союзники этих самых англичан по первой мировой войне. В гражданскую войну англичане не успели их отблагодарить, возвращали долг теперь... Так же обманно, пишет Солженицын, англичане передавали и рядовых – поездами...

17 января 1947 года П.Н. Краснов был повешен в Москве во дворе тюрьмы Лефортово. Шепотом из уст в уста передавалась жуткая весть: генерал умер в страшных муках, подвешенным за ребра на крюке.

Яркая личность П.Н. Краснова ждет своего правдивого биографа, а его замечательное творчество – объективного анализа. Многое в истории революции и Гражданской войны требует кардинального пересмотра.