* * *

А он один не предал и не продал,
Хоть и не знал, зачем она ему.
А он ей руку, не смущаясь, подал.
Во свет пошел за нею и во тьму.

А он один всегда был с нею рядом
И не искал неповторимых слов,
А говорил: «Одна ты мне отрада».
И повторял: «Одна ты мне любовь».

А что молчишь ты? Этого хватило,
Хотя казалось - только и всего?!
А вот, поди ж ты, и она любила.
А вот, гляди ж ты, именно его.

Банально все, что с ними приключилось.
Но я порою думаю тайком:
Кому из нас такое же не снилось?
И кто из нас не плакал о таком?

* * *

Я шла куда-то бесконечным полем.
И было в небе столько синевы,
Что я влюбилась в этот яркий полдень
И в голубиный воркоток травы.
И невозможно было не влюбиться
В такой простор и солнечный уют,
Хоть ничего тогда не пели птицы,
Поскольку птицы в полдень не поют.

Ты, Родина, любовь моя и память,
Зачем среди берез своих и нив
Тысячелетия ты милосердна с нами?
Мы дети бунта, скорые на срыв.
Зачем опять, хотя казалось: хватит!
Я припаду к подолу твоему
Поцеловать холщовый свиток платья,
Рубцом приставший к сердцу моему.

И стыдно снова причитать: доколе?
Дотоле, сколько Бог сказал: дерзай.
Я шла куда-то бесконечным полем.
И только слезы солонили рай.

* * *

Валерию Михайлову

Ой, какая произошла беда,
А никто не всполошился вокруг.
Вот еще упала одна звезда.
Навсегда покинула звездный круг.

Да не с неба падала - между строк,
Чтоб бумагу белую не марать.
Я видала это. Но я не Бог,
Чтобы звезды падшие подбирать.

Да еще в ответ-то не промолчит,
Станет трепыхаться да полыхать.
Да еще уколешься о лучи!
Вот я и оставила потухать.

Потихоньку сузился звездный круг.
У него, видать, все дела, дела.
Та звезда погасла. Но знаешь, друг,
Никакая новая не взошла.

Русский манифест

Валентину Распутину

Не столицами только ты славишься, Русь,

но деревнями.

Там и тайна характера нашего и ремесла.
Почему-то мы можем

представить лягушек - царевнами.
Да и где бы сестрица козленочка-братца спасла?

Почему-то нам жаль целый мир, а себя не пожалуем.
И последней рубахой воистину не дорожим.
И по Млечному запросто ходим, как будто по палубе.
И над златом, кому посчастливится вдруг, не дрожим.

Он, конечно, не выгоден этот характер невиданный
Прежде всех самому, да такой уж случился народ.
Ну, а я расцветаю, как будто девица на выданье,
То ли песню услышу, то ль в русский войду хоровод.

Пропадет моя Русь, так никто на земле и не выстоит.
Нету русским начала и, видно, не будет конца.
И какой бусурманишка в белую лебедь ни выстрелит,
Все вернется стрела и убьет самого же стрельца.

Что вы, черные вороны, по полю черному рыщете?
Что вы, черные вороги, наши считаете дни?
Нет, другого такого народа на свете не сыщете.
Мы не лучше, не хуже. Мы просто такие одни.

* * *

Воспоминаний сладкая истома
Меня в свои загонит невода.
И мне уйти захочется из дома,
Куда глаза глядят и поезда.

Не женщина, я прожила на свете,
Как соловей, как парусник, как тать.
Но хорошо, что народились дети
И я успела к берегу пристать.

Так мужу было надобно и Богу.
Видать, они придумали вдвоем,
Чтоб я любила ветер и дорогу,
Предпочитая колыбель и дом.

* * *

Я не могу представить, что земля

Переживет мое исчезновенье.

И что переживет любовь твоя.

И что мы все на свете - на мгновенье.

Я не могу представить, что уйдут
Любимые мои, покинув тело.
И только дети всех переживут.
Иначе бы я жизни не хотела.

* * *

Ивану Евсеенко

Красивая женщина шла по красивым местам.
Красивую женщину одолевала печаль.
Она вопрошала: «Чего еще надобно нам?
Чего еще надо? Всегда нам чего-нибудь жаль».

Красивая женщина все, что хотела,  смогла:
Любила, растила и вкалывала за двоих.
Красивая женщина - дурой она не была,
Как принято это  считать про красивых таких.

И, может, поэтому думала: «Я бы смогла:
«Коня на скаку остановит»,

«В горящую избу войдет...»
Но где же мужчины, не мой, этот сам удила
Закусит, а,   если чего, за меня пропадет.

Но где же мужчины из той первозданной Руси,
Чтоб вместе на битву и вместе же на небеса?
Чтоб совесть и честь, как и прежде, кого ни спроси,
На первое место. А стыд, чтобы выел глаза».

И все ей казалось, когда она шла по Тверской,
Что это неправда: английский,

«Макдональдс» и тюрк.

Что рядышком с нею шагает Дмитрий Донской.
А Петр не родился и не сотворил Петербург.

Красивая женщина, все это так и не так.
Живи себе с Богом, хотя бы на самом краю.
Вон видишь: к тебе направляется Ванька-дурак:
«Красивая, хочешь я русскую песню спою?»

* * *

Мне надо быть и проще, и мудрее.
А слушаю, вот до чего дошла,
Вертинского. Наверно, я старею.
Ведь я о нем и думать не могла.

О, это время ландыша и плахи!
Вот  почему так хочется любви,
Когда повсюду сполохи и страхи.
Жизнь на слезах и церковь на крови.

* * *

Чего я ждала и зачем я надеялась,
Кому доверяла и что сберегла?
Как будто мне мало сережек на деревце,
Как будто я с неба звезды не брала.
А если казалось, что сердце растрачено,
Так это от жадности жить на износ.
Когда все исполнено, что предназначено,
Когда счастья столько же,

Сколько и слез.

Ну вот и спроси теперь, что тебя мучает,
Чего тебе надобно-то, говори?!
Тебе ли досталась не самая лучшая
Земля и не самая любая ли?!
Поди уж, не скажешь, что не настоящая
Была твоя жизнь, хоть бела — не бела.
Коль рыба плескалась в реке говорящая,
Коль вещая птица по небу плыла.

Как будто не молодец встретился девице.
Как будто не песню сумела сложить.
Как будто мне мало сережек на деревце.
Как будто могла по-другому прожить.