КОГО УБИЛ ПЕЧОРИН?

Гринёв против Выжигина

Фаддей Венедиктович Булгарин (1789-1859) вошёл в историю отечественной литературы прежде всего как недруг великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837), а уж потом как русский журналист, писатель, автор псевдоисторических романов, редактор и издатель газеты «Северная пчела», журнала «Северный архив», который в 1829 году слился с журналом Николая Ивановича Греча (1787-1867) «Сын Отечества». Булгарин и другие враги Пушкина, как точно заметила поэтесса Анна Андреевна Ахматова (1189-1966), потому и известны потомкам, что они – враги Пушкина.

Творческое наследие Фаддея Булгарина российские библиотеки хранят. Уцелело, конечно, не всё. К примеру, в фондах Ставропольской государственной краевой универсальной научной библиотеки имени М.Ю. Лермонтова имеются номера журналов «Северный архив» за 1827-29 годы, «Сын Отечества» за 1829-61 годы, отдельные тома из Полного собрания сочинений Ф. Булгарина за 1839 год издания с подписью цензора П. Корсакова: «Печатать позволяется, с тем, чтобы по отпечатании, представлено было в Ценсурный комитет узаконенное число экземпляров. С. Петербург, 2-го февраля, 1839 года», роман «Иван Выжигин», наделавший много шуму в литературных кругах Северной Пальмиры. 

Ф. В. Булгарину было сорок лет, когда вышел его главный роман. «Иван Выжигин» был напечатан отдельным изданием в 1828 году и удостоился похвалы Николая I (1796-1855) и шефа жандармов  А. Х. Бенкендорфа (1781-1844).

Появление романа именно в это время неслучайно. Булгарину не давала покоя слава Пушкина, которому в 1828 году исполнилось 29 лет. Уже были написаны поэма «Руслан и Людмила» (1820), цикл южных поэм «Кавказский пленник» (1820-21), «Бахчисарайский фонтан» (1823), «Цыганы» (1823-24), драма «Борис Годунов» (1825), первые шесть глав романа в стихах «Евгений Онегин» (1823-31). Поэтом номер один зачитывалась вся образованная Россия. «Ничего, кроме Пушкина, в ум нейдёт», - признавался один из почитателей творчества поэта.

И вдруг на прилавках книжных магазинов Санкт-Петерубурга и Москвы появляется роман «Иван Выжигин». Его герой – юноша-подкидыш, одарённый, прилежный, хотя и заблуждающийся иногда, - пробирался по жизни, опережая недоучек-дворян, разгадывая козни «жидов» и не поддаваясь соблазнам богемы.

Иван Выжигин, внебрачный сын русского аристократа и белорусской крестьянки, неся выжженный на теле отличительный знак, в честь которого и именовался Выжигиным, шагал сквозь сражения, попадал в киргизские степи, томился в плену и побеждал. Он пылал любовью к красавице по имени Аграфена, Груня, и был преданным кабальеро легкомысленной дамы-аристократки.

В романе фигурировал князь Плутоленский – бонвиван – человек, любящий жить в своё удовольствие, богато и беспечно; кутила, весельчак; картёжник; прожигатель жизни. В этой карикатуре современники видели намёк на Пушкина. «П» – начальная буква фамилии  поэта, Ленский – герой его романа в стихах.

Другие герои романа – мелкие плуты и разбойники. И фамилии у них под стать их делам и образу жизни: Глаздурин, Вороватин, Зарезин, Штыков… Герои романа пьянствуют, пьют много анисовой водки, проигрывают в карты огромные суммы денег, но зато выигрывают ещё одну собаку, коих и так во дворе не счесть. 

Как ответил на «Выжигина» Пушкин? «Записками молодого человека», «Станционным смотрителем», «Капитанской дочкой»…  Обратившись к роману Булгарина, Пушкин вступил в диалог с ним: легкомысленный Петр Гринёв в «Капитанской дочке» диалогически соотнесён с удалым Иваном Выжигиным.

Выжигин, следуя за коварною Груней, оказывается в… Оренбурге. С ним – злодеи, замаскированные в личины его друзей. Над фигурами их Пушкин действительно потешался так же, как и вообще потешался над излюбленной Булгариным простотой и нравственной очевидностью: «…что может быть нравственнее сочинений г. Булгарина? Из них мы ясно узнаём: сколь не похвально лгать, красть, предаваться пьянству, картёжной игре и т. п… Г-н Булгариннаказует лица разными затейливыми фамилиями: убийца у него назван Ножевым, взяточник – Взяткиным и проч. Историческая точность одна не дозволила ему назвать Бориса Годунова Хлопоухиным, Димитрия Самозванца Каторжниковым, а Марину Мнишек княжною Шлюхиной; зато и лица сии представлены несколько бледно».

Казалось бы, столь бездарное творение можно лишь бичевать да клеймить, о котором С. Т. Аксаков (1817-60), несколько удивлённый шумным и повсеместным успехом «Выжигина», говорил, что настоящее место романа Булгарина «в передней».

Чего, например, стоят такие перлы в описании охоты на лисицу, которыми буквально напичкан «Иван Выжигин»: «Наши лошади испугались, и начали становиться на дыбы, лишь только под их ногами раздались визг и грызня, но когда охотник ударил их арапником по ногам, они бросились в сторону, бричка наша опрокинулась, и мы упали в ров. По счастью, мы не ушиблись, но только попали по шею в грязь, и не могли высвободиться из-под  брички. Мы лежали под нею, как мухи под стаканом…» (выделено мною. – Н. Б.).

Или в описании портрета помещика Силы Глаздурина: «Круглое, красное его лицо покрыто было крупным потом и пылью. Между длинным красным носом и толстыми губами, помещались длинные русые усы, как два беличьих хвоста(выделено мною. – Н. Б.). На всклоченных волосах надет был небольшой смятый кожаный картуз зелёного цвета. Одет он был в короткий зелёный стамедный чекмень и в пёстрые шаровары. В наружном боковом кармане была у него трубка, чрез правое плечо на ремне висел охотничий рог, а чрез левое баклага, обтянутая в сафьян. В левой руке он держал арапник, а правую протянул к Петру Петровичу, и снова завёл речь: «Дай руку, брат, и не сердись. Велика беда, что вы полежали во рву! Да здесь нет рва и ямы на 20 вёрст кругом, где б я не валялся, гоняясь за зайцами и лисицами».

Аксаковское замечание по поводу «Ивана Выжигина» о том, что место ему «в передней», - не самое обидное.

Князь Александр Александрович Шаховской (1777-1846), драматург, автор 67 пьес, режиссёр, начальник репертуарной части петербургских императорских театров, один из основателей литературного общества «Арзамас», в письме С. Т. Аксакову от 8 января 1830 года вспоминал: «Вчера я провёл вечер у Жуковского с Крыловым, Пушкиным, Гнедичем… во время ужина начались суждения о Булгарине и новом журнале. «Иван Выжигин» был выжжен единогласно из русской словесности, а сочинитель его объявлен мерзавцем со всеми своими собутыльниками и сидельниками. Его мерзости против меня и ещё более восстание на Карамзина вооружили против него всех, и он признан большим светом человеком без воспитания и кабацким писателем…»

Мнение князя А. А. Шаховского о романе Ф. В. Булгарина «Иван Выжигин», возможно, тоже не самое авторитетное. Дескать, за 25 лет сам насочинял 67 пьес, которых современный читатель не помнит и не знает. Тем не менее, С. Т. Аксаков посвятил их автору статью «О заслугах князя Шаховского в драматической словесности», отметив, что «некоторые пьесы, принятые в своё время с восторгом, надоели публике и считаются ею уже пустыми, скучными; но причиною сему не столько переходчивость времени, как чрезмерно частое их повторение и весьма плохое исполнение сценическое: ибо они, как пьесы старые, избитые, обставлены самыми дурными актёрами. Правда и то, что они были написаны для своего времени, для особенных обстоятельств…»

«Когда князь Шаховской начал писать, у нас не только не было драматической литературы (которой и теперь нет), но мы даже не знали: как она может быть у нас? что нам пригодно? кому мы можем или должны подражать?», - писал С. Т. Аксаков 17 мая 1830 года.   

После публикации в 1826 году в «Северной пчеле» фельетона «План романа под названием: Человек без имени и с притязаниями на имя», где Булгарин поделился откровениями о том, как в беседе с демоном, «с чортом» он сочинял план романа о современном молодом человеке, его стали называть «литературным кондитером»: «Герой мой должен быть… добрый малый…», а «для предохранения сердца его от частого биения от аневризма, демон советует мне поместить его чувствительность в желудке. Конечно это лучше. Пустое сердце свободно дышит».

Представители высокой культуры – Дельвиг, Пушкин –не приняли историю похождений главного героя романа Булгарина. Пушкин в «Капитанской дочке», казалось, отмежёвывается от Булгарина, сметает его со своего пути. Вспомните, Иван Выжигин поехал вслед за Груней в Оренбург, а за ним двинулся в Оренбург и Пётр Гринёв – недоросль, нисколько не скрывающий своего невежества. По дороге он предаётся пагубным порокам: пьянствует, тешится азартной игрой, проигрывает «на биллиарде» огромную сумму денег ротмистру Зурину, словом, занимается как раз тем, в чём уличал добродетельный Булгарин легкомысленного князя Плутоленского.

Более того, Пушкин не скрывает и сходства сновидений: Ивану Выжигину снится Ножов: «Мы тотчас легли спать. Я всю ночь не мог уснуть… На рассвете, когда я уснул, страшное сновидение представило мне Ножова, стремящегося разрубить мне топором голову. Я вскрикнул, вскочил с кровати, как исступленный…»

Петру Гринёву приснился сон, которого он никогда не мог позабыть: в постели вместо родного отца, благословившего его на службу, он видит мужика с чёрной бородой и у которого он по просьбе матушки должен был поцеловать руку и просить у него благословения.

«Я не соглашался, - рассказывал Гринёв. – Тогда мужик вскочил с постели, выхватил топор из-за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать… и не мог; комната наполнилась мёртвыми телами; я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах… Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под моё благословение…» Ужас и недоумение овладели мною… И в эту минуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дёргал меня за руку, говоря: «Выходи, сударь, приехали».    

У Пушкина Ножов превратится в Швабрина, и белогорская попадья расскажет о нём: «…он, веришь ли, так взглянул на меня, как бы ножом насквозь…»

Выжигин провёл долгое время среди степных народов, по рассказам его окружали просвещённые интеллигенты-киргизы, удалые джигиты, красавцы и смельчаки… Гринёв же, напротив, служит в крепости. «Скажите! – изумляется Петруша. – А мне таких ни одного не попалось! Правда, я видел изуродованного пыткой башкирца, да…»

Популярность романа «Иван Выжигин» была огромна. Его перевели на французский, итальянский, немецкий, английский, литовский, шведский, голландский, испанский и польский языки. И это с 1828 по 1832 годы. В России тираж первого издания разошёлся стремительно – за семь дней. Переиздания появились в том же 1828, а затем в 1829 году. В течение 1829 года в России было продано около семи тысяч экземпляров романа.  Да, и издан он был в форме блокнота, узкой книжечки, которую молодые читательницы легко могли спрятать в муфту, в сумочку. Интерес к роману подогревали «Северный архив»,  «Сын Отечества», «Северная пчела». Они «превознесли его до небес», провозгласили, что в Париже «Иван Выжигин» считают «лучшим из русских романов».

«Все кинулись его читать; многие прочли до конца; а между тем похвалы ему не умолкали в каждом номере «Северного архива», «Сына Отечества» и «Северной пчеле». Сии усердные журналы ласково приглашали покупателей; угрожали местью недоброжелателям, не дочитавшим «Ивана Выжигина» из единой низкой зависти», - писал А. С. Пушкин в статье «Торжество дружбы, или оправданный Александр Анфимович Орлов».

Окрылённый коммерческим успехом издания, Фаддей Венедиктович в 1831 году издаст продолжение романа под названием «Пётр Иванович Выжигин». В 1839 году этот роман войдёт в четвёртый том Полного собрания сочинений Ф. В. Булгарина под уточнённым названием «Пётр Иванович Выжигин. Нравоописательный исторический роман XIX века», где главный герой - сын Ивана Выжигина.

Подзаголовок - не что иное, как заявка на бессмертие, на то, что книга Ф. Булгарина – главный роман в русской литературе XIX века. От каждого века, как заметил однажды писатель Владимир Алексеевич  Солоухин (1924-1997), в русской литературе остаётся три-пять писателей. Похоже, Булгарин полагал, что его имя будет жить в русской литературе ни мало ни много  – тысячелетия.

Во втором романе всё: и Отечественная война 1812 года, и Наполеон, и сутки перед Бородинской битвой, и рассказы солдат о Бородинском сражении, и встреча Петра Выжигина с Наполеоном… Вот как Ф. В. Булгарин описывал встречу своего героя с Наполеоном I: «Перед Гвардией стояли Русские пленные, всего около семисот человек. Наполеон сошёл с лошади, и окружённый своими Маршалами и Генералами, приблизился к пленным.

Впереди стоял молодой Русский гусарский офицер. Голова у него была повязана окровавленным платком; кровь запеклась на золотых снурках доломана. Он смело смотрел в лицо Наполеону».

Диалог между Выжигиным и Наполеоном закончился тем, что император велел перевязать рану смелому офицеру и освободить его из плена под честное слово, что тот не будет сражаться с французами в этой войне. Адъютант Наполеона дал Выжигину лошадь, тот сел на коня и поскакал в тыл армии.

Выжигин доберётся до Москвы. И вместе с москвичами покинет её: «Москва была объята пламенем». В романе Ф. Булгарина сотни действующих лиц, есть измена и предательство, любовный гнев и ревность, злоба и клевета. На фоне всех перечисленных пороков верх берут отвага и удаль главного героя. 

«Заслуга «Ивана Выжигина» несомненна, - писал Виссарион Григорьевич Белинский (1811-48), - и нам тем приятнее признать её публично и печатно, что почтенный сей сочинитель не раз обвинял наш журнал в зависти к его таланту. Достоинство произведения Булгарина доказывается ещё и его необыкновенным успехом… Кому бы ни нравился тогда роман Булгарина, но он приучал к грамоте и возбуждал охоту к чтению в такой части общества, которая без него ещё, может быть, долго бы пробавлялась «Милордом Англинским», «Похождениями Совестдрала Большого Носа», «Гуаком, или Непоколебимою верностию» и тому подобными произведениями фризовой фантазии».

Правда, чего здесь больше – искренности или иронии по поводу «необыкновенного успеха», не только сам романист, но и восхищённая публика так до конца и не поняли.

«…всякое произведение московской литературы, - как заметил ФеофилактКосичкин (псевдоним А. С. Пушкина. – Н. Б.), - носящее на себе печать изделия книгопродавцев пятнадцатого класса… приводит нас в невольный трепет». Это сказано по поводу объявления в «Северной пчеле» о выходе нового «Выжигина». Бульварный московский литератор Александр Анфимович Орлов, используя коммерческий успех булгаринских произведений, издал свои романы о Выжигиных. Так появились «Хлыновские степняки Игнат и Сидор, или дети Ивана Выжигина» (до появления этого романа читатели знали о существовании одного сына Ивана Выжигина Петра Ивановича Выжигина, героя Отечественной войны 1812 года. – Н. Б.), затем «Хлыновские свадьбы Игната и Сидора, детей Ивана Выжигина» и последний роман этой книжной «мыльной» серии – «Смерть Ивана Выжигина».

В той же статье «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем» Ф. Косичкин  известил читателей о существовании ещё одного романа, заглавие которого приложил здесь же: «НАСТОЯЩИЙ ВЫЖИГИН. Историко-нравственно-сатирический роман XIX века». И далее изложил его содержание: «Глава I. Рождение Выжигина в кудлашкиной конуре. Воспитание ради Христа. Глава II. Первый пасквиль Выжигина. Гарнизон.Глава III. Драка в кабаке. Ваше благородие! Дайте опохмелиться!  Глава IV. Дружба с Евсеем. Фризовая шинель. Кража. Бегство. Глава V.Ubibene,ibipatria. Глава VI. Московский пожар. Выжигин грабит Москву.Глава VII.Выжигин перебегает.Глава VIII.Выжигин без куска хлеба. Выжигин ябедник. Выжигин торгаш.Глава IX. Выжигин игрок. Выжигин и отставной квартальный. Глава X. Встреча Выжигина с Высухиным. Глава XI. Весёлая  компания.Курьёзный куплет и письмо-аноним к знатной особе. Глава XII.Танта. Выжигин  попадается в дураки. Глава XIII. Свадьба Выжигина. Бедный племянничек! Ай да дядюшка!Глава ХIV. Господин и госпожа Выжигина покупают на трудовые денежки деревню и с благодарностию объявляют о том почтенной публике. Глава XV.Семейственные неприятности. Выжигин ищет утешения в беседе муз и пишет пасквили и доносы.Глава XVI.Видок, или Маску долой! Глава XVII.Выжигинраскаивается и делается порядочным человеком. Глава XVIII и последняя. Мышь в сыре».

По сути, план романа «Новый Выжигин» - сатирическая схема биографии ФаддеяБулгарина. Некоторые детали его биографии Пушкин почерпнул из беседы с полковником Спечинским, который знал Булгарина по службе в Ревеле, где последний служил разжалованным в солдаты, страдал запоем. У слуги СпечинскогоБулгарин украл шинель и пропил её. Главы V-VII основаны на сведениях о том, что уволенный с военной службы в 1811 году Булгарин бежал в Варшаву, затем перебрался во Францию, служил в войсках Наполеона, принимал участие в походе 1812 года. Остался в России. Чтобы реабилитировать себя, вслед за событиями на Сенатской площади 1825 года занялся политическими доносами, был агентом Третьего отделения и находился под покровительством шефа жандармов Бенкендорфа. В послужном формуляре охарактеризован следующим образом: «По службе ведёт себя дурно, способности имеет хорошие, пьянству иногда предан, в хозяйстве хорош». 

Ф. Косичкин не обещал читателям, поступит роман в печать или останется в рукописи.   

Статья появилась в печати – в 15-м номере журнала «Телескоп» за 1831 год. Появилась после того, как издатель «Телескопа» Надеждин опубликовал в журнале критическую статью, в которой не без умысла разобрал всех Выжигиных – и Булгарина, и Орлова, а Греч, прочитав её, вступился на страницах «Сына Отечества» (№ 27 за 1831 год) за обиженного друга. Греч посчитал оскорбительным для Булгарина объединение его романов с «глупейшими книжонками» Орлова, и, бросив упрёк в адрес всех критиков его друга Фаддея, заявил, что «у него в одном мизинце более ума и таланта, нежели во многих головах рецензентов».

Критики считают вершиной литературной карьеры Булгарина- роман «Иван Выжигин», который стал первым в России бестселлером. Роман, надо признать, снискал мгновенный успех и у читателей, и в правительственных верхах. «Иван Выжигин», благодаря своему невероятному успеху, вызвал горячие споры по всей России. «Московский телеграф» (№ 13 за 1829 год) отмечал:«В кабинетах, в гостиных, на бирже, в городах, в деревнях, в целой России сочинения г. Булгарина, и особенно «Иван Выжигин», составляют предмет разговоров. Просвещённые и невежды, умные и неразумные, дамы, старики, офицеры, купцы, чиновники, даже девушки и дети толкуют о Булгарине, о его успехах литературных... Произведения г. Булгарина читаются во всей русской России».Как известно, всего было продано более десяти тысяч экземпляров романа. «Иван Выжигин», по оценке английского критика РональдаЛебланка, стал предшественником «Мёртвых душ», «Двенадцати стульев» и других русских романов, ориентированных на традицию плутовского романа. Именно завистью к своему успеху у читающей публики Булгарин объяснял враждебность со стороны Пушкина, Лермонтова и многих других писателей.

Были и другие точки зрения на творчество Булгарина. Александр Бестужев-Марлинский задолго, до выхода романа «Иван Выжигин», в 1823 году в статье «Взгляд на старую и новую словесность в России» отзывался о нём так: «Булгарин, литератор польский, пишет на языке нашем с особенной занимательностью. Он глядит на предметы с совершенно новой стороны, излагает мысли свои с какой-то военной искренностью и правдой, без пестроты, без игры слов. Обладая вкусом разборчивым и оригинальным, который не увлекается даже пылкой молодостью чувств, поражая незаимствованными формами слога, он, конечно, станет в ряд светских наших писателей».

Булгарин не простил Пушкину статей, памфлетов и эпиграмм в его адрес, не простил статьи «о мизинце». После гибели Пушкина в 1837 году Булгарин едко бросит: «Жаль поэта, и великого, - а человек был дрянной». Дуэль и смерть не позволили Пушкину победить булгаринскогоВыжигина. Это сделал другой известный поэт Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841).

Кто убил Выжигина?

Лермонтов видел игру, которую затеял Пушкин с Булгариным. «Ивана Выжигина» читали, вокруг него создавалась полемическая, пародийная и подражательная литература. Отголоски Булгарина улавливались всюду, где бы они ни прозвучали. Литераторы в основном были филологами, читали художественные произведения с едва ли доступной нам проницательностью и вниманием. Лермонтов не составлял исключения.

Критикам было бы проще всего, доверившись бесчисленным полемическим характеристикам романа, объявить его «бездарным» и «реакционным» и изъять его из «величественного развития новой русской литературы». Однако роман Булгарина всё время держали в поле зрения и, видимо, правильно делали: произведения Булгарина были элементарно, по-читательски, интересны, а сам жанр романа в «Иване Выжигине» был преподнесён как бы в первозданном, нетронутом виде: таинственные незнакомцы; низвергнутый «на дно» общества аристократ; любовь; похищения, измены, переодевания и поминутно возникающие юридические казусы, каждый из которых  мог бы озадачить всех законоведов мира, - всё это было написано так, будто романист руководствовался современными нам теориями романа и задался целью их подтвердить. Роман  мельтешил у всех на глазах, его продолжали читать. Время шло, и с «Иваном Выжигиным» подобало просто покончить. Закономерно, что именно Лермонтов покончил с его своеобразным шармом, с его героем. Выжигин был убит наверняка, без промашки.

Лермонтов вводит в роман «Герой нашего времени» Грушницкого, с которым Печорин познакомился в действующем отряде. Фамилия Грушницкий – не случайна. Она образована и от названия дерева или плода, от «груши», и от имени собственного -  Аграфена, Груня. Но сокращённое, уменьшительно-ласкательное не только Груня, но и Груша. Стало быть, любил Иван Выжигин… Грушу. Ну, а то, что у фамилии Грушницкий ещё и польский оттенок, указывало на польское происхождение Булгарина.

«Он довольно остёр: эпиграммы его часто забавны, но никогда не бывают метки и злы: он никого не убьёт одним словом; он не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою», - записывает о Грушницком Печорин.
Резкая оценка Грушницкого Печориным – точная характеристика героя романа Булгарина: роман, рассказанный от лица его, действительно, «довольно остёр».

«…занимался целую жизнь одним собою. Его цель – сделаться героем романа», - записывает Печорин.

Героем какого романа намеревался стать Грушницкий? Ну, конечно, такого, как «Иван Выжигин», чтобы быть у всех на устах. Недвусмысленно адресованный полемический выпад Лермонтова в адрес Булгарина: доблестный Иван Выжигин словно бы ещё не стал, не сделался героем романа – он ещё в «дороманной» фазе своей биографии.

Если бы Грушницкий вёл дневник, то он, участвовавший в боях, раненый, получивший орден, рассказал бы о сражении так: «По глазомеру заключил я, что тут было около ста человек. Что делать? Я последовал первому внушению, послал одного гусара в лагерь, уведомить о появлении неприятеля, а сам бросился со взводом в атаку… Удары посыпались со всех сторон, и я наудачу рубил направо и налево. Но вскоре я почувствовал, что кровь заливает мне глаза и что левая рука не в силах держать лошади».

А Печорин скептически заметил бы: «Грушницкий слывёт отличным храбрецом; я его видел в деле: он махает шашкой, кричит и бросается вперёд зажмуря глаза». И добавил бы, имея в виду нерусское происхождение Булгарина, над которым потешалась вся литература: «Это что-то не русская храбрость!..» 

Выжигин наряжается в офицерский мундир: «Когда я явился в полном гусарском мундире к кузине Аннете, она ахнула от удивления и созналась, что я рождён для мундира».

«…явился ко мне Грушницкий в полном сиянии армейского пехотного мундира», - записывает Печорин, и Выжигин превращается в армейского пехотинца.

«Скажи-ка, хорошо на мне сидит мундир?.. - спрашивает Грушницкий Печорина и восклицает. - Ох, проклятый жид!.. как под мышками режет!..»

Проклятия, обращенные к «жидам», не сходят с уст Ивана Выжигина. И тут – такие же проклятия! Но всё измельчено: вертится перед зеркалом расфранченная кукла. Выжигина дразнили моложавостью, звали мальчиком.

«…в мундире он ещё моложавее», - добивает его Печорин. И радуется: «Грушницкий не вынес этого удара: как все мальчики, он имеет претензию быть стариком… Он на меня бросил бешенный взгляд, топнул ногою и отошёл прочь».

Назревает дуэль. Печорин говорит доктору Вернеру: «Видите ли, я выжил из тех лет, когда умирают, произнося имя своей любезной и завещая другу клочок напомаженных или ненапомаженных волос».

Грушницкий незримо присутствует и здесь: носить в медальоне локон возлюбленной – его стиль. И болтливою тенью тянется за ним Выжигин. В Оренбурге, подслушав из-за кустов, как его любезная Груня потешается над ним с неким офицером, он впадает в бурное отчаяние: «Я выбежал, как бешеный, из кустов, и предстал изумлённым любовникам». И далее: «Изменница, обманщица! ты называешь меня школьником, развратным; говоришь, что никогда не любила меня… Но у меня в руках доказательства если не любви твоей, то твоей лживости, твоего кокетства. Вот, видишь ли, твои волосы, твои письма, в которых ты уверяла меня в вечной, беспредельной привязанности, клялась быть моею навеки…» А коварный соперник Выжигина, бросившись на него, - разумеется, тоже «как бешеный», - вырвал из его рук «письма и волосы Груши».

Намеки на «Ивана Выжигина» у Лермонтова порою совершенно очевидны, порою – очень тонки.

«В одну неделю имел я два дуэля на саблях и один на пистолетах, ранил двух моих противников, и сам получил лёгкую рану пулею в левую руку», - хвастливо рассказывает о себе Выжигин.

«Он был ранен пулей в ногу, - флегматично уточняет Печорин – и поехал на воды…»

Или описание едущей кавалькады: «…Дамы в чёрных и голубых амазонках; кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским; впереди ехал Грушницкий…»

Грушницкий ехал «впереди» - явно перефразированная цитата из «Горя от ума» Грибоедова, а упоминание о Грибоедове – явный намёк на то, что Булгаринкичился своею дружбой «именно с покойным Грибоедовым, бессмертным творцом «Горя от ума»…», - как писал он в своих мемуарах.

«Я прилепился к нему душою, был совершенно счастлив его дружбою, жил новой жизнью в другом лучшем мире – и осиротел навеки!..», - это из статьи Булгарина  «Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове», написанной после его трагической гибели.

На роман Булгарина ориентирована и сцена зловеще декорированной дуэли на вершине скалы.

«Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов…»

Печорин нашел ровную площадку – треугольник, лежащий горизонтально. Ни к небу не ведущий, ни в бездну. А - в тупик: в никуда. Жребий ставит Печорина на краю её: на вершине треугольника. Но пуля не берёт его; и на обрыве скалы ставят Грушницкого.  

«Это не дуэль, а убийство!» - воскликнул я», - раздаётся со страниц «Ивана Выжигина».

Печорин: «…один из нас непременно будет убит».

«…неужели ты уже струсил, развратник!», - вопит «Иван Выжигин».

«Трус!», - обвиняет Грушницкого его секундант.

«Но если ты думаешь избегнуть наказания трусостью, то я тебе тотчас раздроблю голову!», - слышится в «Иване Выжигине».

«Если вы меня не убьёте, я вас зарежу ночью из-за угла», - резко говорит Грушницкий Печорину.

«Я покажу мою трусость! – воскликнул я и тотчас стал на черте. Подали знак, я прицелился, спустил курок и – противник мой упал, облившись кровью, не успев выстрелить», - самодовольно рассказывает собеседник Выжигина.

Перед выстрелом Печорин вразумляет Грушницкого: «Я вам советую перед смертью помолиться богу…»

«Стреляйте!» - отвечал Грушницкий.

«Я выстрелил… Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах лёгким столбом еще вился на краю обрыва…

- Finitalacomedia! – сказал я доктору», - заключает Печорин.

Каждый эпизод с участием Грушницкого ориентирован в романе двояко: на жизнь и на литературу. На что именно? На «романтические штампы»? На «светскую повесть»? Да, нет же, просто на «Ивана Выжигина».

Сюжетная линия Грушницкого – продуманное уничтожение Лермонтовым булгаринского героя. Прочитав про Грушницкого, читать Булгарина просто не сможешь. Перед смертью Грушницкий успел крикнуть: «Нам на земле вдвоём нет места…» Именно так поставил вопрос Лермонтов: или великая русская литература или «Иван Выжигин».

Выжигин убит на скале на фоне величественного Кавказа. Но кем убит? Печориным? Выжигина убил Лермонтов.

Кто герой нашего времени?

Вопрос не новый. И, пожалуй, вечный. На него пытались ответить многие российские писатели. В этой полемике участвовали Пушкин («Капитанская дочка»), Грибоедов («Горе от ума»), Батюшков («Опыты в стихах и прозе»), Баратынский («Последний поэт»), Белинский («Русская литература в 1841 году»), Лермонтов («Герой нашего времени»), Гоголь («Мёртвые души»), позднее – Некрасов («Кому на Руси жить хорошо»), Салтыков-Щедрин («Господа Головлёвы»), Тургенев («Рудин»), Гончаров («Обломов»), на рубеже XIX-XX вв. – Толстой («Севастопольские рассказы»), Чернышевский («Что делать?»), Мордовцев («Новые люди»), Короленко («История моего современника»), Чехов («Чайка»)…

В ХХ веке героя своего времени искали Блок («Двенадцать»), Фадеев («Разгром»), Булгаков («Белая гвардия»), Маяковский («Хорошо!»), Николай Островский («Как закалялась сталь), Шолохов («Судьба человека»), Борис Полевой («На диком бреге»), Владислав Титов («Всем смертям назло»), Айтматов («Белый пароход»)…

В XXI не ищут, а пишут. Полки книжных магазинов заставлены произведениями массовой культуры. Она социально неоднородна: детективчики, романчики… Их герои – олигархи, предприниматели, нажившие неправедным путем несметные богатства и совершающие преступления во имя их умножения, и милиционеры, разоблачающие их или вступающие в сговор с преступным миром. Вариантов много. И денег тоже много. А ещё много крови и горя. Словно, российская жизнь заключается только в том, что на всём её пространстве – от Балтийского и Чёрного морей до Тихого океана - только и занимаются тем, что убивают друг друга.

Оказывается, нет. Тем приятнее, когда в течение нескольких вечеров телевидение приковало внимание к показу новой экранизации романа Лермонтова «Герой нашего времени» (кинорежиссёр Александр Котт). Современный зритель вряд ли осведомлён о литературной дуэли между Лермонтовым и Булгарным, развернувшейся в первой половине XIX века. И тем не менее, зритель XXI века искал ответа на волновавший его вопрос: так кого же убил в этом фильме Печорин, то бишь исполнитель главной роли Игорь Петренко?

Про Печорина актёр говорит: «Для меня Печорин - не негодяй. Я его не оправдываю, наверное, просто понял отчасти. Но что-то всё равно в его образе осталось для меня загадкой. По прошествии времени это понимание стало глубже. Он обречён и не может свернуть с того пути, на который встал. Это игра его ума с ним же самим. Печорин начал играть и, собственно говоря, заигрался. Попал в воронку, из которой вылезти ему уже не суждено. В каких-то ситуациях он мне близок, но я совершенно другой человек. Не так жесток, как он».

Да, его герой в этом фильме одинок. Печорин Петренко - «нравственный калека». Против него ополчился «весь свет»: пьянствующие и сплетничающие целый день офицеры, меняющие наряды дамы; когда он говорит правду – ему не верят; когда он защищает честь женщины, Грушницкий вызывает его на дуэль. Но создатели фильма правы в одном: Родина и Честь для Печорина - превыше всего.

В одном интервью кинорежиссёр Александр Котт заметит: «Ясно, что просто иллюстрировать «Героя нашего времени» – занятие неблагодарное, поэтому мы решили отойти от стереотипов, сохранив при этом лермонтовское настроение и придумав историю Печорина нашего времени. Новый Печорин помолодеет душой, станет живым человеком, который дышит полной грудью, поступает, как хочет, говорит то, что думает».

Фильм снимали в Пятигорске, Кисловодске, в горах. Многие предметы, которые использовались на съемках, настоящие, взяты из музея. Актёры признавались, что исторические костюмы, в которые их одевали художники, придавали определённую специфику их поведению. Костюм, грим, предметы, которые окружали исполнителей, помогали приблизиться к образу. Некоторые сцены сняты в музее в Пятигорске. Игорь Петренко сидел за столом Лермонтова, в его кресле.

«…ты жив, ты не можешь умереть!» - напишет Печорину Вера. Лермонтов оказался провидцем: он предсказал «Герою нашего времени» долгую литературную жизнь. «Ивана Выжигина» практически не помнят.

* * *

Мы живём в трудную эпоху потери ориентиров, ловкого обмана «сменой вех» и пост-модернистского сокрушения объективных художественных ценностей. Но именно роман Лермонтова «Герой нашего времени» говорит нам, что классические ценности, «преданья старины глубокой» и великая духовная культура не погибли в огне революции и гражданской войны, в эпоху «перестройки» и «реформ». Они живы и сегодня, когда война в иных формах продолжается, и помогут возродить человека, восстановить оборванные нити и подлинную литературу.

Все уйдёт в небытие, а «Герой нашего времени» останется.