Олег Фенчук. «Идут года, текут века...»

 

 

Личность и творчество Ивана Алексеевича Бунина вызывало и вызывает неизменный интерес исследователей, отмечавших исключительные природные способности, поразительную память поэта. К. Чуковский в очерке «Ранний Бунин» писал: «Теперь видим, что это не единственный дар, полученный им от природы: наряду с зоркостью он обладает такой же феноменальной, изумительной памятью, без которой он не мог бы воссоздавать в своих книгах столько мельчайших деталей «предметного мира», когда бы ни было увиденных или услышанных им».

       Редкие врождённые качества, развитые до совершенства и реализованные в его литературной работе, не перестают удивлять новые и новые поколения критиков и поклонников творчества великого русского поэта. Категория «память» представляет собой один из краеугольных камней в архитектуре поэтического наследия Бунина. «Чем я живу? Всё вспоминаю, вспоминаю», – замечает он в дневнике 20 августа 1917 года. Это не случайная запись.  Любовь к родине и вечные тайны мироздания, мимолётность счастья и глубина страдания, чувственная страсть и красота природы предстают в его воспоминаниях. Память становится монолитной основой, на которой строится  литературная работа.

         Вера Николаевна Муромцева-Бунина записала в своих воспоминаниях: «Ян развивал свою теорию о воспоминаниях, о наследственности, об органичности в поэзии <…> Шмелёв сначала был задет, но затем, когда Ян объяснил, что он говорит о духовности в наследстве, то согласился. Ян говорит: «Вот и ваш талант объясняется, м.б., тем, что предки ваши были староверы, жили духовно, боролись из-за веры. Тут уже начинается культура».

Бунин предлагает свой подход к проблеме памяти, наследственности и творчества. Для кого-то понятие Родины связано с домом, для кого-то с родственниками и друзьями, кто-то ассоциирует её с природой… Для Бунина, помимо всего прочего, Родина – это вера и родной язык.

Ю. Мальцев в книге «Жизнь Бунина» отметил, что почти все свои автобиографические заметки Бунин начинает цитатой из «Гербовника дворянских родов»: «Род Буниных происходит от Симеона Бунковского, мужа знатного, выехавшего в ХV в. из Польши к Великому Князю Василию Васильевичу. Правнук его Александр Лаврентьев сын Бунин служил по Владимиру и убит под Казанью. Все сие доказывается бумагами Воронежского Дворянского Депутатского Собрания о внесении рода Буниных в родословную книгу в VI часть, в число древнего дворянства». [1]

Он гордился предками, память о них – одна из ведущих тем бунинского творчества. Достаточно сказать, что размышления о своих корнях, духовном родстве с предками представлены во многих произведениях Ивана Алексеевича, начиная со стихотворений («Дедушка в молодости», «Люблю цветные стёкла окон…», «Призраки», «Могильная плита» и т.д.) и заканчивая крупными прозаическими творениями – «Суходол», «Жизнь Арсеньева».

Известны случаи, когда человек, казалось бы, впервые что-то слышит или видит и во всём этом его тревожит некое ощущение повторения прошлого, в нем пробуждается прапамять. В тайниках нашей психики скрыты воспоминания нашего рода. Согласно К.Г. Юнгу, существует типологическая составляющая психического развития, наследуемая из поколения в поколение и заставляющая человека реализовывать себя строго в соответствии с полученной ценностно-смысловой матрицей, т.к. «потрясения нашего  мира и потрясения нашего сознания суть одно и то же».[2]

Лирический герой стихотворения «Дедушка в молодости» пытается заглянуть в те времена, когда его ещё не было на свете. Особенность индивидуальной памяти заключается в ограниченности её во временных рамках жизни человека. Попытки увидеть далёкое прошлое, время, отстоящее от собственного рождения на десятки и сотни лет, выходят за рубежи личностных воспоминаний, так же как и попытки заглянуть в будущее, а потому так притягательны «преданья старины глубокой» и предсказания пророков. Однако герой стихотворения «Дедушка в молодости» оказывается во времени, отделяющем его на век от текущего дня:

 

Вот этот дом, сто лет тому назад,

Был полон предками моими,

И было утро, солнце, зелень, сад,

Роса, цветы, а он глядел живыми

Сплошь томными глазами в зеркала.

 

Можно предположить, что он представил себе комнату, наполненную предками, и далее, всматриваясь в своё отражение в зеркале, нашёл, что на него смотрит дедушка, известный по портретам. Семейные предания оживили картину прошлого – и вот:

 

Меж тем как пахло жаркою крапивой

Из-под окна открытого, и звон,

Торжественный и празднично-счастливый,

Напоминал, что в должный срок

Пойдет он по аллеям, где струится

С полей нагретый солнцем ветерок

И золотистый свет дробится

В тени раскидистых берез.

 

Колокольный звон напоминает о торжественности дня и, предвосхищая  знаменательность венчания, воздействует на эмоциональное состояние, восприятие окружающей действительности.  Стихотворение передаёт очарование природного мира, наполненного солнечным светом, растительными запахами и красками. Впереди путь к той, что «краше всех»: «Стройна, нарядна и скромна. // С огнем потупленного взгляда».

Лирический герой бунинских стихотворений чувствует не только кровную, но и духовную связь со своими предками. В стихотворении «Всё снится мне заросшая травой…» он видит родовую часовню, слышит голос предков, призывающий оставить «нечистый» мир в «бесстыдный и презренный» век и обратиться в монашество, сохраняя обет служения Христу:

 

Перед распятым голову склони

В знак обручения со схимой,

С затвором меж гробами – и храни

Обет в душе ненарушимо.

 

Для  Бунина воспоминание – это ещё и сиюминутное ощущение прошедшего времени. Вот запись от 27 июля 1917 года: «Деревенскому дому, в котором я опять провожу лето, полтора века. И мне всегда приятно вспоминать и чувствовать его старину». Запись в дневнике 6-19 августа 1923 года: «При воспоминании вспоминается чувство, которое было в минуту того, о чём вспоминаешь». Важно, следовательно, чувство, которое вспоминаешь, т.к. оно помогает воспроизвести прошлое само по себе. Отсутствие памяти неизбежно вызывает потерю чувства времени, и в первую очередь, чувства прошлого. Именно благодаря памяти мы ощущаем, что существует некая пространственно-временная и смысловая система измерений, внутри которой мы живём. Не обладай человек памятью – не было бы и ощущения будущего, т.к. именно память служит источником, дающим понимание не только прошлого, но и будущего. Память позволяет каждому оценить положение в настоящем, направление наших помыслов и стремлений.

         Бунин живо ощущал свою причастность к истории родины благодаря кровным и духовным связям с предками, осознавая себя звеном единой родовой цепи, берущей начало во тьме веков. В стихотворении «Край без истории…» он прикасается к памяти о европейской ветви своего рода. Последние строки стихотворения требуют отдельного внимания в связи с содержащимся в них дополнительным историческим подтекстом, нуждающимся в расшифровке. «Колтунный край древлян» – указание на территорию современной Белоруссии, входившей на протяжении веков в состав различных государств: Киевской Руси, Великого Княжества Литовского, Речи Посполитой, Польши. Непонятным остаётся значение слова «колтун», которое, в свою очередь, отсылает к стихотворению   Некрасова «Железная дорога»:

 

Видишь, стоит, измождён лихорадкою,

Высокорослый больной белорус:

Губы бескровные, веки упавшие,

Язвы на тощих руках,

Вечно в воде по колено стоявшие

Ноги опухли; колтун в волосах…

 

Это слово в словаре Брокгауза и Ефрона объясняется так: «Колтун (Plica polonica) – в прежнее время считался особой болезнью, присущей известным местностям (например, берегам Вислы, Познани) и народностям». А в словаре Даля сказано, что литовский колтун – бранно литвин.

Понятие «литвин» изначально указывало на жителей Великого княжества Литовского. В результате междоусобиц князей древнерусское государство разделилось на отдельные области, а необходимость обороны от внешних врагов вызвала процесс объединения соседних балтийских и славянских племён. Великое княжество Литовское являлось многонациональным государством, в котором уживались предки разных народов, но ведущая роль принадлежала литовской и белорусской народностям. Балтские князья, принявшие православие, стояли во главе государства. Официальным языком государства был старобелорусский, а религией – православие, потеснённое со временем католичеством и униатской церковью. В результате междоусобных войн уже на территории Великого княжества Литовского в середине XV века победу одержало католическое большинство, православная церковь отошла от московского митрополита в подчинение константинопольскому патриарху. Некоторая часть православной знати по этой причине перешла на службу к государю московскому. Потому неудивительно, что «знатный литовский муж» выехал из Польши искать «почёта и славы» в соседнее государство.

Биографические мотивы, звучащие в лирике Бунина, нашли своё отражение и в его прозе. В повести «Суходол», сюжетом которой становится память о прошлом родового имения, культурная память служит идентификатором родства и общности людей, объединённых не только древностью рода, но и совместной жизнью в поместье: «Мы ли не чувствовали, что Наталья, полвека прожившая с нашим отцом почти одинаковой жизнью, – истинно родная нам, столбовым господам Хрущёвым!» Но родство это не было только благостной идиллией, сосуществованием равных людей – следы крепостничества и азиатской жестокости разъедали эту связь: «И вот оказывается, что господа эти загнали отца её в солдаты, а мать в такой трепет, что у неё сердце разорвалось при виде погибших индюшат!»

Однако даже кровные родственники, официальные хозяева поместья испытывали недобрые чувства по отношению друг к другу: «Все сидят за столом, все едят, бросая кости на пол, охотничьим собакам, косятся друг на друга – и у каждого арапник на коленях…»

Но не горячая ли восточная кровь обнаруживала себя в этой несдержанности, желании подчинить других, даже самых близких? Строки, упоминающие родовую принадлежность, подтверждают эту мысль: «Правда, столбовые мы, Хрущёвы, в шестую книгу вписанные, и много было среди наших легендарных предков знатных людей вековой литовской крови да татарских князьков».

Указание в родословной на «татарских князьков» и «польскую знать», что само по себе было характерно для русского дворянства, говорит о признании Буниным факта смешения западной и восточной крови, соединении азиатской и европейской культур среди представителей рода, наследником которого являлся и он сам. Восточный и западный типы культур во многом разные, если не противоположные. Европейская и азиатская цивилизации, не способные к органичному слиянию в силу своих внутренних установок, тем не менее, сошлись и объединились в России. Н.А. Бердяев писал: «В России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное».

Истинную основу для соединения разных народов и культур дало в России православие – религия, указавшая всем народам и культурам многонациональной страны небесный идеал единения. По Бунину, уход от веры несёт страдание и разлад, а вера – покой и смирение.

         В.Н. Муромцева-Бунина писала в книге «Жизнь Бунина»: «Иногда все ездили или ходили пешком в Каменку, где был тенистый сад, просторный дом. Забавляла тётя Варя, нравились тёмные образа, а особенно образ Меркурия, смоленского Святого, что держит в одной руке свою голову, а в другой икону Путеводительницы. Это был заветный образ дедушки Николая Дмитриевича, не сгоревший при нескольких пожарах. На тыльной стороне иконы была написана вся родословная Буниных».

Хранителем рода Буниных был Святой Меркурий, который в повести «Суходол» упомянут как покровитель семьи Хрущёвых: «В углу лакейской чернел большой образ святого Меркурия Смоленского, того, чьи железные сандалии и шлем хранятся на солее в древнем соборе Смоленска. Мы слышали: был Меркурий муж знатный, призванный к спасению от татар Смоленского края гласом иконы божьей матери Одигитрии Путеводительницы. Разбив татар, святой уснул и был обезглавлен врагами. Тогда, взяв свою главу в руки, пришёл он к городским воротам, дабы поведать бывшее…»

Не случайно писатель использует элементы автобиографии. Симеон Бунковский (от него пошел род Буниных), подобно Меркурию Смоленскому, явился на русскую землю для её обороны: «Святой Меркурий родился на западе от благородных родителей, державших православную веру. Еще в юных летах он переселился в Смоленск и поступил на службу к местному князю»[3].

Можно с уверенностью предположить, что именно православная вера становится духовной скрепой рода Буниных. Связь эта идёт от предков Ивана Алексеевича, покинувших литовское княжество в результате гонений на православие, и касается его духовных исканий,  запечатлевшихся в творчестве и дневниковых записях: «Суздальская древняя иконка в почерневшем серебряном окладе, с которой я никогда не расстаюсь, святыня, связующая меня нежной и благоговейной связью с моим родом, с миром, где моя колыбель, мое детство, – иконка эта уже висит над моей корабельной койкой. «Путь Твой в море и стезя Твоя в водах великих и следы Твои неведомы...» Сейчас, благодарный и за эту лампу, и за эту тишину, и за то, что я живу, странствую, люблю, радуюсь, поклонюсь Тому, Кто незримо хранит меня на всех путях моих своей милосердной волей…» Эта запись, сделанная 12 февраля 1911 г., ночью в Порт-Саиде, многое объясняет.

Ян Ассман считает, что «от коллективной идентичности можно отказаться (если отвлечься от внешнего принуждения, которое может такой отказ затруднить или сделать вовсе невозможным), например, путем эмиграции или обращения в иную веру»[4].

Но вот парадокс: Бунин, эмигрировав, остался русским и православным человеком (духовно и в крещении), он не отказался от коллективной идентичности, оставаясь личностью. Удивительным образом Бунин повторяет поступок своего предка, покинувшего государство, отказавшееся от веры в угоду безопасности. Можно предположить здесь действие генетической памяти, проявившейся в передаче от одного поколения к другому жизненно необходимых психологических и поведенческих свойств. Высказывая мысль, что «всю жизнь сознательно и бессознательно, преодолеваю, разрушаю я пространство, время», Бунин говорит о действии прапамяти, ощущении духовных и физических основ своего существа.

Видимо, неспроста Иван Алексеевич отмечал своё родство с поэтессой Анной Буниной и поэтом В.А. Жуковским, литераторами Иваном и Петром Киреевскими. Он считал, что «идут года, текут века», а «вечен только <…> божий храм» и «жизнь дана» «лишь слову» – намекая на особую миссию, возложенную на художника слова как хранителя духовных устоев и культурных традиций. Бунин покинул страну, отказавшуюся от  основ национального самосознания. И сохраняя в эмиграции вековечные устои русской жизни, веру и язык, завещанные ему предками, не изменил своим принципам.

Память в поэзии Бунина ищет опору в истории, в реальных событиях прошлого. Память рода несёт в себе функцию сохранения информации о предках, их деяниях, служит для передачи знаменательных фактов и событий из жизни ушедших поколений. Это не только нечто сокрытое в глубине веков, сохранившееся в нескольких коротких строках повествование о славных делах предков, но и что-то близкое, происходившее на глазах людей, бывших участниками событий, о которых они сберегли память и передали её детям и внукам.

И если древние гербовники хранят несколько скудных строк о славных представителях древних родов, сообщая эти сведения потомкам, то культурная память, трансформированная в художественное слово, способна воссоздать светлые и тёмные стороны жизни ушедших поколений, живших на нашей памяти, либо затерявшихся в глубине веков. Символичны строки из повести «Суходол»: «А теперь уже и совсем пуста суходольская усадьба. Умерли все помянутые в этой летописи, все соседи, все сверстники их. И порою думаешь: да полно, жили ли и на свете-то они? Только на погостах чувствуешь, что было так…»

 



[1] Отец поэта, Алексей Николаевич Бунин,  утверждал, что предки его – выходцы из Литвы.

[2] Юнг К.Г. Проблема души современного человека.

[3] Память святого мученика Меркурия Смоленского // Четьи-Минеи. Святые русского православия.

 

[4] Ассман Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. – М., 2004. С. 143.

 

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2013

Выпуск: 

2