РАЗМЫШЛЕНИЯ В МЕТЕЛЬ

Озорною метельною дымкой

Принакрылись поля и луга.

Образумься, товарищ мой Димка,

Возвращайся к родным берегам.

Что нашел ты в Америке, если

Здесь, в России, особый уют?

Ведь не зря наши русские песни

В той Америке негры поют.

Тут просторам и края не видно,

За любым поворотом друзья,

За державу немного обидно,

Но ведь это держава моя.

А Россия – она, как апостол,

Пресвятая во веки веков.

Понимаешь, что жить ей не просто,

Посмотрев на её стариков.

Я б уехал – тут вольному воля,

Может, где-то подался б в князья,

Но в глаза смотрит преданно поле,

А от поля уехать нельзя.

И меня золотою монетой

Не  испортить и не ублажить,

И сейчас, и потом, на том свете,

Как она, так и я буду жить.

Я не бог и пророчить не стану,

Но, по-моему, звезды не лгут –

И хоть это покажется странным, –

Из Америки к нам побегут.  

Озорною метельною дымкой

Принакрылись поля и луга.

На чужбине мы лишь невидимки,

А на Родине мы –  берега.

ДЕРЕВЕНЬКА

Деревенька Вязноватка ...

И загадка,

И отгадка,

И история,

И новь,

И кручина,

И любовь.

Деревенька Вязноватка,

По ночам туманы сладко

Спят на бархате лугов,

От дневных устав бегов.

Деревенька Вязноватка

Молкнет к полночи с устатка,

А воспрянув ото сна,

Деловитости полна.

Деревенька Вязноватка,

Видно, стала зазнаваться,

Коль меня из года в год

Всё труднее узнает.

Деревенька Вязноватка –

И загадка,

И отгадка,

И история,

И новь,

И кручина,

И любовь.

ГЛАВНАЯ КОМАНДА

Опять в солдатские года

Меня ведет шальная память,

И вновь я слышу, как тогда,

Команду главную «Отставить!».

Уж три десятка лет спустя,

В иныx делах и новом чине

Коснусь мозолей на локтях

И чую взмыленную спину...

А мой сержант достоин славы,

Что не похож был на зуду,

Он просто говорил «О-отставить!» ­–

И, значит, кончить ерунду.

Поняв солдатских буден строгость

И все, казалось бы, приняв,

Я этого простого слова

Боялся больше, чем огня.

И так вышагивал я четко,

И так выкручивал углы,

Что несмышленая пилотка

Слетала наземь с головы.

В атаке бешеной однажды

Упал – и словно неживой,

Тогда сержант прикрикнул даже:

«Отставить слабость, рядовой!»

И я поднялся, стиснув зубы,

Осилил, выдюжил, дошел,

Дымился лоб, рассохлись губы ­–

И все же было хорошо.

С воспоминаньем о сержанте

Ко мне порой приходит мысль: ­

А не от этой ли команды

Мы как мужчины начались?!

СМЯТЕНИЕ

Видать, сегодня снова не уснуть,

Опять в груди нелепое стесненье,

А взгляд приник к замерзшему окну –

­Приворожило чудное тисненье.

Мороз – по всем понятиям злодей,

Но в эту ночь, кажись, забыл о драме,

Разрисовал окно, как чародей,

И я не в грешной комнате, а в храме,

Но боли иль отчаянной мольбы

Из сердца застуженного не выжать,

А чувства, как несмелые рабы,

Стараются молчком чего-то выждать.

И множатся в терпении святом,

Груди набухшей им едва хватает,

Еще не осознать, что скрыто в том,

Но что-то в них болит и нарастает.

Одно из двух – начало или крах,

И оба одинаково тревожны...

Нависла ночь, огромная, как страх,

Мороз на стeклax и мороз по коже.

БИЛЕТ В ЗАВТРА

Как неприкаянный бездельник

Иль принужденный паразит,

Приперся в кассу я без денег ­–

Билетик в Завтра попросить.

Кассирша, мил-краса девица,

Сказав дежурно: «Хорошо»,­–

Не постеснялась удивиться,

Что я без денежек пришел.

Решил красавице признаться,

Что ожила былая стать,

Пусть мне давно не девятнадцать,

Но снова хочется летать.

Я – малый атом в мире вечном,

В дворцах бываю и в хлеву,

И как сказал мой друг сердечный ­

До смерти я не доживу.

И потому прошу азартно,

Хоть, может быть, не улечу,

Но нужен мне билет до Завтра,

Я послезавтра заплачу.

Она задумалась, ответив,

Мол, я ж вас этим погублю,

За «так» летает только ветер,

А ветер я и не люблю.

Чтоб в дураках не оказаться

На этом бренном берегу,

Пришлось от просьбы отказаться...

И значит – просто побегу.

ТЯГОТЕНИЕ

Приятно после маетных дорог,

Тягучих сроков трепетно и скромно

Явиться на родительский порог,

Где всё тебя боготворит и помнит.

Где, как всегда, в круговороте дел

Встречает, наспех вытирая руки,

Седая мать извечным: «Похудел,

Похоже, что намаялся в разлуке».

И тут же оглядит со всех сторон,

Объявит, как важнейшее событье,

Что снова ей пришелся в руку сон,

И, заспешив, предложит чаепитье.

Обычай этот мне давно знаком

И все-таки, ему противореча,

Прильну к пузатой крынке с молоком

И осушу до дна за нашу встречу.

Немного погодя, придет отец

И обожжет небритым подбородком,

Пошутит, мол, дождался наконец,

А то старуха не дает на водку.

И рассмеемся – этакий курьез,

И на деревне разнесется эхо,

И притворюся, что смеюсь до слез,

Хотя слезинки не от смеха эти.

От радости, что вспыхнула костром,

От горечи, что всем дано старенье,

Что жизнь, как в небо метящий паром,

Едва соединяет поколенья.

Как свят уют родного очага,

Привычно всё – от звезд и до росинки ...

Здесь чувствуешь, насколько дорога

Родительская каждая морщинка.