Сергей Дубянский

Ф А Н Т О М

(Журнальный вариант)

Часть вторая

  Маршрутка поползла дальше, а Дима так и не успел сориентироваться. Перед ним то вспыхивали, то гасли красные стоповые фонари, да встречные фары наплывали ниоткуда и исчезали в никуда. Он отвернулся к окну и стал пальцем скрести намерзший за день толстый слой серого пористого льда. Потом попытался дышать на него, почти касаясь стекла губами, но и это не помогало. Может, он давно проехал нужную остановку? Беспомощно огляделся, но увидел лишь неподвижные спины, нахлобученные шапки, а женщина рядом с ним прижимала лежавший на коленях пакет с изображением солнца и моря. Она, похоже, заблудилась в этом мире гораздо серьезнее, чем он.

     - У памятника, пожалуйста, - послышался мужской голос.

     Дима облегченно прикрыл глаза и прислонился головой к стеклу. Реальность вернулась...

     Едва Дима оказался на улице, в лицо ударил заряд мелкого колючего снега. Довольный своей меткостью, ветер победно взвыл. Казалось, он не дул, а кружился на одном месте, нападая сразу со всех сторон одновременно, и спрятаться от него было просто невозможно. Поземка взлетала из-под ног и, закручиваясь, уносилась вверх, к черному невидимому небу, откуда с высоты девяти этажей смотрели, будто подвешенные в пустоте, окна. Дима пошел прямо по целине – спасительное тепло совсем рядом, и хотелось попасть туда как можно скорее, не выбирая какие-то удобные пути.

     Но в квартире оказалось не намного теплее: несмотря на то, что уже наступил декабрь, отопление так и не отремонтировали. Дима включил свет – грязно-розовые обои; желтый, вздувшийся и местами оторванный линолеум; белые двери с потеками на стеклах и грязными пятнами возле ручек. Такой квартиру сдали строители, такой она и оставалась до сих пор.

     Тоска и уныние навалились вдруг. Захотелось уйти. И он бы, наверное, ушел, если бы не пронизывающий ветер и снег. Снова сталкиваться с сумасшествием природы моральных сил уже не осталось. Дима разделся и первым делом прошел на кухню. Включил все конфорки, от чего помещение озарилось голубоватым мистическим светом. Потом он прошел в большую комнату, убогостью не отличавшуюся от коридора. Провел пальцем по пыльной поверхности шкафа. Обрисовав контур вазочки, отчеркнул стопку журналов, своими глянцевыми обложками никак не вязавшихся с общей обстановкой. На одном из кресел валялся свитер, пропитанный ароматами терпких духов и табака. Дима не только хорошо знал эту гремучую смесь, но даже успел к ней привыкнуть за время их совместной жизни.

     Во второй комнате, поменьше, стоял старый нагреватель. Он не работал, но от одного его вида становилось уютнее. Дальше – диван с никогда не убиравшейся постелью, телевизор на полу, стул, на котором валялся Ирин халат… Дима закрыл дверь.

     На кухне потеплело, и он решил обосноваться именно там. Поставил в раковину грязные тарелки, турку с остатками кофе, сдвинул на край стола сиротливую кофейную чашку. Короче, все как обычно. Сел на табурет и закурил, глядя сквозь окно на творившееся в луче фонаря снежное безумство и чувствуя себя чужим и ненужным, даже не потому, что это не его квартира – это была не его жизнь.

     С Ирой вместе они просуществовали месяц, и этого вполне хватило, чтобы оба почувствовали себя неуютно. Они походили на двух вечно знакомящихся зверьков, которые обнюхиваются, робко касаясь друг друга лапками. Лишь иногда кто-нибудь спохватывался и, пытаясь обрести духовную близость, заводил никому не нужный и ничего не значащий разговор, который, как правило, угасал сам собой. Вот физическая близость – это совсем другое дело! Жаль, происходила она всего раз в сутки, когда Дима возвращался довольный реализацией очередной партии плит. Тогда они ложились в постель, и все начиналось, как в тот, самый первый раз.

     Оба, наверное, давно поняли, что объединило их не желание создать нечто целостное, а несчастливое стечение обстоятельств и дом, который так неожиданно вмешался в течение судьбы.  Желание избавиться от тягостного совместного времяпрепровождения заставляло их все чаще представлять случившееся осенью простым совпадением. Они уже искренне поддерживали версию ветхого, подверженного саморазрушению строения, отраженную в милицейском протоколе о гибели Олега, и дом, словно подтверждая это, перестал быть таинственным и притягательным. Дима спокойно, безо всякого сожаления покидал его и также равнодушно возвращался, зная, что там его ждет только Ира.

     Сама же Ира откровенно маялась без дела, так как работу пришлось бросить – закрывался ее ларек слишком поздно, а после случившегося осенью, возвращаться в одиночку она просто боялась. Ради работы она даже попыталась несколько дней пожить в квартире, ставшей теперь ее собственностью, но это оказалось еще хуже, чем у Димы – друзья и подруги Олега постоянно звонили по телефону, ломились в дверь, и все это вкупе с воспоминаниями создавало атмосферу невозможную для жизни. Каждый шаг по лестнице, каждый шорох у двери будил ее среди ночи, рождая безумный страх, что вернулся Олег.

     Тогда она и придумала вариант с обменом. Правда, поменять «хрущевку» в Юго-Западном на квартиру в благоустроенном Северном районе не удалось, зато она сумела сдать ее вместе с мебелью, взяв плату за год вперед, а на вырученные деньги сняла эту «берлогу» и купила убогую подержанную мебель. Она нашла и работу в маленьком, похожем на киоск магазинчике. Таким образом, жизнь вернулась в прежнее русло, с одним небольшим отличием – с Димой они встречались, когда у обоих выпадало свободное время. То она могла погостить у него пару дней, то Дима, у которого был ключ от «берлоги», мог возникнуть, устраивая сюрприз с подарками и походом в ресторан, а потом оставался на ночь. Такая жизнь, превращенная в череду незапланированных, но ожидаемых праздников, их устраивала больше, чем вялотекущее семейное существование.

     Последний раз Ира приезжала недели две назад, а Дима в эти дни совсем закрутился, так как поставки по сравнению с летом выросли почти в два раза, но сегодня вдруг какая-то сила, словно вытолкнула его из дома. Это была не боязнь одиночества или полузабытые мистические страхи – это был откровенный приказ, пришедший то ли свыше, то ли из собственного подсознания. Дима исполнил его и в результате сидел на чужой кухне, освещенной голубым мерцанием.

   «Зачем, если между нами нет никаких обязательств, и Ира может просто не прийти ночевать? А за мной  завтра в восемь должна прийти машина, чтоб ехать в район… Причем, прийти домой, а не сюда…»

     Дима выключил газ, потому что на кухне стало совсем душно. Подошел к окну. Протер запотевшее стекло и вновь уставился на улицу. Пурга не стихала. Она продолжала плясать, изгибалась, как танцовщица, совершая, уходящими в небо руками, какие-то замысловатые движения, и чем пристальнее вглядывался Дима, тем отчетливее видел женщину, так не похожую на банальную Снегурочку – низкорослую, закутанную в шубу и шапку.

     Неожиданно в двери повернулся ключ. Дима замер.

     - Проходи, - услышал он Ирин голос. - Раздевайся.

     Дима стоял на темной кухне и смотрел, как в коридоре вспыхнул свет. Потом что-то звякнуло, захлопнулась дверь. В нем не было ни злобы, ни ревности. Было чуть-чуть обидно, но стоит ли расстраиваться по столь пустяковому поводу? В конце концов, это закономерно – придется только немного скорректировать свою жизнь, заменив несколько старых праздников буднями, и выкроить время для поисков праздников новых.

     Наконец, Ира обратила внимание на его куртку и ботинки.

     - Ой, Димка! - воскликнула она.

     Через рифленое стекло Дима видел два силуэта. Один Ирин (Дима узнал его по зеленому пятну свитера) и второй – крупный, занимающий весь проем. Дверь открылась. Ира без всякого стеснения обняла Диму и даже поцеловала в щеку.

     - Привет. Молодец, что приехал!

Ирин попутчик остался в дверях, наблюдая эту идиллию, а из раздутого пакета торчало горлышко бутылки.

     - Привет, - Дима удивленно пожал плечами.

Они давно приветствовали друг друга только словами, без всяких показных нежностей.

     - Знакомьтесь, - схватив Диму за руку, Ира потащила его навстречу гостю. - Это Дима. Мой, ну, скажем так, приятель, а это – Андрей.

     На лице Андрея отразилась досада, тем не менее он поставил пакет и протянул руку. То, как неуверенно Дима пожал ее, развеселило Иру. Она беззвучно захлопала в ладоши.

     - Ребята, ну, что с вами?! - воскликнула она. - Андрей, я ж говорила тебе, что никакой «ночи любви» у нас не получится, а ты сомневался.

     - Сомневался, - Андрей кивнул, демонстративно вздохнув. - Ну и ладно.

Дима ощутил непонятный душевный подъем. Странно, если при виде незнакомца в нем даже не возникло ревности, но радость от того, что он ничего не потерял, оказалась самой неподдельной и искренней. Он гостеприимно выдвинул табурет и больше ничего не мог придумать, не понимая, почему этот человек не уходит. Впрочем, может, общение с ним будет приятнее, чем молчание с Ирой.

«Главное, чтобы выпив, он не полез «биться за самку», а то ведь Ире нравятся такие нестандартные мужики…» 

     - Дим, - Ира уже резала колбасу, которую извлекла из пакета вместе с водкой и кучей салатов в прозрачных коробочках, - знаешь, где работает Андрей?.. В Румынии! Причем, ездит туда уже четыре года!

     - Да? - Дима посмотрел на гостя.

 «Неужто она еще не забыла эту бредятину?»

     - Я хотела послушать о Румынии, а он, видишь, как понял, - она рассмеялась.

     - Каждый понимает в меру своей испорченности, - Андрей беспомощно развел руками.

     - А что вы там делаете? - закрыл Дима щекотливую тему.

     - О, это весьма скучно. Я – специалист торгпредства.

     - И как вам? - спросил он, не зная,  чем занимаются «специалисты торгпредства». 

     - Знаешь, давай на ты?

     - Давай…

Когда ситуация прояснилось, этот человек стал Диме даже симпатичен хотя бы тем,  что вовсе не собирался вторгаться в его жизнь.

     - Так вот, - Андрей достал сигарету. - Румыния – государство на юго-востоке Европы. Площадь 150 тысяч квадратных километров, из которых две трети занято горами, а одна треть равнинная…

Его интонации были так похожи на преподавателя географии, что Ира не удержалась и прыснула со смеха.

- Ты что? - удивился Андрей. - Нам так лекции читают. Ну, чтоб перед аборигенами в грязь лицом не ударить. История, культура, экономика, язык…

     - Так ты и язык знаешь?

     - А никто даже не верит, что я иностранец.

Он произнес длинную непонятную фразу.

     - Ничего звучит, - одобрил Дима.

     - А чего ему плохо звучать, если это латынь? Румыны – они ж потомки римлян, а не цыган, как все считают.

     Стол был накрыт, и Ира присела рядом с Димой. Андрей начал обзорный экскурс с племени даков; вспомнил битву Дечебала с императором Траяном; Доробужу и Валахское княжество; господаря Бессараба; какого-то Тудора Владимиреску и когда добрался до девятнадцатого века, Дима понял, что больше не усваивает информацию.

     - А сейчас-то там что? - спросил он в паузе, вызванной необходимостью закусить очередную рюмку.

     - Сейчас там, хрен поймешь. Чаушеску зачем-то расстреляли, но жить лучше не стали. А ведь это жемчужина, почище Швейцарии! Представляете, три часа от Бухареста – Карпаты; пять часов – дельта Дуная с островами и протоками; шесть часов – Черное море. И все на машине! Сказка, а не страна, если б ее в хорошие руки. Ого! - Андрей посмотрел на часы. - Дома меня, наверное, уже потеряли, хотя им не привыкать, - он махнул рукой.

     - Ты женат? - поинтересовался Дима.

     - Конечно. Я ж езжу туда с советских времен, а тогда холостых за бугор не пускали.

     - И жена тоже там?

     - Жена здесь. Я б, конечно, мог уехать с семьей и жить там три года безвыездно, но из чисто материальных соображений. Однако это уже совсем другая история, - он встал. - Так что, ребята, не знаю уж, чем вызван ваш интерес к этому райскому, хотя и совершенно нищему уголку. Короче, если надумаете посетить – встречу, помогу устроиться, - он достал из кармана визитку и на обороте записал телефон. - В Воронеже я пробуду еще недели две, а потом - обратно в славный город Бухарест…

     Ира с Димой вышли проводить гостя, и когда дверь закрылась, оба вдруг почувствовали, что в квартире стало пусто, будто исчез некий объединяющий их момент.

     - Где ты его подцепила? - спросил Дима.

     - Он регулярно заходит к нам за пивом, а сегодня, по такой погоде, народу мало, вот, и разговорились… Ты-то уж две недели не показываешься, - Ира игриво скосила взгляд. – А сегодня, прям, как почувствовал!

     Диму так и подмывало пошутить насчет того, что он достаточно хорошо изучил все ее «подвыподверты», но решил не нарываться, поскольку не муж он ей, и даже не «спонсор».

     - Меня, вроде, что-то вытолкнуло, - признался он. - Как раньше тянуло вернуться в дом, так сегодня я вдруг почувствовал, что не могу там находиться, а должен ехать сюда. Хотя я замерз, устал с дороги… Я не могу этого объяснить.

     - Значит, все начинается снова, - заключила Ира, пуская к потолку струйку дыма.

     - Что начинается?

     - Все. То, что, вроде, закончилось вместе с рухнувшим потолком, - она решительно затушила окурок. – Знаешь, почему я не приезжала так долго? Последний раз, когда я ночевала у тебя, мне снился сон. Там был огонь. Он бил из одной точки, разбрасывая тонкие кривые росчерки. Подсознательно я знала, что это пулемет, стреляющий трассирующими пулями. Я в кино видела. В кого он стрелял, я не знала, потому что вокруг было темно, но совсем не страшно. Даже, наоборот, периодичность вспышек завораживала и как-то успокаивала. Это примерно то же самое, что считать верблюдов…

     Но вдруг стало светло – как-то сразу, словно кто-то отдернул занавес и зажег огни рампы. Пулемет продолжал строчить, но огонь его стал невидимым, зато вокруг открылось кровавое месиво: на сколько хватало глаз - изуродованные тела с оторванными конечностями, размозженными головами, вывернутыми кишками… Даже окровавленная трава казалась мертвой в своей неподвижности. Эдакий апофеоз смерти!..

     «Это война», - прозвучал в голове голос невидимого комментатора. Он был настолько спокойным, что тоже казался мертвым, но опять страшно не было. Настоящая смерть гораздо страшнее своей конкретностью, своей применимостью к каждому человеку. А потом над затихшей битвой поползли тени. Серые и расплывчатые, но смутно напоминающие человеческие силуэты. Такие же искривленные и изуродованные, как и те, что лежали на земле. Они ломались, соединяясь друг с другом, то превращаясь в многоруких и многоголовых монстров, то становясь похожими на кого-то в каске или в кивере. Фигуры эти двигались, растворяясь у горизонта, отчего небо становилось все более мрачным. Вновь становилось темно, и тогда вновь возникли вспышки пулеметных очередей, увеличивая и без того необъятное поле трупов. Живых там не было, а трупы почему-то прибавлялись…

     Потом «мертвый голос» произнес что-то типа:  «Это круговорот жизни. Чтоб не нарушать равновесия, мертвые должны становиться живыми…» Я не хочу таких снов, потому что, ты знаешь, есть мертвец, которого я действительно боюсь. Я даже боюсь думать, что будет, если он вернется. Я решила, если захочешь, ты приедешь сам, а сегодня появился Андрей со своей Румынией. Понимаешь, я не могла не пригласить его: похоже, все это как-то связано…    

- Хватит об этом! - Дима стукнул ладонью по столу.

     - Как хочешь, - Ира пожала плечами. - Только если он смог приманить кота и заставить ту женщину наклеить объявление прямо перед моим приездом… Мне кажется, он хочет, чтобы мы что-то сделали. Наверное, чтоб обрушить потолок, он потратил слишком много сил… Это, как нам, например, отрубить себе палец. Теперь он, похоже, восстановился и вновь вернулся к своим планам. Только, в чем они заключаются?!..

     - Ир, но это же бред! - Дима схватил ее руки.

     - Бред. Но тогда объясни мне, что происходит? Все, с самого начала – с твоей покойной бабки и до сегодняшнего дня.

     Дима смотрел на нее испуганно и молчал, потому что объяснить все это было невозможно, а значит, и поддержки в его желании оставаться обычным человеком обычного трехмерного мира ждать не приходилось. Почувствовал, как начинает болеть голова, болеть вполне реально, когда виски сдавливает прочным обручем…

     - Уже половина третьего, а мне завтра рано вставать, - сказал он устало. - Пойдем спать.

     Ира достала вторую подушку, поправила постель, и они быстро залезли под одеяло, потому что в комнате было гораздо холоднее, чем на кухне. Сон не шел, а о любви не думалось. Они лежали молча и глядя в темноту, слушали, как за окном завывает ветер. Казалось, это голос, силившийся что-то сообщить им, но получалось то ли слишком невнятно, то ли говорил он на другом языке.

     Заснул Дима незаметно, а когда проснулся, увидел, что Ира продолжает, не мигая, смотреть в потолок.

     - Ты что, не спала? - спросил он, зевая.

     - Нет, - она повернулась к нему лицом. - Ты сегодня останешься или поедешь к себе?

     - А ты бы как хотела?

     - Мне все равно, но сегодня нам лучше быть вместе, - помолчав, она добавила, - наверное, я все-таки попробую приехать к тебе – там теплее.

    Дима поцеловал ее вялые губы и выскочил в ванную, под горячий душ, потому что за ночь квартира остыла окончательно. И как они забыли про обогреватель?!

                                        *  *  *

Ира приехала в Березовую Рощу, когда Дима еще не вернулся из своей поездки. В доме было тихо и сумрачно. Она несколько раз топнула, стряхивая снег. По дому прокатился отзвук, и хотя его нельзя было назвать эхом, он вносил осознание окружающей безжизненности. Прижалась замерзшими покрасневшими пальцами к горячей батарее и простояла так, пока пальцы не обрели обычную чувствительность. 

     Дом молчал. Ира чувствовала это молчание – не пустоту каменной коробки, а именно молчание, готовое в любую минуту прорваться живым звуком. На секунду ей стало страшно. Вдруг дому не понравится то, что она задумала? А, с другой стороны, может, именно этого он и добивался все время?

     Она открыла шкатулку румынского офицера, убедившись, что и камень и медальон на месте. Сунула ее в карман и огляделась, ожидая реакции, но ничего не произошло. Подняла телефонную трубку.

     - Андрей? Это вчерашняя Ира, помнишь? Хочешь знать, почему мы заинтересовались Румынией? Тогда давай встретимся. Хорошо, пусть кафе «Норд», через час.

     В «Норде» она была всего однажды – на дне рождения подруги, но, по крайней мере, знала, где оно находится. Едва она открыла дверь, резкий порыв ветра ударил ей в лицо колючими снежинками. У Иры перехватило дыхание, но, прикрыв рот ладонью в тонкой вязаной перчатке, она все-таки  пошла по глубокому снегу, стараясь попадать в свои собственные старые следы.

     Когда Ира вошла в кафе, до назначенного срока оставалось всего пять минут. Хотела снять куртку, но решила, что температура не располагает к этому, да и гардероб оказался предусмотрительно закрыт.

«Действительно, норд», - подумала она, входя в зал. Андрей уже сидел за столиком. Перед ним горела неизменная для этого заведения свеча и стояла неоткрытая бутылка шампанского.

     - Привет. Первый раз вижу женщину, которая приходит раньше срока, - сказал он весело.

     - Я бы, может, и повыделывалась, но уж больно холодно на улице.

     - Не Сочи, - согласился он. - Шампанское будешь?

     Ира представила во рту ледяной шипучий напиток и ей стало еще холоднее.

     - Лучше кофе, - она зябко передернула плечами. - А еще лучше  кофе с коньяком.

     Официантка быстро заменила бутылку маленьким пузатым графинчиком и двумя дымящимися чашечками. От огненного кофе по телу разлилось приятное тепло, а во рту остался вкус знакомой вяжущей горечи. Ира расстегнула куртку и улыбнулась. Появилось ощущение хоть маленького, но праздника. Андрей смотрел на нее внимательно, не говоря ни слова, словно ему доставляло удовольствие само ее созерцание. Ира вдруг подумала: «А может, ну ее, эту шкатулку? Зачем залезать в мистические дебри, когда можно просто сидеть, пить крепкий ароматный кофе и смотреть, как пламя свечи отражается в его глазах. И все будет хорошо. И не надо ничего больше…»

     Она полезла за сигаретами, но вместо пачки в руке почему-то оказался холодный металл. Вздохнула, потому что ощущение праздника стало улетучиваться. Все-таки найдя сигареты, закурила – труднее всего начать разговор так, чтоб тебя поняли.

   - Послушай, - она решила опустить подробности, связанные с домом, с Олегом, с ночными кошмарами. -  Ты знаешь, что это такое? - Ира положила шкатулку на стол.

     - Нет, - он смотрел с интересом, не решаясь взять ее в руки.

     - И я не знаю. Только мы нашли эту вещь в земле, - она врала, сочиняя историю на ходу, но ей самой казалось, что получается довольно правдоподобно. - Рядом были истлевшие кости, а дальше копать мы не стали. Посмотри.

Осторожно открыв шкатулку, Андрей высыпал содержимое. Ира сделала глоток катастрофически остывавшего кофе и молча ждала, пока он разглядывал жетон.

- Там написано, - продолжала Ира, - что ее хозяин – обер-лейтенант Александр Балабан, румынский горный стрелок. Там есть номер и батальона, и дивизии.

     - И что? - Андрей поднял глаза.

     - Я хочу знать об этом человеке.

     - Ну, что я могу сказать? - он вертел жетон в руках. - По-нашему, это – Сашка Соколов, так как «балабан» по-румынски – сокол. Балабанов там столько же, сколько тут Соколовых.

     - Но я хочу знать, именно, про этого Балабана. Я думала, ты мне чем-нибудь поможешь.

     - Интересно девки пляшут, - Андрей усмехнулся. - Даже если сохранились списки этого самого батальона, в чем я глубоко сомневаюсь, до них нас никто не допустит. Если только подключить консульство? А зачем тебе все это надо?

     - Ну, вот блажь у меня такая – здоровое любопытство, - она улыбнулась в первый раз с тех пор, как достала шкатулку. - Лучше ответь, ты можешь мне помочь?

     - Я не знаю, как тебе помочь. Я специалист по оборудованию. Хотя вопрос, конечно, интересный...

Ира видела, что он действительно не представляет, как ей помочь, но в душе-то знала, что способ найдется сам, достаточно только начать – Александр Балабан сам подскажет, что надо делать. Во-первых, у меня полно своей работы. Андрей задумчиво смотрел в пустую рюмку.

     Ира уже хотела расстроиться, что ничего из ее затеи не выйдет, но вдруг к ней пришло озарение. Наверное, так у поэтов рождаются самые гениальные строки, а к игрокам приходит предчувствие выигрыша. Она произнесла фразу, о которой даже не думала до настоящей секунды:

     - Я могу поехать сама.

     - Это совсем свежая мысль, - Андрей не спеша закурил, и Ира не поняла, издевается он или говорит серьезно. В голове пронесся поток бессвязных, сумбурных мыслей о том, что она не знает языка, у нее нет загранпаспорта и, самое главное, нет денег на поездку. Но фраза была сказана. Гениальная фраза, и не ее дело расшифровывать смысл этой фразы.

- Ты одна собираешься ехать или с этим Димой? - неожиданно спросил Андрей.

     - Не знаю…

Ира не ожидала, что ее предложение будет принято так молниеносно и не успела обдумать всех технических моментов.    

     - Короче, я уезжаю через две недели, - предупредил Андрей. - Если вы к этому времени будете готовы, поехали. Я помогу вам устроиться. Может быть, даже выясню какие-нибудь детали. Хотя не обещаю. А дальше – флаг вам  в руки… Еще коньяк? Кофе?..

     Ира почувствовала, как пульсируют её виски, до боли напрягая кожу. То ли это происходило от «озарения», вызвавшего бурю побочных эмоций, с которыми она не умела справляться, то ли… По количеству окурков она увидела, что курит уже пятую сигарету.

     - Лучше коньяк, - сказала она, сжимая виски. - А то голова разболелась.

     - Тогда, точно, коньяк.

     Когда они выпили, Андрей принялся рассказывать, сколько стоят билеты, сколько надо иметь с собой денег и еще много всякой ерунды, которую Ира слушала в пол-уха, изредка улыбаясь и кивая головой. Об Александре Балабане речь больше не заходила.

     Головная боль постепенно отступила – ее место заняла пустота. Если б Иру сейчас спросили, о чем они говорили, она бы, наверное, не вспомнила.

«Куда я собралась? - вдруг подумала она. - Разве это мои проблемы? Достаточно расстаться с Димой, и всё закончится само собой».  

Но в очередной раз она  представила разъяренное лицо Олега и растущую трещину на потолке. Этот грохот падающих досок, словно хруст ломаемых костей: «Нет, это и мое дело!..»

     - Еще коньяк? - Андрей прервал ее мысли.

     - Хватит, - Ира смотрела растерянно, словно удивляясь, что он еще здесь, и отрицательно покачала головой. - Вообще-то, я не очень люблю коньяк.

     - Ну, вот, - Андрей засмеялся. - А там его разливают по 0,7. Поллитровки только албанские, но их еще найти надо.

     - Андрюш… - Ира устала от ненужной информации. - Не обижайся, но, может, пойдем?

     - Как скажешь, - он пожал плечами, и в этом жесте не было ни радости, ни огорчения.

     Они вышли из кафе. Ветер дул по-прежнему, поднимая с земли снежные облака. Начинало смеркаться, и потому казалось еще холоднее. Андрей посмотрел на тонкие  перчатки своей спутницы и сжал ее руки.

     - Не надо, - каким-то внутренним чутьем Ира поняла, что так будет неправильно, и это даже никоим образом не было связано с Димой.

     - Тебя проводить? - спросил Андрей, пока они еще стояли на крыльце, не решаясь спуститься в снежную круговерть.

     - Не надо. Я позвоню, - она украдкой, словно школьница на первом свидании, пожала его большой палец и шагнула навстречу ветру. Перейдя на другую сторону улицы, Ира видела, что Андрей вернулся в кафе, но ей это было совершенно безразлично.

     Домой она вернулась, когда совсем стемнело. Первым делом, возвратив шкатулку на место, Ира переоделась в халат, сиротливо висевший среди оставшихся вещей Диминой жены, и легла на диван. Есть не хотелось – коньяком она сбила аппетит, а накурилась вообще до одури. Она смотрела в потолок и думала, что если сделает что-нибудь не так, то по нему поползут трещины и вся эта махина обрушится, только теперь уже на нее. Но потолок был чист, и это успокаивало. Она повернулась на бок и, несмотря на то, что в доме было жарко, укрылась пледом. Мозг устал переваривать информацию и теперь требовал только отдыха, а бесшумное движение за окном так убаюкивало, что Ира сама не заметила, как заснула.

     Разбудил ее яркий свет. Несмотря на то, что спросонья она не поняла, где находится и почему спит одетая, положив голову на пыльную спину неизвестного зоологам плюшевого зверя, страха не было. Она проснулась с ощущением, что все будет хорошо. Потянулась. Подняла голову, подперев ее рукой.

     - Дим! Это ты?!

     - Я! - отозвался голос из коридора. - Замерз, как собака!..

     Ира слышала, как Дима снимает ботинки, вешает куртку, шарит в карманах, видимо, ища сигареты. Ей совершенно не хотелось вставать, а тем более превращаться в заботливую хозяйку и готовить ужин (или уже завтрак?..) Она смотрела на яркий луч, бьющий из коридора, и думала, что сейчас у нее есть все, что необходимо для счастья: тепло, крыша над головой, человек, который ее, по крайней мере, не обидит, и, главное – покой.

     Дима присел на диван и, запустив руки под плед, коснулся ее теплого расслабленного тела. Ира взвизгнула, попыталась отбиваться, но даже этот дискомфорт принес не раздражение, а какую-то буйную веселость. Она вскочила на колени и начала шутливо колотить Диму своими маленькими, но крепкими кулачками.

     - Ах, ты! - воскликнул он. - Нет бы согреть человека!

     - А я тебя и согреваю! - она откинула волосы с лица.

     - Разве так согревают? - Дима начал целовать ее, расстегивая халат, а она только раскинула руки, предоставив ему полную свободу действий…

     Когда они, наконец, выползли на кухню покурить, начинало светать. Неяркий свет, пробивавшийся из-за туч, освещал снежную равнину, а на месте летнего столика возвышался сугроб, поглотивший заодно и скамейку. Было очень приятно взирать на это белое царство, слушая сквозь окно завывание невидимого ветра.

     - Ты куда-нибудь идешь сегодня? - спросила Ира.

     - В такую погоду?.. Нет уж, сегодня у меня выходной.

     Ира подумала, что сейчас, когда они замурованы в этой крепости, самое время обсудить вопросы, которые для себя она решила еще вчера.

     - Дим, у тебя есть деньги? - спросила она тихо. – Я имею в виду хотя бы тысячу баксов.

     - Конечно, - Дима небрежно пожал плечами. - Решила купить себе нормальную мебель?

     - Нет, я решила поехать в Румынию.

     - Куда?!..

     - В Румынию. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

     - И как ты это представляешь? - Дима не собирался задавать глупых вопросов, типа «а зачем ты туда едешь?..» Ответ он знал, но сама идея. - Вот ты приезжаешь в Бухарест...

     - Мне поможет Андрей, - перебила Ира.

     - Ах, вот так?.. - нельзя сказать, чтобы в Диме проснулась ревность – ему просто не понравилась роль лоха, которого «разводят на бабки». - Не прикидывайся дурочкой!.. – выплеснул он первое, что пришло в голову. -  Ты телевизор-то смотришь? Заберет он у тебя паспорт и продаст в какой-нибудь публичный дом.

     - Дим, - Ира ладошкой прикрыла ему рот, - ты помнишь кота Тихона, который внезапно появился и, исполнив свою миссию, исчез? Андрей – это тот же Тихон. Ты так не думаешь?

     - Не думаю, - Дима отвел ее руку. - Любой факт можно объяснить, как с позиции мистики, так и с позиции реализма. Так вот, я  реалист.

     - Ну, поехали вместе. Я ж не против.

     - Да?.. - на первый взгляд предложение показалось даже заманчивым, но… - Тут есть масса нюансов, - сказал Дима гораздо спокойнее. - Я уже не говорю о своих коммерческих делах, но как бросить дом? Поездка займет не день и не два, а не забывай, сейчас зима. Я не могу отключить отопление. И оставлять его без присмотра нельзя. Сколько лет тем АОГВ?.. Да столько не живут! Разлетится все к чертовой матери!..

     - С домом все будет нормально, - сказала Ира уверенно.

     - Извини, - Дима улыбнулся. - Я не до такой степени верю в могущество призраков, чтоб они в нужный момент перекрывали газ или тушили пожары.

     Ире совершенно не хотелось спорить. Каким-то седьмым чувством она тоже понимала, что, наверное, Дима прав. Нельзя принимать скоропалительных решений, но поскольку она их уже приняла, то остальное не имело значения.

     - Если я поеду одна, ты дашь мне денег?.. Только учти, отдавать мне нечем.

     Денег Диме не было жаль, но он молчал, взвешивая все «за» и «против». Ира за это время успела встать, взять сигарету. Вернувшись на место,  она решила поставить вопрос по-другому:

     - Выбирай, или ты даешь денег, или мы едем вместе.

     - Я подумаю, - ответил он, зарабатывая право на передышку.

     - Вот и хорошо, - подытожила Ира. - Но учти, времени у нас на все про все две недели.

*  *  *

Они успели сделать все вовремя, хотя вся эта гонка изрядно утомила обоих. Ира занималась паспортами и прочими документами. С работы, естественно, пришлось уйти, но об этом она жалела меньше всего. Сама идея настолько захватила ее, что, казалось, она вообще не думала о возвращении в Воронеж – оно стало таким необозримо далеким будущим, которое и предугадать-то невозможно, не то, что спланировать заранее.

     Дима сумел распродать все плиты, вытряс с клиентов деньги и даже успел смотаться по делам в Волгоград. Вопрос с домом тоже решился, правда, не самым корректным, но, с Диминой точки зрения, единственно возможным способом – по телефону он предложил вернуться Вале, которая была настолько поражена, что немедленно согласилась, уточнив лишь, завязал ли он со «своей шлюшкой»? Ира не слышала этого вопроса, но криво усмехнулась, когда Дима объяснял, что уезжает для принятия окончательного решения. При этом он периодически переводил взгляд на Иру, видел выражение ее лица и ему становилось стыдно называть жену «рыбкой» и «киской», но иначе она б не поверила в его благие намерения.

     - Все, Валентина приедет, - он наконец положил трубку и вытер несуществующий пот.

     - Я и не думала, что ты умеешь так убедительно врать, - заметила Ира с издевкой.

     - А что ты хотела, - вспыхнул Дима. - Думала, я предложу ей посторожить помещение, пока сам с любовницей отправлюсь за границу, да?!

     - А что ты будешь ей говорить потом?

     - Это не твоя забота! - Дима вышел, демонстративно хлопнув дверью, которая обычно не закрывалась никогда. Он чувствовал, что с этой дурацкой поездкой уже наделал кучу глупостей, начиная с того, что приостановил на месяц поставки, вызвав явное неудовольствие партнеров и кончая этим мерзким разговором с женой. Давно уже он не чувствовал себя так гадко.

     «А тут еще эта… со своими подколками, - он подошел к окну. Свет лампы выхватывал белый бок сугроба, тонкие прутья жасмина, торчавшие из него, а дальше темнота, такая успокаивающая…- Черт с ними, со всеми! И с той, и с другой!..» 

Он отвернулся от окна, вернувшись в привычный мир, который так не хотелось покидать и где он успел сделать так много необходимого для осуществления будущей поездки.

     - Не психуй, - Ира  вошла на кухню. - Думаешь, приятно, когда ты так с нею сюсюкаешь?

     - Я спокоен, - после того, как Дима подумал «черт с ними со всеми», раздражение его улеглось. - А как же тогда все наши договоренности об отсутствии взаимных обязательств? По-моему, ты сама была ярым их сторонником.

     - Я знаю. Но не с женой же… И хватит об этом!

     Вздохнув, Ира вышла. Дима почувствовал себя очень одиноко и, наверное, в другой момент он пошел бы за ней, чтобы сгладить ситуацию, но… «черт с ними, со всеми!..» Его мысли перекинулись на предстоящую поездку. Это ж целая эпоха! А потом будет другая жизнь, все будет потом!

*  *  *

     Накануне решающего дня Ира уехала домой собирать вещи. Диму это не огорчило, потому что их отношения так и не вернулись в прежнее русло. Хотя спать они продолжали вместе, но какое-то упрямство мешало разрешить возникшие недоразумения самым древним способом, известным мужчинам и женщинам. Их жизнь все больше напоминала отношения деловых партнеров, но для Димы это являлось нормальной формой общения – он привык таким образом общаться с женой. Даже более того, он стал чувствовать, что Ира раздражала его совсем так же, как и жена.

«Вот, если б ее не было, я бы…»  Но она была: перемещалась по дому, что-то предлагала, что-то делала. Все это уже происходило однажды, только тогда на его стороне оставался дом. Сейчас дом не вмешивался, давая им возможность решать свои проблемы самостоятельно.

     Ире приходилось хуже. Она тосковала без ласки и понимания, но мысль о том, как нежно разговаривал Дима с женой, и то, что она будет жить в доме полной хозяйкой, да еще с надеждой вернуться в него навсегда, мешала предпринять более активные шаги к восстановлению мира. Это чувство напоминало ревность в классическом проявлении, хотя она усиленно пыталась уверовать, что никакой любви нет и не было, что она хочет видеть рядом совершенно другого человека (правда, кого именно, она и сама не знала). А Дима – просто друг, который достаточно много для нее делал. Она благодарна ему… «Причем здесь тогда ревность?.. За друзей надо радоваться, если у них начинает складываться личная жизнь...» Впрочем, Ира старалась думать обо всем этом как можно меньше, откладывая выяснение отношений на то бесконечно удаленное будущее, когда они вернутся из своего сумасшедшего приключения.

*  *  *

     Дима потянулся, откинув одеяло, взглянул на часы с каким-то щемящим чувством уходящего времени. Восемь. С грустью подумал, что когда наступит следующее утро, здесь его уже не будет. Он будет трястись в вагоне, уносящем его в неизвестную и непонятную страну.

«И так будет с каждым последующим мгновением – оно уже не повторится в этом доме… Почему ж так мрачно-то? Я ведь вернусь с массой впечатлений…»

     Дима уже достал красивую, специально купленную для поездки сумку, когда в дверь позвонили.

     - Я не опоздала? - на пороге стояла Валя, похожая на Снежинку с детского утренника – такая же маленькая, худенькая девочка в белом, и пахло от нее морозом.

     - Все нормально, проходи, - после двухнедельного общения с Ирой, Диме показалось, что он соскучился. Отдаваясь этому порыву, он обнял жену и поцеловал в холодные губы.

     - Ты еще любишь меня? -  Валя подняла голову.

     - Разумеется, - ответил Дима таким тоном, что нельзя было понять, говорит он серьезно или шутит. Тем не менее он чувствовал, как все глубже погружается в трясину отношений одного мужчины и двух женщин, из которой еще никому не удавалось выбраться без потерь. А как все стало хорошо и ясно после того, когда жена застала у него Иру!..

«И вот снова… Но опять же, все это будет потом, после возвращения...» Путешествие вроде становилось какой-то эфемерной границей между старой и новой жизнью.

     - А я так соскучилась, - прошептала Валя.

     Простой переход от ненависти обратно к любви, безо всякого выяснения отношений и взаимных упреков  настолько обрадовал Диму, что он подумал:  «Вдруг она изменилась за это время, и можно начать все сначала?..» Он решил немедленно довести до конца эту сумасшедшую мысль.

     - Пойдем, - он силой увлек Валю в спальню.

     - Ты, правда, хочешь этого?..

     - Правда… - на данный момент он чувствовал себя совершенно искренним.

     …Валя была такой, какой Дима не мог вообразить ее даже в самых смелых эротических фантазиях. Или действительно пара месяцев воздержания делают из женщины тигрицу, или… он не понял сути метаморфозы.

     - Где ты этому научилась? - прошептал он, когда они, наконец, замерли, тяжело дыша.

     - Я всегда умела, но тебе это не было нужно, а я боялась твоей правильности.

     - Моей правильности?! - Дима оторопело посмотрел на нее. - Ты сумасшедшая…

     - Может быть. Но ты же любишь такую сумасшедшую?

     - Да…

Образ Иры ушел куда-то в подсознание, став маленьким и тусклым.

     - Я пойду в душ? - сказала Валя.

     - Иди, - Дима отпустил ее. Впервые за всю их совместную жизнь она не набросила халат, а гордо и независимо прошествовала обнаженной через всю комнату.

       Дима думал, что это не его жена, а какая-то совсем другая женщина. Он лежал и не мог сосредоточиться ни на чем, кроме этой мысли. Сложившаяся схема рушилась, рождая хаос и полное непонимание, как будущего, так и прошлого (вместе с настоящим заодно). Куда он едет и зачем? Это его дом. Он стоит на месте и будет стоять еще очень долго вне зависимости от того, что находится под ним (если, конечно, это не болото и не зыбучие пески). «Да, его надо подремонтировать, раз уже начали падать потолки, но я же в состоянии это сделать!.. Летом или даже весной, как только растает снег, нужно начинать ремонт. А все остальное бред! У меня есть прекрасная жена, которая искусна во всех отношениях и готова простить определенные промахи… (Он так и подумал «определенные промахи», не называя конкретных имен и поступков). Так зачем я еду куда-то?..»

       Вошла Валя, уже в халатике, и села на краешек дивана.

       - Тебе было хорошо? - спросила она.

       - Мне никогда не было так хорошо. Какая же ты все-таки глупая… - Дима снова притянул ее к себе, но любовью они больше не занимались. Они просто целовались, тискали друг друга, катаясь по дивану, пока Валя не задала ужасный вопрос:

     - Ты уже собрался?

     - Куда? - не сразу сообразил Дима. И вдруг представил заснеженный вокзал, тесное холодное купе, влажную вагонную постель… Ему расхотелось не только куда-то ехать, но и вообще выходить из дома.

     - А если я никуда не поеду, а?.. - сказал он тихо.

     - Нет, лучше езжай, - она смотрела на него ласково, но серьезно.

     - Почему?.. - Дима не ожидал такого ответа.

     - Я хочу, чтобы ты, как обещал, подумал, принял окончательное решение. И больше мы не будем возвращаться к прошлому.

     Внутри у Димы все оборвалось. Еще пару часов назад он ни о чем не собирался думать, а тем более принимать какие-то решения – он хотел, чтоб она просто сторожила дом. Сейчас вдруг акценты сместились. Он представил, как расстается с Ирой, и этого ему тоже не хотелось, несмотря на последнее охлаждение отношений. Ира продолжала оставаться неким символом его мужской силы и обаяния, поэтому Дима смотрел на жену растерянно и молчал. Ему стало жаль ее радужных надежд, которые могли очень даже запросто не оправдаться, а ведь она, наверное, уверена в победе, раз предлагает ему полную свободу. Все начиналось с нуля, все опять зависело от него, а он не знал, чего хочет. Надо было немедленно прекратить этот разговор, чтоб не забираться еще дальше в дебри.

     - Наверное, ты права, - сказал Дима. - Значит, пора собираться.

     Одевшись, он остановился перед шкафом в той же позе, в какой застал его Валин приход. Аккуратно вынул вещи, по нескольку раз сворачивая и разворачивая их, прежде чем опустить в сумку, а Валя сидела на неубранной постели и молча смотрела в его спину.

     За время своих мытарств она очень устала,  живя по подругам и чувствуя, что напрягает всех своим присутствием, но никак не решалась вернуться к матери, потому что догадывалась, какая встреча ожидает ее. Она все надеялась, что Дима позвонит и скажет, что все произошло по пьянке, что это была уличная проститутка, а гадостей он наговорил, потому что с похмелья болела голова и его раздражал ее громкий голос. Она готова была поверить даже в такую версию, но Дима не звонил. Иногда она сама снимала трубку, но не решалась набрать номер, боясь нарваться на ее голос. Это бы означало, что проститутка вовсе не уличная, а вполне «домашняя».

     В конце концов, пришлось все-таки переехать к матери и слушать все, что та думает о ней и о Диме (о ней, конечно, хуже, потому что, если мужчина бросает женщину, значит, виновата сама женщина, и по-другому быть не может). Это продолжалось изо дня в день, и она терпела, потому что знала – спорить бесполезно, а идти больше некуда. И вот этот звонок, словно вознаграждение за все пережитые муки. Значит, несмотря на его злые слова и даже наличие другой женщины, не так уж он ее ненавидит… «Значит, надо бороться!..»

     Даже в этот убогий, ненавистный дом она летела, как на крыльях, и когда вошла, чуть не расплакалась, почувствовав знакомый запах, и даже не подумала, что ситуация могла измениться за три дня, прошедших с того счастливого звонка.

       Теперь она сидела, смотрела, как он укладывает вещи, и думала: «Все-таки хорошо провожать человека и знать, что он обязательно вернется к тебе, ведь если б он хотел остаться с той женщиной, не стал бы он мне звонить, а просто вычеркнул из жизни…» Мысль об охране дома просто не могла прийти ей в голову.

     Вечером Дима ушел, и она даже не спросила, куда. Это входило в правила игры – он уезжал в никуда и должен был вернуться другим человеком. Дверь закрылась. Повернувшись, Валя увидела перед собой два темных дверных проема, словно ведшие не в комнаты, а в огромную черную пустоту, и только тут истинно осознала, что осталась один на один с домом, который ее ненавидел. Но выхода не было – она сама попалась в ловушку.

     Валя уже не могла восстановить ощущения, после которого заключила, что дом живой и ищет лишь удобного случая, чтобы избавиться от нее, однако ее трезвый ум принял эту гипотезу как некий фундаментальный постулат. Осталась конечное воспоминание – это не ее место. Но она любила Диму и, значит, должна была доказать этой груде кирпича свое право на существование именно здесь. Еще она подумала, что впервые находится в доме одна – по-настоящему одна, а не ожидает, когда проснется бабка или Дима вернется с работы. Она была хозяйкой этого злого, необъезженного мустанга.

     Прошлась по дому, и ничего не произошло. Вообще, за время ее отсутствия здесь мало что изменилось, только пыль на шкафах лежала ровным слоем.

     «Убрать, и то не могла, - подумала Валя. - Может, это действительно шлюшка – однодневка?..» (Хотя в душе-то она знала, что это не так, что та жила здесь, но домашние заботы ей были не нужны и не интересны).

     В бабкиной комнате Валя задержалась, разглядывая ни о чем не говорившие ей фотографии. На одной увидела двух мальчиков, но не смогла определить, который из них Дима, и есть ли он там вообще. Подошла к шифоньеру, который, в отличие от стеклянного шкафа заклеенного газетами, не запирался на ключ. Со скрипом открыла дверцу, выпустив резкий нафталиновый дух. Аккуратно передвинула вешалки. Судя по фасонам, нарядам было лет пятьдесят, но ткань не выцвела, и висели они, словно  совершенно новенькие, составляя некую ретро-коллекцию (но ведь мода-то возвращается!..)

     Наугад достала крепдешиновое платье, желтое с оранжевыми разводами. Набросила на себя, и оказалось, что оно весьма гармонирует с ее рыжеватыми волосами, а длина вполне современная, что называется, «миди». Неожиданно для себя самой Валя стянула свитер, джинсы и юркнула в платье: «В талии великовато, но ведь это ж можно ушить!..»

     Очень захотелось увидеть себя со всех сторон, но сколько она ни крутилась перед зеркалом в коридоре, это никак не удавалось. Она пошла в ванную и принесла второе зеркало. Поставив его на полку для обуви, чувствовала себя, как в примерочной кабине – два зеркала друг против друга. Поправила прическу. Повернулась несколько раз так, что подол поднялся, перекатываясь волнами цвета осенних листьев. Платье ей шло. К тому же было очень приятно ощущать на теле тонкую шуршащую материю, вместо кусачей шерсти свитера. Валя подумала, что никто не может запретить ей ходить в нем до Диминого возвращения, а это будет, наверное, не скоро.

     Вернувшись к шкафу, она перебрала остальные платья, но больше ни одно не запало в душу так, как это. Зато в комплект нашлась вполне приличная сумка и шляпка, в которой, конечно, не выйдешь на улицу, но как она ей шла!

     Валя вернулась к зеркалу. Она нравилась себе в новом обличье, и игра в переодевание тоже нравилась. Она решила все-таки примерить еще что-нибудь. Сбросила платье, оставшись в трусиках и лифчике… И вдруг ясно почувствовала на себе чей-то взгляд. Резко обернулась. За спиной у нее находилось черное окно, и этот взгляд – липкий, как прикосновение немытых рук. Валя испуганно попятилась к стене. По логике вещей, там не могло быть никого, потому что за последние дни  выпало столько снега, что подобраться к окну, не утонув по пояс, просто невозможно. Да и кому это надо, если к двери ведет протоптанная дорожка?.. Двери!.. Парадная находилась прямо перед ней. Выскочила на кухню – заперто. Оставалась третья, которой зимой никто не пользовался. Дрожа от холода, Валя вышла и на веранду – и здесь все оказалось закрыто, зато с веранды просматривалась стена дома. Сложила руки, загораживаясь от света, увидела лишь нетронутый снег и ни одного следа. Это успокоило, но заниматься  разборкой гардероба расхотелось. Замерзшая Валя вернулась в дом, вновь натянула свитер с джинсами и пошла на кухню. Нет, наверное, не сможет она одна прожить здесь все это время.

     Непроизвольно она посмотрела в окно, и тут же вернулось ощущение, что на нее смотрят, причем, она ощущала тот же самый взгляд. Сказать, что испугалась, значит, ничего не сказать – Валя оцепенела, с ужасом ожидая, что стекло разлетится вдребезги и внутрь ввалится нечто, которое даже не ассоциировалось с человеком. Это было истинное нечто – темное и страшное, уже обратившее на нее свое внимание, но почему-то не спешившее вторгнуться в ее жизненное пространство.

     Просидев в мучительном ожидании минут десять, Валя поняла, что, несмотря на страх, должна определить, что это такое (ей же жить здесь, бог мой, сколько). Неуверенно встала и, держась за стол, осторожно приблизилась к окну. Отодвинула занавеску – по заметенной дорожке тянулись две вереницы следов – ее собственные и чуть левее, Димины.  Загадочный взгляд, вроде, пропал… Сделала шаг назад и обнаружила, что он переместился в другое окно. Бросилась к нему, чтоб успеть захватить нечто, но увидела лишь нетронутый снег. Отвернулась и замерла, сжав руками виски. Дыхание сбилось, как после долгого бега. Еще раз повернулась, пытаясь перехитрить нечто, но безрезультатно. Вернулась к столу и села, переводя взгляд от одного окна к другому.

     «Через пару таких вечеров я просто сойду с ума, и этим все закончится… Надо взять себя в руки. Там никого нет… Никого нет! Это страх тишины и одиночества…»

     Валя пошла в спальню и включила телевизор. Впилась глазами в галстук ведущего, боясь оторваться от экрана. На некоторое время это помогло – она даже увлеклась ходом арабо-израильского конфликта, но потом, к несчастью, зачесалось ухо.

     Повернула голову и отчетливо увидела на веранде черный силуэт. Он казался чернее самой ночи, но Валя различила лицо и фуражку, надвинутую на лоб. Она уже не могла оторваться, ожидая, когда нечто войдет, но тень оставалась неподвижна. Тогда Валя сама попробовала пошевелиться – оперлась о диван, чуть наклонилась, и тень тут же исчезла. Вернулась в прежнюю позу, но тени не было.

«Теперь она может выскочить неизвестно откуда и сделать со мной… Что она сделает, если тень нематериальна? - Валя мотнула головой, пытаясь стряхнуть этот бред. - О чем я думаю? Какие тени и откуда они могут тут взяться? Я должна подойти и убедиться, что там ничего нет...»

     Последний шаг оказался самым трудным, но она сделала его. Прильнула к стеклу и не увидела предмета, способного отбросить подобную тень – там был шкаф со стопками старых газет наверху, был стол, старое кресло и больше ничего. Все правильное и прямоугольное, не имеющее никаких лиц и фуражек.

     Валя смотрела сквозь стеклянную дверь, с одной стороны, вроде успокаиваясь, а, с другой - мучаясь проблемой: если на веранде никого и ничего похожего нет, то чья же это была тень? Для нее непонимание вопроса всю жизнь означало катастрофу. Она должна знать задачу, тогда ее можно решить. Да, она считала дом живым, но в каком-то абстрактном смысле, который нельзя выразить словами. Скорее, он управлял стечением обстоятельств на своей территории, но чтоб воплощался в реального, видимого призрака?!.. Так далеко ее фантазия не распространялась. Тем не менее факт оставался фактом – на веранде никого нет.

     «Не надо смотреть в окна, - подумала она, вспомнив опыт с телевизором. - Просто не смотреть. И пусть они там делают все, что хотят, - она вернулась на диван, но взгляд сам тянулся  к черному прямоугольнику, за которым пока никого не было. - Так ничего не получится – надо отвернуться к стене. А еще лучше, укрыться с головой, - посмотрела на часы. - В принципе, можно ложиться спать…»

     Она стала стелить постель, как делала это много лет, но потом вдруг сгребла все в один большой комок и, отнеся в ванную, бросила на пол: «Нет, я не могу спать на одной простыне с этой шлюхой!..»

     Запах чистого белья создавал иллюзию спокойного уютного дома. Валя быстро разделась и забралась под одеяло. С удовольствием зарылась в хрустящую, пахнущую саше подушку. Давно уже она не могла вот так раскинуться, разметать руки и вытянуть ноги, потому что у матери приходилось спать на раскладушке – второго дивана там не было, а спать вместе не хотели они обе, «а эти саше, пахнущие сиренью, я покупала полгода назад…»

     Постель поглощала все страхи, а одеяло защищало от напастей. Повернулась на бок, укрылась с головой и закрыла глаза, но спать не хотелось. «Ну и пусть, - подумала она, - зато я нашла выход – с закрытыми глазами, под одеялом нет ничьих взглядов».

                                         *  *  *

 Когда Дима ввалился в вагон, то неожиданно почувствовал себя очень уютно. Это казалось странным, потому что час назад ему не хотелось никуда уезжать, но, увидев коридор с мягким ковром, ряд блестящих дверей, кашпо с искусственными цветами, он вдруг почувствовал себя настолько хорошо, словно действительно начинал новую жизнь, и она непременно должна была стать лучше предыдущей.

     Кроме Иры, в купе сидели незнакомые парень с девушкой. Девушка дремала, приклонив голову на плечо своему спутнику, а тот равнодушно смотрел в темное окно.

     - Добрый вечер, - сказал Дима, обращаясь ко всем сразу.

     Парень кивнул, а Ира односложно ответила:

     - Привет.

     - А где наш сопровождающий? - Дима засунул сумку на третью полку.

     - Андрей уже в Москве. Завтра он нас встретит.

     - Ну и ладно, - Дима плюхнулся рядом с Ирой и отвернулся к окну. После сегодняшнего дня он испытывал перед ней чувство неловкости, словно он не с ней обманывал жену, а наоборот. Не то, чтоб он боялся, что по его поведению она о чем-то догадается, просто он всегда болезненно воспринимал быстрый переход от одной женщины к другой (и руки ее казались ему чужими, и голос посторонним  - всегда нужно время, чтобы перестроиться на новые отношения). Ира тоже не предпринимала попыток к сближению. Она достала газету с цветными фотографиями полуголых девиц и стала читать, разложив ее на столике.

     Поезд тронулся. Вокзал медленно уплыл назад, и за окном замелькали частные домики, потом равнина замерзшего водохранилища с каймой огоньков по левому берегу, и все – Воронеж кончился. С осознанием этого Валя будто отдалилась от него в пространстве и во времени (причем во времени - на совершенно неопределенный срок), и сразу в его памяти ее черты стерлись. Поцелуи и объятия остались общим расплывчатым впечатлением. Теперь рядом с ним сидела другая женщина, с которой предстояло прожить бок о бок определенное время. Эта женщина не была чужой – Дима вдруг отчетливо вспомнил, как ему было хорошо с ней.

     - Курить пойдешь? - спросил он.

     Ира молча закрыла газету и достала из сумочки сигареты.

     Переходная дверь в тамбуре была чуть приоткрыта, поэтому на полу образовался сугроб. Ира зябко повела плечами, и Дима, приняв это за знак, обнял ее (Валя окончательно перестала существовать в данной реальности).

     - Ириш, не обижайся, - он поцеловал ее волосы. - Может, я говорил не то, но не сердись.

     - Я не сержусь, - ответила Ира, не поднимая головы. - Мне просто обидно. Я же не требую какой-то любви. Мне хорошо с тобой - и ладно. Но не надо обращаться со мной, как с проституткой. Когда ты объясняешься в любви своей жене в моем присутствии, а потом ложишься со мной в постель, это противно. Какая-то гордость ведь и у меня есть…

     - Ну, прости, - Дима крепче прижал ее. - Ты ж понимаешь, что так было надо…

В этот момент он и сам считал, что делал все единственно для безопасности дома, а остальное, происходившее сегодня днем, ему пригрезилось.

     - Ладно, проехали, - Ира освободилась от объятий и, отойдя к противоположной стенке, бросила «бычок» на пол. - Пойдем спать, а то завтра у нас тяжелый день.

     Диму это вполне устраивало. Кризис миновал – у него снова осталась только одна женщина, и жизнь стала простой и ясной. Он кивнул, галантно распахивая дверь.

*  *  *

Валю разбудил свет. Во сне все вчерашние события забылись, превратившись в наваждение, которого просто не могло существовать в реальности. Она чувствовала себя совершенно счастливой и довольной, вытянувшись в теплой чистой постели. Перевернулась на живот, потом опять на спину.

«Как хорошо, когда есть простор, есть свобода, и ничто не стесняет движений...» Потянулась и только после этого взглянула в окно. Ветер стих еще вчера, но ночью, видимо, снова шел снег. Сучья стали толстыми и пушистыми. Важные красногрудые снегири, перелетая с ветки на ветку, сбрасывали снежные хлопья, и, падая, они искрились в солнечных лучах – настоящая зимняя сказка…

     Валя выпрыгнула из постели и подбежала к окну – все было чистым и белым, без единого изъяна, но жутко холодным. А в доме тепло и уют, к тому же, опершись о подоконник, она прижалась голыми ногами к горячей батарее. И тишина… Только счетчик жужжал на кухне, и еле слышно гудел холодильник. Валя прошлась по комнатам. Солнечные блики играли на стенах яркими пятнами, отчего те казались не такими уж грязными. Почувствовав, что хочет есть, она нашла в холодильнике яйца. А вот коробочка, в которой обычно хранился чай, оказалась пуста, зато на полке стояла банка кофе. «Это не мое, это – чужое...» В первый момент стало неприятно, но, глядя на солнечное утро, Валя подумала, что все в прошлом и теперь жизнь пойдет по-другому.

     Была суббота, и целых два выходных впереди!

     Ставя варить яйцо, увидела, во что превратилась плита в ее отсутствие. Вздохнула. Но это был не тяжкий вздох, а скорее глубокий вздох спортсмена, готовящегося устремиться на дистанцию. Она любила наводить порядок, тем более теперь, когда настроила себя, что это ее дом. И в нем ей жить долго и счастливо.

                                          *  *  *

     Дима не заметил, как поезд стал замедлять ход, приближаясь к вокзалу. Встречающие внимательно вглядывались в окна, пытаясь опознать какого-то им одним интересного человека. Некоторым уже повезло, и они, помахивая руками, бежали вслед за нужным вагоном, создавая радостную суету.

     Наконец поезд остановился. Не успел Дима вытащить из купе сумки, как в проходе появился Андрей. Сразу откуда-то возникло такси, и Ира даже не заметила, как они вновь вернулись к поездам, правда, вокзал был совсем другим – Киевским. Состав их уже подали (он практически не отличался от того, который час назад привез их из Воронежа, только проводница помоложе, посимпатичнее и одета в красивую голубую форму). Мужчины отправились в камеру хранения за багажом, представлявшим собой целую кучу коробок, заклеенных скотчем с логотипом «Станкоимпорт».

     - Запчасти, - пояснил Андрей, видя Димино удивление. - Если отправлять багажом, растаможивать потом замучаешься, а так - все свое вожу с собой.

     В конечном итоге, коробки заняли целиком одну из верхних полок, на которую у Андрея тоже оказался билет. В этом был и свой плюс – ехать им предстояло без всяких попутчиков.

     Они даже успели последний раз покурить на московской земле, прежде чем поезд тронулся. Вновь за окнами замелькали недавние пейзажи. Только теперь они следовали в обратном порядке – сначала мрачные стены заводов, потом громады новостроек, и, наконец, станции с резными столбиками деревянных колонн и шиферными крышами. Когда и они исчезли, начался темный сосновый бор.

     - Ну что, конкистадоры? Вы готовы к покорению новых земель и цивилизаций? - весело спросил Андрей, но его шутливый тон никто не поддержал.

     Ира сосредоточенно смотрела в окно, а Дима изучал коробки на противоположной полке, пытаясь определить, что находилось в них до того, как они попали в «Станкоимпорт», но на самом деле каждый думал, что теперь, даже если захочет, то сможет покинуть этот поезд только в Киеве. И это будет последняя возможность не ввязываться в сумасшедшее приключение, а вернуться домой и продолжать жить так, как они жили раньше, но разве можно взвесить «за» и «против», если впереди ждет полная неизвестность?

                                      *  *  *

Впервые за последние месяцы Валя занималась уборкой не потому, что чувствовала себя приживалкой, а тщательно и с любовью. Она перестирала белье, расчистила дорожки, чтобы добраться до веревки во дворе, до блеска начистила посуду, вернула вещам порядок, сломанный прежней хозяйкой, и когда за окном уже сгущались сумерки, перешла в бабкину комнату. Первым делом убрала одежду, оставив, правда, желто-оранжевое платье, все-таки надеясь переделать его под себя. Когда Валя протирала заклеенный газетами шкаф, вместе с мокрым клубком пыли на пол упало еще что-то. Слезла со стула и увидела ключ. Ей давно хотелось открыть этот шкаф, и не потому, что там лежал черный пистолет (он вообще не интересовал ее) – краем глаза она видела там какие-то шляпки и коробочки, разжигавшие женское любопытство. Впрочем, спешить было некуда, ведь дом будет находиться в ее полном распоряжении еще неопределенно продолжительное время. Она положила ключ на место и продолжила уборку.

     После комнаты переместилась в коридор, где стояло ее любимое зеркало. Сама Валя давно привыкла к нему и воспринимала свое изображение без особого удивления, зато гости, смотревшиеся в него впервые, как правило, визжали от восторга. Имелся в нем определенный фокус – стекло каким-то образом вытягивало отражение в длину и уменьшало в объеме. Люди мгновенно становились высокими и стройными. «В него ж можно смотреться часами! Но сначала надо закончить уборку…»

     Она принялась тереть зеркальную поверхность, убирая жирные отпечатки чьих-то пальцев. В очередной раз отступила на шаг, внимательно глядя, не пропустила ли какого-нибудь пятна, и вдруг ей показалось, что позади ее собственного отражения промелькнула тень. Первой мыслью было, что мигнуло электричество, и Валя подняла глаза на лампочку, но та продолжала гореть ровным желтоватым светом.

     Смотрела она долго, ожидая нового падения напряжения, но не дождалась, зато в глазах поплыли черные круги. Валя снова вернулась к зеркалу. Тень продолжала присутствовать и даже казалась более отчетливой, чем раньше. «Это тот же эффект, как, например, когда долго смотришь на солнце, - решила она. - Перед глазами тоже появляются черные пятна». А больше всего Валя любила мыть полы, когда вместо проплешин стершейся краски поверхность становится ровной и блестящей. Правда, продолжалось это лишь несколько минут, потому что, высохнув, пол вновь становился облезлым, но какое эстетическое наслаждение доставляли эти минуты! «Надо под -сказать Диме – ремонт необходим. И в первую очередь следует покрасить полы».

     Наконец, она почувствовала, что устала. Ей даже расхотелось копаться в шкафу или заниматься таким приятным делом, как переделка платья. Приняв душ, Валя легла на диван, блаженно вытянувшись, и включила телевизор.

     Фильм оказался менее интересным, чем обещала реклама, но, начав смотреть, она все-таки не стала прерывать вымученных страданий героев, пока в идиллическую сцену заслуженного отдыха не вторгся посторонний звук. Валя не поняла, что это было. Звук исходил вроде извне, но в то же время был довольно отчетливым, чтобы доноситься с улицы. Прислушалась, оторвав голову от подушки, но звук не повторялся, и она решила, что ей почудилось.

Звук возник минут через десять также неожиданно, и она вновь не успела оценить его природу, однако поняла, что второй раз показаться ей не могло. Поднялась на локте, тревожно оглядывая комнату. То, что происходило с героями фильма, ее больше не занимало, но и выключить телевизор она не решалась. Голоса с экрана создавали иллюзию человеческого присутствия, и от этого становилось спокойнее.

     Прошло минут пятнадцать. У Вали уже затекла рука, но только она хотела приклонить голову, как звук повторился вновь. Теперь Валя точно знала, что он не пригрезился, и даже могла описать его – это был негромкий, но отчетливый хлопок, доносившейся сверху. «Форточка», - решила она, вставая. Обошла дом, но все форточки оказались закрыты.

     Когда она отходила от очередного окна, звук повторился, аж два раза подряд. Несомненно, он доносился сверху. Валя подняла глаза к потолку, над которым находился чердак (когда Дима впервые привел ее в дом, они лазили туда в порядке ознакомительной экскурсии). Валя помнила мощные бревна стропил, стоящие под таким углом, что приходилось постоянно нагибаться. Под ногами в качестве утеплителя лежал шлак. Когда наступаешь на него, он ползет под ногами (Валя отчетливо помнила это ощущение ненадежности), а чтобы действительно никто не полетел вниз,  вдоль чердака положили длинные тонкие доски, выполнявшие функции пешеходных дорожек. Шлак  был насыпан неровно, и если наступить на доску…

     Валя испуганно опустилась на стул, не отрывая взгляда от потолка: если наступить на доску, дальний ее конец приподнимался и шлепал. Она не знала, как этот звук отдается в доме, но скорее всего именно таким хлопком… Словно в подтверждение ее мыслей, наверху раздались три хлопка подряд – несомненно, это могли быть только шаги.

     «На чердаке кто-то есть», - в панике подумала Валя, и на ум сразу пришло два варианта: либо – вор, либо – бомж. Причем второй вариант казался предпочтительней, потому что вор, скорее, полез бы в дом, а не на пустой чердак.

     Теперь звуки повторялись с четкой периодичностью, и больше не возникало сомнений в их происхождении. «Бомж – не самое страшное, - подумала она. - Он сам прячется, надеясь только переночевать в тепле; он может и не полезть в дом, но если там понравится одному, завтра появится целая колония бомжей, и тогда неизвестно, чем все это может закончиться».

     Валя попыталась проследить направление шагов, но сделать это оказалось достаточно сложно. Она шла через комнаты, не отрывая взгляд от потолка, пока не уперлась в дверь самой дальней комнаты. Туда  она не заходила, так как это давно уже была не комната, а подсобное помещение, но сейчас ей требовалось непременно попасть туда, чтобы понять, что станет с шагами дальше. Попыталась открыть дверь, и с удивлением обнаружила, что та забита гвоздями. «Может, Дима уже сталкивался с этим человеком, поэтому и забил дверь? Вдруг там есть проход наверх и он живет в той комнате или…»

     Шаги стихли. Валя стояла перед дверью, думая, стоит ли пытаться ее открыть?  В забитом виде она выглядела более надежно, но только выглядела, потому что открывалась внутрь, и если посильнее ударить ее из комнаты, гвозди могут не выдержать. Значит, она все-таки должна посмотреть, что там происходит.

     Валя нашла в Диминых инструментах клещи и вернулась. В доме было тихо, только в телевизоре раздавался веселый женский смех, но он звучал настолько далеко от Валиного сознания, что сначала она даже не поняла, что это, а когда догадалась, ей стало очень жаль себя. Она так старалась, так вылизывала этот чертов дом, чтоб потом отдохнуть, а вместо этого… Сверху раздался одинокий хлопок, будто кто-то подпрыгнул на месте.

     «Если этот идиот будет еще и прыгать, то, точно, провалится сюда», - Валя со злостью захватила шляпку гвоздя и уперлась в косяк.

     Когда дверь открылась, из нее пахнуло таким холодом, будто ни стен, ни батарей не существовало вовсе. Валя повернула выключатель. Половины потолка в комнате не было. Вместо него лежало несколько досок, в щели между которыми виднелись стропила и шиферная крыша. Около пролома стояла лестница, которая обычно хранилась в сарае.

     Валя ожидала увидеть все, что угодно, только не это. Она в растерянности остановилась: «Откуда здесь лестница? Ее мог принести только Дима, но зачем? И куда делся потолок?». Первым желанием было убежать, но спрятаться в пределах дома невозможно, если пришелец вдруг надумает спуститься вниз. Значит, надо каким-то образом защищаться. Хотела крикнуть, чтоб этот придурок убирался из ее дома, но поняла, что может только разозлить его, и тогда… «Тогда может спасти кухонный нож или, еще лучше, пистолет! Слава богу, что я нашла ключ от шкафа». Валя подумала, что никогда не стреляла, но ведь главное, напугать противника – тогда и стрелять не придется. 

     Развернув тряпицу, в которую было завернуто оружие, взвесила его на руке. «Тяжелый! Но мне ж не целиться в кого-то». Проверила патроны, оставшиеся в барабане еще со дня похорон бабки, и присела на диван, держа палец на спусковом крючке.

     «И что дальше? Конечно, можно сидеть так всю ночь, но потом наступит завтра, и потребуется выйти хотя бы в магазин. Тогда бомж спокойно спустится и вынесет все, что ему понравится, к тому же я могу не высидеть всю ночь и уснуть... Нет, я должна начать первой! Надо выгнать его, чтоб не возникло желания возвращаться!..»

     Еще несколько раз сверху донеслось хлопанье досок, но оно уже не вызывало такого панического страха, потому что Валя приняла решение. Переодевшись и взяв в одну руку фонарик, а в другую револьвер, она медленно полезла наверх, опираясь коленями о ступеньки. Раздвинула доски и просунула в образовавшуюся щель сначала голову, а потом вылезла по грудь, положив руки на холодный шлак. Было тихо, только снаружи завывал ветер. Валя подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Теперь она различала контуры стропил и бледное в лунном свете слуховое окно.

     - Эй! Кто здесь?

       Ответом ей стал какой-то неясный шум, но, скорее всего, это ветер бросил на тонкий шифер снежный заряд, и снова стало тихо.

     - Кто здесь? - повторила она громче. - Учти, я вооружена! Если ты не скажешь, кто ты, я выстрелю и убью тебя!

     Убедившись, что отвечать ей никто не собирается, Валя включила фонарик. Бледное желтоватое пятно расползлось по серому шиферу и обрешетке досок, с которых свисала паутина. За стропилами – никого, в ближайшем углу тоже, и у стены. Это ее обрадовало: значит, бомж находился достаточно далеко, чтобы напасть неожиданно. Валя направила луч к дальней стене, но свет не доставал до нее – максимум, на что его хватало, так это неясно высветить трубу, идущую от отопительного котла.

     «Конечно, он за трубой, - подумала Валя. - Там ведь тепло…» Но ни увидеть, ни тем более выгнать его, оставаясь на своей позиции она не могла, поэтому осторожно выползла на шлак, тут же впившийся в колени. При этом он зашуршал, выдавая ее местонахождение.

     - Слышишь, я иду! - крикнула она, поднимаясь в рост. - Шансов у тебя немного!

     Валя ступила на доску, и в дальнем, невидимом конце чердака раздался знакомый хлопок.     Освещая путь и попутно осматривая пространство до самых углов, где крыша практически сходила на нет, Валя двинулась вперед. Кроме ее собственных шагов, никаких звуков не было, но она и так знала, что бомж притаился за дымоходом.

     Вот, наконец, и неоштукатуреная кладка из красного кирпича, с выпирающими из швов языками раствора. Она на всякий случай спряталась за стропила, оттуда осветила тыльную сторону дымохода… Но там никого не было.

     Открытие оказалось настолько ошеломляющим, что Валя в испуге повернулась на триста шестьдесят градусов, освещая все возможное пространство – ее окружала пустота. Замерла в растерянности, но вовремя сообразила, что в таком положении уязвима со всех четырех сторон. Напоследок скользнув лучом по дальней стене, она стала медленно отступать, периодически оборачиваясь, чтобы видеть, что творится сзади. Так она вернулась к пролому, будучи твердо уверена, что на чердаке никого нет.

     Пока она размышляла, как незваный гость мог бесследно исчезнуть, в голову пришла оригинальная мысль: с более низкой крыши сеней на чердак ведет дверь, которую Дима открывал летом. «Что, если пока я произносила речи, бомж выскользнул туда и ждал... или не ждал.  Бомж – трус. Поняв, что его вычислили, он попытается сбежать, а у сеней стоит еще одна лестница. По ней-то  он попал сюда и так же уйдет обратно!..»

     Валя спустилась в комнату. Одеваясь, взглянула в зеркало. Вид получился весьма импозантный – джинсы, наспех заправленные в сапоги, расстегнутая шуба, взлохмаченные волосы и наган в руке (видел бы это кто-нибудь из ее экономического отдела!), а еще на зеркале виднелось темное пятно…

     «Ничто не вечно, - мелькнула мысль. - Зеркала тоже тускнеют». Но ей было некогда заниматься подобной ерундой. Выскочив на крыльцо, Валя остановилась. Бледная луна проглядывала сквозь желтоватое марево облаков, снег в ее отсветах казался тусклым. И тишина, даже собаки не лаяли. Изо рта валил пар и таял в воздухе. Валя пожалела, что не надела шапку, но возвращаться времени не было. Ступила на прочищенную днем дорожку и пошла в обход дома. Снег заскрипел, и она подумала, что опять не сможет подкрасться незамеченной.

     Вот и лестница. Валя направила на нее луч: на ступеньках лежали снежные шапки, которые не сохранились бы, если кто-то хотя бы коснулся ее: «Значит, существует какой-нибудь другой ход!» Она упрямо пошла вокруг дома, но целина нарушалась лишь тонкой вереницей кошачьих следов, ведущих из глубины сада в сторону сараев, но и они не приближались к дому.

     Валя вернулась к парадному входу. Если этот бомж не спустился на парашюте, значит, его просто не существовало, потому что никаким другим путем попасть на чердак невозможно. Валя почувствовала, что замерзла, особенно руки, соприкасавшиеся с металлом. Поспешно вернулась в дом и заперла дверь. Что делать дальше, она не знала. Раздеваясь, снова взглянула в зеркало и вдруг обнаружила, что пятно пропало.

     «Наверное, в первый раз показалась», - она прижалась руками к горячей батарее, находящейся прямо под зеркалом, продолжая глядеть на свое покрасневшее лицо. Сзади отражалась полка для обуви с маленьким зеркалом, которое она принесла вчера.

     Валя не пыталась что-либо разглядеть, а просто смотрела, не понимая, где могла ошибиться в своей логической цепочке. Вдруг маленькое зеркало начало тускнеть, наполняясь туманом. Хотя ее руки лежали на батарее, по телу пробежал озноб, словно Валя все еще находилась на улице. Клубясь, туман стал концентрироваться, обретая пока непонятные, но конкретные формы. Неожиданно он обрел свободу и, разрастаясь, двинулся в направлении большого зеркала. Прошествовал сквозь Валю, поразив таким холодом, что вся она превратилась в кусок льда, только руки на батарее горели, как от открытого огня. Туман шагнул в большое зеркало, и теперь она видела его сзади. Уже находясь внутри зеркала, он обернулся, и Валя поняла, что это силуэт человека в военной фуражке с высокой тульей. Затем туман стал бледнеть, пока не исчез окончательно. В комнате сразу сделалось теплее. Валя почувствовала это, перестав быть ледяной статуей.

     Все заняло несколько секунд, но Вале показалось, что прошел, как минимум, час. Она продолжала смотреть в зеркало, но там, кроме обычного интерьера прихожей и ее собственного испуганного лица, не отражалось ничего.

     - Это галлюцинация, - произнесла она вслух, убеждая саму себя. - Ничего другого не бывает, и не может быть никогда!..

Первое, что она сделала, оторвавшись от батареи, -  положила маленькое зеркальце отражающей поверхностью вниз. В тот же момент услышала шум из дальней комнаты. Бросилась туда, даже позабыв про пистолет. Доски, которые она только что раздвигала, чтобы попасть на чердак, валялись на полу,  и объяснить это было невозможно.

     Валя чувствовала, как у нее учащается дыхание, и начинают дрожать руки, но озвучить версию, которая напрашивалась сама собой, не решалась – настолько это противоречило здравому смыслу и всем законам мироздания. Вновь забив комнату, как это сделал в свое время Дима, она вернулась в прихожую. Валя не верила ни в какие мистические субстанции, но, глядя на перевернутое зеркало, сказала себе твердо: «Он ушел…»

     Мозг вернулся к работе: «Если никакого бомжа не существует, то что это? Либо я должна поверить в привидения, либо согласиться с тем, что схожу с ума. Замечательная альтернатива!»

     Валя прошла в кухню и поставила чайник. Несмотря на всю абсурдность ситуации, она почувствовала ужасный голод. Еще бы, последний раз она ела в час дня, а сейчас была глубокая ночь, но сама она давала этому совершенно другое объяснение: если у человека расстроена психика, нарушаются и остальные функции организма. Отсюда и невероятный голод.

«Все понятно – я схожу с ума…»

     Ела она долго и вдумчиво, ища в себе еще какие-нибудь изменения, но не находила их. Память работала четко. Она помнила все - с самого детства и до последней минуты. Вкусовые рецепторы функционировали. Она не путалась в цветах и фигурах. Говорила ясно и членораздельно. Прекрасно себя слышала и понимала, что говорила. Все было нормально, кроме черного человека, вышедшего из одного зеркала и ушедшего в другое.

     «А может быть, мне только кажется, что все нормально? Ведь никто не может подтвердить того, что я называю зеленым действительно зеленое, что ем я действительно сыр, а не яйцо, например, и слова я произношу именно те, которые воспринимаю ухом, а не какие-то другие. Они звучат в моем больном мозгу…»

     В одиночку она не могла решить этой проблемы, но и делиться ею нельзя было ни с кем, кроме, пожалуй, психиатра. «Ну, за что это мне, если мы только помирились с Димой?» Отложила недоеденный бутерброд и разревелась от бессилия, уронив голову на руки.

     Выплакавшись, Валя решила, что не стоит производить себя в сумасшедшие, пока не чувствуешь этого физически. «Ведь, если это действительно так, моя неадекватная реакция станет заметна окружающим, тогда уж, да – здравствуй, смирительная рубашка, а пока надо воспринимать все, как есть. Многие ж люди не могут объяснить, как электрический ток бежит по проводам или откуда берется изображение в телевизоре, и от этого незнания не считают себя сумасшедшими. Значит, и я просто не могу пока объяснить, что это было, только и всего. И не стоит делать трагедии. Какое-нибудь объяснение этому явлению должно быть – нормальное объяснение, с позиций физики или какой-нибудь там квантовой механики…», - она успокоилась настолько, что даже решила спать. Разделась и легла, бесстрашно потушив свет.

                                       *   *   *

 Пока поезд двигался по Украине, Дима начал замечать, что становится заметно теплее, и хотя в лесу снега оставалось еще достаточно, на откосах железнодорожного полотна он исчез совсем. Потом и в лесу стали появляться заметные прогалины с замерзшими коричневыми листьями, а на полях, среди бескрайней белой пустыни, виднелись островки черной земли, которых постепенно становилось все больше, и сами они были крупнее и крупнее. Потом мокрый снег начал биться в окно, сползая по стеклу крупными каплями. Наконец, дернувшись последний раз, поезд замер, и все услышали, как по крыше барабанит дождь.

     По перрону, предлагая жареных кур и вареную картошку, сновали женщины в плащах. После морозной, заснеженной Москвы это казалось почти нереальным.

     - Город Киев, - объявил Андрей, вставая. - Прогуляться никто не желает, а то следующая крупная станция – Бухарест?

     - Там мокро, - лениво ответила Ира.

     - Ну и что? Зато тепло.

     - Пойдем, покурим, - Дима сладко потянулся. Во время пути, периодически бросая взгляд на спящего Андрея, он вдруг перестал чувствовать к нему неприязнь. Спящий человек всегда беззащитен. Дима смотрел на чуть подрагивающие веки, приоткрытый рот и был даже благодарен за то, что Андрей не бросил их (он, кажется, забыл, что без него им бы просто не пришла мысль тащиться в какую-то Румынию).

     Когда мужчины уже выходили из купе, Ира тоже поднялась.

     - Надо было взять зонтик, - заметила она, хотя дождь оказался не таким уж сильным.

     - Не думаю, что это актуально, - Андрей усмехнулся. - Какой б там ни был юг, это все-таки Европа, а не Африка. С пальмами там проблема.

     Все дружно закурили, спрятавшись под козырек киоска, где и без того уже стояло человек шесть. Воздух был по-настоящему весенним. Диме показалось, что это начало апреля (по крайней мере, таким оно бывало в Воронеже).

     - Предлагаю подумать об ужине, - сказал Андрей. - Вагон-ресторан будет забит до самой границы – это уж, как закон, будто на той стороне водка не такая... Поэтому предлагаю – я сгоняю за водкой в привокзальный кабак – там ровно в два раз дешевле, чем в поезде, а вы тут озаботьтесь едой… Ну, там  курочку, картошку, соленых огурчиков...

     Андрей исчез, и Дима вновь почувствовал себя хозяином положения. Несмотря на дождь, вальяжно прошествовал к тетке с огромной сумкой, над которой клубился пар. Ира наблюдала, как тетка совала ему в руки сверток с курицей, прозрачный пакет картошки и вдруг подумала, что ничего плохого в том, что они едут, нет. В конце концов, пусть это будет отпуск (сначала она хотела назвать его «свадебным путешествием», но потом решила, что это слишком громко и претенциозно. Кроме того, никто из них к подобной формулировке и не стремился. Пусть лучше будет отпуск…)

     Когда проводницы уже начали загонять пассажиров в вагоны, появился Андрей, поддерживая рукой тяжелый пакет. Машинист, казалось, только и ждал этого момента, чтобы дать гудок, и через минуту расстроенные тетки с непроданными курами исчезли из вида.

     Водка разрешала многие проблемы и сомнения. Всем сразу стало хорошо: от того, что на улице идет дождь, а в купе сухо; от того, как мерно покачивается поезд, и от того, что уже завтра их ждет нечто новое, еще ни разу в жизни невиданное. Андрей снова принялся рассказывать о Румынии, но сейчас эти разговоры не вызывали такого живого интереса, как в первый раз: ведь завтра они увидят все воочию.

     К тому времени, когда водка закончилась, Ира дремала, склонив голову на грудь, не выдержав многочасового ужина, Андрей замолчал, исчерпав запас забавных историй, а Дима, радуясь воцарившейся тишине, отрешенно смотрел в окно.

     - Ложись спать, - предложил ему Андрей. - А мне еще надо кое-что пересортировать до прибытия таможни. Я их всех знаю, конечно, но вдруг приняли на работу какого-нибудь нового козла… Кстати, подругу тоже неплохо бы уложить – завтра у вас долгий день.

     Дима постелил Ире на верхней полке.

     - Спать пора, - он нежно погладил ее по голове.

     - Угу… Выйдите… Я переоденусь.

                                              *  *  *

     Ира проснулась ночью от противного скрежета и поняла, что поезд остановился. Захлопали двери, и в коридорах послышались тяжелые беспорядочные шаги. Она видела, что Андрей вышел, и снова стало темно. Какой-то мужчина громко возмущался, что не знал «этих дурацких правил». Дверь купе снова открылась. Сквозь прищуренные ресницы Ира видела человека в форме, который фонариком осветил спящего Диму. Она знала, что не везет ничего незаконного, не нарушает никаких дурацких правил, но почему-то все равно становилось страшно, как всякий раз, сталкиваясь с безграничной властью. Луч прошелся и по ее лицу, но она только плотнее сомкнула веки.

     - Леш, да брось ты, это лохи. Думают, в Европу едут… VIP-сервис им!

     Ире стало обидно, зато на Лешу фраза подействовала. Он тут же выключил фонарик.

     - Наивные «чукотские» дети. Где у них паспорта, знаешь?

     Ира приоткрыла глаз и видела, как Андрей достал из Диминого кармана документы.

     - Кстати, таможни что-то не видно?

     - А их и не будет. В четвертом вагоне серьезная контрабанда. Они все там.

     - Что везут? - деловито осведомился Андрей.

     - Из газет узнаешь, - Леша усмехнулся. Ира видела, как он шлепнул печати в паспортах и небрежно вернул документы Андрею. Прихватив сигареты, тот вышел вслед за пограничником. Ире тоже хотелось курить, но она решила не вставать, пока поезд не тронется.

     В вагоне стало тихо. Андрей не возвращался. Слышно было только, как снаружи гремят чем-то металлическим. Ира выглянула в окно и с удивлением обнаружила, что вагон поднялся над землей метра на два и повис в неестественном, парящем состоянии. Быстро задернула шторку, испугавшись непонятно чего.

     Минут через двадцать стук стал реже. Ира почувствовала, как вагон плавно опускается. Она  совсем было успокоилась, но тут вновь захлопали двери и по коридору загрохотали шаги, только язык, на котором разговаривали люди, был незнакомым. Хотя почему незнакомым? Это ж румынский.

     Андрей не возвращался.  Ира с ужасом подумала, что будет, если сейчас зайдут румыны. Что она сможет им объяснить без языка и без документов? Но никто не заходил, даже дверь ни разу не открылась. Суета начала утихать. Шаги смолкли. Ира подумала: «Может, они забыли про нас? Но тогда, наверное, они и штамп в паспорт поставить тоже забыли».

     Когда Андрей, наконец, появился и присел на полку, Ира тихонько, как бы стесняясь, сказала: 

     - Румыны к нам не заходили.

     - А зачем им заходить? - Андрей усмехнулся. - Они все шкуры продажные. Два блока «Marlboro», и они вообще никуда заходить не будут, - чуть приоткрыв дверь, он взглянул на часы. - Спи. Ночь еще. Зато мы уже по ту сторону границы.

Он зашуршал своей постелью. Потом Ира слышала, как звякнула о столик пряжка его ремня. Андрей лег, и стало совсем тихо, только за стенкой вагона раздавались какие-то команды на чужом языке.

     Ира вдруг подумала, что теперь так будут разговаривать все, а русскую речь она услышит, когда все это закончится. Снова отвернулась к стенке, и в это время вагон качнулся и начал плавно набирать скорость.

     «Вот и все», - на какое-то мгновение ей стало очень тоскливо от того, что она не в Воронеже, что, проснувшись, не выйдет на улицу Лизюкова и не пойдет на работу, а окажется на незнакомом вокзале. Неожиданно она подумала, что все происходящее  бессмысленно, и поэтому хорошо закончиться не может, но она сумела взять себя в руки. Вспомнила, что бывают ситуации похуже, когда, например, грязевой поток заливает «дырку», в которую ты спустился два часа назад, и ты карабкаешься по скользкой, отвесной стене и думаешь, хватит ли тебе воздуха и силы в руках или тебя смоет вниз, и отныне эта безымянная пещера будет именоваться твоей могилой. «Но если троглодит нам поможет…» - она представила маленького мохнатого зверька, похожего на Чебурашку. Улыбнулась и с этой хорошей мыслью заснула вновь.

     Однако сон ее оказался недолгим. Как только забрезжил рассвет, Ира снова открыла глаза. Поезд плавно покачивался, и это было такое приятное ощущение, что хотелось ехать долго-долго и чтобы вообще не было никаких станций. Свесив голову, увидела, что все еще спят. На столе веером лежали три паспорта, стояли пустые бутылки и лежала одна картофелина в жирном целлофановом пакете. Приоткрыла шторку в надежде увидеть зеленеющие поля, но на секунду зажмурилась, думая, что это мираж – насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя снежная равнина. Ни кустика, ни деревца, ни прогалинки, только снег, лишь у самого горизонта брели три черные одинокие фигуры в высоких шапках. Она не могла рассмотреть, мужчины это или женщины, но брели они печально и уныло. Брели в никуда, потому что даже из окна поезда не виделось никакого человеческого жилья.

       Зрелище показалось настолько ошеломляющим, что Ира непроизвольно прикрыла ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. Первая мысль была, что поезд развернули и он едет обратно в Москву, но такого просто не могло быть. Она смотрела на свой первый в жизни румынский пейзаж, пребывая в ужасе и полной растерянности. Поезд уносился вперед – фигуры скрылись из вида, а перед глазами по-прежнему растилась замерзшая пустыня, которую тем, трем несчастным, еще предстояло пройти…

*  *  *

     Утро не принесло Вале ничего нового и неожиданного. Она выспалась и лежала, лениво щурясь от яркого солнца, заглядывавшего в окно. Потянулась. Первые минуты после пробуждения всегда самые сладостные. Сознание еще не включилось в обычный ритм, связанный с решением насущных проблем, с переживаниями, оставшимися со вчерашнего дня, и прочей житейской галиматьей. Было так хорошо просто лежать, ощущая себя заново родившейся для того, чтобы наслаждаться жизнью.

     Валя совершенно не чувствовала себя сумасшедшей, и ей сделалось смешно от того, что она могла так о себе подумать.

«Во всем виноваты зеркала – они же способны преломлять изображение самым причудливым образом! (Найденное объяснение ее вполне устраивало, и не хотелось выяснять, соответствует ли оно законам оптики.) Надо будет съездить на рынок, приготовить обед, потому что завтра на работу. Кому расскажи, засмеют ведь, как я среди ночи гонялась за привидениями».   

*  *  *

    Когда поезд подходил к Бухаресту, первый шок у Иры прошел. Она вновь привыкла к снегу – ей даже стало казаться, что пересечение границы было сном или розыгрышем, но почему названия станций написаны чужими буквами; почему она никогда не видела таких автомобилей; и что это за странные головные уборы, напоминающие папахи?..

     Дима воспринял возврат в зиму более философски, памятуя замечательную фразу Андрея о том, что в стране пребывания надо жить по законам страны пребывания. К тому же ночью он спал так крепко, что не помнил даже, как поезд стоял на границе, и теперь с интересом смотрел в окно, воспринимая все, как должное. Андрей занимался своими коробками, вновь что-то сортируя и перекладывая. В царившем молчании из динамика неслась однообразная, то ли индийская, то ли арабская мелодия.    Перрон возник неожиданно – с десятком пустых железнодорожных путей, колоннами навесов и серым зданием с большими замерзшими окнами.

     - Приехали, - сказал Андрей и быстро затараторил по-румынски.

     - Что-что?.. - засмеялась Ира.

     - Это я так. Привыкайте, а то русский здесь не в почете…

     Встречали их двое парней в меховых шапках, приятно отличавшихся от высоких румынских папах. Прямо у выхода из вагона, мешая остальным пассажирам, стояли ставшие вмиг родными, такие знакомые автомобили: «Москвич» быстро забили коробками, и парни уехали, а Андрей гостеприимно распахнул дверцу «Жигулей»:

     - Садитесь, отвезу вас в гостиницу. Пока осваивайтесь, а вечером я заеду.

     Они вырулили на площадь, большую часть которой занимали сугробы, и, прыгая по ледяным буграм, свернули на улицу, напоминавшую снежный тоннель. Навстречу  попался один-единственный «Мерседес», нагло двигавшийся по самому центру.

     - Дипломаты, - пояснил Андрей. - Сейчас одни иностранцы катаются – машины-то у нас казенные, а румыны зимой не ездят. Дороги ж никто не чистит… Я отвезу вас в «Модерн». Это довольно приличная гостиница в старом городе, но, главное, там в основном останавливаются наши, поэтому персонал по-русски более-менее понимает.

     Ира с интересом смотрела в окно на роскошные здания, напоминавшие дворцы, памятники перед ними, заваленные снегом вровень с постаментами, на огромные голые деревья с корявыми сучьями и думала, что, наверное, летом здесь очень красиво.

     - Позавтракаете в гостинице – это входит в стоимость номера, - продолжал Андрей. - Пообедать можно там же, но уже за деньги. Прогуляйтесь по городу, в магазины зайдите. Я тут написал транскрипцию наиболее употребительных слов и выражений, - он протянул Диме листок. - Так что спросить сможете, а уж ответы как-нибудь поймете.

     - Бу-на зиуа – «здравствуйте». Ску-заць ымь ве рог – «извините, пожалуйста»… Ни хрена себе!.. - Дима спрятал бумажку в карман. От того, что окружающая обстановка так напоминала Россию (даже была, пожалуй, еще хуже), он окончательно успокоился – это не экзотика, к которой необходимо привыкать.

    Вскоре они остановились у серого здания из стекла и бетона. Андрей припарковался, въехав почти на крыльцо. Не обращая внимания на возмущенного швейцара, пошел внутрь гостиницы. Пока он оформлял документы, Дима с Ирой стояли рядом и глупо улыбались. Заняла процедура минут десять, потом Андрей поменял им доллары на леи, показал номер, отвел в ресторан и уехал.

                                       *  *  *

   - Ну, и как? - спросил Дима, плюхаясь на постель, когда они вернулись после завтрака.

     - Дома я завтракаю хуже, - Ира засмеялась. - Может, пойдем куда-нибудь?

 Она подошла к окну и прочитала вывеску на противоположной стороне улицы:

- «Librarie» - это у нас что?

     Дима достал листок:

- Книжный магазин. Это нам не надо.

     - А … «Pre-je-te-rie»?

     - Такого здесь нет.

     - Значит, пойдем, посмотрим?

     Заведение со странным названием оказалась маленьким кафе, где подавали «самый шикарный (по Ириному заключению) кофе на свете». Правда, пиво Диме не понравилось – так, чуть лучше «Жигулевского»... Они посидели с полчаса в гордом одиночестве и пошли дальше, бесцельно заходя во все магазины подряд, пока не наткнулись на подвальчик, откуда аппетитно тянуло жареным мясом. Они решили зайти покушать. С трудом объяснившись с толстой неопрятной румынкой, они сумели получить по тарелке жирных, обжаренных с двух сторон колбасок и по рюмке напитка, в словаре Андрея именуемого  цуйкой. Куда идти дальше, они не знали, и поэтому решили вернуться в гостиницу.

     Телевизор показывал всего одну программу с девушками в национальных костюмах, исполнявшими песни наподобие той, что они слышали в поезде. Время тянулось ужасающе медленно, и когда раздался стук в дверь, оба радостно вскочили и бросились к двери.

     Андрей ввалился в номер, как к себе домой, и Ира почувствовала, что наконец-то появился человек, который знает, что надо делать и способен повести их дальше. Сразу стало весело. Мгновенно откуда-то появились рюмки, и все уселись вокруг журнального столика.

     - Коньяк албанский, апельсины испанские, конфеты наши, из торгпредского магазина… Вот так и живем, - Андрей поднял рюмку. - Вы обедали?

     - Да, даже пили  цуйку, - ответил Дима с гордостью.

     - О, как?!.. Молодцы, - похвалил Андрей. - Сегодня мы идем ужинать в один из самых престижных местных клубов с шоу и прочей ерундой, а завтра утром мы уезжаем.

     - Куда? - растерялась Ира.

Ей казалось, что они долго-долго будут ждать неизвестно чего.

     - В город Брашов. Там во время войны находилась «учебка» горных стрелков. Может, вам удастся отыскать какие-нибудь концы, а мне туда надо по делам фирмы. Кстати, очень красивый город… За успех вашего почти безнадежного предприятия!

     За беседой никто не заметил, как стемнело, и вдруг Андрей резко поднялся.

     - Итак, господа, нас ждет ночной клуб «Dorobanti»! - объявил он.

*  *  *

     Ни Дима, ни Ира никогда не посещали ночные клубы даже в Воронеже, поэтому с любопытством разглядывали огромный низкий зал с мягким рассеянным светом. Стены украшали красочные гербы и муляжи древнего оружия. Практически посередине находилась сцена, на которой пела одинокая девушка в блестящем коротеньком платьице с огромным декольте. Пела она по-английски, и песенка была английской. Дима обратил внимание, что красивых румынок, оказывается, гораздо больше, чем можно было предположить, бродя по пустынным заснеженным улицам. Непонятно почему, это открытие его обрадовало, Ира же, наоборот, чувствовала себя неуютно в джинсовом «рабочем» платье.

     - Андрей, - сказала она укоризненно. - Ты столько всего рассказывал, мог бы и предупредить, чтобы я взяла что-нибудь поприличней из одежды.   

 - Не зацикливайся, - Андрей махнул рукой. - Иностранцам в этой стране можно все. Я со своими номерами могу, например, ехать пьяный в хлам, и ни одна полицейская рожа не посмеет меня остановить. Так что, не бери дурное в голову.

     Едва они уселись за столик, появился официант. Андрей долго общался с ним, а когда тот ушел, повернулся к Ире:

     - Я заказал на свой вкус, ничего?

     - А у нас здесь еще нет вкуса, - засмеялась та.

     Певичка ушла. Оркестр заиграл громче, и началось то, что Андрей назвал «единственным в мире шоу». В английском варианте (как это, собственно, и было написано на вспыхнувшей над сценой дуге) оно именовалось  «PONY GIRLS».

     На сцене появились две легкие колесницы, запряженные (сначала ни Дима, ни Ира не поняли) кем. Потом увидели, что это стоящие на четвереньках девушки. Надеты на них были кожаные корсеты, стягивающие животы, но грудь была совершенно открытой. На них были высокие сапожки-копытца и длинные перчатки, закрывающие от повреждений локти. Роль трусиков выполняли широкие ремни упряжи, проходящие между ног. На лицах тоже ремни, во рту – удила, на глазах – шоры. Над головами развивались плюмажи (у одной колесницы - желтые, у другой – красные). Обе они двигались быстро и слаженно под громкую бравурную музыку. В колесницах стояли девушки в блестящих купальниках, которые размахивали хлыстами, приветствуя публику. Потом музыка стала тише, колесницы остановились, и появился ведущий шоу, который что-то объяснял, бурно жестикулируя.

     - Что он говорит? - поинтересовался Дима шепотом.

     - Объясняет правила. Оба экипажа должны пройти определенный маршрут, и надо делать ставки, как на ипподроме.

     - Но это ужасно! - у Иры даже глаза округлились.

     - Я так не думаю, - закурив, Андрей повернулся к ней. - Румыния – нищая страна, но здесь красивые девушки. После краха социализма, чтобы заработать, они, как и везде, дружно вышли на панель, но на всех не стало хватать платежеспособных клиентов. Тут дошло до того, что проститутки обслуживали в кредит! А на этом шоу они очень прилично зарабатывают, у них контракт. Правда, держат их в стойлах, гоняют до седьмого пота, чтобы не теряли форму. Спят они на сене прямо голяком. Натуральные лошади, короче, но за это платят!   

 - Колизей, - задумчиво произнес Дима.

- Так не зря ж они считают себя потомками римлян, - Андрей снова повернулся к сцене.

     По залу ходили полуобнаженные девицы и принимали ставки, собирая карточки, заранее разложенные на столах. Ира увидела на своем столе такие же.

     - Я не буду участвовать в этом абсурде, - сказала она.

     - Но они ведь все равно побегут, и ты ничего не изменишь, - Андрей пожал плечами. - Ты не хочешь, чтобы они заработали?

     Ира подумала, что каким бы варварством ни казалось это развлечение, лучше, наверное, все же сделать ставку, чтобы унижение девушек как-то окупилось. Она посмотрела на «лошадей». Обе «красные» были роскошными жгучими брюнетками, но ей понравилась худенькая девчонка из «желтых», у которой русые локоны, словно пружинки, смешно подпрыгивали при каждом движении.

     - Если это обязательно, я б поставила на «желтых», - сказала Ира. - Но у меня нет денег.

     - Это не вопрос, - Андрей засмеялся.

     - Я  за «красных», - Дима решительно полез в бумажник. У него даже не возникало сомнений, на кого ставить. Такие женщины всегда смотрели на него с обложек журналов, а тут они будут бегать перед ним на четвереньках, да еще запряженные в повозки!

     - «Красные» победят, вот увидите! - в его голосе слышался такой азарт, словно он находился на самых настоящих скачках.

     - Тебе это нравится? - спросила Ира.

     - А женщина, поднимающая штангу, лучше? Между прочим, олимпийский вид, - ответил Дима запальчиво.    

 - Я тоже за «красных», - сказал Андрей, делая отметки в карточках.

     Свет стал тускнеть, зато на полу вспыхнули яркие стрелы, указывавшие маршрут. Колесницы спустились в зал по специальному пандусу и замерли. Дима пристально смотрел на брюнетку, стоявшую так близко, что оставалось лишь протянуть руку и коснуться ее смуглой бархатной кожи. Ему показалось, что и она заметила его и кивает головой именно ему! По телу пробежала дрожь возбуждения, но ведущий дал старт.

     На дистанцию колесницы ушли вместе, однако очень скоро «красные» вырвались вперед, грубо вытесняя «желтых» с дорожки.

     - Это не честно, - заметила Ира.

     - Не честно, - согласился Андрей. - Но судья не видит, а это главное.

     Когда упряжки подходили к первому повороту, «красные» уже были впереди метра на два. Возница «желтых» кричала, войдя в раж, и вдруг, не выдержав, ударила хлыстом ближнюю к себе «лошадь». Та рванулись, а вторая (которая понравилась Ире) сбилась, запутавшись в постромках. Колесница накренилась, и вознице ничего не оставалось, как выпрыгнуть из нее, а «красные», не спеша, продолжали свой победный финиш. Зал начал свистеть, совсем как на стадионе.

     Желтая колесница понуро тащилась к пандусу, а возница шла рядом, вся пунцовая, низко опустив голову, но Диму это не интересовало. Он видел, как «красные» остановились за финишной чертой, и «его» брюнетка, победно тряхнув гривой волос, оторвала руки от пола, поднимаясь с дыбы. Она была самой великолепной не только среди «лошадей», но и среди всех, находившихся в зале!

     - Ну, «желтым» сейчас достанется от хозяина, - сказал Андрей, качая головой. - У меня тут подружка раньше работала, рассказывала.

     - И что им сделают? - Ире было жаль всех проигравших, но особенно ту, с веселыми пружинками локонов. Она видела, что девушка виновато ползет, почти прижимаясь к полу.

     - Они ж лошади, - ответил Андрей. - Все от хозяина зависит. Может голодными оставить и гонять до седьмого пота, а может и побить. Подружка моя один раз в столик не вписалась, так ее хозяин просто отстегал плеткой, так сказать, по крупу.    

- Пойдемте отсюда! - Ира попыталась резко встать, но Андрей удержал ее.

     - Ты чего?! Они ж не рабыни – их никто не заставляет играть в эти игры. Смотри, сколько женщин, - Андрей показал в зал. - И всем нравится. Сейчас еще два забега, а потом еще можно будет кататься на любой колеснице, только денежку заплати...

     - Что, правда? - Дима завороженно смотрел на брюнетку.

     - Ты собираешься кататься?! - Ира от возмущения приподнялась, нависая над Димой. - И ты собираешься?! - она повернулась к Андрею.

     - Никогда не катался, но… - Андрей пожал плечами. - А что тут такого? Каждый зарабатывает, как умеет… Вон смотри, сейчас побегут «зеленые» и «голубые» колесницы. Ты за кого?

     - Сколько до гостиницы на такси? - спросила Ира, поняв, что увести мужчин не удастся.

     - О-о, зимой проще поймать кита в Дунае, чем такси в Бухаресте, - Андрей рассмеялся.

     - Но я хочу в гостиницу!

     - Ладно, - смилостивился Андрей. - Поехали отсюда.

Он подозвал официанта и пока  рассчитывался, Дима пожирал глазами брюнетку, стоявшую на сцене вместе со всем «красным» экипажем с огромным букетом цветов. Если б он мог хоть чуть-чуть общаться на этом румынском языке, то никогда бы не ушел отсюда!

                                           *  *  *

     До машины все шли молча. И ехали молча, а уже у входа в гостиницу Андрей сказал:

     - Хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Но  здесь ведь к этому нормально относятся. И мужчины, и женщины.

Голос у него был растерянный, и Ире стало жаль Андрея – может, он действительно хотел, как лучше.

     - Ну, такая вот я впечатлительная…

Перестав участвовать в этом апофеозе садизма, Ира вдруг подумала, что в чем-то Андрей, возможно, и прав:  «В отличие от меня, этих девочек-то никто не принуждает». Она даже улыбнулась.

     - Так что же, мир? - обнадеженный улыбкой, Андрей протянул руку.

     - Мир.

     - Тогда завтра - в Брашов. В восемь завтракаете и ждете меня в холле. Вещи забирайте сразу, потому что ночевать будем в другом месте, - он лихо развернулся и уехал, только одинокие огоньки его машины долго виднелись в темноте.

     Ира с Димой поднялись в номер, и только здесь Дима заговорил:

     - Что ты устраиваешь истерики? Это ж Европа! Не знал, что ты такая ханжа.

     - Я не ханжа, но мне противно, когда женщин превращают в животных.

     - Причем здесь животные? Это их работа! Я и сам покатался б на такой колеснице.

    - Вот и катайся! Завтра! Деньги у тебя есть, адрес знаешь!

     - А Брашов? - Дима посмотрел на нее удивленно.

     - А он тебе нужен?

     - Хорошо, - Дима взял недопитую бутылку коньяка и налил рюмку. - Я подумаю.

     - Подумай! - Ира была настолько зла, что ее совершенно не волновало, на чем он остановит свой выбор.

                                         *  *  *

     Когда утром Андрей зашел в холл, Ира сидела в кресле одна со своей красной сумкой.

     - Привет, - он бодро вскинул руку. - Как спалось на новом месте?

     - Нормально, - Ира пожала плечами, но вид у нее был расстроенный.

     - А где наш компаньон?

     - Он решил остаться, так ему понравилось вчерашнее представление. За завтраком он  познакомился с каким-то «чуркой» и снова собирается в тот бордель.

     - Он что, псих?! Может, мне поговорить с ним? Даже если ему сильно понравились эти девочки, они ж – лошади. Он что, зоофил?

     - Ну, какие они лошади? - Ира обиженно отмахнулась. - Игра игрой, а физиология…  

 - Хорошо, считай, что они лесбиянки. Так устраивает?

     - Неужели все? - удивилась Ира. - А как же твоя подружка?

     - О, черт! Ну, половина, конечно, изображает из себя лесбиянок – у них в контракте так записано! Давай, я все-таки поговорю с ним.

     - Не надо, - Ира покачала головой. – Если он не хочет ехать, то какой смысл тащить его с собой?

     - И что теперь? - Андрей никак не мог сообразить, что ж ему делать дальше.

     - Ты едешь в Брашов?

     - Конечно, у меня работа, между прочим.

     - Тогда поехали, - Ира решительно встала. - Я взяла у него триста баксов. Хватит?

     Они вышли на улицу. Мимо двигались редкие прохожие. Переваливаясь на ледяных кочках, проехал «Мерседес». Ире показалось, что это был тот же самый автомобиль, который они видели вчера. Было пасмурно, и поэтому не очень холодно. Или это небо прижалось к земле, согревая ее?

     - Какая тоскливая погода, - заметила Ира.

     - Ничего, зато в горах почти всегда солнце, - Андрей все-таки взял у Иры сумку, впихнул ее между привезенными из Москвы коробками, которые заполнили весь багажник, потом распахнул переднюю дверцу. Ира втиснулась внутрь и поежилась. Наверное, машина стояла на улице и совсем не успела прогреться.

     - Ну что, поехали?

     - Поехали, - безразлично согласилась Ира. Ее настроение соответствовало погоде. После разговора с Димой она с сожалением поняла, что вся жизнь построена лишь на сиюминутных удовольствиях. Зачем же тогда она взвалила на себя какие-то непонятные проблемы? Ведь они с Димой практически расстались – какое ей дело до мертвых румын, красноглазых котов и падающих потолков?

     Она смотрела в окно на то, как машина медленно проползала красные сигналы светофоров, нагло сворачивала под запрещающие знаки, и никому до этого не было никакого дела. Ни полиции, ни встречных машин, ни пешеходов.

«Я одна в этом огромном, скованном снегом городе…Зачем я здесь? Какой долг и перед кем исполняю, если в Воронеже осталась какая-никакая квартира, работа… Можно найти какого-никакого мужика!.. Всё какое-никакое…», - подумала она обреченно.

     Постепенно старый город сменился кварталами многоэтажек и пустыми парками с замершими под тяжестью снега каруселями.

     - Это парк «Тинэрэтул», - пояснил Андрей, просто чтоб нарушить молчание. -  Летом здесь весело… И, вообще, Бухарест – это одна из самых зеленых столиц Европы. А какие здесь шикарные озера!..

Ира молчала.

- Ты любишь его? - спросил Андрей неожиданно.

       Ира не стала уточнять, кого именно – речь, естественно, шла не о Бухаресте.

     - Да нет, - она достала сигарету. - Просто он выручил меня в очень неприятной ситуации.

- И поэтому ты живешь с ним? Из благодарности, да?

     - Может, и так, - Ира равнодушно пожала плечами.

     - Тогда он тебя очень серьезно выручил.

     - Вчера мне пришла интересная мысль, - она повернулась лицом к Андрею. - То, что для меня в определенной степени стало спасением, ему ничего не стоило. Ему даже не пришлось напрягаться. Для него это было, типа – ну, хрен с тобой, пусть будет так.

- Я что-то не понимаю, - начал Андрей, но Ира перебила его.

     - А тебе и не надо ничего понимать, достаточно того, что я это поняла! - видимо, почувствовав, что фраза прозвучала достаточно грубо, она добавила: - Извини, но это мое дело, ладно?

     - Конечно.

     - Что самое смешное… - Ира будто разговаривала сама с собой. - Ко всем этим румынам я имею лишь косвенное отношение. Это его проблема, а решаю ее почему-то я.

     - Да, в чем проблема-то?! Ну, нашли вы медальон, и что? 

     - Все не так просто, - произнесла Ира и задумалась, стоит ли все-таки рассказывать Андрею про дом. Потом все же решила, что если не рассказать, то он сочтет ее просто взбалмошной дурой. Но пока она собиралась с мыслями, их автомобиль уже покинул город и резво рванул по широкой автостраде среди ровных заснеженных полей.

     - Дороги здесь хорошие, - сказала Ира, оттягивая начало разговора.

     - Еще бы! Это дорога на Плоешть – столицу румынской нефти. Чаушеску любил возить туда иностранцев, вот и построил специальную дорогу, сказал Андрей и неожиданно спросил: - Ир, я тоже помогаю тебе, и мне хотелось бы знать, в чем. Может, рядом с медальоном лежало завещание? Тогда я претендую на треть наследства.

     Ира рассмеялась, и напряжение спало само собой.

     - Ладно, слушай.

     Рассказывала она долго и в подробностях. Ей самой вдруг захотелось понять, стоит ли вся эта история того, чтобы нестись по незнакомой стране с незнакомым человеком в незнакомый город, даже не зная, что она там будет делать. Андрей молчал, внимательно глядя на дорогу, и когда Ира дошла до обрушившегося потолка, на горизонте показались силуэты домов.

     - Уже приехали? - спросила она тревожно.

Ей казалось, если поездка закончилась, то уже что-то должно было происходить и пора принимать какие-то решения.  

  - Нет, - Андрей засмеялся, - это тот самый Плоешть, но туда мы заезжать не будем.

     Ира облегченно вздохнула. Все откладывалось на неопределенное время, продолжалась дорога - ровная и спокойная, когда можно просто сидеть в машине, а другой человек управляет всем и знает, когда и что надо делать. Она смотрела на призрачные громады домов, которые оставались справа, и ей начинал нравиться этот город. Нравиться тем, что они не будут туда заезжать...

     - И что же дальше? - напомнил Андрей.

     - Дальше? - Ира вернулась к своему повествованию, но уже без прежнего энтузиазма. Теперь ее мысли были заняты тем, что если существует этот город, значит, существует и тот, другой, в который они едут, и, значит, все-таки что-то произойдет. Только что?

     За Плоештью шоссе сузилось, превратившись в обычную средненькую дорогу, а километров через тридцать вдали замаячили горы. Пока они виднелись еще нечетко, но Ира наметанным глазом уже представляла их заснеженные склоны.

     - Так чего же хочет от вас этот Балабан, как ты думаешь?

     - Это-то я и хочу выяснить.

Ире стало намного легче, когда, дослушав до конца, Андрей не начал смеяться и отпускать всякие глупые шуточки.

     - Да уж, интересная история, - протянул он и  нажал на газ. Машина побежала быстрее. За окнами промелькнул еще какой-то небольшой городок. Ира успела рассмотреть домики, прилепившиеся на склонах, уже окружавших их со всех сторон.

     Сквозь поредевшие облака наконец-то пробилось слепящее, отражающееся от снега солнце, и дальние горы стали казаться облизанными со всех сторон эскимо – такими же округлыми и покатыми.

     - Проехали Кымпину, - сказал Андрей, показывая назад. - Местный горнолыжный курорт. Сейчас будет Синайя.  Если умеешь кататься на лыжах, можем остановиться.

     - Не умею, к сожалению, - отозвалась Ира.

 Минут двадцать они ехали молча. Ира курила, глядя на снежные языки, сползавшие к самой дороге, превратившейся в настоящий серпантин.

     - Ты была когда-нибудь в горах? - спросил Андрей. - Это совсем не такие горы – жестокие и беспощадные, как у Высоцкого. Это очень уютные, домашние горы. От них веет теплом, что ли… Какая-то удивительная гармония всех земных энергий.

     - Андрюш, я – спелеолог, - Ира усмехнулась. - Я больше года на пузе ползала по Алтаю.

     - Ничего себе!.. Опять не угадал, - он вздохнул. – С кабаком – облом, с горами тоже.

     Зря Андрей напомнил про вчерашний день. Настроение, которое вроде бы стало меняться к лучшему, испортилось вновь. Ира закрыла глаза, потому что становилось больно смотреть на горное солнце, а, может, и не только поэтому.  

  Вдруг машина плавно притормозила и остановилась. Сколько прошло времени, Ира не знала и ожидала увидеть городскую улицу, но впереди вилась та же снежная дорога, и вновь по сторонам нависали мощные уступы. Правда, там, где они остановились, горы расступались, образуя довольно просторную площадку. Слева, метрах в пятидесяти от дороги, возвышался огромный черный крест.

     - Где мы? - спросила она удивленно.

     - Это перевал Предял. Когда наши в сорок четвертом пытались взять Брашов, немцы устроили здесь последний рубеж обороны. Выйди на минутку.

     Ира вышла из машины и вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной среди склонов, терявшихся в бездонной голубизне (она пропустила момент, когда «недоеденные эскимо» превратились в настоящие горы). Сухой морозный воздух тут же наполнил легкие, будто очищая ее существо от всей бренности бытия. Ира стояла, задрав голову, и крест показался ей просто неудачной попыткой маленького человека заявить о своем величии на фоне вечной и всемогущей природы.

     - Посмотри, - Андрей подошел сзади и осторожно тронул ее за плечо. - Я хотел тебе показать его. Знаешь, что там написано? «Храбрым немецким солдатам».

     - Немецким?

     - Да, немецким. А теперь посмотри сюда, - он повернул ее лицом к другой обочине.

     Ира не сразу сообразила, что там находится, но, приглядевшись, увидела ровные ряды снежных бугорков, расположенные в три ряда.

     - Это мемориал советским войнам-освободителям, - пояснил Андрей. - Сейчас его, слава Богу, не видно, но могу тебя уверить, что там нет ни одной целой плиты.

     - Почему так?

     - Как говорят, ты умная, придумай что-нибудь сама. Я просто хотел спросить, стоит ли искать родственников того румына? Вам нужно, чтобы они знали, где он погиб, или хрен с ним, если они так к нам относятся?

     - Нужно, - Ира уверенно кивнула. - Я не знаю, почему они нас не любят. Была война, и существовали, наверное, какие-то другие ценности, а этот конкретный человек спас мне жизнь, и никто не убедит меня в том, что все произошло случайно.

     - Тогда я еще не знал твоей истории.

     - Теперь знаешь. Ты считаешь, что я не права?

     - Наверное, права. В этом мире слишком много вещей, которые мы, либо не понимаем, либо не хотим принимать в силу своего консервативного упрямства… Поехали, тут осталось совсем чуть-чуть.

     Солнце поднялось выше и теперь не так слепило глаза. Ира видела, что с одной стороны дороги по-прежнему возвышаются горы, а с другой - разверзлось ущелье, дно которого было скрыто туманом. Дорога пошла вниз, спускаясь с перевала, и километров через десять Андрей снова остановился.

     - Посмотри, такого ты, точно, не видела, - он подвел ее к мощной металлической трубе, играющей роль ограждения. Ира глянула вниз и ахнула.

     Ущелье расширилось, превратившись в долину, в которой располагался игрушечный город, словно вышедший из сказок Андерсена. С церквями, узкими улочками, сплошными рядами домов под черепичными крышами. Здесь не было дворов, как в России. Улица имела единый фасад.  Мимо него двигались крохотные люди, на тротуарах стояли маленькие цветные автомобильчики.

     - Это Брашов, - сказал Андрей с гордостью, словно собственноручно построил этот город.

     - Фантастика, - тихо произнесла Ира. Ей вдруг безумно захотелось попасть туда. Только, чтоб все оставалось таким же маленьким, и она бы стала маленькой,  но при этом оставаясь… большой.  Она не знала, как такое возможно, но очень хотела этого.

     - Я не могу провести тебя на завод, - сказал Андрей. - Да тебе это и не нужно. Часок посидишь в машине, пока я передам им запчасти?

     - Конечно.

     - Ну и хорошо. Послушай музыку… Есть вот еще… - он достал из бардачка книжку, с обложки которой человек в маске направлял пистолет прямо на читателя.

     Они остановились у проходной. Два встретивших их румына тут же начали выгружать коробки. Потом Андрей ушел вместе с ними в контору. Вернулся он через час с высоким мужчиной лет шестидесяти.

     - Довезем его до центра, - сказал он Ире.

     Мужчина устроился на заднем сиденье и поздоровался. Ира, тщательно подбирая звуки, повторила: «Buna ziua». Румын довольно улыбнулся, показав большой палец.

     - В каком батальоне, говоришь, служил твой Балабан? - неожиданно спросил Андрей.

     - В двадцать третьем,  шестой горно-стрелковой дивизии.  А что?

     - Мирча тоже был горным стрелком и воевал на Восточном фронте.

     Ире очень хотелось обернуться и поближе рассмотреть человека, который воевал против ее деда и дяди и, может быть, даже стрелял в них. Она понимала, что такое маловероятно, однако заглянуть ему в лицо очень хотелось, но она постеснялась показаться откровенно любопытной.

     Пока они ехали, Андрей и бывший горный стрелок о чем-то беседовали, причем, больше говорил румын. Остановились они у пивной. Ира поняла это по огромной бочке, висевшей над входом. Мужчина вышел, пожав Андрею руку. Ире кивнул, сказав, видимо, «до свидания», но этого слова она еще не выучила.

     - Есть хочешь? - спросил Андрей.

     - Пока нет. А ты?

Андрей не ответил, задумчиво барабаня пальцами по баранке.

- Что-нибудь случилось?- встревожилась Ира.

     - Все в порядке, - Андрей повернул голову и улыбнулся. - Не хочешь немножко пройтись?

     - Хочу. Мне здесь нравится.

     - Здесь всем нравится. Это один из красивейших городов Румынии.

     Они медленно пошли к площади, видневшейся в конце улицы, а навстречу двигались целые толпы народа.

     - Туристы, - пояснил Андрей. - Они в горах катаются на лыжах, а потом приезжают сюда для культурной программы…

На углу Андрей вдруг остановился, взял Иру за руки и сосредоточенно посмотрел на нее:

- Ты, действительно, хочешь попытаться найти следы своего «ясна – сокола Балабана»?

     - Хочу, а что?

     - Понимаешь, Мирча сказал, что, по его мнению, двадцать третий батальон был из Горжа. 

     - А это далеко отсюда?

     - Километров двести, но там настоящие горы. Дорог нет, а в объезд все триста будет. Горж – это уезд со столицей, городом Тыргу-Жиу. У меня там куча друзей. Но фишка в чем? По закону, о междугородних передвижениях мы должны докладывать в торгпредство. Здесь хоть и кажется спокойно, но все-таки заграница, причем, настроенная к русским не слишком дружелюбно. Как я объясню, зачем меня понесло в Горж? Поэтому, если, не дай Бог, что-нибудь случится, виноват буду только я, и, скорее всего, меня сразу откомандируют  домой.

     - Тогда не надо никуда ехать!

     - Подожди. Ты сказала, что тебе это нужно – значит, мы поедем.

     - Андрей, давай вернемся в Бухарест. Ведь ты еще будешь в этом Горже и можешь разузнать все без меня, а потом расскажешь, когда вернешься. Во мне-то какой прок?..

     - Нет, мы поедем, - твердо произнес Андрей. - Только я думаю, как лучше – через Тэлмачу или обратно вниз, на Рымнику-Вылчу? Через Тэлмачу ближе, но это надо забраться на две тысячи метров. Боюсь, что дорог там сейчас нет, и мы не прорвемся.

     - Зачем тебе это нужно? Это потому, что я сказала, как бываю благодарной?

     - И как? - не понял Андрей.

     - Ну, сам знаешь… Кроме натуры, у меня ничего нет.

     Он посмотрел на нее так, что Ира пожалела о своих словах, однако они уже были сказаны.

     - А ты уверена, что мне нужна твоя «натура»?

     - Но ведь ты зачем-то подошел ко мне в Воронеже? И пошел ко мне домой, и говорил про ночь любви.

   - Подошел, сам не знаю почему. Почти каждый день я пил там пиво. И тебя видел, и сменщицу твою. Кстати, тоже девочка достойная. А тут меня, словно толкнуло что-то, словно подсказало: «Вы должны познакомиться».

     -То есть это была не твоя воля, это пришло само? - Ира произнесла это таким загадочным голосом, что Андрей остановился и вдруг громко рассмеялся.

     - Только не надо говорить, что знакомству с тобой я обязан господину Балабану.

     - А я ничего подобного и не говорила. Ты это сам сказал.

     - Послушай, Ира, я не знаю, что происходит в вашем доме, но в том павильоне, где ты работаешь, я пью пиво постоянно, если нахожусь в Воронеже. Могу тебя заверить, что призраков там нет… Или ты хочешь, чтоб у меня тоже поехала крыша?

     - Не хочу. И разве я сказала об этом хоть слово?

     - Не сказала. Именно поэтому мы поедем, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос.

     Они молча пошли дальше. Андрей думал, что она действительно ничего не говорила об Александре Балабане. Значит, это его собственная мысль? Откуда могла взяться такая бредятина? Он начал вспоминать, как купил пиво. А что же заставило его вернуться к стойке и начать с Ирой разговор, причем разговор именно о Румынии? Ведь до этого ни разу не возникало подобного желания! Да, она симпатичная, но мало ли их, таких симпатичных, ходит по Воронежу? Андрей резко остановился, потому что Ира схватила его за руку:

     - Боже, что это?!        

     Андрей поднял голову. Оказывается, они уже вышли на площадь, и прямо перед ними, уходя в небо многочисленными шпилями, возник костел. Удивительными были даже не его размеры, а то, что он был черным до самых крестов. (Когда Андрей увидел его впервые, он поразился не меньше).

     - Это «Черная церковь».

     - А почему она такая? - спросила Ира недоуменно.

     - Не знаю. Существуют разные легенды, но ни одного исторического факта. Однако такой она запечатлена даже на гравюрах семнадцатого века.

     - А туда можно войти?

     - Можно, но как музей она не работает.

     Ира чувствовала, что черная громада прижимает ее к земле, заставляя встать на колени.

     - Только не говори, что это знамение, - усмехнулся Андрей. - Она стоит здесь четыре века.

     «Действительно, - подумала Ира, - четыре века… Тогда Александр Балабан, точно, ни при чем». Но впечатление все равно осталось очень тягостное и подавленное.

     - Пойдем обратно, - попросила она.

     Они побрели к машине, но Ира все-таки несколько раз обернулась – жуткая черная мощь на фоне белых гор, словно притягивала ее.

     - А знаешь, может быть, ты в чем-то и права, - сказал Андрей неожиданно. - Мирча говорил, что перед отправкой на фронт, они служили последний молебен именно в «Черной церкви». Хотя все это чушь, конечно…  

Он распахнул дверцу автомобиля перед Ирой.

       - Ты точно решил ехать? - на всякий случай спросила Ира, забираясь в машину.

       - Точно. Я почему-то не хочу, чтобы ты окончательно сошла с ума.

     Ира покидала Брашов со смешанными чувствами:  обрадовалась, что наконец-то они начали двигаться в нужном направлении, но в то же время, сожалела – будто не хотелось расставаться со сказкой, а этот город показался ей по-настоящему сказочным. 

    Перед глазами снова замелькали горы, поросшие густым и темным лесом. Андрей молчал, все внимание уделяя дороге, которая стала еще хуже. Иру укачало и она, закрыв глаза, склонила голову на бок. Лишь один раз она проснулась от резкого толчка. Открыв глаза, увидела, что стоят они поперек дороги, уткнувшись носом в обочину.

     - Что случилось? - спросила она сонно.

     - Лиса дорогу перебегала, - Андрей усмехнулся. – Этого добра здесь много. Один раз ночью я чуть медведя не сбил, а лиса – это мелочи.

Он завел двигатель, медленно развернулся в нужную сторону, а Ира снова закрыла глаза.                                                                 

     Обедали они в Рымнику-Вылче, который оказался небольшим городком на самой границе гор. Его жилые кварталы располагались еще на равнине, а гостиница с несколькими домами уже отважно карабкались вверх по склону. Еда практически не отличалась от русской, только первое блюдо выглядело несколько странным – Андрей объяснил, что это суп из коровьих желудков. Если бы он сказал об этом раньше, Ира еще подумала бы, стоит ли это есть, но тарелка была уже пуста.

     После обеда они покурили, глядя, как солнце начинает медленно сползать за горизонт.

     - К вечеру приедем, - сказал Андрей, поднимаясь из-за стола. - А там видно будет.

     Они вышли из ресторана и направились к машине, сиротливо застывшей на стоянке.

*  *  *

     Вечерело. Домашних дел, мысль о которых портила бы настроение, не осталось, и Валя присела на диван, включив телевизор. Веселые и жизнерадостные люди под руководством такого же веселого ведущего разыгрывали автомобили и целые кучи денег. Валя подумала, что вряд ли она захотела бы участвовать в этом шоу. Хотя она и чувствовала себя достаточно эрудированной, чтобы отвечать на вопросы викторины, но непременно растерялась бы перед телекамерами. Может, поэтому она и любила смотреть подобные передачи, что сама  никогда не смогла бы в них участвовать.

     Главный приз был выигран. Валя в глубине души позавидовала толстому мужчине с глупой ухмылкой, пытавшемуся совсем не к месту затянуть «По Дону гуляет….» Тем не менее он выиграл, а она одиноко сидела на диване и думала, выпить ей чаю или съесть что-нибудь посущественнее?

     Пока грела чайник и мазала бутерброд, она пропустила начало следующей передачи и вошла в комнату, когда ведущая беседовала с гостем студии.

     - Александр, расскажите, почему Вы уехали в Англию, и чем там занимались? – обворожительно ворковала ведущая.

     - Понимаете, то, чем я занимаюсь, в России всем кажется смешным, а там… - он не смог одним словом охарактеризовать происходящее там. - Я – охотник за приведениями, - закончил он и моргнул.

     - Кто-кто? - переспросила ведущая с таким искренним удивлением, будто до этого не читала сценарий.

  - Вот видите, для вас это тоже кажется диким.  

  - Ну, что вы, - ведущая демонстративно погладила его по руке, словно успокаивала капризного ребенка. - Просто это так необычно в наше просвещенное время.

  - Как раз в наше время, благодаря совместным разработкам (моим и американского профессора Бартона) это становится обычным. Понимаете, - «охотник за приведениями» ожил, переходя к любимой теме. - То, что привидения существуют, уже доказано давно. Это энергетические сгустки, потерявшие материальную оболочку, но сохранившие ее очертания. С ними можно даже общаться – нельзя только угадать, где они появятся в следующий раз. Достаточно сказать, что знаменитая «леди в белом» из Рокуэльского замка каждый раз появляется в новом зале. Ее многие видели, но никому не удавалось сфотографировать. Она, словно знает, где находится фотокамера…

     - Скажите, а привидения – это не опасно?

 «Охотник» недоуменно замер – видимо, вопрос сбил его с мысли.

- Извините, пожалуйста, - ведущая поняла свою ошибку. - Мне просто интересно, потому что у нас в Останкино…

       «Охотник» вновь повернулся к камере, и продолжал, как ни в чем не бывало:

     - Мы изобрели материал, который отражает внешние энергетические воздействия и создает для привидений идеальные условия. Это притягивает их, и если они существуют в данном геометрическом объеме, то обязательно появятся там, где эти условия созданы.

     - Вы уже испытывали свой материал?

     - Конечно, и не один раз. Впервые мы попробовали его в маленькой церквушке в графстве Кент. Несколько поколений прихожан видели там призрак священника, умершего лет двести назад. Он выходил прямо из стены, бродил среди молящихся и исчезал в другой стене за алтарем. Проводить опыты в церкви нам не разрешили, но мы использовали для этого сохранившийся дом священника. Все началось через два часа после запуска системы…

«Охотник» отпил воды из стакана и замолчал.

    - Продолжайте, пожалуйста, - в голосе ведущей уже не было покровительственной иронии.

     Валя вся вытянулась в направлении экрана. То, что он скажет сейчас, для нее значило очень многое. Она хотела знать, что происходило вчера в ее доме – сошла ли она с ума или это новая объективная реальность, к изучению которой еще только приступило человечество? Она держала в руке бутерброд, но так и забыла его откусить.

     - Знаете, сейчас я уже привык ко всему, но тот, свой первый ужас, наверное, не забуду никогда. Температура резко упала сразу градусов на двадцать. Стало холодно. Затем в соседней комнате зажужжала видеокамера, реагирующая на любое движение. И вдруг прямо из стены возникла фигура священника! Чем ближе он подходил, тем холоднее становилось вокруг. Он был реален, понимаете?! Я вообще подумал, что все это мистификация моих английских коллег и сделал шаг ему навстречу, но призрак тут же метнулся в сторону и растаял в воздухе. Скажу сразу, что в комнате не было системы зеркал, при помощи которой можно было бы устроить такой фокус – я сам устанавливал там оборудование…

     Наступила пауза. Потом ведущая тряхнула головой, словно избавляясь от какого-то наваждения, и спросила:

     - А пленка сохранилась?

     - Конечно, смотрите сами!

     Валя отложила бутерброд, еще ближе придвинувшись к телевизору. Сначала на экране возникла комната со старинной мебелью. Вдруг на фоне небольшого зеркала зародилось темное облачко. Оно клубилось, обретая определенные формы, пока не стало похожим на человеческую фигуру. Оно двигалось прямо на камеру и по мере приближения все явственней обретало человеческий облик. Пройдя мимо камеры, фигура просто и естественно шагнула в стену, и камера отключилась.

     На экране вновь возникла обстановка студии, но перед Валиным взором стояло лицо в военной фуражке, так и не проявившееся до состояния священника, но вполне узнаваемо человеческое. Она продолжала слышать голос с экрана, но изображение, будто пропало, заменившись вчерашним воспоминанием.

     - Потрясающе, - почти прошептала ведущая. - А вот такой дилетантский вопрос: если нет вашего замечательного материала, то почему привидение все-таки возникает именно в данном конкретном месте? Это случайность или есть какая-нибудь, так сказать, дверь, через которую они проникают в наш мир?

     - До конца этот вопрос не изучен. Им занимается экзофизика. Но одна «дверь» существует совершенно точно и известна уже много веков – это зеркало. Кстати, те, кто спит рядом с зеркалами, становятся нервными и раздражительными, а те, кто много смотрится в них, выглядит старше. Это, кстати, научные факты.

    - Невероятно!

    - Но самая страшная конструкция – зеркала, расположенные друг против друга. Оптическая инерция при этом усиливается настолько, что между мирами устанавливается настоящий коридор, по которому призраки могут путешествовать, как им заблагорассудится. И при этом даже вступать в контакт с людьми.

     - Вступать в контакт?!

     -Конечно. Привидение может не только становиться видимым, но и разговаривать, совершать материальные действия по отношению к людям и предметам. Я считаю, что полтергейст – это одна из его разновидностей. Хотя многие ученые полагают, что это телекинетическая энергия живых людей, но здесь я готов поспорить. Валя чувствовала, как у нее начинает болеть голова. Через минуту она не просто болела, а разламывалась на части, и боль эта становилась невыносимой. Когда, выпив таблетку, Валя вернулась в комнату, то услышала лишь последние слова ведущей:

     - Я благодарю нашего гостя за столь фантастический рассказ. Пусть он не обидеться на меня, но многим зрителям все это, наверное, все равно покажется мистификацией, наподобие полетов Копперфильда. Однако определенные размышления и отклики, я думаю, наша передача вызовет. В заключение посмотрите еще несколько сюжетов, снятых Александром во время его «охоты» в королевском дворце в Гринвиче.

     - Там обитает более ста различных привидений… - начал было комментировать Александр, но ведущая бестактно перебила его:

     - Спасибо большое. Давайте лучше посмотрим видеоматериал.

     По экрану задвигались фигуры в старинных нарядах, появляясь из черного тумана и исчезая непонятно куда, но все это было уже не интересно, ведь нечто подобное Валя уже видела, причем, не по телевизору.

     Голова немного отпустила, но творился в ней полный сумбур. Сначала Валя даже пожалела, что села смотреть эту передачу, но потом все-таки решила, что поступила правильно. По крайней мере, теперь она спокойна за свою психику, так как двух совершенно одинаковых симптомов сумасшествия быть просто не может. Для нее все снова стало предельно ясно, а это как раз то, к чему она всегда стремилась: значит, существует вполне реальное привидение, которому, по незнанию, она открыла дорогу в дом.

     Выключив телевизор, Валя осторожно вышла в коридор. Маленькое зеркало по-прежнему лежало на обувной полке поверхностью вниз, но на всякий случай она взяла простыню и завесила даже большое. Прислушалась. Прошлась по комнатам. В доме было тихо и пусто. Валя легла на диван, перевернулась на спину и, глядя в потолок, задумалась, чье это могло быть привидение – мужчина в военной форме?

     Все вроде бы сходилось на Димином деде: он построил этот дом и умер в нем, но смущало одно – умер он в восемьдесят с лишним лет, а лицо приведения казалось довольно молодым.

     «Так чей же призрак я видела вчера вечером?.. А надо ли мне в этом разбираться? - она остановила мысль, готовую сорваться в пропасть самых черных фантазий. - Теперь я знаю, что выходит он из зеркала, а, значит, надо пользоваться им пореже и все! Можно забыть навсегда о вчерашнем дне и спокойно жить, дожидаясь Диму. Но если призрак реально существует, захочет ли он навсегда оставаться в своем зазеркалье или будет искать другую возможность явиться сюда?  Это серьезный вопрос – пока призрак не причинял мне зла, но если я закрою дверь, то неизвестно, как он поведет себя…»

     Валя уже хотела снять простыню, но потом решила, что сначала должна выспаться после вчерашней кошмарной ночи.

     И действительно ночь прошла на редкость спокойно. Валя уже забыла, когда ей удавалось так хорошо отдохнуть – ничто ее не тревожило и не волновало, кроме годового отчета, которым она занималась на работе.

                                      *  *  *

     С бумагами и цифрами день пролетел совершенно незаметно. Валя ни разу не вспомнила о существе, которое оставила дома, и только вечером, уже переступив порог, вдруг почувствовала, что в доме пусто. Это было не физическое отсутствие кого-то (физически она и так знала, что там никого не может быть). Ощущение возникло на тонком, подсознательном уровне. Она не могла этого объяснить – будто воздух стал более разряженным, но не хватало в нем не кислорода, а чего-то другого, нематериального.

     Валя бесцельно слонялась по комнатам и не находила ни сил, ни желания заняться чем-нибудь полезным. Она сама себе удивлялась, ведь на столе лежала куча выстиранного белья, а она не могла набраться решимости, чтобы перегладить его. Ей вообще ничего не хотелось… Тем не менее через полчаса, усилием воли преодолевая эту непонятную растерянность, она все-таки заставила себя взяться за утюг. Привычные движения и ровная полоска ткани, струившаяся по гладильной доске, помогали сосредоточиться, возвращая мыслям стройность.

     Не хватать в доме могло только одного – призрака, который ей удалось запереть в зазеркалье. Она никогда не думала, что он является сущностью этого дома, считая, что здесь присутствует определенная энергетика, а, оказывается, всем повелевает конкретный человек, умерший много лет назад.

«Выходит, это он пытался выжить меня отсюда, а теперь то ли смирился, то ли изменил свое отношение ко мне? Тогда для чего он шлялся по чердаку, пугая меня? Мне все-таки нужно знать, кто это и, исходя из результата, можно определить, что ждет меня в будущем…»

     Гора белья постепенно уменьшалась, а Валина мысль застыла на месте, словно упершись в стену – как же узнать, чей это призрак?.. Она вдруг решила, что может догладить и завтра. Тем более, что там остались Димины вещи, и когда они потребуются, неизвестно. А вопрос с «соседом» (так она назвала про себя призрака) надо решать немедленно, потому что давно наступил вечер – самое, что ни на есть «его» время.

     Выключила утюг и, зайдя в бабкину комнату, долго изучала лицо деда на одной из фотографий: нет, это не он. Обошла комнату, надеясь, что какое-то чутье или внешнее вмешательство подтолкнет ее в нужном направлении, но дом оставался мертв.

     Казалось бы, то, что она осталась единственной и полновластной хозяйкой, должно было радовать, но это неожиданно вносило в сознание растерянность, состояние потери чего-то чрезвычайно необходимого.

«Это, как наркотик, когда умом понимаешь, что употреблять его опасно, но начинается ломка, и все доводы летят к черту: вдруг чувствуешь, что вопреки здравому смыслу, он тебе просто необходим...  Нет, я привыкну обходиться без него, - решила Валя твердо. - Но все равно я должна знать, кто это…»

     Подошла к гардеробу и достала желтое платье, с которого началось их очное знакомство. Покрутила, не снимая с вешалки. Она не понимала, что же нашла в нем привлекательного: как его не переделывай, оно всегда останется таким же несуразным и старомодным. А, может, это было веление «соседа», чтоб вынудить создать из зеркал нужную конструкцию? Вот это похоже на правду. Но в таком случае он мог влиять вообще на все происходящее в доме. И на наши с Димой отношения, в том числе! Как я не подумала об этом раньше.  А Дима, наверное, знал о «соседе», потому и уехал, чтобы принять решение самостоятельно. Умница. Но что бы он не решил там, здесь он снова попадет под его влияние. Значит, так или иначе надо выяснить, чей это призрак и, главное – чего он хочет? Ведь знаю, что делать этого не надо, и в то же время знаю, что сделаю. Сомнений нет…»

     Валя встала и вышла в коридор. Остановилась перед зеркалом. Ей показалось, что стоит  сдернуть простыню, как из-за стекла хлынет поток чего-то черного и липкого, постепенно заполняя весь дом. Она будет барахтаться в этой жиже, пока не захлебнется окончательно.

     Это было минутное видение, но тоненький голосок внутри нее уже начал умолять не делать глупостей. Однако она подняла руку, взялась за край простыни… Возможность оставить все как есть еще существовала. Но мы же не обязаны рассматривать все возможности, из которых можно выбрать?

     Она резко сорвала простыню, и… ничего не произошло. Валя увидела только отражение собственного испуганного лица. Отступила на шаг – никаких пятен или клубов тумана, из которых в прошлый раз возникла фигура, на стекле не было. Облегченно перевела дыхание и даже посмела повернуться к зеркалу спиной. И снова ничего не произошло.

     Валя отнесла простыню к остальному чистому белью и вернулась вновь. Ничего не изменилось, за исключением того, что теперь она твердо знала – «сосед» снова здесь. Как ей удается это чувствовать, Валя не могла ни понять, ни оценить, да это было и неважно. Никаких объяснений – просто уверенность. И этого вполне достаточно. Плохо только одно, такое положение вещей нисколько не приближало ее к разгадке, ради которой весь эксперимент и затевался.

     Валя решила ждать и вернулась на диван. Взяла книгу, но не могла сосредоточиться, постоянно прислушиваясь и кидая взгляды по сторонам, словно пытаясь застать «соседа» врасплох. Но безрезультатно, и это начинало злить. Включила телевизор. Шел фильм, однако смотреть его было неинтересно, потому что она пропустила начало. Глядя на экран, она продолжала думать о «соседе» и поймала себя на мысли, как изменилось ее настроение за последние дни – если раньше она боялась дома и всего, населявшего его, то теперь страстно хотела познакомиться с «соседом». Ее раздражало  его бездействие!

     Фильм кончился. Взглянула на часы – уже пора спать, а «сосед» так и не появлялся и даже не подавал никаких признаков своего существования. В каком-то внезапно подступившем отчаянии Валя решительно вышла в коридор и поставила маленькое зеркало напротив большого. Быстро, словно боясь передумать, выключила свет. Вернувшись в спальню, тут же разделась и юркнула под одеяло. Как всегда, укрылась с головой и закрыла глаза. Она думала, что будет долго лежать, ворочаясь с боку на бок, но сама не заметила, как заснула.

     Переход этот получился незаметным, потому что сон практически соответствовал реальности, с одним небольшим отличием: да, она видела себя в своей комнате, в своей постели, только была не в любимой розовой сорочке, а совершенно голой и без одеяла.  (Оно не сбилось в угол – его просто не существовало…)

     Попыталась встать, чтобы чем-нибудь укрыться, но почувствовала, что не в состоянии этого сделать. Максимум, что ей удалось, это перевернуться на живот и схватиться руками за край дивана, однако поднять собственное тело сил не хватало. Она не ощущала себя парализованной, потому что двигала руками и ногами, перемещалась, но только в пределах дивана, как маленький кусочек железа по большому плоскому магниту. Это было совсем не страшно и напоминало игру, правила которой объяснить ей забыли. Отталкиваясь ногой, она отползла к стене, но та оказалась слишком холодной, и это ей не понравилось. Двинулась обратно, изгибаясь всем телом, подтягивая себя вцепившимися в диван руками.

       Со стороны ее действия выглядели, наверное, забавно, но Валя не думала об этом. Она вдруг почувствовала, что ее придавило к дивану, и теперь пошевелиться действительно было невозможно. Сначала все было ужасно – вроде в тебя входит кусок льда, который, как наркоз, постепенно отключает члены, но в самый последний миг она вдруг достигла наслаждения, к которому стремилась… Нет! Она стремилась не к этому – она даже предположить не могла о таком наслаждении! Так хорошо ей не было никогда…

Вале показалось, что ее обволакивает серый туман, который все сгущается, становясь почти черным. Наверное, она потеряла сознание. Когда она очнулась, никакого тумана, естественно, не было. В комнате царил полумрак, говоривший о том, что на улице уже светало. Валя пошевелилась – низ живота болел так, что она с трудом подвинула ноги к краю постели. С трудом приподнялась на локте, осматривая себя. Скомканная ночная рубашка валялась посреди комнаты. Валя не помнила, когда и зачем сняла ее…

     Зазвонивший будильник вернул ее к действительности, заставляя подняться. Ноги дрожали, голова кружилась. Она оперлась о стол, чтобы не потерять равновесие, зато боль в животе незаметно прошла. Валя неуклюже поплелась в ванную.  Теплые струи душа возвращали к жизни. Однако, вспоминая прошедшую ночь, с неприсущим ей безрассудством Валя вдруг подумала, что несмотря ни на что не только готова, но даже желает пережить все это еще раз.

     «Все будет! Обязательно будет (она готова была сделать для этого возможное и невозможное), но если я сейчас не вылезу из ванны, то обязательно опоздаю на работу».

     Валя наскоро вытерлась и оделась. Завтракать времени уже не оставалось, да она и не думала о еде – мысли сосредоточились лишь на том, что все должно повториться, иначе жизнь потеряет всяческий смысл.

*   *  *

     Ира с Андреем приехали в Тыргу-Жиу, когда уже совсем стемнело. Дорогу Ира помнила плохо. После ночи, когда они с Димой выясняли отношения, и сытного обеда она дремала, лишь изредка открывая глаза, и видела тот же снег, те же горы и напряженное лицо Андрея. Мелькала мысль, что, наверное, зря она втравила его в эту авантюру, доставляя столько ненужных хлопот, но глаза тут же снова закрывались, оставляя в сознании только ровный гул двигателя.

     Очнулась она, оттого что стало непривычно тихо. Машина стояла возле прозрачных дверей, к которым вели занесенные снегом порожки. За окном виднелись ряды черных кресел и стойка. Ира решила, что пора взбодриться, но мысли продолжали ворочаться тяжело и лениво, а в глазах была неприятная резь, словно в них бросили песка.

     - Приехали? - спросила она полусонно.

     Андрей сидел, вытянув руки и склонив голову на грудь. В его пальцах дымилась сигарета с длинным столбиком пепла, который он забыл стряхнуть.

     - Приехали, - ответил он устало. - Давно по зиме я уже не устраивал таких ралли.

     Ира снова почувствовала себя виноватой.

     - Я же говорила, что не надо ехать, - сказала она жалобно. - Я же не просила тебя, правда?

     - Правда, - он мимолетно дотронулся до ее руки (это была даже не ласка, а будто случайное касание), затушил сигарету. - Ну что, пошли?

     Воздух оказался совсем не морозным, да и ветра не было, а в черном небе светились такие яркие звезды, какие бывают только в горах. Андрей вытащил сумки и запер машину. Температура в холле мало отличалась от уличной, зато шаги  гулко отдавались в тишине безжизненного ярко-освещенного пространства, предназначенного для шума и суеты десятков людей. От этого становилось немного не по себе.

     Скучавшая женщина-администратор подняла голову, лицо ее расплылось в улыбке. Она вскочила и затараторила по-румынски, протягивая руки навстречу Андрею. Тот что-то отвечал, тоже улыбаясь и тоже протягивая руки, но обняться они не смогли, разделенные толстым стеклом.

     Ира остановилась в сторонке, чтобы не мешать беседе, которая, видимо, касалась и ее, потому что женщина периодически стреляла взглядом в ее сторону. Наконец, сунув в окошечко паспорта и деньги,  Андрей обернулся.

     - Это Энжела, моя старая подруга.

     - Доб-рый  ве-чер, - по слогам произнесла та, поднимая голову от документов.

     - Это я ее научил, - пояснил Андрей. - Пойдем, - подхватив сумки, он направился к лифту.

     Номер оказался очень похожим на «Модерн» – одна комната, две кровати, шкаф, кресло со столиком, ванная и туалет. Даже не успев раздеться, Ира протянула стодолларовую купюру. Андрей удивленно посмотрел на нее.

     - Ирочка, в этой стране ты мой гость. Оставь, они тебе еще пригодятся.

     Говорил он настолько искренне, что Ира покорно сунула деньги обратно в кошелек, но при этом подумала тоскливо, что опять, в который раз попадает в зависимость. Почему с ней всегда так получается? Сначала она зависела от Олега, потом от Димы, теперь вот с Андреем происходит то же самое. Или, может быть, ей это кажется? Сколько женщин просто берут деньги, просто живут в дареных квартирах, ездят на дареных автомобилях и не чувствуют никакой зависимости. (Она не успела решить, почему так происходит.)

     - Может,  закажем ужин в номер? - предложил Андрей. - Что-то устал я сегодня.  

Не дожидаясь согласия, он взялся за телефон, а переговорив с кем-то, объявил:

- Через двадцать минут все будет. Я пойду душ приму, потом ты, а то ж с официантом общаться надо.

     В ванной зашумела вода, а Ира, закурив, подошла к окну. Гор не было видно, только редкие огоньки тускло светились в ночи, ничего не освещая вокруг. За день она побывала в аж трех разных городах и почти не вспоминала Александра Балабана – ее захватило само путешествие. Вот и теперь она думала прежде всего о том, каким при свете дня покажется ей этот город. А мысли о том, удастся ли осуществить поставленную цель в данный момент, почему-то отошли на задний план.  Ира не заметила, как Андрей вышел из ванной, и вздрогнула, услышав за спиной его голос:

     - И что там интересного?

     Резко повернувшись, она оказалась с ним лицом к лицу. Их разделяли какие-то сантиметры – она чувствовала запах шампуня, видела каждую морщинку на его лице и лопнувший сосудик в правом глазу. От такой неожиданной близости она даже растерялась.

     - Хорошо-то как! - Андрей плюхнулся в кресло, вытянул ноги в шлепанцах и закурил.      

     Радуясь, что он ничего не заметил и не сделал соответствующие выводы, Ира поспешно исчезла в ванной, а когда появилась вновь, на столике уже стояли два блюда – одно с ветчиной и неизменной брынзой, другое – с горкой маленьких котлеток. С краю притулилась длинная узкая бутылка вина.

     В спортивном костюме с вытянувшимися коленками и шлепанцах, которые умиляли Иру больше всего, Андрей выглядел совсем другим. К нему, такому, надо было еще привыкнуть.

     - Что ты так смотришь? - спросил он подозрительно. - Кушать подано… Или ты хотела чего-нибудь экзотического?

     - Нет-нет, все здорово!.. Вообще-то, она хотела сказать, что из-за этих вытянутых коленок и шлепанцев он похож на бывалого семьянина, но постеснялась – вдруг он расценит это как некий намек.

     После ужина Андрей переполз на кровать и включил телевизор. Ира, естественно, не понимала ни слова и лишь тупо смотрела на диктора, вещавшего, наверное, что-то очень важное. Случайно повернув голову, она увидела, что Андрей спит, подсунув руку под голову. Выключив телевизор, Ира остановилась: когда Андрей бодрствовал, ей казалось неловким рассматривать его, но теперь он весь пребывал в ее власти.  Чем дольше она смотрела, тем больше он ей нравился.

     «Если бы он обнял меня, когда я стояла у окна…  Наверное, я – дура…» - подумала она и заставила себя отвернуться. В пути она успела выспаться, но  никакого занятия сейчас не могла придумать, поэтому покурила и все-таки решила ложиться в кровать.

     Укрывшись одеялом, Ира попыталась представить, что будет дальше, но цепочка не имела логического завершения. Единственное, что было неоспоримо – к Диме она не вернется. Она не сможет жить с человеком, которому доставляет удовольствие «PONY GIRLS». После того, что она пережила с Олегом, это являлось даже не абстрактным унижением женского пола, а вполне конкретным отношением к ней лично.

«Надо заново строить свою жизнь. Хотя в чем это может заключаться?.. В смене мужчины? Но это самое элементарное – не настолько я стара и непривлекательна. А вот когда закончатся деньги на оплату квартиры?..»

     Думать об этом не хотелось, потому что отсутствие вариантов, из которых можно выбирать, рождает только панику и угнетенность. Она перескочила через неприятные мысли, углубляясь в свое прошлое, ища в нем хоть что-то стабильное, и наконец добралась до подходящего момента. Но как же давно это было!

     Она тогда закончила восьмой класс. Праздновали это событие по-настоящему, почти как десятиклассники. Ира четко помнила свои ощущения, когда под утро возвращалась домой, а ее даже не ругали – яснее слов говорил лежавший на столе валидол. Потом они сидели с матерью на диване. Мать говорила тихо, почти шепча ей на ухо (Ира до сих пор помнила эти слова и все ожидала, когда они сбудутся): «Дочка, ты умная и красивая. Ты обязательно будешь счастлива, только не разменяй себя по мелочам и умей быть благодарной тем, кто о тебе заботится…» Так что же она делала не так? Почему счастье не просто далеко, а с каждым днем становится все дальше?

     Словно снежный ком, обрушились на нее обрывки всех предыдущих мыслей – и Олег, и Дима, и неоплаченная квартира, и работа, которой у нее нет, и эта страна, пребывание в которой забудется через пару месяцев, ничего не изменив в ее жизни… Ира почувствовала, как подступают слезы, и сдержать их она не сможет. Уткнувшись в подушку, заплакала, стараясь делать это тихо, чтобы не разбудить Андрея.

     От слез стало легче.

«Почему-то всегда так бывает… Может, они уносят из души все плохое, копящееся внутри годами? Но почему же тогда они такие чистые и прозрачные? - она вытерла глаза уголком простыни. - Как хорошо, что я умылась...»  

Мысль о том, что хоть что-то в жизни она сделала правильно, успокаивала. Правда, это такая мелочь, по сравнению с остальной неправильностью и несправедливостью.

     Ира почувствовала, что все-таки устала за прошедший день, и сон постепенно начинал одолевать ее. Она не противилась. Закрыла глаза, мысленно сказав себе:

 - Все будет хорошо. Так говорила мама, а мама всегда права.

                                  *  *  *                                     

 Андрей встал, когда Ира еще спала. Рука ее свесилась с постели. Голова чуть запрокинута. Рот приоткрылся, придавая лицу совершенно детское выражение. Андрей направился в ванную, но по дороге остановился, глядя на нее. Перед ним лежала чужая, незнакомая женщина, и лицо ее не вызывало никаких эмоций.

     «И ради нее я делаю то, что грозит поломать мою собственную карьеру? Зачем?..»

Даже самому себе он не мог объяснить этого. Такого с ним еще не случалось. Он всегда мотивировал свои поступки, но с того дня, когда странное желание заставило его подойти и познакомиться с этой женщиной, все в жизни изменилось, утратив рациональное начало, превратившись в череду нелепостей и сумасбродств. Начиная с того, что он сам пригласил ее в Румынию, и кончая этой безумной поездкой в Тыргу-Жиу. Что можно отыскать здесь?

     Андрей вздохнул и продолжил свой путь в ванную. Как бы там ни было, но бросить все на середине он уже не мог – какое-то завершение у этой истории должно быть.

     Когда Андрей вернулся, Ира уже проснулась, но продолжала лежать, оглядывая номер, словно вспоминая, где она находится.

     - Доброе утро, - она улыбнулась. - Ты вчера заснул, и я не стала тебя тревожить.

     - Правильно сделала. Вчера я вымотался полностью, - он подошел к окну и отдернул тяжелую коричневую штору. На улице совсем рассвело, и перед гостиницей суетились люди. Рядом с его машиной появились еще три.

     - Не поворачивайся, пожалуйста, я оденусь, - попросила Ира.

     Потом они позавтракали в полупустом ресторане уже привычными для Иры ветчиной и брынзой. Главное, что ее радовало – был кофе. Она вдруг вспомнила, что вчера не пила его целый день. Может, от этого вся ее депрессия и слезливость? Это хорошее объяснение – дело, оказывается, в физическом состоянии, а не в психологическом.

     - И что мы будем делать? - спросила Ира, когда они вернулись в номер и уселись в кресла

     - Звонить, - ответил Андрей и подумал, что у него максимум два дня для возвращения в Бухарест, иначе в понедельник его начнут разыскивать, и, не дай Бог, свяжутся с Брашовом.

     На звонки никто не отвечал. Ира видела, как Андрей, с минуту подержав трубку, нажимал на рычаг, и начинал снова листать записную книжку. Повезло ему только с четвертого раза. Говорил он весело, и среди потока непонятных слов Ира уловила имя «Лючия». Сначала ее задел его ставший вдруг таким жизнерадостным тон, но потом она решила, что все правильно, ведь, к сожалению, у него своя жизнь, не имеющая к ней никакого отношения.  

 - Так, объявилась Лючия, - Андрей наконец положил трубку. - Моя малышка Лючия… Сегодня познакомишься. Значит, весь народ после обеда собирается к Нику на сabana.

     - Куда?..

     - Cabana – это, как бы тебе объяснить… В горах стоит двухэтажный дом – эдакая частная гостиница посреди леса. Живут там, как правило, муж с женой. Хозяин одной из таких гостиниц – наш друг, Нику. Мы у него все время отдыхаем. Часть компании ушла туда вчера, а остальные двигаются сегодня. Вот с ними мы и поедем.

     - А я что там буду делать?

     - Ты?.. Не знаю пока, но там соберутся все мои друзья – вместе будем думать, - Андрей посмотрел на часы. - У нас три часа свободного времени. Идти здесь особо некуда, это не Брашов. Телевизор днем не работает…   

- Тогда расскажи что-нибудь, - Ира почувствовала себя одиноко, то ли от существования Лючии, то ли от того, что идти здесь некуда и она просто заперта в клетке с абсолютно не интересующимся ею человеком.

     - Давай, я тебе расскажу, с кем мы будем проводить время, - откликнулся Андрей. - Во-первых, Виолетта и ее муж Джорджи. Он – врач. Трудоголик и зануда, поэтому не обращай на него внимания. Она – единственный в городе переводчик с русского. Окончила Бухарестский университет. На переговоры я всегда вызываю ее, ведь на заводе я  прикидываюсь, что румынского не знаю вообще… Так иногда выясняется много любопытного. Виолетте тридцать пять лет. Дама серьезная, но когда выпьет, может превратиться в ужасно стервозную сучку, а никуда от нее не денешься. Нику – хозяин и его жена Оана. Он – классный, совершенно безотказный парень, а она… Короче, странная немного. Но не бойся, она появится только ближе к ночи, потому как постоянно при хозяйстве. Потом Хори – бывший гандболист. Игрок национальной сборной, чемпион Европы. Эдакий румынский медведь с во-от такой лапищей. Живет в Бухаресте, но родом отсюда. У него здесь родители остались, брат младший… Ну и, конечно, Лючия – студентка, заканчивает мединститут. Виолетта с Джорджи уже там, а мы поедем с Хори и Лючией.

     Ире стало как-то беспокойно на душе, потому что она абсолютно не знала всех этих людей, с которыми даже не сможет нормально общаться, за исключением Виолетты, которая «стервозная сучка», и неизвестно еще, как к  ней отнесется. Но другого выхода все равно не оставалось.

     Ровно в два, когда Андрей уже устал забавлять Иру своими рассказами, а она устала его слушать,  дверь распахнулась без стука. Ира увидела невысокую девушку в коротенькой куртке с пышными темными волосами. Она сразу повисла у Андрея на шее. Потом они целовались, а Ира смотрела и завидовала, несмотря на то, что знала – все это временно, и закончится, как только Андрей покинет страну. Но у нее-то не было и такой кратковременной радости... Потом они познакомились. Ира не знала, как ее представили, но не заметила во взгляде Лючии духа соперничества (скорее всего, Андрей назвал ее сестрой).

     Гостья даже не стала проходить в номер. Андрей с Ирой быстро оделись, и все вместе вышли на улицу. Лючия достала ключи и направилась к красной машине, у которой капот и багажник имели почти одинаковый угол наклона, поэтому напоминала она Тяни-Толкая.

     - Сейчас покатаешься на чуде румынского автомобилестроения, называется «Dacia».

     - В Бухаресте не ездят, а здесь ездят? - удивилась Ира.

     - Здесь снег – дело привычное. К тому же, здесь горные спасатели  дороги чистят.

     Машина тронулась почти бесшумно, а посадка у нее была такой низкой, что Ире через окно казалось, будто она скользит днищем по снегу. Андрей с Лючией беседовали, сидя впереди, а она смотрела в окно и чувствовала себя лишней.

     Они долго плутали среди неказистых частных домиков, совершенно не похожих на сказочный Брашов, и остановились перед гаражом, в котором стояло некое подобие джипа. Возле него суетился широкоплечий мужчина в канареечно-желтой куртке. Ира догадалась, что это и есть Хори. Здесь они поменяли машины, загнав «Dacia» в гараж. Хори сел за руль, остальные - в салон, представлявший собой два диванчика вдоль бортов.

     - Местный джип «ARO», - пояснил Андрей. - Неказисто, но в гору лезет, к тому же дизель.

     Андрей с Лючией сели с одной стороны, Ира – с другой. Двигатель взревел так, что разговаривать стало практически невозможно. Окна были затянуты пестрыми шторками, поэтому Ира сразу заскучала.  

     Минут через двадцать трясти стало меньше. Ира выглянула наружу, чуть отодвинув шторку. Город уже кончился, и они ехали в гору по укатанной снежной колее среди огромных, припорошенных снегом сосен.  Ира закрыла глаза, но сосны не исчезли – они продолжали ползти перед ее глазами, будто в окне. Вздрагивали в такт толчкам машины, иногда расступались, образуя полянки, а иногда, наоборот, вытягивали свои мохнатые лапы над самой дорогой. Ира не знала, так ли все это выглядело в реальности, но придуманный мир ее вполне устраивал. Она стала фантазировать дальше, загадывая появление животных или изменение ландшафта, и все получалось. То медведь высовывал морду из-за сугроба, то лиса оранжевой молнией перелетала дорогу.

     Машина пошла значительно медленнее, а мотор ревел даже громче, чем прежде. С неохотой прервав свои видения, Ира снова сдвинула штору и сначала не поняла, что произошло. Показалось, будто они провалились в сугроб – снег облепил окна и крупными хлопьями продолжал нестись навстречу, подгоняемый ветром. Посмотрела назад – колея, образуемая широкими колесами, тут же исчезала. Снежные облака кружились так, что в нескольких метрах разглядеть сосны стало практически невозможно. Ира привстала, выглянув в лобовое стекло: впереди - такая же стена. Она почувствовала себя букашкой в спичечном коробке, который гонит ветром по пыльной дороге. Правда, еще она видела руку, сжимавшую руль и мощное ярко-желтое плечо. Андрей с Лючией дремали, склонив головы друг к другу и держась за руки. Ире было жаль разрушать их идиллию, но она-то лучше других знала, что такое горы, и к чему приводит подобное безрассудство. Тронула Андрея за руку. Тот мгновенно открыл глаза, огляделся, спросонья спросил что-то по-румынски.

     - Куда мы едем? - Ира указала вперед. - Там же ничего не видно. А если улетим вниз?

     Проснулась Лючия и, похоже, сразу поняла суть дела, потому что, перегнувшись к водителю, стала ему что-то говорить. Тот отвечал односложно, не отрываясь от дороги, которая перестала существовать вовсе. Андрей тоже вступил в разговор, только Ира пыталась по интонации догадаться, о чем идет речь.

     - Хори говорит, что самый опасный участок мы успели проскочить до пурги, - пояснил Андрей. - Здесь дорога достаточно широкая, он ее хорошо знает. А если сейчас остановиться, нас просто заметет.

     - А далеко еще?

     - Хори говорит, километра четыре.

     Рев двигателя становился надсадным. Машина буксовала. Потом, словно докопавшись до твердого грунта, прыгала вперед и останавливалась, вновь вгрызаясь в снег всеми четырьмя ведущими колесами.

     Прошло полчаса. Машина в очередной раз дернулась, но вдруг раздался скрежет. Она осела, и наступила тишина. Только за кабиной жутко выл неслышный до этого ветер. Лючия прижалась к Андрею, но тот тоже не знал, что делать дальше. Обернулся Хори (Ира видела его растерянное, но вовсе не испуганное лицо), а джип уже превращался в огромный снежный ком.  

     - Надо идти, - перевел Андрей слова Хори. - Он говорит, осталось метров пятьсот.

     - Надо, - согласилась Ира, скептически подумав о своих сапогах, но потом взглянула на ботинки Андрея и усмехнулась. Он понял ее взгляд.

     - Там отогреемся. Нику, наверное, уже натопил камин.  

Андрей распахнул дверь, и сразу в салон ворвался снежный вихрь. Хорошо хоть мороза не было. Ира выпрыгнула из салона и провалилась выше колен.

     Огромный Хори шел впереди. За таким тараном Ире было сравнительно легко идти, только снег набивался в сапоги, в рукава, за шиворот, но очень скоро она перестала обращать внимание на подобные мелочи, лишь видя перед собой широкую желтую спину и стараясь ступать след в след.

     Почувствовала, что кто-то сзади ловит ее руку. Обернулась и по цвету куртки узнала Лючию. Снег на ее голове даже не таял, и только глаза и рот, из которого вырывалось тяжелое дыхание, выделялись на белой маске. Андрей двигал ее перед собой, будто неподъемный груз. Ира протянула руку. Лючия схватилась за нее, и Ира потащила девчонку, облегчая задачу Андрею (когда-то ее также тащили почти на себе, но второй сезон она уже ходила на равных с мужчинами).

     Хори обернулся. Что-то крикнул, но ветер унес его слова и до тех, кто мог их понять, они не долетели. Однако Ира насторожилась – вдруг он предупреждал об опасности. Ей стало казаться, что она что-то видит, хотя это мог быть и обман зрения.

     Сделав еще десяток шагов, Хори вдруг остановился. Ира буквально уткнулась в него, а он, схватив ее за руку, потащил за собой. Значит, зрение не подвело ее.   

     Как открылась дверь, Ира не поняла, но снег ручьями пополз с лица, и она увидела огромный холл с грубыми деревянными стульями. На полу - медвежья шкура. По стенам, среди тусклых лампочек висело несколько звериных голов, а в углу полыхал камин, отбрасывая блики, гораздо более яркие, чем электрический свет. Тишина нарушалась веселым потрескиванием дров. Наверх уходила широкая деревянная лестница…

     - Ира, очнись, - услышала она голос Андрея.

     Обернулась. Все уже успели сбросить куртки и обувь, оставив после себя мокрые следы. Сверху раздались шаги. На лестнице появились люди, которые бросились обнимать вновь прибывших, смеясь и что-то выкрикивая, а Ира стояла в сторонке, все еще пытаясь стащить сапоги. Наконец, ей это удалось. Она стояла, шевеля пальцами ног в сырых колготках, и думала, что одежда высохнет не раньше завтрашнего утра.

     Когда первый восторг и у встречающих, и у гостей прошел, Андрей вспомнил и о ней, потому что все замолчали, уставившись на нее. Беспомощно улыбаясь, Ира только развела руками, но вдруг высокая худая блондинка с густо подведенными глазами протянула руку и сказала на чистом русском языке:

     - Здравствуйте. Будьте, как дома, милости просим, - и тоже улыбнулась. - Меня зовут Виолетта. Мы с Андреем давно работаем вместе, я – переводчица.

    - Причем, единственная нормальная  во всем Тыргу-Жиу, - подхватил Андрей.

     - Ты преувеличиваешь, - Виолетта кокетливо отмахнулась.

     Нику оказался моложе, чем Ира представляла – коренастый, с обветренным лицом и черными, как у цыгана, волосами. Он тут же начал что-то быстро объяснять, и Ире оставалось только глупо хлопать глазами, пока на помощь не пришла Виолетта.

     - Нику говорит, что для каждого уже приготовлена комната, что там тепло и уютно. Можно пойти переодеться, а потом он всех приглашает к столу.

     - Мне не во что переодеться. Мои вещи остались у Андрея в машине.

     - Пойдем, сейчас что-нибудь придумаем,- взяла ее за руку Виолетта.

     На втором этаже по обе стороны коридора располагались одинаковые деревянные двери. Виолетта открыла одну из них, и Ира увидела  кровать, стол, стул, окно, заметенное снегом,отчего вне зависимости от времени суток, здесь царил вечный полумрак. В комнате было не просто жарко, а даже душно.

     - Пойду, принесу какую-нибудь одежду, хорошо? - сказала Виолетта.

Дверь закрылась, и Ира осталась одна. В коридоре раздавались взрывы хохота, гортанные выкрики и топот, словно кто-то бегал взад-вперед. Она подумала, что, наверное, зря сюда приехала. Андрей будет занят Лючией, а Виолетта? Ей она тоже в принципе не нужна.

     Виолетта вернулась минут через пятнадцать, когда беготня и шум в коридоре уже стали стихать. Посмотрела на Иру и воскликнула в ужасе:

       - Снимай все немедленно! Ты что, хочешь получить… как это … женскую болезнь?! - она бросила на кровать ворох одежды.

Ира ждала, что Виолетта выйдет, дав ей возможность переодеться, но та уселась на стул. Когда по комнате пополз  кислый запах каких-то дешевых сигарет, Ира поняла, что здесь действуют какие-то другие правила приличия и, отвернувшись к окну, быстро разделась).

      - Какие отношения у тебя с Андреем? - поинтересовалась Виолетта.

     - Смотря что ты хочешь узнать? - Ира усмехнулась. Она догадывалась, что этот вопрос обязательно будет задан (да и момент выбран самый удачный – когда она стоит голая с трусами в руках). - Лючия пусть не беспокоится, отношения у нас деловые.

     - Бизнес?

     - Можно сказать, бизнес, - Ира повернулась лицом, уже облаченная в широкие плащевые штаны и клетчатую рубаху. - Ну как?

     - Хорошо. Вы с Оаной почти одинаковые. Пойдем. Все ждут нас, - Виолетта потушила окурок и сложила в пакет мокрую Ирину одежду. - Отдам посушить.

     Они вышли в коридор. Ира по привычке ощупала дверь, ища замок.

     - Здесь комнаты не закрываются. Не от кого, - засмеялась Виолетта. (Спускаясь вниз, они услышали громкую музыку). - Иди, я сейчас.

     Ира направилась к двери, на которую сначала не обратила внимания. Вошла и застыла на пороге, не поняв, куда попала – по всему помещению, как на дискотеке, метались блики, отраженные в зеркальных вращающихся шарах. Еще через минуту слева она разглядела настоящую стойку с круглыми длинноногими табуретами и стенку с множеством бутылок. За сдвинутыми вместе столиками сидели люди. Она не сразу узнала их в другой одежде и сверкании огней, зато они узнали ее сразу.

     - Здравствуй, Ира! - встретил ее отрепетированный Андреем разноголосый хор.

     Она вспомнила единственное слово, которое выучила сегодня утром, и сказала громко:

     - Buna ziua.

     Застолье взорвалось аплодисментами и дружными выкриками. Все вскочили, задвигали стульями, освобождая ей место. Ира, покрасневшая от собственной смелости, и довольная тем, как к этому отнеслись, уверенно пошла навстречу.

     Однако внимания к ее персоне хватило минут на пятнадцать, потом все увлеклись своими разговорами. Андрей сидел с Лючией на другом конце стола, поэтому она даже не могла спросить, о чем все они говорят и над чем смеются. Ей тоже налили рюмку, но тост не перевели. Обидевшись, Ира не стала пить, а только отщипывала (как и остальные) брынзу, жуя с отсутствующим видом. Сидевший рядом Хори, иногда искоса поглядывал на нее, но при всем желании не мог ей ничего сказать. С другой стороны, судя по описанию Андрея, сидел молчаливый Джорджи – «зануда и трудоголик».

     Наконец, вернулась Виолетта, причем не одна – следом за ней шла красивая женщина с распущенными черными волосами, перехваченными красной лентой. В руках у нее был поднос со странным желтоватым хлебом. Далее шел Нику, неся целое блюдо ароматного дымящегося мяса. Потеснив мужа, Виолетта устроилась рядом с Ирой.

     - Извини. Я помогала Оане. Тебе было не скучно?

     - Не знаю. Все как-то ново. Жаль только, что я не знаю румынского.

     - Он совсем нетрудный, - Виолетта засмеялась. - Гораздо легче русского.

Хори с приходом Виолетты тоже оживился, быстро заговорил о чем-то.

- Он спрашивает, пила ли ты когда-нибудь цуйку? - перевела Виолетта.

     - Пила… В Бухаресте.

     - О, Бухарест! Там плохая цуйка, а почему ты не пьешь?

     - У нас не принято пить, когда не знаешь, за что.

       Виолетта посмотрела на Андрея и что-то выговорила ему по-румынски. Тот рассмеялся, тут же подняв руки вверх.

     - Я сказала, что он хам, - пояснила она Ире. - Сейчас все пьют за то, что вам удалось пройти через пургу и вы все-таки оказались здесь.

     Цуйка действительно оказалась какой-то  густой и маслянистой. Она мягко обволакивала горло, но потом обжигала желудок и ударяла в голову. У Иры даже дыхание перехватило, она поспешно сунула в рот несколько стручков фасоли.

     - Крепко очень. Чего-нибудь полегче у вас нет? - она выразительно посмотрела на бар.

     Виолетта перевела ее слова Хори, и они оба расхохотались.

     - Это… как сказать, муляж – они пустые. Откуда здесь такие напитки? Это для красоты. Ты, главное, ешь, и все будет хорошо. Это мясо – козлятина. Нику специально зарезал козу для нашего приезда. И мамалыгу ешь, пока горячая – когда остынет, ее есть невозможно,  - она указала на странный «хлеб». - Нас ведь весь мир зовет мамалыжниками…

     После цуйки Ира почувствовала себя более уверенно и с удовольствием вгрызлась в кусок сочного мяса. Ее нисколько не смущало, что жир течет по рукам, что за столом нет салфеток – так ели все, и это было весело.

     Виолетта оказалась классной переводчицей – она незаметно умудрялась переводить ключевые фразы, держа Иру в курсе всех разговоров, и при этом есть, пить и общаться с остальными. Делалось это так ненавязчиво, что после третьей рюмки Ире, внимательно слушавшей чужой язык и постепенно привыкавшей к его звучанию, стало казаться, что она уже все понимает сама. Она даже пыталась, пусть односложно, но участвовать в общей беседе. Всем это импонировало, и постепенно внимание опять переключилось на нее. Тут Виолетте пришлось сложнее, потому что Ира начала рассказывать про Алтай, про пещеры, а потом перешла даже на анекдоты.

     Джорджи с женой и Андрей с Лючией ушли танцевать, и тут Ира поняла, что явно погорячилась со своим пониманием румынского. Хори начал что-то говорить, и поскольку тон был очень доброжелательный, она периодически кивала, не имея ни малейшего представления, о чем он рассказывает. Ира стала  рассматривать сидящую напротив Оану. Она сама не понимала, что ее так привлекает в ней. Наверное, глаза – такие черные, будто радужная оболочка отсутствовала вовсе, а остался только один огромный зрачок. Эти глаза ни разу даже не улыбнулись (улыбались губы, а глаза оставались печальными и задумчивыми).

     «Наверное, она очень устает с таким огромным хозяйством, - подумала Ира. - Ей бы сейчас поспать, а она вынуждена сидеть с гостями» - улыбнулась ей, желая показать, как понимает хозяйку. Уголки губ Оаны чуть поднялись, и вдруг она резко показала пальцем сначала на Иру, потом на себя. Ира не поняла этого жеста, к тому же Хори взял ее за руку и, продолжая что-то рассказывать, повел танцевать.

     Ира оглянулась – Оана, оставшись одна, подперла рукой голову и задумчиво смотрела ей вслед. Ире показалось, что это не взгляд, а тонкая, но прочная нить… Или нет, это не нить, а скорее – луч, вытягивающий из тебя или, наоборот, вливающий…  Ира поспешно отвернулась и спряталась за широкую спину Хори.

     Танцевали они лениво, словно нехотя. Ира склонила голову Хори на грудь и смотрела, как медленно переступают его ноги в высоких горных ботинках. Казалось, если он топнет чуть сильнее, то все строение закачается и начнет рассыпаться. Вдруг Ира поймала себя на мысли, что хочет еще раз заглянуть в глаза Оане. Это, как прыжок в прорубь, когда тебя обжигает, а потом заскакиваешь в натопленную баню, и чувствуешь себя родившейся заново. Подняла голову, но за столом уже никого не было. Почувствовала, как руки Хори сильнее сжали ее плечи. Улыбаясь, он смотрел на нее сверху вниз. Все уже вновь наливали цуйку, и только они вдвоем продолжали топтаться посреди зала.

     - Виолетта, скажи Хори большое спасибо, - сказала Ира, когда они тоже вернулись за стол. - Мне очень понравилось с ним танцевать.

Это было не совсем правдой, но она поняла, что должна оказывать ответные знаки внимания, иначе останется в полной изоляции, учитывая, что Андрей с Лючией исчезли).

     - Учи язык, - ответила Виолетта. - «Спасибо» будет «mulzumesc».

Тем не менее она перевела Ирину благодарность, и Хори улыбнулся, погладив ее руку.

     Все устали, и веселье пошло на убыль. Ира вдруг подумала: «Зачем, собственно, я сюда приехала? Кто мне будет здесь помогать? Попьем, поедим и поедем обратно». Снова наполнили рюмки, но пить Ире уже не хотелось. В голове и так шумело, а Хори, как назло, предложил выпить за гостью из России и отказаться стало невозможно. Ира почувствовала, что от духоты и такого крепкого напитка ей сейчас станет дурно.

     - Выйду на улицу, - сказала она Виолетте шепотом. - Что-то меня мутит.

     - Тебя проводить?

     - Нет-нет, - поспешно сказала Ира. Помня ее бесцеремонность, она подумала: «Не хватало еще, чтоб она смотрела, как я блюю!». Нетвердо встала (Хори попытался подняться следом, но Виолетта удержала его). Вышла в холл. Камин почти догорел, потому что никто не следил за ним. С трудом приоткрыла дверь на улицу, и сразу в лицо ударил свежий воздух. Ира с жадностью вдохнула его – это было, как раз то, чего ей сейчас не хватало. Высунулась наружу и дышала-дышала…

     Ветер стих, и снег падал почти отвесно. Падал так густо, что, казалось, вокруг ничего нет, кроме белой бесконечной череды хлопьев.

     - Тебе надо помогать? - услышала она голос сзади.

     - Нет, спасибо. Мне уже лучше.

Вдруг она поняла, что голос не принадлежал Виолетте. Обернулась – перед ней стояла Оана.

- Ты говоришь по-русски? - удивилась Ира.

     - Я учила в школе. Давно – когда был СССР и Социалистическая Республика Румыния. Теперь нет, теперь русский не учат. Так зачем ты приехала ко мне? Чего ты хочешь?

     - От тебя?!.. Я ничего не хочу от тебя, - удивилась Ира.

Хмель начал выветриваться из ее головы. Она смотрела в глаза Оаны, и не могла оторваться: связующие нити становились все прочнее, превращаясь в канаты.

     - Хорошо, - сказала Оана. - Ты рассказывать все мне завтра.

На ее лице появилась улыбка, и «канаты» сразу ослабли, но не лопнули совсем. Будто хороший кучер, на какое-то время она дала лошади иллюзию свободы. Оана повернулась и пошла под лестницу, где имелась еще одна дверь, ведшая, видимо, в подсобные помещения. Ира несколько минут стояла в одиночестве, приходя в себя – фраза Андрея, что Оана «странная», ее больше не удивляла.

     Озадаченная, она вернулась в бар. Виолетта с Джорджи беседовали у стойки. Андрей с Лючией вновь сидели за столом и ворковали, влюбленно глядя друг на друга. Нику неспешно убирал грязную посуду, оставляя только рюмки и брынзу. Ира остановилась, не зная к какой компании присоединиться. Андрей махнул рукой, она подошла и села рядом. Так как Лючия все равно не понимала по-русски, а Виолетта была далеко, Ира спросила:

     - Андрей, кто такая Оана?.. Она, оказывается, неплохо говорит по-русски.

     - Да? Первый раз слышу.

     - Но не это главное. Она сказала, что я приехала именно к ней.

     - Возможно, - лицо Андрея сделалось серьезным. - О ней тут говорят разное…(Лючия недовольно поджала губы, видя, что они беседуют между собой и ничего ей не объясняют). Заметив это, Андрей поцеловал ее в щеку, крепче прижал к себе и как бы между прочим закончил, - Ира, я потом тебе расскажу. Не волнуйся, все будет хорошо.

     Ира закурила и отошла, чтобы не мешать влюбленным. Раздвинула на окне шторы. Сугроб лежал примерно на треть выше основания рамы. Такого количества снега она никогда не видела (слава Богу, он хоть перестал падать). Тучи незаметно рассеялись. Над горами висела холодная стальная луна и множество огромных ярких звезд. Деревья в их свете превратились в снежные холмы. Потрясающе красивое зрелище, но какое-то мертвое и зловещее.

    - Как это говорят, выпьем на посошок и будем спать, - сказала подошедшая Виолетта.

     - А Оана где, и Хори? - спросила Ира, оборачиваясь и видя, что компания поредела.

     - Оана, наверное, устала, а Хори пошел посмотреть, что с джипом.

     Ира совсем забыла о том, что им еще предстоит выбираться отсюда. Она представила метровый слой снега на протяжении всей дороги и ей стало страшно. «Какой здесь джип – здесь снегоход нужен!.. Как же они будут выбираться отсюда? Правда, это не ее проблемы - они здесь хозяева и это их горы… Интересно, что там Хори увидит ночью? Но опять же это не мое дело».

     Теперь вместо великана Хори, рядом с ней сидел малыш Нику  и как истинный хозяин следил, чтобы рюмки не пустовали. Перед глазами у Иры все опять закачалось, и непонятная речь стала сливаться в один сплошной гул.

     - Как говорят в России, не кисни… Правильно, да? - Виолетта осторожно взяла ее за руку.

     - Правильно. Просто я устала.

     - Тогда иди наверх. Найдешь сама дорогу?

     - Найду, - Ира неловко встала и пошла к выходу.

     Миновав пустой холл, она поднялась на второй этаж. Перед ней предстал ряд дверей без каких-либо отличительных знаков. Вот об этом она не подумала. Заглянула в одну, во вторую, в третью. «Нет, это я ушла слишком далеко». Внутри комнаты выглядели совершенно одинаково, тем более при тусклом свете еле горевшей лампочки.

     Возвращаться вниз Ире показалось неудобным, и она почему-то решила, что комната должна быть второй от лестницы. Решительно вошла. Не раздеваясь, повалилась на кровать лицом вниз и почувствовала от подушки запах пыли – похоже, на ней давно никто не спал.

     «Все правильно, это моя комната», - успокоившись, она закрыла глаза. С трудом повернулась на бок, боясь, что ее начнет тошнить. В голове все закачалось, закружилось вьюгой, и чем хитроумнее кружились снежинки, тем сильнее хотелось оказаться среди них. Ира не видела себя, но чувствовала, как бьется о стену, а та отталкивает ее… и вдруг слепящая белизна уступила место тусклому желтоватому свету, разрушая снежную феерию. Ира почувствовала прикосновение холодных рук к своему лицу. Прикосновение нежное, но руки были такими холодными.

     С трудом открыла глаза. В комнате горел тот самый желтоватый свет, а рядом сидел Хори и гладил ее по щеке своей огромной ладонью. Она, не шевелясь, смотрела на него, пытаясь понять, сон это или явь. Хори улыбнулся, и Ира поняла, что это явь. «Наверное, я все-таки ошиблась комнатой?» Ира попыталась встать, но Хори осторожно прижал ее плечо к одеялу. Молча показал пальцем на себя, потом на пустое место рядом с Ирой. Она поняла его жест, но болтавшийся где-то в гортани комок, никак не хотел проваливаться. Она думала лишь о том, чтобы он не вырвался наружу – прямо здесь, при нем, на его постель! Ира отрицательно покачала головой и аккуратно сняла его руку. К сожалению, Ира не могла выразить своих мыслей по-румынски, поэтому, чтобы не обижать, поднесла его руку к губам и несколько раз поцеловала. Хори смотрел на нее растерянно, не понимая такой непоследовательности. Неловко убрал волосы с ее лица, наклонился, видимо, желая ответить настоящим поцелуем… Почувствовав резкий запах бензина, Ира отодвинулась к стене и села, поджав ноги, потому что противный кисловатый привкус сразу заполнил рот. Она судорожно глотнула слюну: господи, лишь бы не стошнило. Хори озадаченно пожал плечами, а Ира думала, что пока это здесь единственный человек, который относится к ней так, как она хотела бы.     Мысль пришла внезапно. Ира не знала, как потом будет выкручиваться, но на данный момент, это казалось выходом – показала пальцем на себя, потом на него и два раза окружила циферблат часов. Она не знала, что может произойти за это время – ситуация покажет, но только не сейчас, когда ее тошнит, а от него воняет бензином! Хори радостно кивнул. «Больше я никогда не буду столько пить», - Ира поднялась и, как смогла, твердо направилась к двери.

     В коридоре стояла тишина. Держась за перила, она спустилась вниз. Камин догорел, и его блики уже не играли на стенах. Она смотрела на звериные морды, на темные, занесенные снегом окна, вдыхала запах сухого дерева и чувствовала, что тошнота проходит сама собой – остается только слабость в ногах и какие-то обрывочные скомканные мысли.

     «Я не хочу уезжать отсюда», - крутилось в голове. Это был долгожданный мир, не связанный с газетами и телевизором, в котором не было суеты и глупых, придуманных людьми условностей и, самое главное – здесь не нужны деньги… Голова прояснилась. Тошнота прекратилась совсем, но возвращаться не хотелось, тем более, что  там остался Хори, который ждет встречи с ней только через двадцать четыре часа. «Господи, зачем?». Ира села на стул, привалившись к теплой спинке. Прикрыла глаза. Даже кружения не было – остались ярко вспыхивающие разноцветные круги, которые медленно гасли, уступая место новым. Очень красиво, и напоминало праздник.

     Скрипнула дверь. Ира открыла глаза и увидела, как из бара вышла Оана, унося посуду.

     - Спокойной ночи, - сказала она. - Почему ты здесь, а не наверху?

     - Там душно. Тебе помочь?

     - Не надо. Ты – гость. Я – хозяйка, - Оана медленно пошла под лестницу, но Ира уже не хотела оставаться здесь просто гостем – ей хотелось войти в этот мир. Заглянула в бар, но оказалось, что убирать уже нечего, кроме двух полных пепельниц и стаканов, оставленных  Виолеттой и Джорджи. Как заправская официантка, поставив пепельницы друг на друга, она отправилась вслед за Оаной.

     Миновав тесный коридор, заставленный мешками и ящиками с продуктами, она оказалась на кухне. В углу полыхала плита,  кипела вода в огромной кастрюле. Рядом лежали дрова, а на столе – гора грязной посуды. Ира не успела толком осмотреться, как открылась дверь, и в клубах морозного воздуха появилась Оана в козьем полушубке и непонятных сапогах, напоминающих унты. Она втащила ведро с прозрачной до голубизны водой.

     - Снег… Вот так, - она провела рукой по поясу, даже не удивившись, увидев здесь Иру. - Ты хочет стирать посуда? - спросила она, наполняя водой таз.

     - Да… Ты так забавно говоришь - Ира улыбнулась ее речевым оборотам.

     - Спасибо. Мы сделать это быстро.

     Ира засучила рукава. Оана внимательно наблюдала, как она опустила в теплую воду первую тарелку, и вдруг спросила:

     - Что ты хочет от меня? В чем мой помощь?

     - Объясни, пожалуйста, почему ты думаешь, что я приехала к тебе за помощью.

     - Разве нет? Они приезжать отдыхать к Нику. Ты не может с ними отдыхать.

     - Почему?

       Оана задумалась, подбирая слова из своего довольно скудного запаса.

     - Ты не понимать их шуток. Ты не понимать их дел, - и вдруг улыбнулась, построив, как ей показалось, нужную фразу. - Ты – русская. Они – румыны.

     Ира не стала спорить, хотя Андрей тоже был русским. Главное, что она уловила ее мысль и вдруг решила, что должна рассказать все именно ей и именно сейчас. Только вот сможет ли это сделать в доступных для хозяйки примитивных выражениях?

     - Я живу в Воронеже, - сказала она.  Воронеж – это большой город.

     - Воронеж – это Сибирь?..

     - Нет-нет, это недалеко от Москвы. Сибирь – это…

Ира уже хотела начать рассказывать о Воронеже, о Сибири, но вовремя остановила себя. Она должна говорить совсем о другом, ведь, кроме сегодняшней ночи, у нее может не быть времени.

     - Когда Россия воевала с Германией, Румыния воевала за Германию, - сказала она, максимально упрощая фразы. - Это ты знаешь?

     - Знаешь, но это было давно.

     - Давно. В Воронеже были румынские солдаты.

     - Они забрали твой город? - Оана заинтересовано подняла голову.

     - Они хотели его забрать, но не смогли. Их там очень много погибло, умерло…

Оана понимающе кивнула.

- Дом, где я жила, стоит на могиле румынских солдат, - продолжала Ира.

     Оана вскинула голову, глаза ее расширились.

     - Ты живешь на клад… клад… Как это сказать?

     - На кладбище.

     - Да, на кладбище?

     Ира поняла, что не сможет объяснить, почему в ее стране дома строили прямо на костях. Это был первый тупик, но, не пройдя его, нельзя двигаться дальше.

     - Это не кладбище. Там была война. Мертвые были везде, понимаешь? Их не хоронили на кладбище. Их просто закапывали в землю, - она попыталась показать, как это делали.

     - Почему?

     - Мертвых много-много тысяч. Где взять такое большое кладбище?

     - Но так неправильно. У нас русские, немецкие, румынские кладбища… Так правильно.

       Ира не стала вспоминать, что видела на перевале Предял, а просто закрыла тему, сказав:

       - Это было давно. Я не знаю, почему...  

Оана понимающе  кивнула головой. Но теперь, когда требовалось переходить к главному, Ира вдруг поняла, что не сможет толково объяснить все, что чувствовала, пережила и то, что хотела бы понять.

     - В этом доме страшно жить, - начала она. - Там все давит.

     - Давит?.. Что есть «давит»?

     Ире не удалось подобрать синоним. Она сделала жест, словно прижимая кого-то к земле.

     - Здесь, - она вскинула руки вверх, - здесь легко. Там - давит, понимаешь?

     - Понимаешь. Там мертвые говорят с тобой.    

- Не мертвые, а один мертвый.

     - Один?..

Как-то незаметно вся посуда оказалась перемытой и убраной на полки. Оана вытерла руки и оперлась о стол.

- Почему один? Он – фантом?

     - Может, и фантом, не знаю, но он хороший фантом. Он спас мне жизнь. Меня хотели убить, а он сделал бух!..

Ира показала, как падал потолок.

- Он убил моего врага.

   - Это сильный фантом, - Оана кивнула даже без тени улыбки. - Ты знает, кто он?

     - Его зовут Александр Балабан. Он отсюда, из Горжа.

     - Откуда ты знает? Он тебе говорит?

     - Да.

Ира не стала вдаваться в подробности происхождения своих знаний. Было уже хорошо, что ей удалось хоть что-то объяснить и они поняли друг друга).

     Оана села, пристально глядя Ире в глаза. Лицо ее будто вытянулось, а глаза стали еще больше и чернее. Ира почувствовала, как мгновенно натянулись связывающие их канаты.

     - Ты знаешь его? - спросила она.

     - Я не знаешь. Я знаешь, что такое Горж. Здесь много таких...

     - Каких? - не поняла Ира.

     - Сила, - Оана согнула руку, словно демонстрируя мускулы. - Энергия гор. Мы имеем ее.

     - И что? - Ира чувствовала, что Оане трудно  общаться по-русски, но все-таки решила довести разговор до конца. - Причем тут энергия гор? Он же мертвый.

     - Нет, - Оана покачала головой. - Он не есть мертвый. Он – фантом. Энергия гор. Он всегда будет фантом, и я всегда буду фантом... Нет, - злясь на свою языковую беспомощность, она стукнула ладонью по столу. - Мы всегда будем человек, если иметь тело.

     - Другое тело?! Он должен кого-нибудь убить?!

Ира в ужасе представила, как Александр Балабан переселяется в тело Олега, и Олег оживает!.. Она непроизвольно вздрогнула, потому что мгновенно в памяти встала та кошмарная ночь.

     - Нет, не убить. Он должен… Он сделает новое тело.

     - Сделает тело? Как,  из чего?!

     - Как это сказать по-русски?.. Ребенок… Сын… Да, он делает сын!

     - Он может сделать ребенка?!

     - Может. Он сильный фантом. Он может «бух!» Он может любить женщина. Он уйдет в ребенок... Ты хочешь имеет ребенок? Он уйдет в твой ребенок.   

- Я не могу иметь ребенка. Врач… Медицина…

Ира не знала, как объяснить подробнее, почему она не может иметь детей.

     - Плохо… Он любить тебя, если для тебя делает «бух!»

     Ира сидела совершенно ошарашенная, ожидавшая чего угодно, только не такой развязки.

     - И что теперь делать? - спросила она растерянно.

     - Я никогда не помогает людям, - сказала Оана. - Мне надо будет много сила потом.

     - Ты тоже должна будешь родить ребенка?

     - Да, родить ребенка. Потом - когда мертвый... Когда фантом.

     - Не поняла, - Ира покачала головой. - Как родить, когда ты мертвый?

     - Как говорить?.. Как говорить?! - Оана сжала руками виски. - Родить другая женщина… Я, - она ткнула пальцем себе в грудь, - здесь я – женщина, а фантом – как мужчина и как женщина, понятно? Я ночью приходить к женщине. Сон, эротика…Это я. Это будет мой ребенок. Без мужа, понятно? Муж думать, его ребенок... Так правильно, так всегда… Поэтому я не помогать людям, - повторила Оана. - Но я помогать Александр Балабан. Ты и я будет знать, что надо делать. Ночью.

     - Сейчас ночь, - нетерпеливо заметила Ира.

     Оана улыбнулась и встала. В кухне не было окон, и она распахнула дверь, через которую носила воду. Ира увидела голубое небо и сверкающие горные вершины. Узенькая дорожка, больше похожая на лабиринт, уходила вправо, наверное, к роднику или источнику.

     - Который сейчас час? - спросила Ира.

     - Девять час. Все вчера пить много цуйка. Это плохо. Поэтому все спать. Ты будет спать?

     - Нет!..

От возбуждения спать Ире действительно не хотелось. Словно и не было ни вчерашнего тяжелого опьянения, ни бессонной ночи.

       - Ты будет помогать мне делать кушать, да? Все скоро вставать.

       - Конечно, буду, - Ира с готовностью взяла нож, видя, как хозяйка достала брынзу, завернутое в пергамент копченое мясо и целое лукошко яиц. - Скажи, а Нику тоже фантом?

     - Нику нет. Нику просто жить. Это мой дом. Здесь жить мой папа, мой…перед-папа. Здесь нет война. Здесь нет как Бухарест – здесь наши горы. Нику приходить и потом жить здесь. Мне… Я одна делать все много. Плохо, да? Он работать. Он мужчина, понимаешь?

     - Понимаю. А ваши дети тоже будут фантомы?

     - Нет, они просто дети. Я сейчас просто женщина. Он просто мужчина. Почему фантомы?

     - А когда ты будешь фантом, тогда твои дети будут фантомы? Потом. Ты – мертвая. Ты – фантом. Твои дети кто?

     - Они всегда, как я  - это закон. Это правильно…

     В дверь неожиданно просунулось заспанное лицо Нику. Он удивленно посмотрел на суетившуюся у стола Иру. Оана со смехом  начала что-то объяснять ему, и Ира отключилась от этого недоступного ей разговора. Ее голова переполнилась собственными мыслями, но сумбура, который возникает от обилия новой информации, как ни странно, не возникало – наоборот, все сразу упорядочилось, делая понятным многое из того, что раньше казалось сверхъестественным. Александр Балабан перестал быть страшной тайной. Оказывается, в некотором роде он сам жертва обстоятельств, нуждающаяся в помощи.

     «Интересно, - подумала Ира, - почему он никогда не пытался соблазнить меня? Или он знал, что у меня не может быть детей, и не стал расходовать на меня свою энергию? Но, с другой стороны, сколько он истратил ее, чтобы обрушить потолок… Наверное, ему надо было, чтобы я приехала сюда. А, может, у нас все было, только я не помню?.. Нет, эротические сны мне снились только в том возрасте, когда невозможно забеременеть ни от фантома, ни от кого другого…»

     Снаружи раздались голоса, и вся толпа ввалилась на кухню.

     - Как спалось на новом месте? - спросила Виолетта.

     - Хорошо, - ответила Ира, решив не объяснять, что провела на кухне почти всю ночь.

     - Ты проголодалась, да? Пойдем завтракать, - Виолетта взяла ее под руку.

     Обстановка в баре повторяла вчерашнюю – полумрак, сверканье зеркальных шаров, музыка, табачный дым. Ира вдруг подумала, что ночью не выкурила ни одной сигареты и не выпила ни одной чашки кофе. Для нее такое казалось просто невозможным, но факт оставался фактом, при этом она не чувствовала ни усталости, ни сонливости, а сейчас, глядя на остальных, ей нестерпимо захотелось курить.

     После первой же затяжки на языке появился горький неприятный вкус. Странно, обычно первая утренняя сигарета казалась самой вкусной. «Может, это потому, что я еще не завтракала? Она подсела к Виолетте и стала накладывать еду, которую сама готовила все утро. Больше она не чувствовала стеснения, зная, что ближе к хозяйке этого дома, чем все остальные вместе взятые.

     В дверях появился Хори с голым торсом, в сверкающих, как зеркальные шары, капельках воды. Ира залюбовалась его спортивным телом, а он улыбнулся и показал большой палец.

     - Здесь что, есть душ? - спросила Ира.

     - Здесь есть снег. Он каждое утро обтирается снегом, - ответила Виолетта.

     - Здравствуй, Ира, - сказал Хори, останавливаясь возле стола.

     - Buna ziua.

     Оба рассмеялись собственной эрудиции, и тут подошел Андрей.

     - Ира, не знаю, как остальной народ, а нам бы неплохо сегодня выдвинуться на Бухарест.

     - Сегодня? - Ира растерялась, ведь на ночь у них с Оаной были такие планы! Она уже хотела попросить его остаться еще на денек, но вмешалась Виолетта.

     - И думать забудь! Никто сегодня не уедет. Выгляни на улицу – на чем ты поедешь?

     - Так что ж нам зимовать здесь?

     - Зачем зимовать? Нику позвонит спасателям, и к утру они пробьют дорогу. Так всегда делается, если кто-то застревает на cabana. Так что до утра никуда ты отсюда не денешься.

     Ира вздохнула с облегчением – все опять разрешилось само собой. Хори молча положил свою огромную ладонь на Ирину руку. Она подняла голову и их лица оказались рядом. Пахло теперь от него не бензином, а природной свежестью. Ире вновь стало ужасно досадно, что она не говорит по-румынски. Очень хотелось сказать что-нибудь доброе, но ей ничего не оставалось, как только накрыть его ладонь второй своей рукой. Так они сидели, пока Ира не услышала голос Виолетты:

     - Что ты хочешь ему сказать? Говори. Я переведу.

     - Я?.. Я ничего не хочу, - ответила она, не поворачиваясь, чтобы не выдать смущения.

     - А я подумала, что хочешь.

     Хори долго ждал, если не слов, то жеста, но, не дождавшись, вздохнул и, осторожно освободив руку, встал.

     - Мы пошли чистить снег, - объявил Андрей, проходя мимо. - Спасатели пойдут до джипа с той стороны, а мы - с этой. Пошли с нами, там такой воздух! Надо вчерашнюю цуйку выгнать, а то новая не пойдет.

*  *  *

     Рабочий день прошел совершенно по-дурацки. За все время Валя не написала ни одной страницы отчета, а лишь задумчиво смотрела в окно, слепо чертя на бумаге какие-то линии. В этих абстрактных мечтах время летело незаметно, приближая ее к вечеру – к вечеру, когда все обязательно повторится снова.

     Вернувшись домой, она первым делом проверила, на месте ли зеркала, только после этого пошла разогревать ужин. Своего первого в жизни свидания она не ждала так, как наступления этой ночи. Тогда у нее пела душа, сердце замирало в ожидании чего-то светлого и небывалого, способного внести в детскую жизнь яркие взрослые краски. Сейчас же душа была совершенно ни при чем. Ныло тело, желавшее вновь получить вполне реальные, прочувствованные накануне ощущения, а это гораздо сложнее, потому что разум не в состоянии управлять им. Тело в отличие от души нельзя заставить хотеть или не хотеть. Часы показывали десять, когда Валя решила, что ожидать второго пришествия лучше не в халате с журналом в руках, а лежа в постели, уже готовой к встрече с неведомой силой, покорившей ее. Она разделась, любовно оглядев себя в зеркало.  Подумала, что последний раз так придирчиво разглядывала себя в юности, привыкая к своим меняющимся формам. Потом  это занятие почему-то стало казаться ей неприличным.

     Она взглянула на светящийся циферблат часов. Половина двенадцатого. «Может быть, еще слишком рано? Когда это было вчера?.. Я не помню». Она с ужасом поняла, что вообще ничего не помнит, кроме состояния нечеловеческого блаженства.

     Однако ничего с нею не происходило. Возбуждение уже прошло, а она так и не достигла желаемого и лежала совершенно опустошенная, вперив в потолок немигающий взгляд. Такого чувства обиды и предательства она не испытывала, даже застав эту шлюшку в Диминой постели. То состояние она могла воспринимать адекватно, понимая, что в крайнем случае на свете много других мужчин и они совсем не хуже Димы. Сейчас же ей казалось, что у нее отняли то, что заменить просто нечем. Эта потеря казалась невосполнимой.

     Валя встала и вышла в коридор: «Может быть, я случайно уронила маленькое зеркало или оно стоит как-нибудь неправильно?» Она включила свет. Зажмурилась в первую секунду. Потом увидела, что все нормально, все стоит на своих местах – все, как вчера, только между двумя зеркалами стоит маленькая голая женщина, готовая разрыдаться.

     «Может быть, ему не понравилось то, что я делала? - вдруг подумала она. – Но ведь я ничего и не делала». Она пристально посмотрела в зеркало и сказала тихо:

       - Извини, если что было не так. Теперь ты увидишь, я другая. Я многое могу, только приходи.

Из ее глаз выкатились слезинки и, прочертив по щекам мокрые дорожки, шлепнулись на пол. Если бы зеркало не было стеклянным, она, наверное, кинулась бы колотить по нему изо всей силы, чтобы достучаться до этого жестокого, но самого желанного в мире существа! Однако она только вздохнула и поплелась обратно в спальню. Вдруг подумала, что ей совершенно не хочется жить. Жизнь утратила ту единственную, светлую краску, которая у нее была, а остальное казалось черным и бессмысленным. Рухнула на диван и заплакала, обхватив подушку.

     Она даже не думала, что в человеке может быть столько слез!.. О чем она плакала?  Наверное, обо всей жизни, которую прожила до вчерашнего дня (ради нее, может быть, не стоило и рождаться на свет); о вчерашнем дне, который сосредоточил в себе весь непонятный, но единственно существующий смысл; о том, что если он не повторится, то все грядущее станет таким же бессмысленным, как и прошлое… И как с этим жить? 

     Вот о чем она плакала – плакала уже беззвучно, лишь вздрагивая всем телом, потому что перед этим рыдала, билась в истерике, а теперь силы покинули ее. Ждать больше не имело смысла. Она вытащила из-под подушки руку, вяло подняла… И вдруг какая-то упругая сила стала обволакивать ее. Все произошло так неожиданно и так нежно. Сначала Валя решила, что обессилившая рука сама клонится вниз и сейчас просто упадет на постель, но рука не упала. Валя почувствовала, что ее тело медленно поднимается, переворачиваясь на спину, и знакомая тяжесть покрывает его. Она так жадно вздохнула, что перехватило дыхание. Выгнулась, поднимаясь над постелью. Вчера такого не было: ее голова свешивалась к подушке, пятки едва касались простыни, а упругий туман втягивал ее в себя. Она попыталась обнять охватившее ее нечто, но руки крестом сложились на груди. Нечто оставалось бестелесным, зато его прикосновение вносило в ее тело такую силу, которой она никогда в жизни не ощущала. Страхи стремительно покидали ее. Хотелось наслаждаться, причем она чувствовала это физически, будто в голове освобождалось место и тут же заполнялось другими мыслями, требующими немедленной любви и радости удовлетворения…

     Она снова теряла сознание от нечеловеческого счастья, соединяясь с неведомой энергией, заполнившей не только ее, но все окружающее пространство. Это было безумие, но самое потрясающее безумие…

Проснулась Валя, когда совсем рассвело. На работу она, конечно, опоздала, но это казалось такой мелочью по сравнению с переполнявшим ее счастьем, ведь солнце за окном светит только для нее, снег лежит лишь потому, что она любит зиму, и вообще весь этот мир принадлежит только ей и создан специально по ее прихоти.

     Выскочив в коридор, она поцеловала зеркало, оставив на нем отпечатки губ и легкий туман своего дыхания…

*  *  *

     Когда на землю спустились сумерки, а заходящее солнце окрасило горные вершины неестественным алым светом, снег был расчищен и джип припаркован рядом с «Dacia» Джорджи. Ира устало рассматривала двухэтажный сруб, окруженный огромными соснами с гладкими стволами и широкими кронами, превращенными снегопадом в белоснежные шапки, три ярких пятна автомобилей, а остальное – горы, горы и только горы.

     На крыльце появился Андрей:

     - Как тебе здесь?

     - Потрясающе!

     - Слушай, я узнавал кое-что по твоему вопросу. В Тыргу-Жиу фамилия Балабан не такая и распространенная, как я думал, поэтому, если хочешь…

     - Не хочу, - перебила Ира.

     - Почему? Может, среди них мы найдем родственников твоего Александра.

     - Мне не нужны родственники Александра. Андрюша, - она взяла его за руку. - Огромное спасибо, что ты привез меня сюда. И все! Не забивай себе голову ничем. Иди лучше к Лючии.

     - Вот так? - Андрей растерялся. - Очень интересно. А, может, оно и правильно, зачем тебе покойник, если вокруг столько живых, да? Ну, тогда я пошел.

     Пока они разговаривали, солнце совсем спряталось за горы. Ира постояла еще минут десять, глядя, как темнеет лес, вздохнула и тоже пошла в дом.

     Окончательно протрезвевшие и надышавшиеся свежим воздухом, все выглядели не уставшими, а, наоборот, отдохнувшими. Из-под лестницы появились Оана с блюдом мяса и Нику с двумя бутылями цуйки, Народ потянулся в бар.

     Вечер в точности повторял вчерашний, начиная от мест за столом и кончая меню. Единственная разница заключалась в том, что после работы все проголодались, поэтому больше ели и меньше разговаривали. Иру это вполне устраивало. Она периодически  поглядывала на часы и на Оану.  

 - Ты сегодня грустная, - сказала Виолетта заботливо.

     - Устала, наверное. Зато как хорошо было!

     - Здесь всем хорошо… Подожди, - она повернулась к Хори и потом перевела Ире. - Он спрашивает, сколько ты пробудешь в Румынии?

     - Не знаю. А зачем ему это? - вопрос был глупым и бестактным. Ира тут же пожалела, что задала его, но Виолетта уже успела перевести. - Скажи, я ему сообщу через Андрея, -  поспешно поправилась Ира. - У него есть телефон?

     Хори с готовностью достал визитку. Ира подумала, что вряд ли она случайно оказалась в кармане спортивного костюма. Не глядя, спрятала ее в карман и отметила про себя, что надо не забыть, когда будет возвращать одежду. «Так, на память».

     Оана молча встала и вышла из бара. Выдержав паузу, Ира тоже поднялась. Хори посмотрел на нее вопросительно, а Виолетта спросила:

     - Ты спать?

     - Нет, я вернусь…

Эта фраза ее ни к чему не обязывала.

     На кухне Оаны не оказалось, и Ира вернулась в холл. Осторожно, стараясь не скрипеть, поднялась на второй этаж. Прислушалась и пошла к видневшейся в конце коридора двери, явно скрывавшей не гостевой номер. В свете тусклой лампочки она увидела на столе телефон и решила, что скорее всего это и есть апартаменты хозяев. Дальше требовалось выбрать одну из двух дверей, расположенных друг против друга. Почему-то вспомнилось: «Направо пойдешь, коня потеряешь, налево пойдешь…» Ира забыла, что должно произойти в случае похода налево, но именно оттуда послышался какой-то звук. Она постучала.

     Сначала было тихо, потом ответили по-румынски – голос принадлежал Оане.

     - Это я. Можно?..

Ира решила, что объяснять, кто «я», нет смысла,  достаточно ее русской речи. Дверь открылась. С минуту Оана молчала, видимо, мысленно переходя на русский, потом спросила:

     - Что делать ты здесь?

     - Завтра утром я уезжаю, а ты говорила, что сегодня мы все узнаем... Вот я и пришла. 

   - Хорошо. Только ты сидеть и молчать.

     Ира вошла в комнату и увидела на столе четыре свечи в обычных стеклянных банках и маленький прямой нож, похожий на тот, которым дома она чистит овощи. Все это напоминало фарс, если бы не сама атмосфера помещения. Ира не могла объяснить, с чем это связано, но воздух, кажется, стал почти осязаемым и его хотелось стереть с лица, как слой крема.

     Подойдя к столу, Оана чиркнула спичкой. Мгновенно в углу возникла ее тень, большая и черная. Ира даже вздрогнула, но в следующий миг поняла, что ничего страшного не происходит. Оана зажгла по очереди все свечи. Долго смотрела на них. Ира тоже. Четыре ярких язычка на фоне черного незашторенного окна… Они даже успокаивали.

     Оана перенесла свечи на трюмо. Когда те отразились в зеркалах, стало казаться, что их двенадцать. Она заговорила по-румынски – сначала медленно и протяжно, потом быстрее, вдруг снова медленно. Так продолжалось несколько раз, пока она не схватила нож и не полоснула себя по руке. Ира чуть не вскрикнула от неожиданности, но успела вовремя зажать себе рот. Продолжая заклинание, Оана смотрела на руку, из которой сочилась кровь. Когда образовалась тоненькая струйка, сбегавшая с ладони, она поднесла руку к свечам так, чтобы капельки упали в огонь. Свечи зашипели и стали коптить, а расплавленный воск превратился в кровавые слезинки.

     Неожиданно Оана замолчала, оборвав себя на полуслове, и Ира увидела, как копоть от всех двенадцати свечей собирается воедино, обретая человекоподобные формы. Выглядело все настолько жутко, что зря хозяйка предупреждала о молчании – при всем желании Ира не смогла бы вымолвить и слова.

     Черный силуэт вырос до потолка. Ира совершенно отчетливо видела офицера в мундире и фуражке. Оана что-то спросила. Самое поразительное, что силуэт качнулся и заговорил голосом, похожим на звук старой патефонной пластинки.  Но он разговаривал вполне членораздельно, жаль, что Ира не могла понять, о чем шла речь. Она сидела, затаив дыхание, а Оана, казавшаяся совсем маленькой рядом с черной тенью, продолжала беседу монотонным заунывным голосом.

     Ира не знала, сколько все это продолжалось, но ей показалось, что бесконечно долго. Наконец, Оана произнесла какое-то короткое слово, и копоть начала двигаться в обратном направлении, словно втягиваясь в свечи. При этом фигура стала уменьшаться. Свечи горели все более тускло, и когда фигура полностью втянулась в них, они погасли, щелкнув и рассыпавшись мелкими искрами. Оставшиеся огарки были ровного красного цвета – от белого воска не осталось и следа…

       Свет лампы вернул комнату в первоначальное состояние. Оана откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Просидев так некоторое время, она вздохнула и повернулась к Ире.  

     - Ты говорит правда. Это был Александр Балабан. Он мертвый в сорок второй год. Теперь он будет живой… Если в твоем доме есть другая женщина, она будет иметь его ребенок. Через девятый месяц у той женщины будет ребенок, и Александр Балабан уйдет. Он будет тот ребенок, понимаешь?

     - Понимаю…

Ира представила Димину жену такой, какой видела ее в тот единственный раз – стоящей посреди комнаты и истерично кричащей...

- Но почему он выбрал именно ее?

     - Раньше он хочет иметь твой ребенок, но ты не можешь иметь ребенок.

     - Почему же он сделал «бух»?

     - Он тогда не знает тебя. Он думал, ты… хорошая… Не знаю, как это сказать...

     - Я поняла, - кивнула Ира. - А потом он узнал? Он что…  Он был со мной?

     - Он был внутрь тебя. Он смотрел, что там есть. Он входил… не как мужчина, понимаешь? Он входил, - она ткнула пальцем себе в рот, - здесь. И смотрел.

     - Понимаю, - грустно кивнула Ира.

Опять ее предпочли другой! И так всегда.

     - Не будь грустной, - улыбнулась Оана. - Это плохо – быть с фантом. После фантом не можешь быть с другим мужчина. Они все более плохо, чем фантом. Фантом лучше всех. Не будь грустной. Он говорит, что у тебя все будет хорошо.

     - А откуда он знает?

     - Мы, когда делаемся фантом, можем знать то, что прошло, и то, что потом. Ты будет жить здесь.

     - Где здесь?! - Ира удивленно ткнула пальцем в пол.

     - Нет, не здесь, а в нашей страна. Будешь иметь хороший мужчина.

     - Я завтра уеду отсюда навсегда.

     - Он сказал о другом, - Оана пожала плечами.

     Последняя фраза испортила все. До нее сюжет получался складным и, можно сказать, даже правдоподобным, но этот мужчина и счастливая жизнь в Румынии явно притянуты из какого-то хэппи-энда к американскому фильму, а фальшь разрушает и все предыдущее. Ире стало обидно: «Наверное, Андрей подговорил ее, а я-то, дура, поверила!»  Ира молчала, глядя в темное окно, и Оана поднялась.

     - Я сказала все. Мне надо чуть-чуть убирать стол, а ты должен отдыхать…

     Вышли они вместе, но Оана спустилась вниз, а Ира направилась к своей комнате, когда услышала, что хозяйка с кем-то разговаривает. Из любопытства свесилась через перила – в холле одиноко сидел Хори. Заметив Иру, он прервал разговор и взбежал наверх. Ничего не объясняя,  достал из кармана салфетку и держа к свету, прочитал по слогам:

     - Ира, я-те-бя люб-лю, - поднял глаза в ожидании реакции.

     Ира рассмеялась –  настолько все это выглядело смешно и наивно. «Конечно, они все здесь заодно – они все хотят разыграть меня! Ну, Андрей… А что еще от него ожидать?» Она хотела отступить, но будто под порывом Бог весть откуда взявшегося ветра она  покачнулась, ткнувшись лицом ему в грудь, и осталась так стоять, совершенно не понимая, что происходит. Хори осторожно положил руки ей на плечи. Ира слышала удаляющиеся шаги Оаны и подумала: «Я не знаю, где я буду жить, но зато я знаю, с кем я сегодня буду спать. Вы все хотите этого? Так вот вам! А, может, я тоже этого хочу?..» Мысль не вызвала в ней никакого морального противодействия.

*  *  *

     Утром, распахнув дверь, Нику восторженно показал на трактор и широкую дорогу, терявшуюся в соснах. Все кинулись собирать разбросанные по комнатам вещи, и только Ира сидела в холле – ее сборы закончились на том, что она переоделась в свою одежду. Игра закончилась, пора было возвращаться к реальности… 

     Все дружно вышли на улицу. Хори распахнул дверь кабины и удержал Иру, которая попыталась сесть в салон. Собственно, ей было все равно, где сидеть, учитывая то, что Виолетта, через которую они могли бы общаться, ехала вместе с Джорджи в своей машине.

     До Тыргу-Жиу они добрались на удивление быстро. На одном из перекрестков «Dacia» Джорджи свернула вправо, и Ира видела, как Виолетта помахала рукой через заднее стекло, а еще через несколько минут джип остановился. Андрей с Лючией уже выгрузились, а Хори все сидел и смотрел на Иру, которая не смела покинуть машину, словно боясь разрушить какую-то хрупкую конструкцию. Она сама не знала, что должно было последовать за этим долгим и печальным взглядом. «Как хорошо, что мы не можем разговаривать, - решила она. - По крайней мере, не будет никаких дурацких обещаний…» Но Хори, видимо, так не думал. Открыв дверцу, он позвал Андрея.

     - Переводчик потребовался? - засмеялся тот и, выслушав Хори, повернулся к Ире. - Он хочет знать, встретитесь ли вы еще когда-нибудь?

     С одной стороны, после прошедшей ночи Ире хотелось этого, но, с другой - ведь это игра. Над ней же все просто смеются... 

     - Это зависит от него, - она пожала плечами.

     - Он спрашивает, сколько ты пробудешь в Румынии.

     - А что мне здесь еще делать?  Думаю, как только вернемся в Бухарест, можно будет брать обратный билет. Гулять мне тут особо не на что.

     - Если дело в этом, Хори мог бы спонсировать твое дальнейшее пребывание.

     - Андрей, - Ира опустила глаза. - Чего скрывать, мы провели с ним классную ночь, благодаря всем вам. Но все закончилось. Чего ты еще хочешь?

     - Да я-то ничего не хочу! 

     - Скажи, что я уезжаю не от него, - добавила она. -  Просто так надо, наверное.

Андрей перевел, и Хори понимающе кивнул.

     - Он просит, чтобы ты написала ему свой адрес и телефон.

     Ира подумала, что адрес ее может измениться, как только закончатся деньги на оплату квартиры, но и отказать не могла – все-таки ночь была замечательной!

     На прощание она позволила Хори поцеловать себя и только после этого уселась в машину Лючии. С одной стороны, сделалось тоскливо от этого расставания, но, с другой - она была рада, что все возвращается на круги своя, что все останется пусть и не очень радостным, зато привычным, и поэтому неизменно правильным.

     У гостиницы Ира попрощалась с Лючией и долго ждала, забравшись в остывшие за двое суток «Жигули», пока та нацелуется с Андреем. 

                                 *  *  *

     - Хори – хороший парень, - ни с того, ни с сего сказал Андрей, усаживаясь за руль.

     - Ну и что?

     - Ничего. Знаешь, он был одним из лучших игроков гандбольной сборной Румынии.

     - Знаю, ты уже говорил.

     - Я помню, но просто хочу немного рассказать о нем. Гандболом я не увлекаюсь, но на видео он показывал игру, когда они золото Европы взяли (кстати, наших обыграли в полуфинале). Это таран, понимаешь? Он ломится в самую кашу – один против двоих, троих, и продирается, и еще успевает бросить! А в институте он учился, как учились при социализме все спортсмены. Медаль выиграл – сессию сдал, не выиграл – это уж, как повезет. Потом, когда закончил играть, за прошлые, так сказать, заслуги его воткнули мелким клерком в министерство по переработке вторичных ресурсов – что-то типа нашего Вторчермета. Так он просчитал, какой эффект будет, если в каждом уезде поставить базу не только по сбору металлолома, но и брикетировать его на месте, а не тащить для этого в Галац на металлургический комбинат. Короче, сделал бизнес-план и дошел с ним до министра. Тот это дело одобрил, выделил деньги, а его сделал начальником департамента. Мы познакомились, когда он стал выбирать оборудование. Сейчас закупил у нас более тридцати машин и устанавливает их по всей стране. Поэтому работаем мы с ним очень плотно. Умный парень, несмотря на то, что из спортсменов. Далеко пойдет.  

  - Хорошо, когда далеко пойдет,- сказала Ира подчеркнуто равнодушно.

     - Это я так, к слову, - Андрей хитро посмотрел на нее. - К тому, что ежели он что-то решил, то добьется обязательно.

     - А я в принципе не против того, чтобы он чего-то добился, - Ира задумчиво закурила, глядя в окно.

     - Я не про производство.

     - Я тоже. Если б все это было правдой…

     Они замолчали. Андрей понял, что говорить о Хори она не хочет.

     - А с Балабаном-то что? - спросил он. - На это дело ты окончательно махнула рукой?

     - Давай не будем об этом. Захочешь, спроси потом у Оаны.

     - Ладно. Давай тогда вернемся к делам российским. Надо за Димой заехать.

     - А зачем? Мне денег на билет хватит?

     - От трехсот баксов еще и останется.

     - Вот и хорошо. Что останется, я тебе отдам. За что ж ты меня возил, кормил-поил?

     Андрей пропустил последнюю фразу мимо ушей и вернулся к прерванной теме.

     - Все-таки надо заехать. Я затащил его сюда, я должен и обратно отправить.

     Ира вдруг подумала, что не может вспомнить Димино лицо. Ей показалось, что, встретив на улице, она его просто не узнает. Как будто пребывание на cabana отгородило ее от прошлого настолько, что предыдущая жизнь стала даже не неинтересной, а вроде и не принадлежащей ей вовсе.

     До Бухареста они так и доехали молча. Андрей остановился у «Модерна».

     - Пойдешь наверх? - спросил он.

     - Нет. Посижу в машине.

     Ира видела, как он исчез за дверями и перевела взгляд на пустую улицу. Серые, засыпанные снегом дома, деревья, автомобили. Вывески, на которых из-за снежных шапок с трудом просматривались буквы… Подумала, что сегодня она покинет этот город и больше никогда сюда не вернется. Ей стало жаль – жаль не того, что она уезжает, а того, что он такой унылый и серый. «И в Воронеже меня ждет такая же серость, такие же занесенные снегом улицы, а так хочется радости ».

     Единственным ярким пятном всплывала в памяти желтая куртка Хори… Но это было воспоминаем - далеким, как хороший, добрый сон, который снится только раз и больше его невозможно вызвать никакими усилиями разума.

«Ведь сны не подчиняются нам, если только их не внушает нам свыше…. Как его зовут – Оле Лукойе? Или он обслуживает только детей? Значит, Александр Балабан...»  

Она усмехнулась.

     Появился Андрей. Плюхнулся на сиденье и зло хлопнул дверцей.

     - Такое впечатление, что в Воронеже нет ни стриптиза, ни казино!

     - Он там не бывает.

     - Заметно. Нашел европейский центр развлечений! Не замечала, у него с головой все в порядке? Представляешь, сейчас он похмеляется с каким-то придурком. Домой ехать отказывается, а вечером собирается в «Dorobanti». Но, главное, что он там творит! Он преследует одну девушку из шоу! Рвется в гримерку, пытается сорвать маску, караулит её у выхода. Та уже заявила в полицию, но они здесь все продажные сволочи – он денег кинет, и они только смеются… Ты бы его видела! Небритый, щеки ввалились, глаза горят… Вылитый псих. Но пока деньги есть, его тут терпят. Ну и черт с ним! Пусть тогда сам выбирается, - Андрей повернул ключ зажигания. - А тебе он передал, что когда вернется, сам тебя найдет.

     - Бесполезно, - сказала Ира и подумала, что одного маньяка с нее вполне достаточно.

     - Это ваше личное дело, - Андрей резко развернулся и газанул так, что снег брызнул из-под колес. - Поехали за билетом… Козел, охамел совсем! Он, оказывается, тут уже лучше меня ориентируется! Тоже мне, «крутое яйцо»...

                                          *  *  *

     В соответствии с действующим, но пока не сформулированным никем законом, обратная дорога всегда кажется короче. Большую часть времени Ира лежала на полке, пытаясь осмыслить события последних дней и решить, что они могут значить в ее дальнейшей жизни. Да, она действительно побывала во всех этих городах, названий которых теперь уже не помнила, провела двое суток в горном домике, познакомилась с массой людей. Это совершившийся факт, не требующий переосмысления. А вот все то, что поведала ей Оана? В это надо либо верить, либо нет. И дело совсем не в Александре Балабане, вопрос с которым был закрыт окончательно, так же, как и вопрос возвращения в Димин дом. Однако оставался вопрос самой возможности существования фантомов. Ведь это, получается, совершенно другое устройство мира… А еще она вспомнила Хори в его канареечной куртке…

«Бухарест… Это не из Юго-Западного района переехать в Северный, - Ира тряхнула головой, отгоняя наваждение. - О чем это я? Меня никто никуда не звал, и, наверное, не позовет. Я исчезла, и вместе с этим закончилась игра...»

                                  *  *  *

 Ира вышла из поезда. Вокруг все было настолько знакомо, что показалось, будто никуда она и  не уезжала. Только то, что раньше выглядело как легкий ностальгический трепет, вдруг превратилось в протест, вызванный своей обыденностью – здесь нет тайны, и поэтому не может произойти ничего нового.

«Здесь может быть только так, как уже было, а ничего хорошего в ее жизни, в сущности, и не было…»

    Ира сразу направилась к остановке маршруток. На первом же автобусе  она увидела табличку «Северный район». Не дочитав остальное, она быстро запрыгнула в салон. Водитель, казалось, только и ждал этого, чтобы тронуться, но почему-то поехал в другую сторону.

     - Она же идет в Северный? - уточнила Ира у сидящего рядом мужчины.

     - Конечно.

     - А почему так?

     - Она всегда ходит через Березовую Рощу, СХИ, областную больницу…

     - Ах, так…

     До ее отъезда подобного маршрута не существовало, и Ира подумала, что какой-то силе потребовалось, чтоб она проехала мимо того дома. А подъезжая к знакомой остановке, она уже знала, что надо выходить, потому что ничто в этом мире не происходит случайно. Не задумываясь, зачем конкретно идет и что собирается сказать Диминой жене, Ира уверенно толкнула калитку. Хотела воспользоваться ключом, который все еще висел у нее на брелке, но раздумала. Ей не хотелось скандалов  – она пришла всего лишь уточнить одну маленькую деталь. Какую именно, она едва успела придумать только что...

                                                    *  * *

 Валя услышала звонок, словно из другого мира. Он так неприятно тренькал, вторгаясь в ее нирвану, что захотелось, чтобы отключилось электричество или снежный ком рухнул на крыльцо, погребя под собой всех и вся, или…

     «Почему он вернулся так быстро?  - подумала она с неприязнью, забыв, как ждала этого момента. -  Но что такое семейная жизнь в сравнении с ее ночными феериями? Что может дать ей Дима? Поцелуй утром и скудную ласку вечером? Нестиранные носки и грязные тарелки? Деньги?.. Так что в них, в деньгах? То, что она имеет сейчас, за деньги не купишь…»

     А звонок продолжал надрываться яростными короткими трелями.

     «Почему этот идиот не может открыть дверь сам?..»

     Валя опустила ноги на пол. Длительное звуковое воздействие воссоединяло ее с реальной жизнью. У нее все-таки появились силы, чтобы встать и, шаркая ногами, направиться к двери.

                                       *  *  *

Ира снова и снова нажимала кнопку звонка. Наконец, она услышала, что в замке заворочался ключ. Дверь открылась. На пороге стояла Димина жена в розовой ночной рубашке, едва прикрывавшей грудь, босая, с растрепанными волосами. Лицо ее казалось не просто недовольным – оно излучало такую ненависть, что Ира даже испугалась, но тут же сообразила, что та не могла знать о ее визите, и, значит, ненависть предназначалась кому-то другому.

     - Дмитрий же сказал, что порвал с тобой!

     - Нам и рвать-то нечего, - ответила Ира миролюбиво. - Все произошло случайно, вы уж извините…

Она готова была просить прощения, даже говорить все, что угодно, лишь бы перед ее носом не захлопнулась дверь.

     - Чего тебе тогда надо?

     - Я хотела задать один вопрос.

     - Мне?

     -Да. В последнее время вы видите эротические сны?

     - Что? - не поняла Валя.

     - Сны. Такие почти реальные, будто с вами бестелесное существо занимается любовью. 

  - Это не сны! Мне никогда не снятся эротические сны! - выкрикнула Валя, бледнея.

     - Он большой и черный… - продолжала Ира. - И вам с ним очень хорошо…

     - Откуда ты знаешь? Он что, и с тобой был?!

     - Не важно, но вы видите эти сны, правда?

     - Это не сны! Дура!

     - Когда вы уйдете от Димы…

    - Убирайся отсюда!

     - Когда вы уйдете от Димы и родите ребенка, дайте ему его родное имя, - невозмутимо сказала Ира.

     - Какому ребенку? - Валя от изумления открыла рот.

     - Боюсь, что вы беременны. Может, срок слишком маленький, но сходите к гинекологу.

- От призрака нельзя забеременеть! Ты дура, сумасшедшая дура!

     - У каждого свои понятия о нормальности и сумасшедствии, о призраках и реалиях, о том, в каком мире мы существуем и куда простираются границы еще непознанного нами…

     - Пошла вон, я не желаю тебя слушать!

     - Я позвоню через месяц, когда вы все узнаете, и скажу имя вашего сына…

     Ира не успела поставить ногу, поэтому дверь захлопнулась перед самым ее лицом. Она услышала удаляющиеся рыдания, но звонить еще раз не сочла нужным. Все, что хотела узнать, она узнала, а утешать ненавидящую ее женщину абсолютно не входило в ее планы. Подхватив сумку, она неспешно пошла к выходу, размышляя, есть ли в университетской библиотеке учебник румынского языка.