* * * 

Речь моя, речкой побудь.
Спутав законы акустики,
Бродит в ней детство по грудь,
Вытянув удочек прутики.

Речь моя, тихой побудь.
Лодка плыви колыбельная,
Чтобы уставшим уснуть
На быстрине сновидения.

Речь моя, ночью побудь —
Ночкой влюблённого вздора!
Лишь бы подольше подуть
На уголёк разговора.

Речь моя, птицей побудь.
Утро, а может, призвание
В дудку крылатую дуть
Сказочки и привирания.

Вспомнит и выдохнет грудь,
Что — и не знаю заранее...
Речь моя, песней побудь
На ветерочке дыхания.

ПЕСНЯ О СЧАСТЬЕ

Женщина пела о счастье,
Маленький, сжав кулачок.
Неограниченной власти
Тоненький был голосок.

Словно в присутствии зала —
По волшебству —
Щедрой рукой окунала
Голые ветки в листву.

И раздавала охапки
Полные певчей листвой —
Словно боялась: ах, как бы
Ей не осталось самой!

Пела свободно и жадно,
Перезабыв обо всём.
Так утоляется жажда
Ртом и лицом под дождём!

Песенка, веточка, птица!
Сжат до бела кулачок.
То ли от счастья искрится,
То ли слезинкой — зрачок...

Что же ты сразу погасла
Вслед за струной?
Словно припомнив, что счастье
Не повстречалось самой.

* * *

На окраинах своего существа,

На заброшенных неудобицах жизни

Проживаем мы — на задворках родства

По молитве и по прекрасной Отчизне.

Отчего же не благовествует душа

И во благо не проповедует разум?

Наше слово засуесловила ржа

Или кто-то злой заразил его сглазом.

Только крови, оберегающий глас,

Так же чист — имеющий сердце, да слышит:

Есть родители, слава Богу, у нас —

Это нам основоположено свыше.

Пусть потрудится это в нас вещество

И скрижали наши от скверны отчистит,

Чтобы вспомнилось между нами родство

От молитвы и до прекрасной Отчизны.

* * *

Я не о лёгком выдохе, что зимний
Летит себе над мордочкой зверька.
Вздохнул трубач — и музыка, и зримы
Тяжёлые движенья кадыка!

Имеет выдох форму, и недурно
Его нам научиться различать.
«Сработано дыханьем стеклодува», —
Уместна на изделии печать.

И творчество — оно ведь не иначе,
Чем в том, когда, прервав переполох,
Взлетает в мыльном шарике прозрачном
Ребячий полувздох под потолок.

Но, невозможно все переиначив,
Добро и зло перемешал колдун:
И радостно подпрыгивает мальчик!
И лёгкие терзает стеклодув...

Мы путники из детства, из природы.
Она нас — не случайно, в свой черёд,
Сквозь тяжкие сибирские сугробы,
Как первенец-подснежник продохнёт.

РУССКАЯ ДОРОГА

Дело было в бурю
И мужик с лошадкой
Потеряли сбрую,
Ум, телегу с шапкой.

А потом, а после
В лавке притрактовой
Он коньки отбросил,
А она — подковы.

Кости, холм могильный ли -
Не нашла хозяйка.
Канули, как сгинули,
Лишь в народе байка.

Русская дорога,
То мороз, то жарко.
Мужиков-то много...
А лошадку жалко.

РОПОТ

Родные леса отдыхают в мороз.
В них тихо, легко и свободно.
Дубравам, кедровникам, рощам берёз
Молчание это угодно.

Мы долго молчали и вместе, и врозь,
Отчаянно и всенародно.
И столько молчания в нас набралось,
Что сделалось крику подобно.

И стали кричать мы, казалось, легко:
Сплотимся! Даём обещанье!
Впервые на свете! Не зря полегло! —
Но крик стал похож на молчанье...

Тогда мы услышали ропот живой
Берёз, кедрачей и дубов.
Он был как единственный сторожевой
Родных пепелищ и гробов.

И стали роптать мы, и ропщем, но суть
За прошлым стоит косогором...
Откуда и как нам теперь почерпнуть,
Чтоб ропоту стать разговором?

Не там ли, где лес отдыхает в мороз,
И незачем лишнее слово,
Где столько страданья вокруг собралось,
Что речью быть нашей готово?

* * *

На воле небесной опушки,
Как видимый образ души,
Сияет лучина церквушки,
Расстаться с тобой не спешит.

Увидишь — и дышится легче.
Над судьбами, как над рекой,
Поставлены вечные свечи
«За здравие», «За упокой».

Не нами, конечно, не нами...
Но кто запретить бы мне смог
«За здравие» думать о маме
И слышать: «Спасибо, сынок!»

* * *

Листва и птица не нарушат
Ни тишины, ни мысли течь,
Но этот заговор разрушит
Другого человека речь.
Хотя, казалось бы, на локоть
И в нём, в другом, погружена
И мысли птичья одинокость,
И дум древесных тишина.