`Сергей Дубянский

Ф  А  Н  Т  О  М

Часть первая

     Биологические часы работали исправно. Дима открыл глаза, зная, что ровно шесть утра. Мгновенно вернулось состояние напряженного дня. Он всегда засыпал с чувством предстоящих проблем и просыпался с ним же, только «завтра» уже превращалось в «сегодня». А именно сегодня ему должны прийти целых два вагона газовых плит, которые требовалось быстро разгрузить и перевести на склад.

     Повернул голову, глядя на расположенную рядом возвышенность, под которой угадывались очертания человеческого тела (Валя почему-то всегда спала, укрывшись с головой. Как только она там дышала?..) Дима никогда не будил ее, предпочитая самостоятельно готовить себе завтрак и уходить незаметно.

     Пока Дима доехал до станции, усилился ветер, напоминая, что через неделю наступит календарная осень, поэтому выйдя на пустой перрон, он поежился, жалея об оставшемся дома свитере. В кустах противно вскрикнула птица. Вдалеке тоненьким свистком ей отозвался маневровый тепловозик. Монотонно шелестела еще зеленая листва... и ни одной живой души. Странно, обычно в такое время здесь уже сидело с десяток бомжей, желающих подработать. Дима вернулся к вокзалу, но увидел лишь алкаша, спавшего прямо на асфальте, да несколько пассажиров, задумчиво стоявших возле закрытых киосков. Все это был совершенно неподходящий контингент. Перейдя улицу, Дима зашел в гастроном и сразу приметил у прилавка четверых парней, не спеша пивших пиво. Вариант, конечно, не самый надежный, но выбирать не приходилось.

     - Деньги нужны? А то есть пара вагонов, - он оглядел потенциальных работников.

     - Кому ж деньги не нужны? - усмехнулся один из них. - Но мы люди интеллигентные. В вагонах-то что? Если мука, то ну б ее… Как черт вымажешься.

     - Не бойся, газовые плиты. По полтиннику на брата, и чтоб к двум часам все закончить. Не успеете – вычту за простой. Машину сейчас найдем… 

     - Не, так не пойдет, - «переговорщик», считавший себя интеллигентом, отхлебнул пиво. - Машины у тебя нет. Пока проищем… Давай по семьдесят.

     - Между прочим, - Дима посмотрел на часы, - четверть девятого, а вы стоите, теряете время. Шестьдесят - и по рукам.

     - Ладно, пошли, - на ходу допивая пиво, «переговорщик» повел свою команду к вокзалу.

     С машиной тоже повезло, и минут через сорок КАМАЗ с грузчиками уехал на склад. Остался только «переговорщик», усевшийся  на траву рядом с Димой.

     - Меня Олегом звать, -  он протянул грязную руку. Дима пожал ее, но тут же отвернулся, потому что разговаривать им было не о чем. - Плиты-то твои или на фирму работаешь?

     - Много будешь знать, не доживешь до старости.

Дима работал без «крыши», поэтому  приходилось быть максимально осторожным.

     - И то верно, - Олег вздохнул и замолчал. Сорвав пучок травы, он принялся обтирать пыльные ботинки, и в это время показалась красная кабина возвращавшегося КАМАЗа. - Быстро они, - удивился Олег.

     - До склада-то метров пятьсот, а там все организовано… -  Дима поднял взгляд к облакам, пожиравшим последние клочки голубого неба. - До дождя б успеть, а?

     - Они железные, не размокнут, - Олег усмехнулся. - А ты нам за вредность накинешь… 

     Несмотря на то, что Дима не отреагировал на предложение, работа продолжалась так же споро, и к часу оба вагона опустели. Дождь так и не собрался – тучи убежали на запад, и в открывавшиеся голубые амбразуры солнечные лучики принялись обстреливать землю совсем по-летнему, только ветер оставался холодным и неприятно касался потных тел.

     - Шабаш, - Олег плюнул себе под ноги. - Успели, хозяин. Гони бабки.

     Пересчитав деньги, он повел усталую бригаду к заветному гастроному, а Дима отправился в контору. «Хорошо, что хорошо кончается, - решил он, - на сегодня рабочий день закончен, а домой неохота. Рюмочку что ли пропустить?.. Все-таки большое дело сделал…» Покинув вокзал, Дима вышел к остановке и увидел  курившего в одиночестве Олега.

     - А где народ?..

Он подумал, что неудобно стоять рядом и молчать. Неизвестно еще, сколько вагонов придется здесь разгружать, а ребята оказались шустрые…

     - Народ лес разгружает, а я, похоже, руку потянул на твоих плитах.

     Дима понимал, что от него требуется не сочувствие, а оплата «производственной травмы», но это ж, на фига, когда работа уже закончена! Рюмку налить, еще куда ни шло.          

     - По сто пятьдесят могу предложить, - озвучил Дима только что родившийся вариант. - Ты тут, небось, все места знаешь, где посидеть можно.

     - Проще всего доехать до меня. Две остановки всего, - воодушевился Олег. - Там и закусить найдется, и мешать никто не будет.

     - Поехали, - согласился Дима.

Несмотря на свое нынешнее обличье, Олег показался ему довольно приятным человеком, с ясными глазами и правильной речью. И насчет двух остановок Олег не соврал, а гастроном очень кстати оказался в соседнем доме.

     - Разувайся, - включив свет, Олег придвинул Диме женские тапочки и, заметив его критический взгляд, рассмеялся. - Жена у меня нормальная, не волнуйся. Жена должна знать свое место, так ведь?.. И, вообще, ее еще нет.

     Они прошли мимо вешалки, задернутой ситцевой занавеской, полочки с телефоном, мимо закрытой двери в единственную комнату и оказались на кухне. Олег достал из холодильника пакет с овощами, банку кильки и полбуханки хлеба.

     - Ну, чем богаты. Сейчас, таким, как я, много не платят.

     - А раньше платили? - Дима извлек бутылку.

     - Раньше жизнь другая была, - Олег поставил рюмки. - Я ж на Северном полюсе зимовал!.. Даже два раза. Одна станция, правда, раскололась, но это не главное…

     - Чо, серьезно?

     - Тебе документы показать?.. Эх!.. Я и «антарктический поезд» прошел!.. Знаешь, что это такое?.. Санин книжку написал про это, а я на тех долбанных тягачах всю Антарктиду пропахал. Это, брат, не вагоны разгружать. Ну, давай!.. - они выпили. Обалдевший Дима молчал, не зная, что сказать или спросить, а Олег довольно улыбался его растерянности. - Ну, что ты на меня смотришь, как на диво? Радист я классный... На Диксоне пеленгатором командовал, потом все эти арктические приключения. Потом летал на АН- 12, а потом, как самолеты распродали, так и пришлось вагоны разгружать…

     - А что, радисты у нас уже не требуются?

     - Требуются. Контрактниками. В Чечню… Не хочу! - он снова наполнил рюмки. - Я жить хочу!

Он совсем не ел, а только сосал один и тот же сморщенный помидор.

- Я ж почему про то, чьи плиты, спрашивал? Думаешь, рэкетир какой-нибудь? Я подумал, может, тебе компаньон  нужен. Я б текучкой занимался, а ты решал, из чего деньги делать. Ты ведь уже понял, мне много не надо...

     Диме стало искренно жаль этого человека, однако опыт работы в бизнесе научил его не доверять никому, кроме самого себя – даже друзьям, не  говоря уже о первых встречных, как бы красиво те ни говорили.

     - Не такое уж у меня большое дело, чтоб помощников набирать, - ответил он.

     - Жаль, - Олег вздохнул. - Значит, считаем вопрос закрытым. Я ж не глупый, все понимаю. Может, и правильно ты делаешь – главное, чтоб себе хорошо было, - он допил остатки водки. Рука дрогнула, а взгляд его сделался мутным, хотя речь еще оставалась связной. - Понимаешь, противно жить стало!.. Как в газетах пишут – произошло расслоение общества, и никак я не попаду в пресловутый средний класс... надо, чтоб мне помог кто- то. Я ж вообще- то хороший… Помню, когда на Диксоне… Пеленгатор – это ведь что? Домик и локатор. До следующего, где пять километров, а где – пятьдесят… и без напарника. Не положено. Чтоб рюмку не в одиночку выпить, лично мне приходилось семь верст на лыжах по тундре топать, представляешь?.. И то так хреново не было, как сейчас… - он задумчиво замолчал, глядя на опустевшую бутылку.

     Что ответить на этот монолог, Дима не знал, да и водка закончилась, поэтому он встал.

     - Спасибо за компанию. Пойду я, наверное.

     - Не-е, так мы не договаривались!.. - Олег оперся о стол. Лицо его стало не то, чтоб злым, а каким-то тупым и угрюмым. - Я сейчас еще пузырь принесу. Что я - халявщик какой-нибудь?.. Ты, значит, можешь угощать, а я нет?

     - Может, тебе уже хватит? - Дима растерялся от такого напора.

     - Это мне хватит?!.. - Олег погрозил ему пальцем. - Ты, брат, меня не знаешь… Ты пока фотографии посмотри, там вся станция наша, а я мухой. Пошли в комнату.

     Дима был практически трезв и совершенно не хотел пьяных разборок. Про себя он решил – как только Олег уйдет, тоже смотаться и просто захлопнуть дверь, поэтому покорно направился вслед за хозяином.

     Комната оказалась небольшой. Возвышавшиеся вдоль стены стеллажи оставили место лишь для старенького дивана, терявшегося в пестроте книжных обложек. Пока Дима рассматривал их, Олег положил на стол потрепанный альбом.

     - На, смотри и жди меня. Я, точно, мухой.

     Дима не любил фотографии, даже свои собственные, способные возбудить какие-то смутные воспоминания. Все равно с них смотрел совершенно другой человек, более молодой, с другими мыслями и другим душевным состоянием – он не отождествлял себя с этим человеком. А тем более, если это были чужие фотографии!.. Встал. Прошелся по комнате, решив, что уйдет минут через десять, чтоб не столкнуться с Олегом во дворе.

     У противоположной стены стояла тумбочка с большим стеклянным кубом, а в нем каменные цветы сталактитов, отливавшие безупречной белизной в задней зеркальной стенке. Под кубом стояло несколько книг, видимо, изгнанных из общего великолепия за свой потрепанный вид. Дима наклонился. Оригинальное сочетание: «Устав гражданской авиации СССР» и «Пещеры Восточного Казахстана»; «Спелеология: поднимая завесу тайны» и «Краткий справочник бортрадиста гражданской авиации»...

         «Про пещеры он мне еще не рассказывал…», - подумал Дима без особого энтузиазма. Выглянул во двор и, не увидев Олега, решил, что пора, но у входной двери его ждал весьма неприятный сюрприз – замок оказался без защелки и закрывался только ключом. Такого варианта Дима не предусмотрел. Несколько раз покрутил ручку, глядя, как показывается и исчезает язычок. Бросать квартиру открытой было неудобно и, вздохнув, он вернулся на кухню. Посидел, глядя в окно. Потом от скуки подцепил из банки маленькую изломанную рыбешку и съел. В это время в прихожей заворочался ключ. Дима положил вилку и не спеша пошел навстречу.

     Женщина снимала туфли. Дима смотрел на ее ноги в черных колготках, обтягивающую короткую юбку и представлял, как глупо выглядит эта ситуация со стороны. Наконец, женщина выпрямилась и, увидев неожиданного гостя, вскрикнула, прижавшись к стене.

     - Не бойтесь, - произнес Дима, как можно дружелюбнее и улыбнулся. - Я не вор и не сексуальный маньяк. Мы с Олегом (он не знал, муж это, брат или просто сожитель) выпили немного. Он еще в магазин побежал, вы уж извините.

     - Как вы меня испугали! - женщина облегченно вздохнула, правда, голос у нее был вовсе не испуганный. - Не стесняйтесь. Подождите на кухне, я переоденусь.

     Дима озадаченно вернулся к столу, прикидывая, чего именно он мог дождаться, не имея к этой семье абсолютно никакого отношения. Успел закурить, когда появилась хозяйка в джинсах и майке с надписью «Казахстан-спелео».

     -  Так это вы спелеолог? - удивился Дима, - я думал, Олег.

     - Что вы?! - она засмеялась. - Его в пещеру бульдозером не затолкаешь. Да и у меня, это так… в прошлом, - она села. - Меня зовут Ира, а вас?

     - Дима.

     - Можно я покурю с вами, Дима?

     - Конечно, - он пододвинул сигареты. - Вы ж у себя дома.

     Она прикурила и, задумчиво глядя на остатки трапезы, сказала неожиданно:

     - Значит, говорите, муж за бутылкой пошел? А это вы видели? - она повернулась и открыла узкий белый шкафчик с красовавшимися на полке двумя бутылками водки – початой и совсем полной. - Фокус, да?.. - Ира засмеялась. - А про Диксон он уже рассказывал?

     - Да. И про антарктический поезд, и про две станции «Северный полюс».

     - Про поезд, допустим, полная брехня. На одной «СП» он, правда, был месяца три, пока льдина не треснула, а на вторую его не взяли по причине непомерного потребления алкоголя, - говорила она так весело, словно ей доставляли удовольствие все перечисленные факты.

     - А зачем он это придумал? - искренне удивился Дима. – Я человек посторонний. Передо мной-то чего рисоваться?

     - А это у него в крови. Я сначала тоже пыталась выяснять, зачем он врет, а потом плюнула и воспринимаю все, как естественное состояние души, - она поставила на стол початую бутылку. - Выпить хотите? – и, не дождавшись ответа, наполнила рюмки, - За знакомство, - залпом, по-мужски опрокинула рюмку и занюхала кусочком хлеба, - Так и живем, - заключила она. -  Весело, да?             

     - Весело, - согласился Дима, чувствуя, что, наверное, не понимает в жизни чего-то очень важного. Растерянно посмотрел на часы. - Может, я пойду? Похоже, Олега мы не дождемся.

     - Не дождемся, - она кивнула головой, отчего челка упала на глаза. Ира поправила ее небрежным движением, - Я знаю, где он: у Людки. Новая шлюшка у него завелась. Молодая еще, глупая. Он ей книжки про Арктику пересказывает, а она сидит, глазами хлопает.   

     - И вы так спокойно об этом говорите?

     - А что я должна делать? Глаза ей выцарапать? Зачем? По крайней мере, от нее он в дом заразу не притащит, - она вдруг рассмеялась. - Не смотрите вы на меня, как на сумасшедшую! Просто я воспринимаю жизнь такой, какая она есть.

     - А зачем такая жизнь? - не понял Дима. - В смысле, зачем тогда жить вместе?..

     - Я люблю его, - неожиданно призналась Ира. - Он, вообще-то, славный. Представляете, когда он ухаживал за мной (я еще с родителями жила, на четвертом этаже), так он почти каждый вечер приносил мне цветы  по водосточной трубе. Вам слабо?

     - Пожалуй.

     - Вот! А он лазал. А скольким моим поклонникам носы поразбивал! Парень-то он крепкий. Так здорово было!..

     - А потом что случилось?

     - Ничего не случилось. Скучно стало. Нужны новые поклонницы и новые слушательницы, а я уже знаю, что девяносто девять процентов его историй – вранье… По-моему, он сам уже верит, что прошел тот «антарктический поезд»…

Дима смотрел с недоверием, и Ира почувствовала это.

- Хочешь эксперимент? - она неожиданно перешла на «ты». Видимо, введение человека в сферу семейных отношений требовало и более близкого знакомства с ним. - Сейчас ты позвонишь. Попросишь Олега и скажешь, что пришла жена, что ждешь обещанную бутылку и спросишь, что тебе делать дальше. Не бойся, я тебе говорю, здесь все всё знают и только прикидываются идиотами. Хобби у нас такое семейное…

     Дима набрал номер, и ответила женщина. Ее, действительно, не удивило, что спрашивали какого-то Олега, впрочем, и сам Олег не удивился осведомленности гостя.

     - Извини, совсем забыл, - в его голосе не чувствовалось ни раскаянья, ни удивления.

     - Тут жена твоя пришла! - вспылил Дима. - И что нам прикажешь делать?!..

     - Ну… - голос на секунду замолчал. - Придумайте что-нибудь, вы ж взрослые люди…

В трубке послышался отдаленный женский смех, какая-то возня и тут же короткие гудки.

     - Ну что? - спросила Ира, видя, что разговор закончен, и победно улыбнулась.

     - Сумасшедший дом какой-то… Он нам предложил что-нибудь придумать самим.

     - Блеск!.. - Ира захлопала в ладоши. - И что мы придумаем? Выпить еще хочешь?

     - Нет, спасибо… - Дима беззастенчиво рассматривал  поднимавшуюся под надписью «Казахстан-спелео» грудь, выгоревшие русые волосы, четко очерченные скулы и пришел к выводу, что внешность у нее самая заурядная. - Слушай, - вспомнил он, - я насчет похода за водкой так и не понял: ну, и шел бы к своей бабе, меня-то он зачем тормознул?

     - Не понял, да? - Ира подняла голову, и Дима, наконец, поймал ее взгляд. Глаза оказались печальными, несмотря на то, что сама она постоянно смеялась. - Он так обо мне заботится. Партнера ищет, чтоб не было стыдно потом на улицу меня выставить, усек?

     - Такого я еще не видел, - Дима усмехнулся.

     - А что ты видел? - уцепилась за слово Ира, и Дима растерялся, не зная, какой фрагмент его заурядной жизни мог бы послужить достойным ответом.

     - Институт видел, - он пожал плечами. - Потом завод. Теперь вот предприниматель…

     - И как, а то ведь многие прогорают?..

     - Ничего. Пока бог миловал…

     - То есть троглодит.

     - Кто? - не понял Дима.

     - Троглодита не знаешь? - Ира снова засмеялась. - Это дух пещеры. Он спелеологам помогает. У каждого, наверное, свой троглодит где-то живет.

     - Имя уж больно неблагозвучное.

     - Уж какое есть. А вы где живете со своим троглодитом?

     - В смысле, где я живу?.. В большом доме, восемь комнат...     

     - Ух, ты! - Ира даже всплеснула руками.

     - Только старый он очень. И живут там, кроме меня, бабка – ровесница века, и жена…

     - Понятно, - Ира вздохнула.

     - Да нет, - Дима неловко взял ее руку, словно стараясь загладить непонятную вину. - Мы практически живем сами по себе...

     - Вроде Олега, да?

     - Мужиков я ей, точно, не подгоняю, - Дима покраснел. – Но, сама знаешь, не все  счастьем  заканчивается, что в любви началось...

     - Это точно, - высвободив руку, Ира взяла сигарету и отошла к окну. - Все вы, мужики, одинаковые, - выпустила дым, задумчиво глядя на улицу, где тучи уже совсем рассеялись, а небо стало бледно-серым, в красноватых отсветах заходящего солнца.

     -  Расскажи о себе, - попросил Дима, пытаясь вернуть утраченную живость разговора.

     - О себе?.. Закончила университет. Геодезию. В процессе вышла замуж. Ребенок во время родов умер. Врачи сказали, что второго уже не будет. Год отползала на брюхе по Северному Казахстану. Потом геологоразведка накрылась «медным тазом» перестройки. Теперь работаю в ларьке. Сигаретами, водкой и жвачками торгую. Неделю - через неделю. На кильку хватает, - она затушила сигарету. - А как все весело начиналось…

     - Ты о чем? - Дима не понял, говорит она о прошлой жизни или о сегодняшнем вечере.

     - Ни о чем. Это я так. Кстати, до следующей среды я выходная, так что заходи в гости. Олег, как видишь, не возражает. Телефончик записать? - не дожидаясь ответа, Ира  оторвала  от газеты узкую полоску и аккуратно вывела номер. - Держи, может, пригодится.

     Сунув бумажку в карман, Дима почувствовал себя неловко, словно уже был связан с этой женщиной какими-то обязательствами, а он так не любил обязательств.

     - Ладно, - он поднялся. - Пора, наверное, - остановился перед дверью, думая о прощальном жесте, но Ира решала быстрее, чем он соображал, и официально протянула руку.

     - Пока. Приятно было познакомиться.

     - Мне тоже, - вышел Дима с чувством облегчения, оставив весь этот бред человеческих отношений за мгновенно захлопнувшейся дверью.

     Вечерело, но было еще достаточно светло. Стих холодный ветер, и мгновенно старушки, словно нахохленные птицы, облепили лавочки. Несколько пьяных громко ругались, стоя возле ржавого металлического гаража. Диму все это не касалось – он просто брел мимо удручающе однообразных пятиэтажек, облезлых заборов, поблекших женщин с огромными сумками и неприкаянных невзрачных мужиков. Брел и думал, что эта печальная улица возникла из сумасшедшего мира таких вот квартир, которую он только что покинул, и ведет  она в никуда. Слава богу, что он живет не здесь!.. А еще он думал, зачем Ира оставила телефон, и позвонит ли он по нему когда-нибудь…

     Дима поднял руку, дожидаясь пока его заметит такой же убогий, как и все вокруг, старенький «Москвич». Плюхнулся на сиденье, даже не спросив цену – главное убраться отсюда поскорее. Странно, но ни облупившиеся стены, ни покрытая пятнами плесени шиферная крыша его собственного дома, ни сплетенные между собой полувековые яблони почему-то не вызывали в нем антипатии.

* * *

На кухне ярко горела лампа. Дима вошел, и, словно ожидавшая его появления, отворилась дверь в бабкину комнату.

     - Дима, - хозяйка просунула в щель взлохмаченную голову, - я просила ее (в бабкином лексиконе для Вали не нашлось имени) купить колбаски, но она сказала, что колбаса уже стоит не два восемьдесят. Это правда?

     - Два восемьдесят, - Дима нехотя  ответил. - Все, как раньше.

     - Тогда и яичек захвати, - обрадовалась бабка. - Деньги я сейчас принесу. Можно не сегодня – завтра будешь идти с работы…

     - Ладно.

     - Спасибо, внучек, - бабка благодарно сжала Димину руку, и ему показалось, что мясо на ее пальцах отсутствует вовсе, а сжимает его какая-то когтистая лапа. Чтоб отделаться от этого ощущения, он положил руки ей на плечи, но нащупал лишь болтающуюся материю и под ней такие же кости. Всмотрелся в лицо, словно видел его впервые:  сухой пергамент кожи, глубоко ввалившиеся глаза с выступающими надбровными дугами, давно не стриженные седые волосы, обвивающие шею тонкими змеями… «Это же смерть!..», - в ужасе подумал Дима и поспешно вышел из комнаты.

     Валя сидела, забравшись на диван с ногами, и вязала, не поднимая головы.

     - Добрый вечер, - сказал Дима сухо.

     - Добрый вечер, - она продолжала смотреть на спицы и будто разговаривала с ними.  - Почему для этой ведьмы у нас до сих пор колбаса все еще стоит два восемьдесят?

     - Потому что ей не объяснишь, что наступил капитализм. Что ж ей с голоду помирать?

     - А ты не думаешь, сколько она мне крови попортила? Я ж твоя жена, между прочим…

     Дима молча вышел на кухню. Спорить было бессмысленно, потому что в этом мире все хоть чуть-чуть правы, даже сегодняшний Олег. Проблема заключается только в том, чтобы соразмерить это «чуть-чуть» со всеми окружающими.

     Присев на табурет, Дима закурил. Закопченный потолок; покосившиеся, облезлые рамы; газовая плита, покрытая вечным коричневым нагаром, и смеситель, у которого оба крана обозначены синим цветом; дверь, ободранная собакой, умершей около двадцати лет назад... Дима помнил, что ее звали Ральф, и была она овчаркой, а вот как выглядела, уже не помнил. Только следы когтей на двери остались.

     «Какое убожество, - с отвращением подумал Дима, - Эти руины, вместе со старухой, похожей на смерть, и с этой фурией, которую я когда-то называл своей любимой и вносил  сюда на руках!.. Наверное, это ужасно. А, с другой стороны, разве лучше жить в таком однокомнатном курятнике, как у Ирины? Пусть там все относительно чисто и цивильно, но это тоже ужасно…»

     Неслышно вошла Валя. Остановилась, глядя на него с каким-то грустным презрением.

     - Ты опять выпивал?

     - Что ты, рыбка моя?.. - Дима поднял голову. - Рюмка водки после трудового дня даже полезна. Разве я пьян?

 Его неестественно ласковый голос очень походил на издевку.

     - Я тебе уже давно не «рыбка», к сожалению, - жена вздохнула, подводя итог лирической части. - У меня деньги закончились.

     - И что?

     - А как ты думаешь? Посмотри на мои туфли.

     - Я все понял, - Дима выгреб из бумажника все, что там осталось, демонстративно вывернув его наизнанку (он-то знал, что завтра получит столько, сколько Валя и вообразить не могла). - Хватит?..

    Она молча сгребла купюры.

     - У тебя поесть найдется?

     - Конечно, - несмотря на сложившиеся отношения, ей нравилось кормить Диму. В такие моменты к ней возвращалось ощущение, что она все-таки его жена, что нужна ему.

     На столе появилась тарелка борща, а сама Валя уселась напротив, наблюдая, как он ест.

     - Дим, - сказала она, - зачем ты все портишь?

     - Я?!..

     - Конечно. Ты всегда сыт, обстиран, наглажен. Я люблю тебя, -  последние слова она произнесла с трудом, словно переступая через себя. - Не изменяю. Я всегда дома. Неужели ты не можешь создать мне мало-мальски приличные условия? У тебя что, денег нет?

     - Есть.

     - Так в чем дело? Тебе не жалко меня? Или тебе дороже твоя выжившая из ума бабка? Что это за дом? Мне стыдно, когда к нам приходят люди! Неужели ты не понимаешь, что так жить нельзя? Ведь ты сам стараешься сбежать отсюда при первой возможности!

     Дима молча ел, потому что разговор был почти ритуальным, повторяющимся изо дня в день даже в одних и тех же выражениях, а поэтому и ответов на вопросы не требовал. Оставалось только ждать окончания бессмысленного монолога.

     - Ты опять молчишь? - продолжала Валя. - Думаешь, мне хочется вести подобные  разговоры? Но я погибаю от этих грязных стен, потрескавшихся потолков и полов, которые мой – не мой, чище не будут. По ним босиком страшно ходить! Неужели тебе приятно?

     - Неприятно.

     - Так сделай что-нибудь! Давай уедем отсюда! Снимем квартиру...

     - Не хочу.

     Воспоминания об Олеговом курятнике оказалось достаточно, чтоб прекратить разговор.

     Валя порывисто встала и вышла. Дима слышал, как она всхлипывает в комнате, но успокаивать не пошел, потому что ласковые поглаживания по голове давно потеряли привлекательность, а больше предложить ему было нечего. Вместо этого он положил себе вторую котлету и продолжал также спокойно есть. Круг дневных событий замкнулся. Сейчас они лягут на диван и будут смотреть телевизор. Потом они заснут в одной постели, раскатившись на разные края, потому что выяснения отношений не способствуют проявлениям любви, а утром он уйдет зарабатывать деньги. Зачем? Дима и сам не знал, что они приносят такого, без чего б он не мог обойтись. Скорее, это просто иллюзия бурной деятельности, иллюзия собственной значимости, удовлетворение мимолетных желаний. А дом? Он не касался его. Дом оставался вечным и нерушимым в том виде, в котором существовал, будто данная свыше реальность.

                                                                      * * *

 Старые яблони прижимались к окнам корявыми сучьями, и восходящее солнце освещало их сгорбившиеся уродливые кроны. «Почему они не желтеют, как нормальные деревья?..», - подумал Дима, выходя на крыльцо. Воздух был таким утренним, таким свежим и совсем не городским. В жухлой листве чирикали воробьи, расклевывая не успевшие упасть яблоки. Из трещины на серой стене показался красноватый жучок. Сейчас Дима знал, что это какая-то разновидность клопа, но в детстве почему-то называл их «солдатиками». «Солдатик» остановился посреди солнечного пятна и замер, впитывая тепло уходящего лета.

     Дима вздохнул. Совсем не хотелось покидать этот чудом сохранившийся заповедник покоя и умиротворения. Но пора было двигать на склад, потому что клиент всегда прав…

                                                                      * * *

День пролетел в суете, потому что за дешевыми волгоградскими плитами ездила вся область. Зато к вечеру склад опустел, а молния на папке с трудом застегивалась от пачек денег. Домой возвращаться не хотелось, но и гулять по городу с такой суммой было, по меньшей мере, неразумно. Значит, деваться некуда. Дима знакомой дорогой двинулся к вокзалу, потому что таксисты редко ищут пассажиров в промзонах.

Сжимая тяжелую папку, Дима попытался мысленно представить, что можно сделать на эти деньги, если бросить бизнес и не покупать больше никаких плит. Можно облицевать дом красным кирпичом, поднять крышу из финской черепицы, вставить пластиковые окна и еще, наверное… Впрочем, это уже не мой дом… (он не мог представить, как выйдет из дубовой филенчатой двери на мраморное крыльцо и пойдет, как сегодня, по кривой дорожке, пригибаясь под низко свисающими ветками). Не будет и «солдатика», вылезающего из щели. Мой дом бы умер. Сейчас там есть то, чего нельзя купить, единственное в своем роде и известное только мне одному… Это, наверное, как Россия: как бы плохо здесь не было, но такого нет ни у кого, ни за какие деньги. Потому мы и живем здесь. А то говорят, что мы нигде не нужны, да никуда нас не пускают!..

За своими мыслями Дима незаметно вышел к вокзалу. Народ суетился у касс, рядом торговали пирожками и газетами, сквозь пересвист тепловозов диктор объявлял номера поездов. Философское настроение рассеялось. Дима огляделся, ища подходящую машину, и вдруг увидел на порожках гастронома вчерашнюю команду во главе с Олегом. Хотел пройти мимо, но Олег, отделившись от остальных, быстро пошел навстречу.

     - Здорово, хозяин, - он протянул руку, и Дима вынужден был остановиться, хотя и не собирался. - Я подходил сегодня к складу, но сказали, что ты будешь позже. Понимаешь, - Олег замялся, - Ирка просила. Уж больно ты ей в душу запал…

     - Ты, вообще, нормальный? - перебил Дима, глядя в его довольное лицо.

     - Вполне. На Север идиотов не берут. А что?

     - Я не пойму, чего ты добиваешься?

     - Ничего. Она просила, мол, если тебя вдруг встречу, передать, что она хотела бы тебя видеть. Я решил зайти, тут же недалеко. Позвони ей и сам спроси.

     - Вы оба психи, - резюмировал Дима, собираясь отойти, но Олег удержал его.

     - Да нет же! Просто у меня есть другая женщина, так почему мы не можем помочь друг другу? Совместной жизни у нас все равно не будет.

     - Ваша жизнь – это ваша жизнь, а моя – это моя, - резко освободив руку, Дима запрыгнул в открывшуюся дверь автобуса и успел только услышать:

     - Это не я придумал.  Все ж в жизни должно быть красиво!

     Дима быстро протиснулся в салон, словно боясь, что Олег скажет еще что-нибудь такое, что поменяет его привычное существование. «Либо они, действительно, ненормальные, - подумал он, - либо… либо шведская семья – это детский лепет на лужайке…» Однако зернышко было обронено. Дима сам не заметил как, но вдруг начал анализировать события вчерашнего вечера и обнаружил, что Ира в памяти сохранилась весьма приятной особой.

     В подобном выводе не было ничего удивительного, потому что, как ни стараются мужчины убедить себя, будто являются хозяевами жизни, выбирает-то всегда женщина, а мужчине остается соглашаться или не соглашаться с ее выбором. Как правило, он соглашается, ибо знает, что уже не будет выглядеть смешным, нагло проявляя свою мужскую примитивную инициативу…

* * *

     Было еще светло, когда Дима вернулся домой. Валя сидела на скамейке среди кустов сирени, осенью выглядевших совсем непривлекательно, и только ее блузка, как запоздалый цветок, виднелась сквозь бурую листву. По привычке Дима сел рядом, достав сигареты.

     - Привет, - сказала она печально, - как дела?

     - Нормально, - он поймал себя на том, что сравнивает ее с Ирой. «…Господи, как надоела эта вечно склоненная к спицам голова!..»

     - Я в магазин ездила, - сказала Валя равнодушно. - Мне там одни туфли понравились. Знаешь, каблучок такой…

Дальше Дима уже не слушал. Он пристально смотрел на стену дома и чувствовал, как ее серый цвет, словно засасывает его. Изображение расплывалось, охватывая все видимое пространство…

- Дим, как ты думаешь, мне в них будет хорошо?

     Он перевел взгляд на босую ножку в висящем на одном большом пальце розовом тапочке.

     - Конечно, хорошо.

     Дверь в дом открылась. Послышалось шарканье ног, и на крыльце, опираясь на палку, появилась бабка, худая и сгорбленная. Несколько раз вдохнув прозрачный воздух, она даже как-то распрямилась, и лицо вроде просветлело. Скрюченными пальцами погладила стену, прошептала что-то тонкими губами, обтягивающими беззубые десны. Потом подняла взгляд на ржавый водосточный желоб, где сидел воробей. Смотрела долго, словно выискивая нечто невидимое для остальных, но воробей давно улетел, а больше там ничего не было. Палкой  потянулась к желобу, пытаясь поправить там что-то, но пошатнулась и только печально покачала головой.

     - Старая ведьма, - произнесла Валя тихо. - Я сегодня стирала, так она целый час стояла в дверях и орала, что я все испортила в этом доме. Что до меня здесь была чистота и порядок.

     Диме показалось, что Валины черты искажаются, превращаясь в жуткую маску. Как же ему опротивели эти бесконечные, бессмысленные разговоры об одном и том же! «Дальше так продолжаться не может! Я не в состоянии выдерживать этой изощренной ежедневной пытки! А с другой стороны, откуда мне знать, что сделает в подобной ситуации какая-нибудь другая женщина.  Ира, например?..»

     - Неизвестно, какими мы будем в старости, - произнес он.

     - Это да, - Валя, наконец, оторвалась от вязания. - Лучше уж до такого не доживать.  Но все равно, я ж не виновата, что она такая старая. Я-то еще молодая и хочу жить нормально…

     Дима был очень благодарен жене, что та  не кричит, не срывается в истерику и, главное, не плачет. Осторожно положил руку ей на колено.

     - Никто не знает, кому до чего суждено дожить. Как этот дом. Стоит, а завтра вдруг рухнет, несмотря на стены в три кирпича. И что делать? Сейчас, говоришь, плохо, а тогда?

     - Дим, прости. Ты опять будешь психовать, но, по мне, лучше б он рухнул, проще было б.

     - Пойду съем чего-нибудь, - вместо ответа он просто встал и вышел из зарослей.

     - Подожди, довяжу рядок и разогрею. У нас все есть…

     - Димочка, - бабка улыбнулась страшной беззубой улыбкой, - ты колбаски не принес?

     - Забыл. Хочешь, схожу?

     - Завтра, - она махнула рукой. - Лучше зайди ко мне, расскажи что-нибудь.

     - Пообедаю и зайду.

     - Ну, кушай-кушай, - когда Дима проходил мимо, бабка похлопала его по спине (со своего роста она уже не могла дотянуться до его плеча).

     Войдя в прохладный полумрак коридора, Дима почувствовал прилив сил и бодрости. Все, что осталось за этими толстыми стенами – и жена, и бабка, и Ира, и газовые плиты стали казаться мелкими, нестоящими того, чтоб тратить на них жизненные силы.

* * *

 Пока шел любимый Валин сериал, Дима зашел к бабке. Она склонилась над столом и при тусклом свете настольной лампы перебирала какие-то листки. Бледные карандашные записи почти стерлись, но она все равно пыталась читать, водя пальцем по  бумаге.

     - Что ты тут делаешь? - спросил Дима.

     - Это заметки всякие, - она подняла голову, подслеповато озираясь, и, наконец, поняла, откуда доносится голос. Обернулась. - Мне это интересно, понимаешь?

     - Понимаю, - он представил, каково вспоминать молодость, когда тебе за девяносто и ты уже не можешь нормально перемещаться, есть, пить, а скоро и дышать... Погладил ее растрепанные волосы, и бабка вдруг ловко схватив его руку, прижала ее к своей щеке.

    - Я скоро умру, - произнесла она спокойно. -  И дом будет твой. Ты принадлежишь ему.

     - Не понял, я – ему или он – мне?

     - Он – тебе, а ты – ему. Не пробуй разрушить его, - она вздохнула, приподнявшись всем телом. От этого движения в углах задвигались тени, словно дом ожил, выражая то ли свое согласие, то ли несогласие. - Еще здесь должна присутствовать женщина…

     - Здесь даже две женщины, - усмехнулся Дима.

     - «Квартирантка», похоже, не та женщина, а я уже не женщина. Я умру скоро.

     - А почему Валя не та? - заинтересовался Дима, так как этот вывод оказался весьма созвучен его последним мыслям.

     - Не знаю. Я просто чувствую этот дом… - и оборвав себя на полуслове, бабка сказала совсем другим, деловым тоном, - я тоже кушать пойду, а ты уж завтра колбаски купи.

     - Куплю, - Дима вышел и плотно закрыл за собой дверь.

* * *

 Оставшийся вечер прошел тихо и спокойно. С Валей они даже ни разу не поругались и спать легли, тесно прижавшись друг к другу, хотя Дима чувствовал, что ее тело уже не станет для него родным, каким было несколько лет назад. Оно останется приятным, им всегда можно воспользоваться, но его не хотелось ежеминутно ласкать и гладить, вдыхать его аромат, искать знакомые родинки и ложбинки. «Неужели дом так разъединил нас?.. - подумал он, - нет, так не бывает. Что-то сломалось в нас самих…» 

     Он слышал, как Валя несколько раз вздохнула и засопела. Может, она б и хотела совсем другой ночи, но Дима не мог предложить ей этого. Он смотрел в невидимый потолок, который словно поглощал все желания, оставляя его обессиленным и опустошенным. Оказывается, дом не только давал кров, но и отбирал то, что считал нужным.

     Проснулся Дима в шесть. Глянув в окно, увидел, что поднялся ветер, тяжело толкавший перед собой облака. Небо посерело, и стало похоже на настоящую осень. Валя спала, подсунув руку под щеку, а из-под одеяла виднелось ее обнаженное плечо. Дима остановился.

     «Все-таки она очень хорошенькая… А что будет, если сейчас выйти в сад, нарвать цветов, положить рядом с ее лицом и, опустившись на колени, начать целовать? Может ли это вернуть наши отношения? Ведь мы любили друг друга, и очень трудно отвыкать от мысли, что этого уже нет…», - он живо представил себе всю картину. Даже протянул руку, чтоб коснуться теплого тела, но резкий порыв ветра с грохотом, захлопнул дверь. Дима вздрогнул от неожиданности.

     - Что это? - спросила Валя, резко открыв глаза.

     - Ветер.

     - А зачем ты двери оставляешь открытыми?.. - успокоившись, она повернулась на другой бок. - Черт знает, что!.. - снова закрыла глаза, но Диме расхотелось целовать ее. Он осторожно вышел из комнаты. Порыв ветра был, действительно, каким-то странным, потому что в саду по-прежнему ровно шелестели листья, в небе тяжело плыли облака. Откуда он мог взяться? Дима вышел на улицу и, отойдя несколько шагов, с опаской оглянулся: дом оставался сер и безмолвен, только выглядел  мрачнее обычного, из-за погоды, наверное…

     Дима сначала заехал в банк, потом в администрацию, отправил факс и к одиннадцати уже стоял посреди Кольцовского сквера, прикидывая план на остаток дня.

     Тучи затянули все небо. Дождя еще не было, но сырость, тягучая и обволакивающая, висела в воздухе, грозя мгновенно превратиться в осязаемые капли. Дима курил, думая, что активная городская жизнь начиналась к ближе вечеру, а сейчас еще практически утро. Купив пива, он уселся на скамейку. Никаких конкретных мыслей. Он просто смотрел на гладь неработающего фонтана и на то, как пацаны бессмысленно носились по его краю, рискуя свалиться в холодную воду. Единственным ярким воспоминанием последних дней оставалась Ира – эдакое новое впечатление на фоне общего безрадостного однообразия, а праздник всегда манит, даже если он совсем крохотный и мимолетный.

     Дима не спеша, направился к остановке. Покупать цветы он не привык, однако бутылку вина прихватил для оживления разговора.

     Остановившись у знакомой двери, представил, как войдет, как они сядут на кухне.  Нет, праздник присутствовал только в его сознании, но… не ехать же домой с этим дурацким вином?.. Он нажал звонок раз, второй и уже собрался уходить, когда щелкнул замок и в узкую щель выглянула Ира с капельками пота на лбу. Увидев гостя, распахнула дверь и улыбнулась. На ее руках виднелись клочья мыльной пены.

     - Проходи, я скоро закончу. Тапки возьми, - она исчезла в ванной, откуда слышался гул стиральной машины. (Дима остановился, не зная, что делать дальше). - Проходи в комнату! - продолжала командовать невидимая хозяйка. - Хочу закончить, пока дождя нет!..

     «И зачем я здесь?…» Зайдя в комнату, Дима остановился около стеклянного куба со сталактитами. Один из них походил на большую каменную сосульку с похожими на воск капельками камня, второй же напоминал цветок. Видимо, в его центр долго капала вода, образуя неровные лепестки… Дима почувствовал себя неловко и достал припасенную на этот случай бутылку.

     - Я прихватил, - сказал он виновато, когда стих шум машинки и Ира появилась вновь.

     -  Тогда пойдем на кухню. Есть хочешь?

     - Нет.

     - Это хорошо, а то у меня и нет ничего. Страсть, не люблю готовить. Такая вот я… - она смотрела внимательно, ожидая реакции, но Дима только пожал плечами. - Кофе будешь? Я, например, физически не могу без него. Наверное, с давлением что-то. 

     - Наверное, - разговоры о еде и здоровье были настолько обыденны и неинтересны, что Дима вдруг подумал: «Все женщины одинаковы…». И эта мысль была очень неприятной.

     Пока Ира варила кофе, Дима открыл вино, наполнил стаканы. Наконец, они уселись друг против друга и молча закурили.

     - Расскажи что-нибудь, что ли, - попросила Ира, прерывая тягостное молчание.

     - Даже не знаю… - Дима пожал плечами. - Могу рассказать тебе про дом.

     - Давай, хоть про дом.

     Дима попытался собраться с мыслями и вдруг почувствовал, что рассказывать-то, по большому счету, нечего. Какая разница, сколько в нем комнат и какая у него крыша – здесь важно  чувствовать каждую трещинку, каждый пыльный уголок, каждую точку-песчинку на некачественных послевоенных стеклах, иначе все будет, как с Валей.

     - И что ж там за дом необыкновенный? - напомнила Ира.

     - Он старый, - начал Дима неуверенно. - Его строил мой дед. С тех пор он ни разу не перестраивался и не ремонтировался... А вчера бабка сказала интересную фразу: «Ты принадлежишь этому дому, а дом – тебе», - Дима уловил заинтересованный взгляд и окрыленный успехом, принялся фантазировать. - У меня такое впечатление, что он живой. Не знаю уж, как…

     - Может, там есть духи или привидения, если он такой старый?

     - Ты не понимаешь – там ничего нет. Там живут люди, а он живет собственной жизнью, - Дима сам так увлекся своей неожиданной идеей, что захотелось увлечь и Иру, а для этого требовался понятный ей пример, - Вот ты – спелеолог, - сказал он. - Для тебя пещеры… У них есть своя жизнь или это просто дырки в земле?

     - Не знаю, - Ира задумчиво отпила вино. - Вообще-то, конечно, дырки в земле, но там обитают какие-то существа. Я бы сказала, нематериальные.

     - Троглодиты, что ли?

     - Ну да, мы их так называем. Я даже сталкивалась с ними.  Я потому и спрашиваю, вдруг и в твоем доме живет какой-нибудь домовой?

     - Ну, я с ними не сталкивался. Предметы там никто не двигает. По чердаку не ходит.

     - Может, ты привык к нему, тебе и кажется, что он живой? Я хочу посмотреть твой дом.

     - Пожалуйста, хоть сейчас!

     - Сейчас не могу, - она посмотрела на часы. - Через час должна подруга зайти.

     - Тогда завтра! - воодушевился Дима.

«Это ж здорово, если она обнаружит там какую-то  изюминку – не то, что Валентина, которой только б ломать!..»

     - Завтра можно. Давай встретимся в центре часов в двенадцать.

     Дима кивнул, и они снова замолчали. Казалось, сегодняшняя программа уже исчерпала себя, и их мысли медленно переползали в завтрашний день.

     - Я пойду? - спросил Дима, допивая вино.

     - Смотри, как хочешь. Если подруга тебя увидит, ничего страшного не будет.

     Но Диме хотелось побыть одному, чтоб получше подготовиться к завтрашней игре. Или не игре? Странные слова «…Он принадлежит тебе, а ты – ему…» продолжали жить в подсознании, хотя он думал, что давно забыл их.

     - Пойду я, - он решительно встал. - Давай в двенадцать, например, в Кольцовском сквере.

     Выйдя в коридор, Дима остановился, снова мучаясь проблемой прощания. Наверное, это было написано на его лице, потому что Ира улыбнулась.

     - Смешной ты, - она неожиданно чмокнула его в губы. - Но мне так даже нравится.

     Поцелуй оказался настолько молниеносным, что Дима не успел понять, что произошло и было ли оно вообще. Ира вновь стояла напротив, вновь улыбалась, и ничего не говорило о каком-то изменении в их отношениях. Дима нащупал у себя за спиной замок. Повернул его.

     - Пока, - Ира демонстративно протянула руку.

     - До завтра, - Дима пожал ее и вышел, немного обалдевший.

     «Что это было? К чему? Может, дом тут совсем и ни при чем?.. Нет, все равно надо расспросить бабку, а потом на «фактическом материале» ввернуть про приведение, хоть одно, самое малюсенькое. И чтоб оно благословило нас отправиться в спальню! Конечно, длинноногие девчонки в мини выглядят привлекательнее, но к ним же на козе не подъедешь, а Иринка тоже ничего…»

Он впервые, пусть мысленно, назвал ее ласкательным именем, и чем внимательней изучал прохожих, тем дальше отодвигались мысли о доме и тем ближе становилась завтрашняя встреча.

     У Димы никогда не было постоянной любовницы: так, иногда то, что называется «случайные связи», а тут такой замечательный вариант! У обоих официальные семьи, которые, по большому счету, им безразличны…

«Это ж романтика, это почти, как жить в доме с привидениями!..»

* * *

     Любимая скамейка пустовала.  Дима опустился на нее, наблюдая, как листья, когда по одному, а когда и целыми стайками срываются с веток и медленно планируют к земле. Грустное зрелище, а, может, дело было совсем не в листьях. Повернув голову, он увидел, как мелькнул в кухонном окне пестрый Валин халат. Заметив появление мужа, она вышла из дома и присела рядом.

     - Жарко там...

Дима не ответил, потому что фраза относилась, вроде, и не к нему, а так, в пространство.

 - Дим…

     Он повернул голову. Жена смотрела на него привычно печальным взглядом, от которого давно уже хотелось сбежать, чтоб не прилип к тебе этот отпечаток тоски. Сейчас было проще, потому что он мог думать о завтрашней встрече, а мог о троглодитах или о привидениях собственного дома.

     - Дим, у тебя появилась другая женщина?

     - Почему ты так решила?

     - Я вижу.

     - Именно, сегодня? - Дима усмехнулся.

     - Именно, сегодня. Но не важно… Скажи, да или нет.

     - Конечно, нет, - ответил он, скорее, по привычке. Валя прислонилась головой к его плечу и сказала, глядя в глубь сиреневого куста:

     - Не верю я тебе, а жаль. Знаешь, как мне не хочется уходить от тебя. Не знаю, что я сделала плохого – я люблю тебя и всегда хотела, чтоб у нас было уютно, хорошо… - она шмыгнула носом. - Но, наверное, придется уходить.

     У Димы внутри все сжалось.  Всегда, еще с детства, ему почему-то было жаль ломать уже созданное. На секунду представил ее, уходящей навсегда, и… подкатилась нежность, всколыхнув, казалось, давно утраченное. Он обнял жену крепко, по-настоящему, а Валя обхватив его за шею, заплакала, целуя мокрыми губами. В эту минуту он готов был отдать все, лишь бы сохранить ее, даже такой, какой она сделалась в последнее время – какой сделали ее он и дом с его неустроенностью.

     - Милая, - прошептал Дима, - все это глупости. Я люблю тебя…

Он прекрасно сознавал, что не любит ее очень давно и ему просто жаль – жаль ее, жаль прожитых лет, жаль проходящей молодости, которая всецело была связана с ней.

     - Если б это было правдой… - прошептала Валя. - Любимый, как бы я хотела, чтоб это было правдой! Но, к сожалению…

     - Да, с чего ты взяла?! Какая другая женщина?!

     - Не знаю, но сегодня я окончательно почувствовала, что лишняя в этом доме. Не могу этого объяснить. Раньше он терпел меня, а теперь выгоняет.

     - Ты сумасшедшая, - Дима ласково гладил ее по голове. С одной стороны, он успокоился: значит, она ничего не знает, и все это домыслы, которые можно разрушить нежностью, на время продлив не слишком счастливую, но сложившуюся жизнь. Но, с другой - он был шокирован тем, насколько эти слова перекликаются с его сегодняшней фантазией и с бредом бабки. Как могли одинаковые мысли прийти в голову сразу трем людям одновременно?

    - Я не сумасшедшая, - Валя отстранилась, растерла по щекам слезы и улыбнулась.

Улыбка эта показалась Диме такой милой: «Да никакая Ира не может с ней сравниться!..»

 - Ты же мне сам говорил, что этот дом - живое существо, его нельзя ломать и перестраивать…

Дима судорожно пытался вспомнить: «Нет, не мог я говорить того, чего еще вчера и в мыслях не было. Это ж я сегодня решил, что тут живут привидения…»

- Теперь я верю в это. И он больше не хочет меня терпеть. Значит, что?.. Значит, он хочет кого-то другого…

     - Ты сама понимаешь, что говоришь?

     - Понимаю. Конечно, я не уйду завтра или послезавтра. Мне, сам знаешь, уходить некуда. Да и не хочется, - она снова заплакала.

     - Не плачь, все будет хорошо. Пойдем, - Дима встал и осторожно повел ее к крыльцу.

     Дом никак не отреагировал на это. Тем не менее Дима чувствовал, что внутри не сможет также обнимать и целовать ее. Его внимание, вроде, рассеивалось, расползалось по стенам, и пропадали всякие физические желания. Рука лежала на Валином плече, но чувство потери, желание приласкать и вернуть, улетучилось. Он смотрел на милые безделушки, расставленные ею в шкафу, и думал: «Ну и что? Ее не будет, но это-то все останется. Все будет по-прежнему, и, главное, останусь я… - Дима сам удивился перемене настроения, ведь еще минуту назад он не хотел так. - Неужели, действительно, дом оказывает свое непонятное магическое воздействие? Но ведь это бред…»

     Валя тоже почувствовала, что Димин энтузиазм пропал.

     - Вот, видишь, я права. Не надо меня обманывать, - вздохнув, она сняла его руку с плеча.

     Дима хотел сказать что-то хорошее – может быть, поклясться, что никакой женщины у него не было и нет, но слова словно застряли в горле. Он стоял, опустив голову, тем самым признавая свое поражение. Валя вышла, а он остался в полной растерянности, не понимая, что происходит с ним, с его изученной до взгляда, до вздоха женой, со всем миром…

     По привычке заглянул к бабке, но она спала – спала страшно, словно мертвая, лежа на спине и скрестив на груди руки. Даже дыхание еле улавливалось на ее бледных щеках. Диме стало жутко. Он долго смотрел в ее лицо, убеждаясь, что она еще жива, а потом быстро, не оглядываясь, вышел из комнаты.

                                                                           * * *

     Спал Дима плохо, и его замечательные биологические часы сломались. Пришлось повернуться и посмотреть на те, что висели на стене. Дверь на веранду осталась открыта со вчерашнего вечера, поэтому в комнате было зябко и пахло сыростью. Серое по-настоящему осеннее утро прокралось в дом, заполнив его тусклым нерадостным светом.

     «Наверное, ночью шел дождь», - решил Дима и уже собирался, как всегда осторожно, вылезти из-под одеяла, но маленькая несмелая рука нежно сжала его запястье. Повернул голову. Валя лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей, и, казалось, рука эта действовала совершенно самостоятельно. Дима замер, уже опустив с дивана одну ногу.

     - Иди ко мне, - прошептала Валя. - Побудь со мной последний раз.

     В голове мгновенно вспыхнул весь вчерашний вечер. Сам Дима уже успел мысленно отбросить его в не имеющее продолжения и не представляющее ценности прошлое, а она, оказывается, все еще пребывала в нем и вынашивала свои бредовые идеи ухода из дома. Ему совершенно не хотелось возвращаться к прошлому. Его ждал новый день, но рука была такой теплой и ласковой, что он снова юркнул под одеяло.

     - Я люблю тебя, - не открывая глаз, Валя вслепую искала губами его губы. От этих прикосновений становилось очень приятно, но на трезвую утреннюю голову он понимал, что вернуть любовь невозможно. И даже не из-за этого чертова дома, а просто потому, что человеческой памяти не свойственно забывать настолько прочно, чтоб начинать все с чистого листа. Эта мысль не давала возможности полностью отдаться возникшему желанию.

     Он лениво гладил ее грудь, плечи, стараясь вспомнить, как раньше им было хорошо вместе. Видимо, почувствовав его настроение, Валя вздохнула и отвернулась к стене. Дима, не говоря ни слова, вылез из постели. Застывшие картинки прошлого уже не принадлежали ему. Он не мог пробить толстое стекло, отгораживавшее их от реального мира, а, значит, жалеть больше не о чем, как бы этого не хотелось.

     - Ты не сердись, - сказала Валя тихо. - Мне просто так захотелось побыть с тобой еще раз. Прости. Больше я не буду к тебе приставать. Я буду вести себя тихонько, как мышка. Я буду  рано уходить и поздно возвращаться, чтоб не раздражать тебя своим присутствием. И то, это ненадолго. Может, неделя, от силы две.

     - Ну, хватит! - Димин голос сделался резким. - То, что ты вчера говорила про дом – это бред. Тебя отсюда никто не выгоняет. Можешь жить, сколько хочешь. И мне ты не мешаешь. Я люблю тебя, - добавил он не совсем уверенно после секундной паузы. - Просто сегодня у меня не то настроение, и не надо… - он не закончил фразы, потому что сам не знал, чего «не надо» – доставать его своими ласками, уходить из дома или еще чего-нибудь «не надо».

     Он направился в ванную, не дожидаясь продолжения разговора. Уже щелкнув задвижкой, услышал, как по коридору прошаркали шаги: это бабка шла варить свое ежедневное яйцо.

     Когда Дима тоже появился на кухне, она еще стояла над кастрюлькой, опершись одной рукой о плиту, а другой – на палку, и на звук шагов медленно обернулась. Недовольная гримаса, обусловленная отсутствием зубов, сменилась подобием улыбки.

     - Доброе утро,- она кашлянула, поднеся ко рту костлявую руку. - Как спали? Не холодно?

     - Нет, - Дима смотрел в открытый холодильник, думая, что бы такое съесть.

     - А я все мерзну... У тебя-то есть, что покушать?

     - Все у меня есть, - Дима сам не понял, почему начал раздражаться. Вчерашняя идея - расспросить ее о доме - при свете дня показалась просто глупой. Он даже не представлял сейчас, что именно хотел бы узнать, а бабка неуклюже слила кипяток в раковину и пошла в комнату, так же громко и противно шаркая тапками и неся кастрюльку на вытянутой руке, словно некий символ. Конфорку она забыла погасить. Впрочем, как всегда…

* * *

     На складе было темно и пусто – ни грузчиков, ни Сашки, ни самих плит. Значит, вчера вывезли все остатки и до следующей партии можно жить спокойно.

     «Хорошо организованный процесс не требует постоянного присутствия руководства», - вспомнил он фразу из интервью какого-то крупного бизнесмена. Не спеша вышел с территории и побрел вдоль забора. Ночью здесь тоже прошел дождь, сбив почти все листья, и теперь они густо усыпали мокрый асфальт. Шаги стали мягкими и бесшумными, к тому же было не по-осеннему тепло. «Лягушачья погода, - подумал Дима. - Хочется сесть в лужу и заквакать».

     Остановился он на перекрестке. Отсюда можно пойти направо мимо вокзала и оказаться в центре, а можно – налево, к Ириному дому. Дима решил, что не стоит проявлять излишнее нетерпение. Тем более, в действительности этого нетерпения и не было. Ему не то, чтобы расхотелось ее видеть, а просто, если она вдруг не придет, он не сильно расстроится. Желание превратилось в обязанность: надо встретиться с женщиной именно сегодня и именно в двенадцать.

     Дима побрел к центру, каждым шагом выжимая из лиственного ковра прозрачную влагу. Облака по небу плыли серые, низкие, словно цепляющиеся за крыши зданий – от этого мир сузился до высоты обычной пятиэтажки, и Диме стало в нем тесно и одиноко.

     «Нет, с Иринкой  будет веселей, чем без нее», - решил он, глядя на часы. Вышел к вокзалу. Грязно-желтое здание, казавшееся в солнечную погоду обшарпанным и тусклым, на фоне свинцового неба обрело вид светлый и даже праздничный. Дима сам удивился такой метаморфозе. Огляделся, ища привычную фигуру Олега, но его не было, и Дима побрел дальше то ли с облегчением, то ли  разочарованно.

     Проезжавший автобус чуть не обдал его водой из лужи. Дима успел отпрыгнуть, но поскользнулся и чудом удержался на ногах, схватившись за дерево. Зло посмотрел на забрызганный автобусный зад и подумал, что будет смешно, явиться к Ире перепачканным грязью. Хотя, что такое грязь для спелеолога? Это грунт, не более того.

     К двенадцати он дошел до Кольцовского сквера и еще даже не успел подумать, что они не обозначили конкретной скамейки, когда на аллее появилась Ира. Выглядела она гораздо ярче, чем в предыдущие дни: короткая кожаная куртка, узкие брючки, в руках пестрый зонтик, да и шла она быстро и уверенно.

     - Привет, - Ира пожала его опущенную руку. - И куда мы идем?

     - Как куда? Ко мне, совершать экскурсию по родовому имению.

     - Ну, так пошли, - Ира непринужденно подхватила Диму под руку. - Не возражаешь? А то вдруг твоя жена нас увидит?

     - Ничего страшного. Она мне вчера заявила: «Похоже, у тебя есть другая женщина». А вчера ее, между прочим, еще не было.

     - Посмотрим, появится ли сегодня.

     Пока Дима соображал, шутит она или говорит серьезно, они уже вышли к остановке.    

     - Тебе нравится Воронеж? - спросила вдруг Ира.

     - Нравится. Правда, мне особо не с чем сравнивать. Москва не в счет, а еще где я был? Волгоград, Липецк… Воронеж лучше. А, может, я просто родился здесь. Это как мой дом. К кому б я ни пришел, даже в самую роскошную квартиру – у меня все равно лучше.

     - Сейчас посмотрим, - Ира засмеялась. - А я, наверное, космополитка. Мне хорошо там, где я. Воронеж то или еще что-нибудь. Хотя, конечно, город уютный…

     Устроившись на заднем сиденье, Дима взял Ирину руку и, нежно перебирая пальчики, слушал увлеченный рассказ о домах, мимо которых они проезжали: «А вот тут живет… А в этом доме когда-то…» Он смотрел в окно и думал, что тоже мог бы провести подобную экскурсию, ведь вся его жизнь прошла здесь. От воспоминаний стало немного грустно: оказывается, сколько всего уже позади… Наконец, по Диминой просьбе маршрутка остановилась.

     - Совсем, как в деревне, - Ира оглядела выглядывавшие из-за заборов частные домики.

     - Ну, не совсем, - начал Дима, но, словно опровергая его, заголосил соседский петух.

     Дружный смех вернул ощущение общности. Взявшись за руки, они перешли улицу и остановились. Дима распахнул калитку, сразу ощутив спокойствие и уверенность. Отошел с дорожки, чтоб не закрывать обзор, и торжественно произнес:

     - Вот он!

     Дом возвышался серой громадой, сливаясь крышей с облачным небом и становясь от этого еще громаднее и нелепее. Деревья закрывали его часть, дополняя мрачную картину. Для Димы это являлось привычным зрелищем. Он смотрел на дом с любовью и представлял, как сейчас они пройдут по комнатам, покурят на кухне и, скорее всего, отправятся в спальню. Увлекшись мечтами, он не заметил, как Ира напряглась, подавшись вперед, и только, когда она прошептала: «Я не пойду туда», повернул голову.

     - Что?

     - Я туда не пойду, - повторила она отчетливо.

     - Почему? - растерялся Дима. - Жены нет, а бабке до нас нет никакого дела. Идем.

     - Я сказала – я туда не пойду, - голос ее сделался  твердым, не терпящим возражений.

     - Но почему? Мы ж за этим приехали.

     - Я не знала… что это такой дом, - выдавила она, не найдя нужного слова.

     - Какой?

     - Не знаю.

     - Так пойдем, узнаем!

     - Я уже сказала – нет! - она попыталась вырваться, но Дима крепко держал ее за локоть.

     - Объясни, чем он тебе не нравится, если ты даже не была в нем.

     - И не буду! Отпусти меня!..

     Дима разжал руку. Ира попятилась, остановившись у самой дороги.

     - Ты можешь объяснить, что случилось? Я живу здесь со дня рождения!

     - Попытаюсь объяснить, если хочешь… Только пойдем куда-нибудь.

     - В саду есть скамейка...

     - Я сказала, нет!

     - Хорошо, - согласился Дима. Ему стало, действительно, интересно, что такого удалось ей разглядеть в его старом доме. «Наверное, просто боится, что я все-таки затащу ее в постель», - мелькнула мысль, но он не стал озвучивать ее. Закрыл калитку, над которой по-прежнему виднелась крыша дома, и этого оказалось достаточно, чтоб Ира успокоилась.

     - Давай посидим на остановке, - предложил она.

     - Давай, - обрадовался Дима. - и ты расскажешь мне все, что думаешь, да?

     Они уселись на пустующей лавочке. Ира задумчиво достала сигарету. Это была уже не уверенная в себе девушка, спешившая на свидание, и не обиженная жизнью женщина, пьющая на кухне водку. Это было настороженное, собравшееся в комок существо, готовое обороняться до последнего.

     - Если ты сможешь меня понять и не будешь смеяться… Над этим нельзя смеяться. Работали мы под Самарой, в Сокольих горах. Горы – это, конечно, громкое название, но пещеры там есть довольно интересные. Для нас это был, скорее, отдых – рядом город со всеми прелестями… Это не Тянь-Шань и не Казахская степь, и сами пещеры, сплошь рукотворные. Их начали рубить еще до войны зеки, добывавшие щебень для строительства бункера ставки Главного Командования, на случай войны. Достроить не успели, во время войны работы приостановили. После победы туда нагнали пленных немцев. Потом их снова сменили наши зеки, и так продолжалось до середины шестидесятых, когда пещеры стали настолько огромны, что их решили использовать под склады Госрезерва. Сторожилы рассказывали, что когда пещеры чистили, прежде чем завезти продукты, человеческие кости оттуда вывозили вагонетками. Подумать страшно, сколько людей полегло!.. Рассказывали, что до сих пор там видят призраков в ватниках, хотя сама не видела, врать не буду. После той  чистки кто-то выложил у входа надпись большими кусками известняка. Она и сейчас цела – «Добро пожаловать в ад»...

     Госрезерв ликвидировали во время перестройки. Пещеру забросили, и туда стали лазать местные искатели приключений. Для нас, профессионалов, она была совершенно неинтересна. Сам посуди, какой смысл ходить по старым рельсам и собирать истлевшие консервные банки? Мы работали километрах в трех оттуда, где образовалась непонятная трещина, вот в нее мы и пытались проникнуть, чтоб определить происхождение и то, чем она может грозить городу.  А то уйдет Самара под землю в один прекрасный момент!..

     И вот однажды приезжает к нам в лагерь испуганный мент. Говорит, пропали четверо ребят, парень и три девушки – пошли в пещеру. Ну, туда, где склад был. И уже двое суток нету. Пикничок решили организовать, но мы-то знаем, что такое пещеры для непосвященных. Быстро свернулись - и туда. Ребята наши проплутали до самой ночи, но никого не нашли. Странно это было. Обычно любители далеко не забираются, им романтики нависающих сводов хватает.

     Утром опять спустились, и первое, что увидели - парня того, пропавшего. Он лежал метрах в десяти от выхода. Вчера они по этому месту сто раз проходили. Где он был все это время, неизвестно, но главное – получается, что тогда он еще был жив и полз всю ночь, да сил не хватило. Знаешь, как страшно понимать, что ты мог спасти человека, но не спас!..

     Короче, вытащили они его и спустились опять, но к назначенному сроку никто не вернулся. Вот тут и у нас началась паника. Ребята были «правильные», понимали, что пещеры шуток не любят – если договорились, значит, надо выходить, что бы ни случилось.

     Тогда пошли мы с Анютой. Метров через тридцать зацепился страховочный шнур. Пока мы его распутывали, погас один из фонарей, хотя, готова поклясться, аккумуляторы были новые. Шнур распутали – он оказался привязан к старому металлическому пруту. Натурально привязан! Узлами. Ты не представляешь, как страшно стало… И тут я первый раз почувствовала этот запах. Незнакомый и сладковатый. Я знаю, что такое метан, угарный газ. Я знаю, как пахнут пещеры. А этот запах… такой тонкий и приятный, но было в нем что-то неживое, не от природы. И еще странное ощущение, будто своды начинают двигаться, опускаются, пытаясь раздавить тебя. Вместе с этой массой, на плечи начинает давить жуткая усталость, появляется вялость во всем теле. Такого я не ощущала ни до этого, ни после. Хотелось присесть и больше не подниматься. И вокруг все так хорошо, так спокойно…

     Первую девушку мы увидели случайно в боковой штольне. Она сидела с открытыми глазами, прислонившись к стене. Выражение лица по-детски счастливое. Никакого ужаса или следов мучений.  Потом нашли и двух других – они лежали рядом, держась за руки, с такими же счастливыми глазами. Мы смогли вытащить только ту, первую. Спускаться еще раз сил уже не было. Вернее, даже не сил, а, как тебе объяснить, словно преграда выросла на пути. Ты заставляешь себя, а организм отказывается повиноваться. Невозможно уйти со свежего воздуха в этот сладковатый ад. Слава богу, подоспели МЧСовцы с противогазами и прочим оборудованием. Они вытащили всех. Ребят наших тоже нашли, мертвых…

     Дима молчал, пытаясь понять смысл истории, а Ира сидела, глядя на проезжавшие мимо автомобили, и глубоко затягивалась сигаретой. Наконец, бросила окурок себе под ноги.

     - Не знаю, почему, но, когда я увидела твой дом, то почувствовала тот запах. Я понимаю, что это не пещера, что тут воздух и деревья, но… запах, он не имеет к этому никакого отношения, понимаешь? Это запах смерти, если хочешь. Его вдыхаешь не носом, а внутренним обонянием, и я чувствую его. Твой дом напоминает мне Сокольи горы. 

     Дима скептически покачал головой. Ужасы Сокольих гор – это одно, а все остальное лично для него являлось, либо игрой больного воображения, либо поводом, не идти в гости.

     - Ладно, - он вздохнул. - А что мы будем делать дальше?

     - Я поеду домой, не обижайся, - она погладила его по руке. - Приезжай ко мне завтра.

     - Посмотрим…

Диме уже расхотелось связываться с этой ненормальной.

     Увидев маршрутку, они, не сговариваясь, встали. Ира неожиданно, как в прошлый раз, поцеловала его и юркнула в открывшуюся дверь, а Дима остался, растерянный и непонимающий, что же так кардинально изменило ее настроение. Открыв калитку, остановился, пытаясь уловить или хотя бы представить таинственный запах, но ничего не почувствовал и медленно побрел к дверям, давя валявшиеся на земле яблоки.

     В коридоре было темно и тихо, двери в комнаты плотно закрыты. Дима наклонился, развязывая шнурки, но, услышав Валин голос, удивленно поднял голову.

     - Бабке совсем плохо, поэтому я даже на работу не пошла.

     Дима привык, что ей становилось «плохо» с завидной регулярностью, но, как правило, это случалось при нем – таким образом бабка старалась привлечь к себе внимание. Но чтоб она делала это перед ненавистной «квартиранткой»?..

     Когда он открыл дверь комнаты, в нос ударил резкий запах мочи. Бабка лежала на спине,  скрестив руки. Уловив звук, попыталась повернуть голову.  Разметавшиеся по подушке волосы при этом шевельнулись. Дрогнули веки, но глаза так и не открылись.

     - Кто здесь? - спросила она чуть слышно.

Дима, скорее угадал, чем услышал вопрос.

     - Это я, бабушка… - видно было, что она хочет протянуть к нему руку, но скрюченные пальцы лишь скребли по простыне. - Что с тобой случилось? - превозмогая брезгливость от мокрого пятна, проступавшего из-под одеяла, Дима подошел.

     - Приболела я, - она с трудом разжала бледные губы. - Мне бы какое-нибудь лекарство...

     - Что у тебя болит?

     - Ничего не болит… Купи мне лекарство, пожалуйста.

     Дима подумал, что лекарств от старости не бывает. И еще – что человек должен понимать приближение простой, естественной смерти. На секунду стало страшно, что когда-нибудь и он сам будет также лежать, ожидая своего последнего вздоха.

     - Я по телевизору видела, что сейчас есть лекарства от всех болезней, - прошептала бабка. - А у меня просто слабость. Мне надо… - она облизнула сухие губы. Задышала мелко и часто. Чувствовалось, что ей трудно говорить.

     Дима положил ладонь на ее прохладный лоб. Она успокоилась, даже уголки губ еле заметно поползли вверх, словно прикосновение придало ей силы, но вдруг темное пятно под ней стало увеличиваться. И этот ужасный тошнотворный запах! Дима почувствовал, что еще минута и его вырвет. Отдернув руку и пробормотав: «Я сейчас», он поспешно вышел.

     - Ну что? - Валя ждала в коридоре, присев на стульчик возле телефона, ссутулившаяся, ставшая вдруг маленькой и беззащитной.

     - Похоже, конец, - Дима сам удивился, насколько эта заурядная мысль  укладывается в его голове (он помнил бабку почти сорок лет неизменной, словно застывшей в вечности). - Она мочится под себя и даже не открывает глаза.

     - Надо ее обтереть, чтоб не было пролежней, - предложила Валя, и Дима представил дряблое, сморщенное тело – мокрое, вонючее и отвратительное… - Я могу попробовать, если ты поможешь.

     - А надо? - спросил Дима жестко.

     - Не знаю, но если она пролежит так несколько дней, то вся кожа покроется язвами.

     Не ответив, Дима прошел на кухню и закурил. Ему хотелось сказать, что несколько дней она не проживет, но боялся произнести это вслух, а тут еще Валя вошла следом и села напротив, пристально глядя на него. Дима пытался отвести взгляд, но все время натыкался на тоскливые глаза жены. Казалось, она принимает происходящее гораздо ближе, чем он сам.

     - Так что? Может, попробуем?..

     Дима обязан был сказать «да». Другого выхода не было и он нехотя поднялся.

     - Сейчас надую матрац. Не на пол же ее класть.

     Ярко-красный матрац с желтыми узорами никогда не вписывался в антураж дома. Кто его подарил и по какому случаю, Дима не помнил, только было это очень давно, и с тех пор за ненадобностью он так и валялся в шкафу. А теперь, поди ж ты, кто б мог подумать!..

     Когда Дима откинул одеяло, вонь сделалась такой, что Валя выбежала из комнаты, прикрыв рукой рот. Было слышно, как ее рвало, да Дима и сам еле сдерживался: «Как там говорила Ирка насчет запаха смерти? Носом его не почувствуешь, да? Она не знает, что такое запах смерти!»

     Перед Димой лежал скелет, обтянутый дряблой, синюшной кожей. Неестественно вывернутые ноги, выступающие ребра, груди двумя лоскутами торчавшие из-под тонких скрещенных рук: «Вот все, что остается от человека, в конце концов. Будь ты хоть культуристом, - подумал Дима. - А какая была красавица! - он перевел взгляд на старую фотографию, висевшую на стене. - Зачем все это?..»

     Вернулась Валя. Вдвоем они попыталась приподнять тело, но бабка приоткрыла глаза.

     - Что вы делаете?.. - прохрипела она. - Оставьте меня в покое.

     - Все будет хорошо, - объяснил Дима, и глаза ее бессильно закрылись.

     Несмотря на худобу, тело оказалось довольно тяжелым. Они с трудом перетащили его на матрац, и Валя, собрав в охапку мокрое белье, выбежала из комнаты.

     - Мне холодно, - бабка пошевелилась. - Укрой меня.

     - Сейчас, бабушка. Валя поменяет постель, и мы положим тебя обратно.

     - Валя?  Кто такая Валя? Что она тут делает?

     Дима вдруг подумал, что весь ее приступ – это игра. Хорошая качественная игра, чтоб пощекотать им нервы. Она не может умереть, потому что все-таки вечная! Завтра она встанет и спросит, что сделали с ее простынями. Глядя на этот отвратительный комок кожи и костей, Дима грубо приказал:

     - Замолчи. Здесь все делают, чтоб тебе помочь. Не лезь не в свое дело!

     В это время Валя внесла тазик с водой и губку. Когда она дотронулась до бабкиного тела, по нему будто прошел ток. Глаза в первый раз открылись широко: в них застыл ужас.

     - Что вы делаете? - простонала она. - Зачем вы меня обмываете? Я живая!..

     - Ты вся в моче, - успокоил Дима. - Мы тебя просто протираем.

     Глаза медленно закрылись. Лицо скривилось, а из глаза выдавилась маленькая слезинка.

     - В моче… - прошептала она и замолчала.

     Дальнейший процесс прошел тихо и гладко. Распахнув напоследок форточки, они поспешно покинули комнату.  Дима тщательно вымыл руки и, усевшись на кухне, закурил. Валя ушла в ванную, где сразу же зашумела вода.  А дом молчал, никак не реагируя на происходящее. «И как ему реагировать? - подумал Дима. - Груда старого кирпича… А Валюшка молодец…» Словно услышав его, Валя вошла и остановилась посреди кухни.

     - Спасибо, что осталась, - Дима нежно взял ее руки. - Не надо тебе никуда уходить.

     - Давай не будем об этом, - она вздохнула и, резко меняя тему, спросила: - Есть хочешь?

     - Наверное…

Есть Диме не хотелось, но надо было чем-то занять себя в ожидании.  Он сам не знал, в ожидании чего.

     - Ее тоже надо бы покормить, - Валя обернулась, ожидая, пока нагреется сковорода. - Она ж с утра ничего не ела. Пойди, спроси у нее.

     Диме ужасно не хотелось возвращаться, но он должен был доиграть до конца роль заботливого внука. Воздух в комнате стал намного свежее, да и сама бабка, вроде, выглядела лучше, лежа в чистой постели.

     - Бабушка, - позвал Дима, - ты поесть хочешь?

     - Нет, Димочка, - она приоткрыла глаза. – Ты лучше сядь.

Он осторожно опустился на краешек дивана.

- Послушай меня, - говорила бабка очень тихо и невнятно, глотая окончания слов. - Я чувствую, что пора уходить. Теперь это твой дом. Ты сможешь сделать здесь все, что пожелаешь, и никто не в силах тебе помешать, кроме него самого. Я не могу тебе ничего объяснить, потому что сама не понимаю – я чувствую. И ты почувствуешь. Скоро почувствуешь, как я когда-то... Обещай, что будешь жить здесь. И самое главное, обещай, что здесь будет жить женщина. Он не проживет один. Обещаешь мне? - бабка попыталась нащупать его руку, но Дима не дал ей этой возможности. Он не хотел, чтоб она дотрагивалась до него своими ледяными пальцами.

     - Обещаю, - ответил он, несмотря на то, что все это слишком походило на бред.        

     - Вот и хорошо… Вы кушайте, а я полежу, - она попыталась улыбнуться, но выглядело это очень жалко.

     После обеда Валя принялась мыть посуду, а Дима смотрел на ее спину и думал, какую женщину бабка имела в виду - эту или другую? В данный момент он был так благодарен Вале, что даже не мог никого представить на ее месте: «Жаль только,  я настолько отвык просто общаться с ней, что и не знаю, как отблагодарить ее. Можно, конечно, сказать, что дом любит ее, только, пожалуй, это не совсем та благодарность, которой ей хотелось бы…» Валя выключила воду, вытерла руки.

     - Давай поиграем в карты,- неожиданно придумал Дима. - Помнишь, как мы играли?..

     Конечно, она помнила. Каждый выигрыш означал поцелуй или какую-то другую ласку, и не важно, кто выигрывал, потому что играли они только вдвоем. Это была их ежевечерняя прелюдия к любви. Какими они были тогда молодыми, глупыми... и самыми счастливыми.

     Взяв растерявшуюся Валю за руку, Дима завел ее в комнату, усадил на диван, а сам достал потрепанную колоду.

     - Ты помнишь, как играть-то? - спросила Валя.

     Дима вдруг подумал, что не помнит не только правил игры, но даже того, как она называется.

     - Будем вспоминать вместе. Это же была наша игра, - он начал неуверенно сдавать.

     - Зажги свет, - попросила Валя. - Темно уже.

     Протянув руку, Дима щелкнул выключателем. Комната сразу сделалась ярко-желтой. Валя поджала ноги, отчего полы халата разошлись, обнажив круглые коленки. Она легла, опершись на локоть и держа карты в другой руке. Волосы ниспадали на плечо, а прищуренный взгляд блуждал по комнате. Отдавшись воспоминаниям, Дима залюбовался ею: давно уже Валя не бывала такой, почти  прежней.

     - Ходи.

     Очнувшись, Валя посмотрела на кусочки блеклого картона, зажатые в руке.

     - А как? - она улыбнулась. - Я, правда, забыла, извини, пожалуйста.

     От этих слов, от этой улыбки Дима почувствовал какой-то внутренний толчок, словно сместилось время и провалились в небытие их последние, тягостные годы. Бросил карты картинками вверх, схватил Валины руки и потянул к себе, сминая покрывало.

     - Ты что? - ее глаза удивленно раскрылись, но в них, как и в голосе, не было недовольства. - Ты с ума сошел, у нас не заперта дверь, - прошептала Валя.

     - Ну и что? Кто к нам может прийти?

     - Не кощунствуй, там же твоя бабка. Не надо, она там…  умирает, а мы…

     - Мы все равно не можем ей помочь, - он пытался сорвать халат, но Валя сопротивлялась, цепляясь руками за тонкую скользкую материю, при этом мотая головой и причитая:

     - Не надо… Нельзя же так…

     Ее лепет только заводил Диму. Это, конечно, не являлось насилием в прямом смысле, но тем не менее он захватил ее руки и прижал к подушкам. Валя лежала в халатике, державшемся на одной пуговице, вся раскрасневшаяся, словно помолодевшая лет на десять…

     Неожиданно в тишине дома раздался резкий, похожий на выстрел хлопок.

     - Что это? - Валя в испуге открыла глаза.

     - Ветер, - прошептал Дима. - Ты же просила закрыть дверь, вот она и закрылась.

     - Пусти! Я не хочу! - крикнула Валя и стала вырываться по-настоящему, впиваясь ногтями в Димины плечи. Но он ничего не слышал. Ведь это его дом, его защита и опора! Здесь с ним не могло произойти ничего плохого!.. Теперь он уже просто насиловал ее, находя в этом новое, незнакомое доселе удовольствие.

     Валя мотала головой, стараясь добраться зубами до его носа или шеи… Но  Дима был явно сильнее, и она сдалась, позволив полностью властвовать над собой. В это время раздался второй хлопок и вместе с ним звон разбитого стекла.

     - Что мы делаем? - Валя открыла глаза. Теперь ее голос звучал потерянно и равнодушно. - Это кощунство…

     - Мне просто очень захотелось тебя, - сказал Дима, вставая. Застегнул джинсы и присел рядом. Валя на ощупь нашла его руку.

     - Это хорошо, - она вздохнула. - Только как-то не по-людски все у нас получается. Пойди посмотри, как она там, пока я схожу в ванную.

     И Дима пошел. В бабкиной комнате было совсем темно. Боясь испугать ее внезапным светом, он осторожно подошел к дивану и наклонился. Протянул руку и неожиданно наткнулся на бабкино плечо. Он не мог объяснить, по каким признакам определил, что это мертвое плечо. Отпрянул, резко ударив по выключателю. Бабка находилась совсем не в той умиротворенной позе, в которой он оставили ее, предлагая поесть. Теперь она лежала на боку. Рука со скрюченными пальцами вытянулась, словно пытаясь царапать стену. Челюсть отвисла, демонстрируя страшный беззубый оскал. Глаза широко раскрылись. Она была ужасна, и в тоже время одухотворена в своем последнем порыве… Хотя это уже неважно – в любом случае она перестала существовать, превратившись в некий предмет. Дима повернул на спину еще податливый, не окоченевший труп, выпрямил руки вдоль тела и только после этого аккуратно, двумя пальцами опустил веки.

     Дверь приоткрылась, и показалась Валина голова.

     - Она умерла, - объявил Дима.

     Валя остановилась в дверях, пристально глядя на мертвое тело. Шмыгнула носом, потерла рукой глаза. Дима посмотрел на нее удивленно.

     - Какой-никакой, человек был все-таки, - она встала рядом с Димой, и тот обнял ее. Так они стояли несколько минут в полной тишине, пока не скрипнула оконная рама и неожиданно не упал последний, чудом державшийся все это время,  кусок разбитого стекла. Это вернуло их к действительности.

     - Что ты теперь будешь делать? - спросила Валя.

     - Что и положено в таких случаях, - Дима пожал плечами. - Ты спрашиваешь так, будто я убил ее и теперь должен спрятать труп. Завтра возьму справку о смерти, потом поеду на кладбище, - он достал сигарету и впервые за много лет закурил в этой комнате. Подошел к разбитому окну, - вставить вот еще надо.

     - Если не возражаешь, я все-таки уеду, - сказала Валя.

     - Зачем? Сейчас у нас вроде все хорошо. Или нет?..

     - Хорошо, но я не хочу быть с ней в одном доме. Я боюсь покойников, тем более таких, как она. Я могу уехать не насовсем. Я приеду помочь, если потребуется.

     - Да хватит тебе! Она ж не ведьма, в конце концов. Вредная, брюзгливая старуха!

     - Не важно. А еще мне стыдно, что мы занимались любовью, когда она умирала.

     Дима снова пожал плечами. Возразить ему было нечего, хотя и не понятно, что тут преступного. Каждый живет своей жизнью: кто-то умирает, а кто-то занимается любовью.

     - Поживу у Ольги пару дней. Если захочешь, можешь мне туда позвонить.

     - Ладно, - согласился Дима, хотя знал, что звонить не будет. Надо разобраться в ситуации, прежде чем принимать решения, а ведь Валя всегда требует только решений.

     Дима слышал, как она разговаривала по телефону, как скрипели дверцы платяного шкафа, но продолжал молча стоять посреди комнаты, прикурив очередную сигарету. Смотрел на холодное безжизненное тело. Вспомнил, как совсем недавно перекладывал его, еще живое, в эту чистую свежую постель…

А дом молчал. Он словно притих в ожидании действий нового хозяина, но «новый хозяин» рассеяно оглядывал давно знакомые вещи и думал о том, что теперь весь этот хлам принадлежит ему.

     - Все. Я поехала. Не обижайся, - Валя уже держала в руках пакет и не могла на прощанье обнять мужа, поэтому только подставила щеку, и Дима чисто символически поцеловал ее.

     Дверь хлопнула. В ней повернулся ключ, и наступила полная тишина. Дима тупо уставился на труп, словно ожидая, что он вдруг пошевелится или начнет летать по комнате, как панночка  в «Вие», однако ничего подобного не произошло.

     Часы показывали десять. Дима ушел в свою комнату, включил телевизор и лег на диван. Шел боевик, где пара доблестных полицейских ловила маньяка, державшего в заложниках семью. Дима заметил, что просто смотрит на экран, но прислушивается не к звуку динамиков, а к происходящему в доме.  То, что вокруг было тихо, почему-то настораживало: казалось, в той комнате что-то не так. Дима на цыпочках прокрался по коридору и резко распахнул дверь. Тело лежало на прежнем месте, в той же позе, а сгустившиеся сумерки, через разбитое окно забиравшиеся в комнату, уже скрыли забор и дальние деревья.

     Вернулся к себе и только прилег на диван, как вдруг отчетливо услышал  посторонний звук. Сердце скатилось вниз. Нет, он не боялся конкретных покойников – это было смятение перед возможной встречей с неизвестностью.

     Теперь он приоткрыл дверь осторожно, заглянув сначала в щелку, и потом резко включил свет. На подоконнике у разбитого окна сидел огромный серый кот. Сидел и спокойно облизывался. На секунду глаза кота сверкнули красноватым огнем. Дима подумал, что такой кот может и броситься, поэтому не решился подходить близко. Остановился шагах в пяти и громко крикнул: «Брысь!», но кот только безразлично посмотрел на него.

     - Брысь! - повторил Дима, взмахнув рукой. Кот недовольно поднялся, выгнул спину и, не спеша, спрыгнул в темноту. «Странно, - подумал Дима, - я никогда не видел этого кота. Может, это ее душа?..»  Про себя он рассмеялся собственной примитивной фантазии. Даже начинающие писатели перестали ассоциировать душу с кошкой – это все равно, что рифмовать «розы – морозы». Но тогда, что же это за зверь такой странный?

     Дима выглянул в сад. Естественно, никакого кота там давно уже не было, правда, деревья будто замерли в ожидании чего-то. «Нет, заснуть сегодня вряд ли получится...» Он понимал, что, как только уйдет из этой комнаты, так сразу снова начнет прислушиваться. «Но не спать же в одной комнате с покойником?..»  Снова  обошел комнату, внимательно разглядывая вещи и придумывая себе занятие на ночь. «Боже, сколько ж тут всего!..»

     Он остановился возле пианино с позеленевшими подсвечниками и тусклой золоченой табличкой «SMIDT – WEGENER». В свое время специалисты говорили, что это очень хороший инструмент, надо только его настроить, но настраивать не стали, потому что все равно, играть на нем никто не умел. Как оно, вообще, попало в этот дом, и зачем?.. Дима подумал, что бабка почему-то никогда не рассказывала о своем прошлом, а дед умер, когда ему исполнилось лет восемь. Вот и вся информация, какое уж тут пианино!..

     Он медленно пошел дальше, оглядывая стену, на которой гвоздями были прибиты фотографии. Он привык, что они висели здесь всегда, но не рассматривал внимательно, и вот теперь, стоя перед пожелтевшими портретами незнакомых людей в военной форме и барышень с подкрашенными цветным карандашом губами, с сожалением думал, что никогда не узнает, кто эти люди.  Он ощутил себя человеком без прошлого, словно возникшего ниоткуда и, следовательно, уйти ему предстояло тоже в никуда. Обернулся, внимательно посмотрев на лежащий в другом конце комнаты труп – это  оборвалась последняя связующая нить. Вздохнул и, сделав несколько шагов, оказался около... Он не знал, как правильно называется эта мебель: сервант – не сервант, горка – не горка, поэтому называл ее просто – шкаф. Его дверца представляла собой толстое стекло, обрамленное резным каркасом из светлого дерева, а боковины, как небольшие квадратные окошки. Однако вся воздушность конструкции уничтожались старыми газетами, наклеенными на стекла изнутри. Дима с детства усвоил, что там хранится нечто ценное, важное и интересное.

     Раньше газет не было, но тогда рост позволял ему заглянуть только на две самые нижние полки, где стояли странные коробки разных цветов и размеров. Он помнил, как неделями крутился у шкафа, ожидая, что кто-нибудь откроет его, но шкаф не открывали никогда, и это было трагедией всего его детства…

     Совершенно неосознанно провел рукой по пыльной крышке и вдруг нащупал ключ. Когда дверца открылась, на Диму пахнуло пылью и старыми духами. Боже, чего тут только не было! Шляпки, шарфики, сломанные часы и серебряные полтинники вперемежку с бижутерией, знакомые с детства коробочки, какие-то свертки, тетради, перевязанные бечевкой… Перебирая этот хлам, Дима не мог понять, почему шкаф являлся такой тайной.

     В коробочках оказались ордена и медали, да так много, что когда Дима выложил их все,  они заняли добрую половину стола. «Сколько же надо пролить крови, и своей, и чужой, чтоб заслужить право носить на груди эти килограммы тускло блестевшего металла?..» Но тут же имелось и объяснение, в виде стопки золотых погон с большими заездами.

     «Выходит, дед был генералом?! - искренне удивился Дима, - В советское время такими людьми гордились. Так почему мне не рассказали об этом, когда я вступал в пионеры, черт возьми?! Или чувствовали, что тогда мне это было неинтересно? Тогда неинтересно, а теперь поздно…»

     В углу лежали папки, в которых оказались штабные карты. Дима расстелил одну из них  поверх орденов и склонился, вглядываясь в красные и синие стрелы, над которыми значились номера воинских частей. Постарался представить миллионы человеческих судеб, скрытых за ними. Нет, это просто невозможно.

     Разворачивать остальные карты Дима не стал, а, сдвинув их в сторону, обнаружил несколько коробок, гораздо больших, чем орденские. Поднял одну и чуть не выронил – такой  она оказалась тяжелой. Открыв, увидел ровные ряды  патронов. От неожиданности он даже отпрянул. Тусклые, кое-где покрытые зелеными пятнами окиси, они словно появились из другого мира. Странные это были патроны – не винтовочные, с торчащими вверх острыми пулями, и не пузатые пистолетные коротышки, а совсем ровные, с утопленными в гильзу тупоносыми пулями. Дима достал следующую коробку, потом следующую… Везде патроны. Прикинул, что всего их должно быть сотни три, а раз есть патроны…

     С азартом он начал выбрасывать содержимое шкафа, пока от самой дальней стенки не извлек нечто, завернутое в грубую серую тряпку, и даже на ощупь понял, что весь покров тайны оберегал неприкосновенность именно этой вещи. Длинный ствол; барабан, отполированный до блеска; деревянная обкладка рукояти, потемневшая от пота и времени - тот самый наган, каким размахивали матросы, штурмовавшие Зимний! Рядом с номером было выгравировано: «Красному командиру… (дальше стояла дедова фамилия), стойкому защитнику революции. Ф. Э. Дзержинский. 1919 год».

     - С ума сойти, - благоговейно выдохнул Дима. Прицелившись в темный угол, плавно нажал на спуск. Раздался щелчок, и барабан послушно повернулся в новую позицию. Дима положил оружие на стол, но тут же взял снова, не желая расставаться. Он так и держал его в руке, другой продолжая извлекать оставшиеся в шкафу блестящие форменные пуговицы, аксельбанты с золотыми кистями, танковый шлем и еще множество всякой военной атрибутики, правда, ни в какое сравнение не шедшее с наганом. Дима сжимал его, чувствуя тяжесть металла и невиданную доселе уверенность. На труп он уже не обращал внимания, воспринимая его как предмет обстановки.

     На последней полке среди перевязанных бечевкой тетрадей, Дима обнаружил фотоальбом с большими синими буквами на первой странице – «ДОМ».  На начальной фотографии красовался немецкий танк со свернутым на бок орудием. Рядом остатки стены, едва достававшие до его башни. Справа торчали два крошечных деревца. И больше ничего.

     На других фотографиях среди груд кирпича и досок виднелись чьи-то ноги, руки, одно тело в чужой офицерской форме целиком распласталось в обрушенном дверном проеме. Фотографий было много, и на всех трупы, трупы… А завершавшая подпись гласила – это  все, что осталось от штаба фашистов.

     Дальше отразились все этапы стройки. Дом постепенно обретал свой нынешний вид, а те прутики на первой фотографии, теперь Дима понял, что это два огромных тополя, которые видно, когда еще только подъезжаешь к  Воронежу на поезде.

     Все это было интересно, но воображение почему-то непроизвольно возвращалось к первым жутким снимкам. Вспомнилась Ира с ее катакомбами – может, между ними и этим домом, действительно, существует нечто общее?  Дима почувствовал, как его усталое сознание уходит от реального восприятия событий в мир фантазий и мистики. «А как иначе, если уже половина четвертого утра? Пора прекращать изыскания, хотя и оставалось-то чуть-чуть – пара коробок, да какая-то медная шкатулка...»

     В коробках оказалось несметное количество пуговиц (похоже, бабка коллекционировала их), а вот со шкатулкой вышла заминка. Внутри нее что-то перекатывалось, но Дима не мог ее открыть – крышка оказалась пригнана настолько плотно, что даже лезвие не находило щель. Дима решил оставить решение этой проблемы на завтра. Окинув взглядом учиненный им же самим погром, выключил свет и отправился в спальню.

     Хотя уже светало, спать не хотелось. Дима знал, как бороться с перевозбуждением, но водки в баре не оказалось, поэтому он с сожалением вздохнул и лег, тупо глядя на проступавшие за окном силуэты деревьев. Тишина навалилась на него всей своей вселенской массой, изгнав даже мышей, периодически шуршавших под полом. Захотелось включить на полную громкость магнитофон или телевизор, но для этого требовалось встать – а чтоб встать, надо было найти силы, и моральные, и физические. Круг замкнулся. Мысль носилась по нему, как цирковая лошадь, постепенно слабея, рождая в мозгу неясные картинки мистических ужасов, и вдруг, словно получив некий внешний импульс, она мгновенно обрела четкость: «Не надо бояться тишины. Надо бояться звуков, а раз их нет, значит, в доме осталось единственное живое существо – я сам. Это мой дом. Сюда не может проникнуть никто чужой. Дом защитит меня…»

     Дима повернулся на бок и вытянулся. Мысль погасла так же неожиданно, как и появилась. Теперь свое брала усталость, и вместе с ней пришло умиротворение. Очертания предметов, слегка покачиваясь, поплыли смутной вереницей и, в конце концов, все погрузилось во тьму…

* * *

     Проснулся Дима неожиданно и очень удивился яркому солнцу. Ему казалось, что он только минуту назад закрыл глаза, да и тяжесть в голове говорила о том же самом. Опустил ноги на холодный пол, и контраст с теплой постелью сразу вернул его к насущным проблемам. Даже не умывшись, он заглянул в бабкину комнату. Тело лежало в той же позе, шкаф был по-прежнему открыт, а вещи по-прежнему разбросаны на столе – все в жизни шло согласно давно составленному кем-то графику, и ничто не могло его нарушить.

     «Мертвых надо хоронить», - подумал Дима по дороге в ванную – подумал совершенно абстрактно, словно не ему самому предстояло заниматься этим.

* * *

     Сервис для мертвых был организован лучше, чем для живых, которым вечно приходилось стоять в очередях, и несмотря на это, все равно кому-то чего-то не доставалось. Уже к обеду Дима оформил все документы, заказал гроб, венки, памятник с оградой, автобус… И тут представил, как он один едет в этом автобусе! Но даже не это самое страшное – а как он один будет грузить в него гроб? А потом вытаскивать?!  

     О друзьях, которые помогли бы, так сказать, по велению души, речь не шла вообще, потому что таковых не имелось – оставалось кого-то нанять, но, кроме Олега с его командой, ничего толкового в голову не приходило.

     Приехав на вокзал, Дима безрезультатно обошел все пути, где разгружались вагоны, заглянул в гастроном, минут пятнадцать бродил по привокзальной площади, и хотя ему не хотелось делать это именно сейчас, отправился к Олегу домой. Он совершенно не думал, встретит ли там Иру, потому что мифические пещеры по сравнению с реальным трупом, лежащим  в его доме,  опустились куда-то на уровень сновидения, когда пугают, но не страшно. И, вообще, он идет не к ней, а к ее мужу с совершенно конкретным предложением.

* * *

     - Ирки нет, - предупредил его Олег прямо с порога. 

     - А я, собственно, не к ней, - Дима поразился непринужденности, с которой происходил этот диалог, будто Ира являлась не женой, а, например, его младшей сестрой. - Я к тебе.  Понимаешь, у меня бабка умерла…

     - Ну… - Олег развел руками. - Не знаю, что и сказать – соболезную или поздравляю?

     В глубине души Дима и сам толком не разобрался, огорчен ли он случившимся. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

     - Я хочу, чтобы ты со своими ребятами помогли с похоронами. Я заплачу.

     - И почем нынче погрузка бабушек? А то товар не ходовой, - видя растерянное лицо гостя, Олег махнул рукой. - Ладно, что мы - нелюди какие? Короче, на поминки приглашаешь? Ну, не по стакану за углом, а по-человечески... Полярникам, что хоронить, что мертвых оттаскивать… - перефразировал он матерную поговорку. - Где и во сколько?

     Дима даже не ожидал столь разумного предложения. Записав номера маршруток, он уже собрался уходить, когда Олег спросил:

     - Ирку-то ждать не будешь?

     Дима сделал вид, что не слышал вопроса и, шагнув на площадку, закрыл дверь. На душе было муторно, причем, не от чувства утраты, а от какого-то всеобщего безразличия, наиболее остро проявившегося в общении с Олегом. Самое противное, что и себя он ощущал его неотъемлемой частью. Все получалось настолько цинично, что на миг показалось, будто все они собираются просто выбросить труп на помойку. Но, с другой стороны, что бы ему ни казалось, пройдет завтрашний день, и начнется другая жизнь.

     Домой Дима вернулся к вечеру. Подумал, что сегодня он имеет полное право выпить, ведь дневная программа успешно выполнена, а сидеть вторую ночь подряд возле трупа, изучая какие-то старые бумажки совершенно не хотелось. Он уже успел наполнить стакан, когда раздался телефонный звонок.

     - Это я, Валя, - послышался далекий голос. - Тебе там помощь нужна?

     - Я ребят нанял, которые мне вагоны разгружают… Ну, чтоб гроб нести. Потом их, естественно, придется поить.

     - Я приеду, приготовлю, - Валя с ходу поняла намек. - Надо закончить все по-человечески.

     Дима не понял, что именно предстоит закончить – похороны или их собственные отношения, но, не вдаваясь в подробности, сказал: «Приезжай» и положил трубку. Залпом выпил водку, закусил только что купленной копченой курицей, покурил и почувствовал, что устал. Напряжение последних дней наливало веки свинцом и клонило голову к столу.

     Силы нашлись только для того, чтоб добраться до дивана и рухнуть. Он словно на всю ночь нырнул в глубокий черный омут, а утром вынырнул, легко и естественно, как делал это каждый день. Солнце уже встало, но все еще касалось вершин деревьев своим нижним красноватым краем. Не спеша умылся, позавтракал, и только после этого зашел к бабке. Равнодушно посмотрел на труп, давно являвшийся привычной частью обстановки, и направился к столу, собираясь убрать «семейные реликвии», но в дверь уже позвонили.

     Выглянув на улицу, Дима увидел стоявшую вертикально и поэтому казавшуюся огромной крышку гроба. Ее гротескные красно-черные цвета вносили такую дисгармонию в блеклое спокойствие сада, что Дима невольно подумал: «Наверное, такая же дисгармония существует между жизнью и смертью», но не успел развить свою мысль – стоявший на пороге мужчина с чемоданчиком по-хозяйски вошел в дом и остановился:

     - Где усопшая?

Дима провел его в комнату.

- Замечательная бабулька. Так, хозяин, давай платье, туфли и можешь идти. Дальше мы сами.

     Говоря последнюю фразу, мужчина убрал одеяло. Трупный запах при этом усилился, да и вид старческого обнаженного тела действовал на Диму угнетающе, поэтому удалился он с радостью. Прошел в кухню и остановился у окна, глядя на темно-бурую листву с редкими золотистыми вкраплениями. «Вот и все, - подумал он, - а бабушка этого уже никогда не увидит, хотя оно, наверное, и было самым любимым зрелищем в ее жизни…»

     Присев на табурет, вдруг почувствовал, что что-то ему мешает – что-то  острое и объемное упиралось в ногу. Странно, он даже не помнил, когда сунул в карман шкатулку. Положил ее на ладонь и принялся разглядывать, скорее, от скуки, нежели с каким-то смыслом. На дне увидел овальное клеймо, похожее на те, что ставят на золотых украшениях. Поднес к самым глазам, но не смог разобрать ни одного символа.

     «Фигня какая-то…» Он поставил шкатулку на подоконник и закурил, глядя в окно. Среди листвы мелькнуло цветное пятно. Оно приближалось, то возникая, то исчезая снова. Дима еще не успел сообразить, кто бы это мог быть, когда в коридоре послышались шаги, а еще через минуту на кухне появилась Валя. На ней было короткое синее платье, в котором она уходила позавчера, но тогда оно выглядело нормально, а сегодня совершенно не соответствовало предстоящим событиям.

     - Я не опоздала? - она улыбнулась.

     Создавалось впечатление, что время сдвинулось, и между ними еще не произошло ничего плохого: она просто забежала в гости, как много лет назад, когда они лишь начинали встречаться. Это ощущение порождало необъяснимый восторг, и Дима тоже улыбнулся. А еще ему вдруг захотелось обнять Валю, словно доказывая  служителям смерти, орудовавшим в соседней комнате, или, нет, скорее, самому себе, что жизнь продолжается и ничто не может ее уничтожить. Смерть – это явление частное, а жизнь – всеобъемлющее. Он прижал жену к себе, с удовольствием вдыхая аромат ее волос, как когда-то в далеком прошлом…

     Дверь из комнаты с шумом распахнулась:

     - Все, хозяин. Принимай работу.

     Дима нехотя опустил руку, подумав: «А интересно, акт о выполнении работ мы подписывать будем?..»

     Гроб возвышался на столе. Рядом с ним стояла крышка с огромным крестом. На фоне этих грубых геометрических фигур бабка, лежащая в гробу, казалась совсем маленькой. Ее тело полностью спряталось в белой материи. Сухонькие ручки сложены на груди. Челюсть подвязана тряпочкой. Щеки из желтых, стали ровного воскового цвета. Волосы аккуратно уложены, отчего лицо приобрело выражение благородства, которое в реальной жизни оно утратило много лет назад.

     - Подвязку потом снимешь. Это, чтоб челюсть пока не отвалилась...

     Сбоку в гробу стояла маленькая иконка, изображавшая святого с такими же скрещенными руками. Дима не знал, как его зовут, и думал, уместна ли она здесь вообще, но потом решил, что все нормально, ведь в то время, когда бабка родилась, еще верили в бога.

     - Если устраивает, давай рассчитаемся, - мужчина достал калькулятор. - Значит, так…

     Диме стало неловко предстоящей конкретики расчетов.

     - Короче, скажи сколько, и все! - перебил он.

     - Пять сотен устроит?.. - не задумываясь, выдал мужчина.

Сумма показалась Диме явно завышенной. «Это же шесть газовых плит…» - подумал он, но торговаться не стал.

- Вот и ладушки, - мужчина спрятал деньги. - Счастливо оставаться. Автобус будет в двенадцать, так что готовьтесь, а то у него сегодня еще три ходки.

     Времени оставалось около часа, и Дима оглянулся в поисках Вали. Прошелся по дому, но обнаружил ее в саду, сидящей на скамейке и глядящей в одну точку у себя под ногами.

     «Самая трагическая фигура во всем этом балагане», - подумал он.

     - Ушел? - Валя подняла голову.

     - Ушел. Пойдем, расскажу, что надо сделать, а то скоро грузчики придут. Я поеду с ними на кладбище, а ты займись здесь.

     - Неужели никого не осталось, кому она была бы, действительно, дорога?

     - Не знаю, - Дима пожал плечами и уселся рядом. Со свежего воздуха совершенно не хотелось возвращаться в воняющий формалином дом. Они оба оттягивали этот момент, будто надеясь на какие-то изменения, но время шло и ничего не менялось. Валя продолжала упрямо смотреть в землю, а Дима курил, откинувшись назад и вытянув ноги.

     - Что мы будем делать дальше? - спросила Валя.

     Дима очнулся от идиллического созерцания небесной голубизны, совершенно не готовый к продолжению их бесконечного, пустого разговора.

     - Не знаю, потом разберемся, - он выбросил сигарету. - Пойдем на кухню.

     Едва Дима успел вынуть из холодильника продукты, как в дверь опять позвонили. «Похоронная команда» неуверенно сгрудилась на дорожке, а Олег стоял впереди и улыбался.

     - Ну, брат, ты живешь! - произнес он восторженно, протягивая руку. - Это все твое?

     - Мое. И за домом тоже – до самого, во-он того забора, - Дима говорил заученными фразами, словно экскурсовод, которому давно опротивел его музей (а какие-то идиоты ради этого едут за сотни километров). - Там  - граница по рабице, а там  –  за малиной не видно…

     - Вот так, мужики, - Олег обвел взглядом территорию. - Это не наши «хрущобы».

     Ребята молча курили, не выказывая никакого интереса. Дима посмотрел на часы: без десяти двенадцать. С одной стороны, он был благодарен Олегу, но, с другой - мечтал, чтоб все поскорее закончилось, и эти посторонние люди, наконец, покинули его потаенный мир.

     - Идемте, - он распахнул дверь в прохладный полумрак.   

      - Класс! - Олег обвел взглядом высоченный коридор. - А сколько здесь комнат?

     - Восемь. Триста пятнадцать – общая площадь, двести пятьдесят – полезная…

 Экскурсия продолжалась.

     - И все на одного? - спросил невысокий крепкий парень с усами.

     Дима не помнил его при разгрузке вагонов, хотя и остальных он тоже почти не помнил.

     - Меня зовут Дмитрий, если кто не знает, - он протянул руку. - Да, все на одного...

Рука его перемещалась из одной ладони в другую, при этом выяснилось, что в бригаде два Александра, Юрий и Игорь – тот, низкорослый, с усами.

-Вот, - продолжал Дима, открывая дверь в комнату. Стоявший посередине гроб придавал помещению торжественность. Это почувствовали все, а Олег даже заметил:

     - Как в Колонном зале, - подойдя к гробу, он заглянул в лицо бабке. - Благородная.

     Остальные разбрелись, разглядывая фотографии, и чтобы прекратить бесцеремонное вторжение, Дима снова взглянул на часы:

     - Пора выносить. Машина придет с минуты на минуту.

     - Выносить, так выносить, - Олег засучил рукава.

     Дима выставил перед крыльцом два табурета, и грузчики уже подняли гроб, когда в комнату влетела Валя. Не вошла, а именно влетела и остановилась, словно споткнувшись о невидимую преграду. Руки ее блестели от жира, и в одной из них она сжимала нож.

     - Подождите!

     Гроб со стуком опустился обратно. Покойница дернулась, словно не желая ждать.

     - Это моя жена – Валя…

Изначально Дима не счел нужным представить ее, и сейчас все получилось не совсем красиво, но этого никто не заметил, ожидая объяснений.

     - Подождите, - она неловко поправила волосы. - Надо же хоть зеркала закрыть.

     - Тьфу, черт, - Олег снова взялся за гроб. - Я думал, правда, что-то случилось!.. Какие ж мы все суеверные!  

Он засмеялся, но никто его не поддержал. Наоборот, Игорь взял со стула тряпку, которую Дима не успел убрать и молча подал хозяину, а Валя исчезла так же неожиданно, как и появилась.

     Условности были соблюдены, и через несколько минут гроб стоял в лучах полуденного, но уже не жаркого солнца. Зелено-коричневые ветки последний раз склонились над бабкиным лицом, словно прощаясь. Дима взглянул на дом и увидел в кухонном окне Валю. Прижавшись к стеклу, она плакала.

     Большая зеленая муха попыталась сесть на бабкино лицо, но кто-то из грузчиков согнал ее. Муха покружила, недовольно жужжа, и улетела. Повисла неловкая пауза. Два Александра отошли, тихонько беседуя о чем-то своем. Игорь вальяжно уселся на Димину любимую скамейку и закурил, попутно обдирая оставшиеся листочки с ветки жасмина. Олег стоял, внимательно изучая дом, а Дима смотрел в восковое бабкино лицо и думал: «Вот и все, бабушка, и не будет больше у тебя самого дорогого – того, за что ты боролась всю жизнь. И чего ты добилась? Чтоб дом пережил тебя? Так он всех нас переживет…»

     В это время раздался протяжный сигнал автомобиля. Дима открыл ворота, и в них въехал красный автобус с широкой черной полосой. Грузчики подняли свою ношу, и гроб, плавно покачиваясь, поплыл над землей. Это было очень торжественно и даже красиво. А в кухонном окне по-прежнему виднелось Валино лицо.

     Пока гроб вползал в чрево автобуса,  из-за заборов робко высовывались любопытные лица соседей. Никто из них не решился подойти, потому что все они не дружили между собой. Так сложилось издавна, и причину Дима просто не мог помнить. Он воспринимал это как факт, зная, что даже здороваться с ними не обязательно, если на тебя не смотрят в упор.

* * *

     На кладбище все прошло гладко и быстро, потому что никто не толпился с цветами, не бросался, рыдая, к покойной, не произносил скорбных речей. Гроб просто опустили в яму, забросали землей, и на образовавшийся холмик, водрузили корявый сварной памятник. Примотали проволокой фотографию к оградке – все заняло минут двадцать.

«Человек исчез, будто его и не было, - подумал Дима. - А память проходит очень быстро, когда нет объекта для воспоминаний…»

     Могильщики очистили лопаты и двинулись к следующей могиле, куда как раз подъезжал такой же красный и такой же пыльный автобус. Из него высыпала толпа плачущих и причитающих родственников.

     - Прям конвейер… - заметил Олег, поворачиваясь к водителю. - Шеф, назад подбросишь?

     - До города, садитесь.

     В салоне открыли окна, и в них сразу ворвался свежий ветер. Никто уже не ощущал, что возвращаются они с кладбища – они просто ехали в город. У трамвайного кольца пассажиры вылезли, и когда автобус исчез за поворотом, ощущение чьей-то смерти окончательно рассеялось у всех, даже у Димы. Он сам удивился тому, насколько спокойно стало на душе, и выпить ему хотелось не столько за упокой души, сколько просто выпить, как бывает после удачного трудового дня.

     Юра и один из Александров засобирались домой. Дима хотел дать им денег, но Олег молча покачал головой, показывая, что это его проблемы. Зато когда их осталось всего четверо, вопрос передвижения резко упростился. Дима уверенно махнул рукой, и через минуту они уже мчались к дому на бежевой «Волге».

     - Бабка-то хоть ничего была? - спросил Игорь, нарушая затянувшееся молчание.

     - Нормальная…

Именно, сейчас Дима вдруг понял фразу – о мертвых хорошо или ничего. Действительно, когда знаешь, что человек уже ничего не может совершить, ему прощается все плохое, а в заслугу ставится то, что он все-таки существовал.

     Тема иссякла, а другой не находилось. Так они и ехали молча до самого дома.

     Встретила их та же трава, те же деревья и голубое небо, словно не проплывал здесь каких-то пару часов назад большой красно-черный гроб. Табуретки от крыльца Валя убрала. В коридоре с зеркала исчезла накидка, а окна во всем доме были распахнуты настежь. Но самое поразительное – на огромном столе, где только что лежала покойница, громоздились бутылки и блюда с закусками на белой крахмальной скатерти. Метаморфоза настолько поражала, что все четверо в растерянности остановились. Дима как-то не думал, что Валя накроет именно в этой комнате и именно за этим столом.

     Сама хозяйка показалась из кухни со свежим макияжем, скрывшим следы недавних слез.

     - Все прошло нормально? - поинтересовалась она.

     - Как говорил поэт: «Ее зарыли в шар земной…» - ответил почему-то Олег.

     - Ну и слава богу, - этими словами Валя будто подвела черту под трауром и, улыбнувшись, сделала радушный жест. - Прошу… Пусть земля ей будет пухом.

     Все уселись за стол, слишком просторный для пятерых. Выпили, и только Валя, едва пригубив, попыталась поставить рюмку, но Олег быстрым движением подсунул ладонь.

     - Так нельзя. За покойников надо до дна.

     - Я ж упаду, - Валя почему-то покраснела. - Я почти не пью.

     - А что делать? - Олег театрально пожал плечами. - Поминки есть поминки. Скажи, Дим?

     Дима знал, что для его жены рюмка – это предельная доза на весь вечер, и не хотел, чтоб ей стало плохо, как случалось несколько раз в особо назойливых компаниях. В сущности, покойнице не все ли равно, полными рюмками за нее пьют или нет?..

     - Олег, оставь ее, - сказал он негромко, но твердо. - Она сама знает, сколько выпить.

     - Это неправильно, - обиделся Олег.

     Дима чувствовал, что пора сказать что-то доброе и человечное, как обычно поминают мертвых, но ничего не приходило в голову. Он так и сидел, держа в руке рюмку, и, не мигая, глядел в едва покачивающуюся водочную гладь.

     - Ну, - Олег неожиданно встал, - за бабушку, которая в наше стремное время сохранила для внучка такой домище практически в центре города. Жаль, у меня нет такой бабки. Таких бабок с оркестром хоронить надо, не то, что некоторые!..

     Дима покраснел и, чуть подавшись вперед, оперся о стол. Подходящего ответа не находилось и он выбрал первый пришедший в голову.

     - Твое-то, какое собачье дело, полярник хренов? Сколько ты там на СП отзимовал?.. И еще антарктический поезд, да?..

     - Ты что? - опешил Олег. - Сбрендил? Я ж пошутил.

     - Ребята, перестаньте, - Валя беспомощно вертела головой, натыкаясь, на любопытные, но не сочувствующие взгляды. - Слышите, перестаньте.

     - Дим, - Игорь отложил вилку. - Ну, пошутил человек неудачно. Не лезь в бутылку. Бабку он ничем не обидел – она ж в самом деле сохранила дом, так что…

     - Игорь, - Дима поднял рюмку, чувствуя, что в чем-то они, может, и правы. – Я хочу выпить конкретно с тобой за то, чтоб ты понял,  если тебе не говорили этого раньше: у меня, как и у каждого человека, есть свой мир. Допускать туда никого я не собираюсь, тем более всяких хамов, - он мельком взглянул на Олега, который попытался что-то сказать на ухо Вале, но та отстранилась, вытаращив на него удивленные глаза.

     - Не, ты пойми, - Игорь усмехнулся, - я здесь человек посторонний и не знаю, какие у вас отношения. Просто мне показалось, что Олег ничего обидного не сделал.

     - Проехали, - оборвал Дима, решив, что дальнейшие выяснения ни к чему не приведут.

     Они чокнулись, причем, никто не возмутился по этому поводу. Валя тоже подняла рюмку и вдруг, зажмурившись, резко опрокинула ее в рот. Скривилась, замахала руками. Олег, сидевший ближе всех, сунул ей кружок соленого огурца. Щеки ее тут же порозовели, глаза заблестели. Она обвела компанию победоносным взглядом.

     - Я думала, что будет хуже.

     Все рассмеялись, и как истинные джентльмены стали двигать к ней тарелки с закуской. Напряжение спало, лишь Олег продолжал оставаться каким-то потерянным. Он замолчал, оставив за собой лишь обязанность следить за полнотой рюмок. Разговоры сделались  нейтральными, постепенно переходя к фотографиям на стенах. Если б еще Дима знал, кто изображен на них!.. Ему вдруг захотелось открыть шкаф и продемонстрировать дедовы ордена, но странное чувство опасности мешало это сделать: «Лучше уж что-нибудь придумать про фотографии, ведь все равно никто не проверит!..»

     Игорь и третий, имя которого Дима забыл, послушно перемещались за  «экскурсоводом» от одного «экспоната» к другому. Олег же слушал Димины байки, не вставая со стула, небрежно полуобернувшись, и забросив ногу на ногу. Валя исчезла, как всегда, незаметно. Дима решил, что она либо подкладывает закуску, либо спит в дальней комнате, либо блюет в туалете. Впрочем, какое это имеет значение?

     Наконец, Дима почувствовал, что истории теряют правдоподобность и пора закругляться. Довольные, все вернулись за стол и вновь наполнили рюмки.

     - А где хозяйка? - спросил Олег. - Неудобно как-то без хозяйки.

     - Штаны неудобно через голову надевать, и спать на потолке неудобно! - отрезал Дима, пытаясь предотвратить очередную попытку вторжения в свой мир. Игорь на этот раз не вмешивался, демонстративно опуская на пол опустевшие бутылки. Что-то подсказывало Диме, что добром сегодняшний вечер не закончится, но не мог же он сказать, что у него больше нет водки? Они все равно сбегают сами, как истинно русские люди.

     Валю Дима обнаружил на кухне, сидящей в углу и сжимавшей руками виски.

     - Мне плохо, - пробормотала она, не поднимая головы. - Дура! Зачем я пила эту водку?

     - Пойди на веранду, там свежий воздух.

     - Я лучше здесь посижу, можно? - спросила она жалобно.

     - Конечно. Я ж просто хотел, как лучше, - забрав со стола водку, Дима вышел.

     Когда он вернулся в комнату, Олег стоял у разбитого окна, напряженно глядя в сад и сжимая в руке массивную пепельницу, судя по надписи, подаренную деду аж в 1948 году! Вторая рука его была опущена и по ней тоненьким ручейком стекала кровь,  а Игорь и тот, третий почему-то весело хохотали.

     - Ну, кот у тебя зверский!.. - воскликнул сквозь смех Игорь. - Хуже собаки!

     - Какой кот? - не понял Дима.

     - Олег погладить его хотел, а тот, зверюга, как саданет лапой.

     - Я сейчас его убью, - объявил Олег, не оборачиваясь и не меняя охотничьей позы.

     Дима вспомнил самую первую ночь, жуткие бордовые глаза и вдруг подумал, что, если этот кот не соседский, то, может быть, он принадлежит этому дому?

     - Не надо здесь ничего трогать, - он шагнул к Олегу. - И котов гладить не надо. Положи пепельницу, - Дима поставил на стол водку. - Слышишь, я кому сказал!.. - он сделал шаг вперед, но Олег, спрятав пепельницу за спину, вдруг завизжал. Не закричал, а именно завизжал так, что Дима от неожиданности остановился.

     - Ты трахаешь мою жену, а я не могу грохнуть какого-то долбанного кота?!

Дима, не ожидавший такого поворота, замер с открытым ртом, а лицо Олега расплылось в довольной улыбке.

 - Что, съел?!..

     - Он трахает твою Ирку? - раздался сзади голос Игоря.

     Объяснять, что Олег сам пытался все подстроить, но никто ее не «трахал» в данной ситуации было бесполезно: алкоголь не приемлет никаких аргументов. Дима резко обернулся и увидел, как Игорь медленно поднимается из-за стола.

     Дима находился в очень неудобном положении, когда один из противников постоянно был сзади. Решение пришло мгновенно. Он даже не успел толком осознать, что делает. Метнулся к шкафу, благо, не успел запереть его, схватил наган и, не дожидаясь ответной реакции, стал аккуратно вставлять в барабан патроны.

     - А ну, всем стоять! - приказал он и только в этот момент осознал, что переступил черту. Даже если ни в кого не стрелять, одно то, что он направляет заряженное оружие на людей уже преступление. Но ощущения ошибки  не было, скорее, наоборот – через холодную сталь ему передалась какая-то вседозволяющая сила.

     Игорь замер, так и не успев оторвать руку от спинки стула. На лице Олега, словно маска, продолжала висеть все та же дурацкая улыбка, только рот начал открываться, придавая ей карикатурное выражение. Лишь третий продолжал сидеть, чуть склонив набок голову, и с интересом наблюдал за происходящим. Он не участвовал в разборках, и лишь весьма к месту повторил совершенно идиотский рекламный слоган:

     - Иногда лучше жевать, чем говорить...

     Все могли бы рассмеяться, и, скорее всего, инцидент был бы исчерпан, но когда на тебя направлен заряженный револьвер, шутки доходят слишком долго. Момент оказался упущен, но Диме было плевать на это. Он чувствовал себя хозяином положения.

     - Все вон отсюда, - произнес он спокойно.- Забирайте водку, и чтоб духу вашего не было!

     Игорь, похоже, пришел в себя после первого потрясения и, поняв, что перед ним вовсе не убийца, невозмутимо опустился на стул.

     - Олег, - усмехнулся он, - эта память о революции семнадцатого года не стреляет лет пятьдесят. Сейчас переломам ему ребра, а потом, если хочешь, трахнешь его сучку...

     Дима растерянно посмотрел на наган. «А если он, действительно, не стреляет?! Сколько лет прошло, как его чистили последний раз? Может, у него и вовсе боек сточен, а лежит он здесь в качестве сувенира? Но зачем тогда патроны?», - эти мысли роем пронеслись в голове. Он продолжал ощущать в руке тяжесть металла, правда, она перестала давать ему ощущение силы и власти.

     - Убери эту штуковину, - Олег судорожно сглотнул слюну, словно не слыша Игоря. - Мы уйдем, если хочешь, и забудем обо всем,  - он даже вернул на  место пепельницу.

     Казалось, это лучший выход – убрать оружие и разойтись миром, но Диме вдруг нестерпимо захотелось убедиться, что наган все-таки стреляет. Убедиться именно сейчас, в присутствии этих гнусных существ. Он повернулся к Игорю.

     - Значит, говоришь, не стреляет?

На лице Димы появилось некое подобие ухмылки, а внутри все холодело и восставало: «Что я делаю?! Если он просто не выстрелит, это полбеды, а если его разорвет в руке?» Однако остановиться он уже не мог.

     Дима сам не заметил, как поднял револьвер. На секунду представил, каково это, когда на тебя смотрит маленькое черное отверстие, и чем дольше смотрит, тем кажется больше, вырастая до калибра орудийного жерла.  Игорь напрягся, словно из ствола должен вырваться ураган, а не крохотный кусочек свинца.

     - Встать! - скомандовал Дима. Игорь медленно поднялся.

     - Ты же все равно не выстрелишь. Я сейчас подойду и возьму его, спорим?

     Игорь сделал первый неуверенный шаг, потом второй, словно нащупывая шаткий мостик над бурным потоком. Дима с ужасом понял, что, кроме работоспособности нагана, есть еще одна проблема – выстрелить в человека.

«Это ведь только в кино…» Времени оставалось все меньше, а его, как назло, заклинило на последней фразе: «Это ведь только в кино… это в кино…» Рука с непривычки устала держать тяжелый металл, и ствол стал медленно опускаться. «Еще секунда, и конец!..» Он обвел взглядом комнату: мозаика фотографий, трещинка в углу, голубой китайский дракон... «Все просто», - он закончил начатую фразу и почувствовал, как палец помимо его воли нажал на пусковой крючок. Дальше все происходило одновременно: руку отбросило назад, в нос ударил горячий и горьковатый дым, раздался трехэтажный мат, и Игорь запрыгал на одной ноге, подставляя под повторный выстрел спину. Дима посмотрел на пол и увидел аккуратную дырочку в том месте, где только что стояла нога Игоря...

     Игорь с размаху плюхнулся на стул и начал судорожно стаскивать туфель, в котором тоже имелась дырочка. Олег бросился к выходу, но в проеме столкнулся с Валей. Они разлетелись, как бильярдные шары, остановившись друг против друга и не зная, кто кого должен пропустить первым. Дима не видел всего этого. Он смотрел, как Игорь снял носок. Это походило на чудо, но пуля прошла точно между пальцами, лишь содрав кожу. Игорь растерянно поднял голову и сказал тихо:

     - Ты, либо псих, либо снайпер.

     Дима почувствовал слабость и легкое головокружение. Он выиграл, сам не понимая как, ведь в жизни не стрелял из пистолета, но больше держаться сил у него не осталось. Руки тряслись, на лбу выступил пот: «Надо лечь, чтоб успокоиться…»

     - Убирайтесь быстро!.. - он не узнал своего голоса. Попытался прокашляться, но ничего не получилось. - У вас три минуты, иначе стреляю без предупреждения!

     Угроза подействовала мгновенно. Игорь принялся обуваться, все еще тихонько ругаясь и ни к кому не обращаясь. Третий грузчик и вовсе покорно встал и направился к двери, видимо, понимая, что ни к чему не причастен. Валя отступила в сторону, пропуская его, и то, что он беспрепятственно покинул комнату, воодушевило Олега. Он бросился следом и уже с улицы крикнул, то ли в порыве бессильной злобы, то ли из чувства мести:

     - Я Ирке все расскажу! Она не даст тебе больше, если я захочу!

     Дима слышал все, но у него не было ни сил, ни желания отвечать на глупые замечания. Он смотрел, как неловкие Игоревы пальцы никак не могли завязать шнурки, и начинал ненавидеть их за медлительность. Он хотел снова поднять наган и сказать, чтоб тот убирался поскорее, но почувствовал, что не сможет этого сделать.

     Наконец Игорь ушел, молча и чуть прихрамывая. Входная дверь закрылась, а Дима продолжал стоять посреди комнаты, все еще сжимая оружие и невидяще глядя на черное отверстие в полу. Валя остановилась рядом. Она будто не решалась дотронуться до него, когда он такой… непобедимый и растерянный одновременно – это невозможно сформулировать - и просто боялась его.

     Дима глубоко вздохнул, словно возвращаясь к жизни. Вновь окинул взглядом комнату, в которой ничего не изменилось, а изменилось, наверное, в нем. Именно сейчас, а не в тот момент, когда умерла бабка, он почувствовал, что это его крепость, и они будут защищать друг друга от любых вторжений. Ведь это чей-то чужой верный глаз помог выстрелить так, как нужно – может быть, глаз деда. У него самого никогда б не получилось

     - Дим… - Валин голос оборвал мысль, - откуда у тебя оружие?

     - Это дедов. Я случайно нашел его.

     - Его, наверное, надо сдать в милицию? - предположила Валя.

     - Ну уж, дудки! - Диму всегда раздражала ее извечная правильность, а сейчас он тем более злился, потому что она пыталась строить его новую, только начавшуюся жизнь по своими дурацким законам. - Теперь он мой!..

     Валя вздохнула, поняв, что дальше обсуждать тему не имеет смысла.

     - А меня вырвало… - она улыбнулась. - Я прилегла, но услышала выстрел. Что тут было?

     - Что было? - Дима мысленно вернулся на пятнадцать минут назад и не смог объяснить, что же «тут было». То, что Олег хотел бросить пепельницей в кота – это ж не повод, чтоб стрелять в Игоря, поэтому он сказал:  - Ничего особенного не было. Мы немного повздорили…

Самое глупое и смешное объяснение, которое могло прийти в голову, но Валя вынуждена была удовлетвориться им. Она снова вздохнула, глядя на тускло блестевшую сталь нагана, и Дима счел за лучшее убрать его с глаз долой, иначе дальше все так и будет вертеться вокруг этого куска металла. Завернул его в ту же тряпицу, спрятал обратно в шкаф и запер на ключ.

     Валя стала убирать со стола, а Дима опустился в глубокое старинное кресло, закрыл глаза, но сосредоточиться не получалось. Периодическое звяканье тарелок и шаги туда-сюда, туда-сюда… Это раздражало, как никогда раньше.

     - Валь!..

     - Что? - она остановилась, словно по команде «замри». - Я сейчас уберу и уеду.

     - Да нет, - Дима смутился, хотя минуту назад хотел именно этого, - зачем уезжать?..

     - Ты же прекрасно знаешь, зачем… А кто эта Ира? Ты никогда ничего не говорил о ней.

     - Какая Ира?

     - Ну, которая «не даст» тебе, если этот, длинный, все ей расскажет.

     - Ах, эта… - Дима усмехнулся.

Казалось, он должен бы взорваться сейчас, а не тогда, когда Олег хотел запустить в кота пепельницей, но почувствовал, что ему совершенно безразлично, «даст» ему Ира или нет, и тем более безразлично, что об этом думает Валя.

- Это пьяный бред... Хотя, знаю, что убеждать тебя все равно бесполезно. Я сказал, а дальше понимай, как хочешь.

Он прошел мимо жены и оказался на крыльце. Солнце уже направилось к горизонту, но путь ему предстоял еще долгий – пока его лучи прорывали остатки листвы, образуя светлые заплатки на зелено-коричневом поле. Дима вздохнул полной грудью, почувствовав такой покой и умиротворение, что и Валя, и Ира, и Олег с его командой, и вообще все, что существовало за пределами забора, показалось мелким и незначительным. Оно должно существовать по своим законам, никоим образом не вторгаясь сюда, на его территорию, в его крепость.

     Закурил, не спеша спустился с крыльца, и уселся на скамейку. Подумал, что слабость и головокружение прошли. Прошли так незаметно, что он сразу забыл о них – осталась только усталость, как у солдата после выигранной битвы. Повернул голову в сторону дома. В кухонном окне маячил, склоненный над раковиной Валин силуэт. Дима, скорее угадал, чем услышал шум воды, но ему не хотелось никаких посторонних звуков.

     - Валь, - он вернулся в дом, - может, хватит? Я завтра сам все помою.

     - Мое присутствие тебе настолько неприятно?

     - Не в этом дело, - Дима говорил медленно, словно мысля вслух. - Вернее, не в тебе

     - Конечно, не во мне. У тебя ж есть какая-то Ирина.

     - Перестань говорить глупости, - даже злиться сейчас у него не было желания. - Просто у меня тяжелый день, ты же сама знаешь. Я хочу отдохнуть.

     - А я мешаю тебе? - Валя усмехнулась. - Я уже стала настолько чужой, что меня надо поскорее выпроводить и запереть дверь? Не бойся, я ничего не унесу. Можешь идти отдыхать. Я домою и уйду, и дверь сама закрою.

     Дима не стал возражать и поплелся в комнату, где стоял старый скрипучий диван.

* * *

     Проснулся Дима в полной темноте. Проснулся оттого, что чувствовал тяжесть. Что-то сдавило грудь, и стало трудно дышать. Протянув руку, нащупал выключатель, и когда желтоватый свет бра осветил комнату, с удивлением и ужасом обнаружил у себя на груди удобно расположившегося огромного серого кота с яхонтовыми глазами. Кот прищурился и повел ушами, словно тоже соображая, где находится. В его позе не было агрессии, и когда Дима осторожно протянул руку, кот довольно заурчал и вытянулся, свесив пушистый хвост. Дима смотрел ему в глаза и думал, что раньше этого кота не существовало, и он не мог взяться ниоткуда. Да и, вообще, у животных не бывает таких глаз! А кот потянулся, спрыгнул на пол и засеменил в другую комнату.

     Дима вскочил, чтоб посмотреть, что же кот будет делать дальше, но тот исчез, видимо, выпрыгнув в окно. Дима вдруг ощутил гробовую тишину и решил, что больше походил на узника, чем хозяина этого маленького мира. Двигаясь по дому, он включал свет во всех комнатах, и везде его сопровождала тишина. Замершие на своих местах предметы, принадлежавшие чужой, незнакомой ему жизни, фотографии незнакомых людей, полуразвалившаяся мебель, на которой оставило отпечаток время, которого он не знал. Так что же – дом принадлежал ему или он этому дому?.. Ответить однозначно Дима не мог, зная лишь одно: он находится на своем месте, и этого вполне достаточно. Сегодняшнее происшествие стало далеким, почти выдуманным, вроде бы относившимся к этим вещам и этим фотографиям. Вышел на кухню и закурил. На столе возвышалась гора вымытых тарелок и фантастические грибы перевернутых вверх дном рюмок. Было два часа ночи, но голова казалась ясной и светлой.

     «Что мне надо сделать завтра?..» - подумал он, однако мысль показалась какой-то несуразной, будто мир по ту сторону забора перестал существовать. Сейчас он и представить себе не мог, что можно просто умыться утром и ехать торговать какими-то газовыми плитами, отправлять факсы, разгружать вагоны.

     Подошел к окну и уставился в темноту. Глаза отдыхали, натыкаясь на ее бархатную непроницаемость, и вместе с ними отдыхала душа. Случайно взгляд упал на подоконник и на шкатулку, оставленную там утром. «Странная вещица…» Дима крутил ее в руках также равнодушно, как другие перебирают четки. Что-то неизвестное перекатывалось внутри, нарушая тишину, но звук почему-то не раздражал его.

     Потом ему надоело это бессмысленное занятие.  Он вернулся в комнату, открыл шкаф, собираясь покопаться в пачках тетрадей, но один только их вид навеял скуку. Ему даже не захотелось развернуть тряпицу и взглянуть на наган – все это уже осталось в прошлом. Закрыв шкаф, он положил ключ наверх, туда, где тот находился многие годы. Казалось, жизнь замерла, и часы отсчитывают какое-то мистическое время, а истинное не двигается ни на секунду. Остался только дом с зажженными в бесконечной ночи окнами, он сам - как частица этого дома. И покой будет продолжаться изо дня в день, изо дня в день.

     Еще раз обошел комнаты, теперь методично выключая свет. Спать по-прежнему не хотелось, но и бродить, как привидение, малопривлекательное занятие. Решил все-таки снова лечь. Мысли разбегались, хватаясь за обрывки впечатлений, не концентрируясь ни на чем определенном, и только серый кот все не шел из головы, постоянно возникая, о чем бы Дима ни пытался думать. Зверь увеличивался в размерах, поглощая видимое пространство, пока, наконец, Дима  не ощутил себя внутри тесного помещения. Он двигался на ощупь, касаясь руками гладких стен, но очень скоро руки пришлось согнуть в локтях… «Это пещера», - сообразил Дима, и от этой мысли почему-то стало жутко. Попытался вернуться к выходу, но не смог развернуться – просто не смог, хотя, казалось бы, места еще вполне достаточно…

     Постепенно своды становились все ниже, и идти с каждым шагом становилось все страшнее. Он почти физически ощущал этот страх, но не мог остановиться. Вдруг снизу раздался голос: «Пещеры нельзя рассказать, их надо видеть…» Голос звучал прямо у него из-под ног. Наклонился, пытаясь определить его источник, но в руки попадали лишь гладкие кости, которых он почему-то не чувствовал ногами. Костей оказалось так много, что он  запустил в них руку по самое плечо и не нащупал дна.

     Своими действиями Дима, видимо, нарушил равновесие системы, и все вокруг пришло в движение. Попытался схватиться за стену, но руки отрывали от нее кости, которые падали вниз, а на их месте тут же появлялись новые – таким образом, высота пещеры становилась все меньше и меньше. Дима уже стоял на коленях, жадно хватая ртом остатки воздуха. Откуда-то снизу продолжал звучать тот же голос: «Здесь тот же запах. Я чувствую его, а ты чувствуешь?..» Он хотел сказать, что не чувствует никаких запахов, что ему просто нечем дышать, но не мог. Язык больше не повиновался ему. На шею и спину уже давила непосильная тяжесть, грозя сломать пополам, и в этот момент, который он посчитал последним, Дима вдруг нащупал растопыренными пальцами что-то мягкое и влажное. Его вдавливало в эту массу все глубже. Задержал дыхание и… провалился вниз. Он знал, что ему будет очень хорошо там, куда он падает. Он должен попасть туда непременно, но воздуха не хватало. Один только вдох! Один вдох!.. Но он еще продолжал двигаться сквозь липкую массу. Еще секунда, нет, еще полсекунды и он не удержится, вздохнет, и тогда все: тогда  жижа поползет в нос, в рот, заполняя собой весь организм.

     Дима сделал последнее, неимоверное усилие и почувствовал, что может двигаться свободно, может дышать. Это был совсем не тот рай, который он ожидал встретить, но он остался жив – мокрый, липкий, пропахший какой-то гадостью, но живой.

     Дима открыл глаза и сначала не понял, где находится. Потом увидел облезлый потолок, окно, за которым в рассветной дымке ползли серые тучи. Он был дома, в своей постели, завернутый в одеяло, будто младенец. Наверное, во сне он крутился, пытаясь выбраться из своего кошмара, но сейчас уже не мог вспомнить, в чем же конкретно заключался весь ужас. Осталось общее ощущение страха и далекие слова: «Здесь тот же запах. Я чувствую его». Глубоко вздохнул – никакого запаха, и это его очень обрадовало.

     Как лунатик доплелся до ванной. Прохладный душ взбодрил, но активности не добавил. Через силу сжевал кусок неестественно розовой ветчины, оставшейся с «поминок».

     «Нет, есть не хочется, - он закрыл холодильник. - Что я должен сделать сегодня?»

     Взяв телефон, плюхнулся в кресло, тяжело и устало, как будто отработал целый день. Позвонил в Волгоград. Слышимость была отвратительной, но все-таки он понял, что в ближайшие дни вагонов не ожидается. «Значит, все – рабочий  день закончен, а нерабочий-то только начинается».

     Достав из шкафа пачку тетрадей, разложил их по номерам и начал читать, но ничего интересного не попадалось. Все сухо и информативно: такой-то полк выдвинулся на такую-то позицию, такой-то батальон занял такое-то село, такой-то полковник доложил то-то… Однако Дима решил дочитать их до конца, чтоб окончательно убедиться, что тратить время на эти заметки не стоит – лучше передать их в какой-нибудь архив или музей.

     На тетради номер шестнадцать закончилась война. Семнадцатая была посвящена переезду в Воронеж, а восемнадцатая называлась «Строительство дома», и в ней перечислялись все расходы, суммы, даты, исполнители… «Господи, для кого он составлял эти отчеты? - подумал Дима. - Неужели ему было интересно перечитывать их?»

     Вдруг с последней страницы выпал сложенный вчетверо листок. Он был исписан не дедовым, а совсем другим, крупным почерком: «Тов. генерал! Чтобы приступить к восстановлению фундамента,  необходимо убрать трупы румынских фашистов в количестве двадцати шести штук. Где прикажете их захоронить? Ваше решение сообщите полковнику Ивлеву» и неразборчивая подпись – младший лейтенант - то ли Красавин, то ли Крапивин.

     Дима достал фотоальбом. «Значит, это не немцы, а румыны, - и оттого, что он знал об этих людях что-то конкретное, они невольно переходили в разряд знакомых. - Румыны…»

     Дима знал, что под Воронежем стояли и румынские части, но почему-то никогда не думал об этом, как, впрочем, и вообще о прошедшей большой войне. Для него она являлась такой же историей, как и война 1812 года. И даже реальные живые люди с орденскими планками, заполнявшие город 9-го Мая, казались атрибутами современной жизни, не воспринимаясь, как солдаты той, далекой войны. Вроде всегда они были такими старыми и дряхлыми и всегда на груди у них блестели железки орденов, которые достались им непонятно каким образом. Будто не было у них молодости. Не было атак и отступлений, не было Великой Победы. Все всегда оставалось так, как оно есть сейчас...

     Дима попытался разглядеть лицо офицера, лежащего на переднем плане, но не смог. «Куда же они, в конечном итоге, дели трупы? - вопрос заинтересовал его потому, что это оказалось единственным живым впечатлением от всех прочитанных дневников. Младший лейтенант - значит, тогда он был совсем мальчишкой. Может, он жив до сих пор? И, скорее всего, если он строил для генералов, то и себе прихватил хоть маленький кусочек земли. Или это только  сейчас исполнители подбирают крохи от пирога хозяев, а в то время было по-другому?  Красавин… Крапивин…. Нет, такой фамилии я никогда не слышал. Вот Ивлев… Какие-то Ивлевы жили в районе сельскохозяйственного института. Он не был знаком с ними, а просто знал фамилию. Можно конечно, попытаться найти их, но если тогда Ивлев был полковником, то, наверное, давно умер. Да и зачем мне все это? Какая разница, где похоронили тех несчастных румын?.. »

     Взяв сигарету, Дима отправился на крыльцо. Небо оставалось серым, но ясным, и холодный дождь сеял, казалось, ниоткуда. Капли убаюкивающе шелестели в ветвях. Мокрые листья опадали, чаще и увереннее пикируя на набухшие грязью дорожки.

     Дима поежился, и когда случайная капля погасила сигарету, не стал прикуривать новую, а вернулся в дом, плотно прикрыв дверь. Вернулся к столу, но тетради его уже абсолютно не интересовали. Он убрал их в шкаф, оставив только записку младшего лейтенанта с неразборчивой фамилией и альбом, открытый на первой странице, и смотрел на них, пытаясь мысленно соединить воедино, и понять, что же происходило дальше. Словно это могло иметь для него какое-то значение. Нет, никакого значения для него это не имело.

     Взял телепрограмму в надежде хоть как-то убить время. И вдруг внизу – там, где печатают рекламные объявления, под крупным заголовком «Круглосуточно» увидел фотографии девушек и номера телефонов. Он прекрасно понимал, что картинки взяты из порножурналов, а местные «жрицы любви» выглядит гораздо страшнее, но ему просто нравилось рассматривать эти эротические позы, улыбки… «Нет, до того, чтобы звонить им, я еще не дошел», - Дима усмехнулся.  Хотя с ними проще – их не надо запускать в свою жизнь так глубоко, как это случилось с Валей. Слава богу, подобные ошибки - в виде любви - совершаются в жизни не так уж часто. Вспомнив, он нашел клочок газеты с Ириным телефоном, ничего в душе не всколыхнулось: просто, другого-то варианта все равно нет.

     Подошел к телефону и уже протянул руку, но в раздумье опустил ее. Вернулся в комнату. Остановился, разглядывая дырочку в полу. Это не сон – он действительно стрелял в Игоря, угрожал ее, пусть непутевому, мужу. «Ну и что?.. Имеет ли это какое-нибудь значение?.. Я никого не убил, лишь расставил все по своим местам. Если б она хоть раз в жизни поступила также, то не терпела б до сих пор эту ложь и унижения, - Дима подумал, что мысленно поучает ее. - А зачем?.. Поучать – значит брать на себя ответственность за результат, до которого мне нет никакого дела. Мне б чего-нибудь теплого и ласкового».  

     Резко зазвонил телефон. Дима вздрогнул и закашлялся, поперхнувшись сигаретным дымом. Механически снял трубку, даже не догадываясь, кто бы это желал с ним пообщаться.

     - Привет. Решила вот позвонить. Думаю, вдруг ты не появишься, хотя и обещал.

     Он узнал Ирин голос и не понял, рад этому или нет. Скорее всего, он просто растерялся:

     - Почему же не появлюсь?..

     - Не знаю. Олег орал, что ты чуть не застрелил его, что он заявит на тебя в полицию. И вообще – ты опасный маньяк, место которого в психушке. Вот я и подумала, если вы поссорились, то ты больше не позвонишь.

     Ситуация сильно упрощалась. Оказывается, они просто «поссорились», а это значит, никому ничего не надо объяснять, и все произошедшее – самая заурядная бытовуха.

     - Разве маньяки могут отступиться от своей жертвы? - Димин голос заметно повеселел.

     - Тоже верно, - Ира замолчала, решив, что свой шаг навстречу уже сделала, а дальнейшая инициатива теперь должна исходить от Димы. По крайней мере, он понял ее молчание, именно, так.

     - Ты по-прежнему не хочешь посетить меня? - спросил он, отбросив всякую дипломатию. 

     - Вообще-то, Олег говорил, что у тебя интересно, но… я ж тебе говорила.

     - С тех пор многое изменилось.

     - Извини.

     - Дело не только в бабке, - он вдруг почувствовал, что ему тяжело хранить лишь в себе свои новые знания. - Приезжай, а?.. - наверное, он произнес это искренне, и Ира сдалась.

     - Ладно, попробуем еще раз. Только ты встреть меня на остановке минут через двадцать.

     Дима не успел попрощаться, потому что собеседница положила трубку. Вышел на улицу, сам не понимая своего проснувшегося вдруг нетерпения. Дождь закончился, и он стоял на крыльце,  глядя, как тоненькая секундная стрелка, перепрыгивает с одного деления на другое, словно девчонка, играющая в классики.

     «Через двадцать минут она, конечно, не приедет. Женщине нужно двадцать минут только на то, чтоб собраться, а потом еще поймать машину в их глухомани…», - подумал он. Но, выйдя через полчаса, Дима с удивлением обнаружил, что Ира уже терпеливо стоит на остановке: в  джинсах и ветровке, делавших ее угловатой, как девочку-старшеклассницу.

     - Ты быстро, не ожидал, - Дима протянул руку. - Сейчас посмотрим, есть ли какие-нибудь новые ощущения, - сказал он, открывая калитку.

     - Может, прошлый раз мне все это показалось, а, может, и правда, что-то изменилось, - Ира перешагнула невидимый порог и остановилась, медленно поворачивая голову и принюхиваясь, словно зверек, оказавшийся в незнакомом месте.

     Дима внутренне рассмеялся, подумав, что прошлый раз она просто набивала себе цену.

     - Где изменилось? - уточнил он, - в доме или в тебе?

     - Не знаю, - она осторожно двинулась вперед.

     - Крибле – крабле – бумс! - Дима распахнул дверь и неожиданно сам почувствовал, как из дома пахнуло чем-то терпким и сладковатым. Еще полчаса назад он не ощущал этого запаха, напоминавшего… Нет, его не с чем сравнивать…

     Ира ступила в полумрак коридора. Дима включил свет и, придвинув ей Валины тапки, закрыл дверь. Как только исчез контакт с внешним миром, исчез и странный запах. «Все старые дома так пахнут, - решил Дима, - просто я никогда не обращал внимания…»

     - Есть хочешь? - спросил он, скорее, из приличия.

     - Нет, - она подняла голову, оглядывая потолок. - Я и представляла себе нечто подобное.

     - Что ты могла представлять? Ты еще ничего не видела. Идем! - он обнял ее за плечи. Ира не вздрогнула, но и не прижалась к нему, словно даже не почувствовав прикосновения. Так они и пошли, вроде, обнявшись.

     - Это комната бабки, которая померла, - Дима пропустил гостью вперед, и, потеряв направляющую силу его руки, она неуверенно двинулась вдоль стены, разглядывая фотографии. Дима уже приготовился отвечать на привычные вопросы, но она ни  о чем не спрашивала, только иногда поднимала руку, осторожно трогая старый картон. Миновав пианино, она добралась до заклеенного газетами шкафа.

     - Хочешь, попробую угадать, что там? - она отвернулась и закрыла глаза. - Там пуговицы… Часы… Может быть, военные награды… Да, письма!..

     - Откуда ты знаешь?!..

     - А я – ясновидящая, - Ира хитро прищурилась и вдруг рассмеялась. - Нет, конечно! Просто у моих стариков был похожий шкаф, - она положила руки Диме на плечи. - Ты расстроился? Не надо – просто я умная и наблюдательная девочка... А куришь ты где?

     - На кухне, - Дима шел впереди и думал, какой же он дурак. Это же самый обычный дом, только большой и бестолково спланированный, а в остальном – самый обычный.

     - Если честно, тут действительно здорово, - Ира уселась в уголок и взяла Димину сигарету. - Это ж история – настоящая, живая история. Ты расскажешь мне, кто там, на фото?

     - Я и сам не знаю, - признался Дима, но Ира поняла его по-своему.

     - Ди-ма!.. - она потрепала его по руке. - Я ж сказала – прости, если испортила тебе спектакль. Вечно я все порчу…

Поскольку Дима молчал, она протянула руку и взяла с подоконника шкатулку:

-  Это что за штуковина?

     - Понятия не имею… Она не открывается. Может, ты попробуешь?

     Пока Ира рассматривала шкатулку, Дима изучал свою гостью, и все, несвязанное с ней, незаметно отступало на второй план.

     - Ир, я очень рад, что ты приехала, - сказал он совсем не к месту. - Когда ты позвонила, я стоял и думал, что вот докурю и позвоню тебе.

     - Ты собирался, - она с радостью отложила шкатулку и улыбнулась. - Но скорее всего так и не собрался бы. Такие вы, мужики…

Дима решил, что, вероятно, так оно  и было бы.

     Разговор становился обычным для мужчины и женщины, которые хотят стать ближе, но пока не решаются это сделать. Ира закурила. На фоне окна было хорошо видно, как струйка дыма разрасталась в облако, поднимаясь к потолку

     - Может, откроем окно? - предложила она.

     - Конечно, - Дима сначала распахнул дверь в сени, заменявшие сарай, а потом и на улицу: на крыльце, распушив хвост, сидел серый кот.

     - Боже!.. - Ира даже опустила сигарету. - Это что за монстр?

     - Я не знаю, чей он, - Диме показалось, что глаза кота начинают пульсировать, распространяя сияние, как круги от брошенного камня. - Он сам пришел, когда бабка умерла.

     - Странно, - Ира задумчиво смотрела на кота и вдруг позвала: - Тихон… - Кот повернул голову и шевельнул ушами. - Иди сюда. Кс-кс-кс… -  Кот внимательно уставился на Иру.

     - Ты что, знаешь его?!..

     - Не знаю, - она смотрела на кота также пристально, словно играя с ним в «гляделки». - Но пока ждала тебя, прочитала объявление на столбе: «Пропал серый кот. Большой. Пушистый. Зовут Тихон. Просьба вернуть за вознаграждение». Еще там был телефон.

     - Правда? А я не видел.

     - Ты ж не читаешь объявления на столбах, а мне было делать нечего. Только я телефон не помню. Сходи, посмотри, а я покараулю его. Кот-то хороший, жалко.

     В принципе Диме было наплевать на судьбу кота, но в глазах Иры он хотел выглядеть добрым и благородным (хотя не так уж это и благородно, если за «вознаграждение»). Короче, он сам не знал почему, но чувствовал, что позвонить надо непременно: как пишут в договорах, «обстоятельство непреодолимой силы». Помнится, эта фраза всегда смешила его, но сейчас он понял ее подлинный смысл.

     Чтоб не спугнуть животное, Дима вышел через главный вход и почти бегом бросился к остановке. Объявление, действительно, висело на столбе, и, самое интересное, что было оно совсем свежим, иначе дождь, закончившийся полчаса назад, смыл бы все буквы.

     Когда Дима вернулся, кот уже зашел в сени и старательно обнюхивал кипу старых газет.

     - Закрой дверь с улицы, - прошептала Ира. - А я закрою кухонную.

    Кот не разгадал их маневр, и через пять минут уже с воплями метался по тесным сеням. Дима поспешно набрал номер, не дожидаясь, пока у зверя случится разрыв сердца. Женский голос пообещал приехать немедленно. Правда, когда Дима назвал адрес, ему показалось, что это вызвало некоторое замешательство…

     Ира стояла у двери с зажженной сигаретой, громко приговаривая:

     - Тихоня… Или там как тебя? Ну, потерялся, что ж теперь делать? Все будет хорошо. Успокойся, котик. Сейчас придут твои хозяева...  

Но от незнакомого голоса и замкнутого пространства кот орал еще громче.

     - Пойдем на улицу, - предложил Дима. - Иначе я с ума сойду.

     Подстелив старый плащ, они уселись на скамейке. Дима подумал, что наступило самое время для объятий, но кошачьи истошные вопли доносились даже сюда, ломая лирическое настроение. Ира ссутулилась, подперев голову кулачками.

     - Ну, скоро они там?

     Вопрос был риторическим, и они замолчали. Наконец, скрипнула калитка, и в сад вошла немолодая женщина в вязаной кофте, которая когда-то была, наверное, ярко-голубой. Дима поднялся навстречу, а Тихон, на минуту умолкнув, завопил с новой силой.

     - Тиша, бедный! - выдохнула женщина вместо приветствия. - Где он?

     - Идемте, - Дима провел хозяйку кота на кухню и указал на дверь, - там.

     Женщина уверенно проскользнула в сени, даже не спросив, что там находится. Кот тут же замолк, а через минуту женщина появилась, держа своего любимца на руках. Кот прильнул к ней совсем по-человечьи, обхватив лапами за шею. Успокоившаяся хозяйка стояла посреди кухни, оглядываясь по сторонам, словно ища что-то.

     - Знаете, - она обернулась к Диме, - вот здесь, кажется, был встроенный шкаф.

     - Да. Его пришлось сломать, когда подключали газ, - автоматически ответил Дима и только потом вник в суть вопроса. - А откуда вы знаете, что здесь было?

     - В детстве я играла здесь. Этот дом для меня, как родной. Его отец мой строил.

     - А как фамилия отца?  Красавин?

     - Крапивин. Алексей Николаевич Крапивин.

     - Младший лейтенант? - растерянно уточнил Дима.

     - Да, - женщина улыбнулась. - Тогда был младшим лейтенантом. Умер в восемьдесят девятом, - женщина переминалась с ноги на ногу. Похоже, ей очень не хотелось уходить.

     - Пойдемте со мной, - сказал Дима. Он еще не успел связать в единую цепочку появление кота, свое желание найти строителей дома, страничку, выпавшую из дедова дневника и объявление на столбе, поэтому просто подумал: «Как удачно все складывается…»

     Они перешли в комнату. Женщина сразу подошла к портрету деда и остановилась, продолжая гладить кота. Она смотрела на портрет так, словно перед ней висел лик святого.

     - Я помню Николая Егоровича, - мечтательно произнесла она. - Замечательный был человек. Добрый. Не знаю почему, но он всех пытался накормить. Для солдат, которые строили дом, всегда сам покупал хлеб и молоко. Клал возле сарая, где хранился инструмент. Отец ему объяснял, что им привозят обед, а он отвечал строго: «Товарищ младший лейтенант, генерал лучше знает, что нужно солдату».

     Дима слушал, верил, но представить своего деда таким, не хватало фантазии.

     - А жена его - Мария Ивановна? - спросил он.

     - Ее я плохо помню, маленькая была. Знаю только, что она не хотела сюда переезжать. Она жила в квартире, которую они снимали, пока не построили этот дом.

     - Она не хотела? Но она же так любила его!

     - Не знаю. Помню, как они ругались. Он говорил, что советский генерал не должен жить отдельно от жены, что это портит его репутацию. А она кричала, что ей наплевать на его репутацию и жить здесь она не будет, даже если его за это выгонят из армии.

     - Не может быть!

     - Я говорю то, что помню, - голос женщины стал обиженным. - А Николай Егорович жил здесь, вон там, - она показала рукой на запертую дверь комнаты, давно превращенной в склад ненужных вещей. - Кухня уже была, но Николай Егорович каждый день ездил в столовую. Знаете, у него был такой огромный, черный автомобиль с открытым верхом.

     - Разве он водил машину?

     - Нет, что вы! У него был шофер – Миша. Помню, сядет на переднем сиденье и говорит торжественно: «Все, поехали, Миш. Война войной, а обед по расписанию». Он вообще был помешан на еде.

     - Это ваш отец писал? - Дима взял со стола листок.

     - Да, его почерк.

     - Вы знаете, что стало с теми румынами?

     - А врагов тогда не хоронили… Своих еще как-то пытались. А этих закапывали, где кого нашли. Иначе  на месте города было бы одно сплошное кладбище. Когда фундамент углубляли, их в яму побросали и засыпали. 

     - То есть они прямо под домом лежат? - растерялся Дима.

     - Ну да, вон там, - она вновь показала на дедову комнату. - Мы там играли, - женщина грустно улыбнулась. - Мы ж дети войны. Кругом была смерть, поэтому покойников никто не боялся. А у этих всякие интересные знаки на мундирах были – не наши и не немецкие. У нас тогда какие игрушки были?.. Если пацан шел без «Вальтера» в кармане, над ним смеялись… 

     Она еще продолжала говорить, а Дима смотрел на давно уже запертую дверь, пытаясь представить, что находится под той комнатой.

     - Извините, - видимо, женщина поняла, что ее никто не слушает. - Заболталась я, но это мое детство... Сколько я вам за Тишу должна? Пенсия у меня, конечно, маленькая.

     - Да что вы! - возмутился Дима. - Это я вам еще должен за то, что вы все это помните.

     - Спасибо, - женщина склонила голову, прижавшись щекой к пушистой Тишиной холке. - Мы вдвоем с ним остались. Без него, как в склепе – тишина и ни одной живой души, с ума сойти можно, - женщина направилась к выходу. Уже с дорожки еще раз все-таки оглянулась на дом, словно стараясь скорректировать свои детские воспоминания.

     Ира стояла под деревом, держа в руке надкусанное краснобокое яблоко.

     - Я тут съела парочку, ничего?

     - Все равно сгниют, - Дима махнул рукой. -  Пойдем, я тебе кое-то покажу.

     - Кота-то поймали?

     - Поймали. Да хрен с ним, с котом! - войдя в комнату, Дима раскрыл альбом. - Вот, смотри. Это то, что было на месте моего дома.

     - И что? - не поняла Ира.

     - То, что все эти трупы закопали прямо под домом. Ничего себе фундамент, да? Хозяйка кота, оказывается, дочь того, кто строил этот дом. Я хотел найти ее после того, как наткнулся на фотографии, а она сама пришла.

     - Не сама. Ее кот привел… Я ж говорила, что здесь тот же запах, что и в Сокольих горах.

     - Нет, - Дима натянуто усмехнулся. - До войны здесь находился кинопрокат, в котором хранились добрые советские фильмы.

     - Ты, прям, поэт, - улыбнулась Ира.

     - Я не поэт. Я пытаюсь думать вслух. Значит, дед приказал закопать их прямо здесь.  С другой стороны, что такое  для генерала два десятка трупов, если он видел их тысячи? И построил дом, и жил здесь. Сначала один, потом переехала бабка… Это все до меня было, а потом я уже начинаю помнить.... Наверное, хозяйка кота права: бабка, действительно, тогда не любила дом или боялась его. Я не понимал этого, а теперь разные фрагменты… Понимаешь, когда она была помоложе, все время старалась уехать в город. Она просыпалась утром, завтракала, одевалась и уезжала. Целыми днями болталась по магазинам, ходила в кино, на какие-то курсы, хотя ей было уже за сорок, и возвращалась только к вечеру. Дед страшно ругался за то, что в доме не убрано, что вечно нечего есть. Все считали ее никудышней хозяйкой, а она, похоже, просто бежала из дома. Теперь мне так кажется... Потом дед умер. Я помню, как он упал прямо в своей комнате, но запретил перекладывать себя на постель. Лежал на полу и царапал доски. Говорил, что так ему лучше, так ближе… Никто не мог понять, к чему ближе. А, может быть, ближе к ним? Они же все лежат именно под его комнатой…

Дима замолчал, окунувшись в свое детство, и словно наяву увидел лежащее на полу грузное тело с отечным лицом, дряблой кожей, мешками под глазами… Прикосновение вернуло его к действительности, но он настолько явственно пребывал в  прошлом, что вздрогнул от неожиданности и в первую минуту даже не понял, что за женщина находится перед ним и как она очутилась в доме.

     - Дим, - Ира сжала его руку. - Вернись. Я здесь. Не уходи, пожалуйста, - она улыбнулась.

     Воспоминания отступали, и это было ужасно неприятно. Он даже никак не мог восстановить нить повествования. Говорил он о деде, но что именно? Словно до этого повторял чьи-то чужие слова, не запоминая и не осмысливая их.

     - О чем я рассказывал? - спросил он.

     - Как умер твой дед, как он лежал на полу.

     - Да… - перед Димой будто перевернулась страница, и пусть он не помнил содержание предыдущей, но мог читать дальше. - Так вот, когда он умер, бабка перестала уезжать в город. То есть перестала вообще. За продуктами она ходила в ближайший магазин, одежду не покупала, донашивая имевшуюся, а всякие мелочи привозили мои родители, приезжавшие раз в две недели, навестить меня. Еще она выходила в сад и сажала цветы. Море цветов! Она никогда не посадила ни одного помидора или огурца, а цветов было море. Причем, самых разных, натыканных бессистемно, иногда просто под деревом или посреди какой-нибудь лужайки. Но сколько их было!..  Она запрещала их рвать. Один раз, помню, мы крупно поругались из-за этого. Я  опаздывал на свидание и, чтобы не тратить время, нарвал пионов. Кусты были огромные, прямо холмы белые и розовые … Даже заметить-то отсутствие десятка цветов невозможно, но когда я вернулся, она устроила скандал по этому поводу. Кричала, что в них ее спасение, а я не понял, что за спасение и от чего. Я решил, что она выживает из ума.  На следующий год была бесснежная морозная зима, и все цветы погибли. Она не стала сажать новые, а просто перестала выходить на улицу. Часами сидела, разбирая какие-то бумаги… Это был уже ее дом, понимаешь? Она стала бороться за каждую трещинку, за каждую паутинку – бороться с моей женой и, в конце концов, выжила ее.

     - И ты не заступился за жену? - перебила Ира.

     «Книга» перед Димой снова захлопнулась. Он остался один на один с поставленным вопросом и замолчал, потому что  в этот момент не готов был мыслить самостоятельно, а только излагал предложенную кем-то свыше версию. Молча моргал, неприязненно глядя на Иру. Зачем она вывела его из сладостного транса?..

     - Значит, ты и не любил ее, - заключила Ира, не дождавшись ответа.

     В Димином сознании схематично, но очень объемно и весомо возникли две субстанции – жена и Дом. Жена показалась крошечной, как спичечная коробка, рядом с огромным серым кубом, обозначающим Дом. Он не мог применить сюда понятие чувства, и решить, что он любит больше, а что меньше. Перед ним находились две массы – две физические величины, одна из которых превышала другую. Вот и все. Облаченное в слова, это прозвучало бы грубо и цинично, поэтому Дима промолчал, оставляя Иру с собственным мнением.

     - Продолжай, - сказала она, - извини, что перебила.

     Но «книга» не открывалась, а сам он ничего сказать не мог. Мысль застопорилась на двух серых кубах, большом и маленьком, и упорно не хотела двигаться дальше.

     - Голова вроде пустая. В ней такая путаница… Не знаю, как это может быть одновременно, - Дима закурил и вдруг увидел, что в пачке осталась одна сигарета, а пепельница полна окурков. Когда они успели столько накурить, он даже не заметил.

     - Дим, - Ира взяла эту последнюю сигарету, - тебе не кажется, что у тебя едет крыша?

     - У меня?! Ты же сама рассказывала про троглодита, про Сокольи горы. Считай, что я поверил тебе и пытаюсь найти объяснение своей ситуации с помощью твоего знания.

     - Я не об этом, - она улыбнулась и погладила его руку. - Не обижайся. Я хотела спросить, тебе хорошо сейчас?

     На этот конкретный вопрос Дима должен был знать ответ. Но он вдруг понял, что не знает. На какое-то мгновенье он превратился в деда, который ходит по комнатам, проверяя, все ли в порядке, берет принадлежащие ему вещи, переставляет их с места на место, чувствуя себя хозяином  целого мира. Это было состояние покоя и умиротворения. Потом он вдруг становился бабкой, рвущейся в город, потому что стены давят, потому что вокруг тишина и одиночество, и ты превращаешься из хозяина в узника…

     Дима повертел пустую сигаретную пачку и прицельно бросил ее в ведро.

     - Возьми сигареты в шкафу, - сказал он.

     Когда Ира потянулась к полке, на которой среди баночек, предназначенных неизвестно для каких целей, краснела пачка сигарет, ее майка медленно поползла из-под пояса джинсов. Диме вдруг захотелось увидеть кусочек ее тела, но майка оказалась слишком длинной. В этом ему не повезло, зато полностью вернулось ощущение реальности – будто в кукольном домике неожиданно подняли крышу и туда хлынул солнечный свет, вдыхая жизнь в маленькие фигурки, сидящие за столиком, покрытым лоскутом от старого халата.

     Дима почувствовал себя опустошенным, но в то же время, очищенным от прошлого, и поэтому настоящее открывалось с новой пронзительной яркостью. Он взял обе Ирины руки, а она, привстав, потянулась к нему через стол. Дима уткнулся лицом в ее ладони. Он видел, что ей неудобно стоять, но рук она не отнимала...

     - Вот сейчас мне хорошо, - признался он.

     - Странный ты, - освободив руку, Ира погладила его по голове. - Я пыталась понять: ты приглашал меня, чтобы поговорить о доме или?..

     Вопрос кольнул самолюбие, словно не оправдал он оказанного доверия, но ответил сразу.

     - Сейчас мне просто хорошо с тобой, а как получится дальше...

     - Наверное, получится, - она провела рукой по его лицу, прикрывая глаза, смешно играя с нижней губой. - Потому что мне тоже хорошо с тобой. Но получится в следующий раз, если не передумаешь, - она решительно встала. - Потому что мне пора. Дел еще полно.

     Все произошло так неожиданно, что Дима даже не попытался удержать ее. Ира поспешно обулась, накинула ветровку. Единственное, что успел сделать Дима, поймать ее за руку и на мгновение притянуть к себе. Почувствовал, как дернулось ее тело и обмякло. Ира подняла голову, закрыв глаза. Он целовал ее долго и нежно. Когда она отпрянула, глаза ее блестели, а на щеках выступил румянец.

     - Пока, - Ира выскользнула на улицу, не закрыв за собой дверь.

     Дима видел, как она чуть ли ни бегом, словно спасаясь от кого-то, добралась до калитки и исчезла, переместившись в другой, неподвластный ему мир. Он не понял, что произошло и почему это случилось так быстро, но осталось чудное воспоминание о блестящих глазах и предательски выползающей майке.

     Он вернулся на кухню. Облака табачного дыма казались почти осязаемыми. Распахнул настежь окна. Оказывается уже вечер, а он даже не заметил этого. Хотел выйти на улицу, но с заходом солнца остатки листвы превратились в тлен, а голые деревья и сереющее небо нагоняли тоску. Он запер дверь, прошел в комнату и лег на диван. На сером потолке виднелись желтоватые пятна от прошлогодних дождей, когда на крыше съехал шифер, и вода напрямую устремилась в дом. Вспомнил, как капли на потолке сползались в одну огромную каплищу, отрывавшуюся от поверхности и с бульканьем падавшую в подставленное ведро. Повернулся на бок и закрыл глаза. Радостные мысли об Ире не возвращались, то ли потому что все произошло слишком мимолетно и не имело завершения, то ли она не являлась частью дома, составлявшего основу мира. Она была лишней, как водитель маршрутки или артистка из телевизора…

     «Телевизор - это правильно…» Он потянулся за пультом и нажал кнопку. По экрану скакали три длинноногие девицы в полупрозрачных одеждах и весело попискивали о том, что любовь прошла и больше никогда не вернется. Дима не верил им, но это все равно было лучше, чем путаться в собственных мыслях.

     «Почему такая скука? Чем я раньше-то занимался?.. - подумал он. - Раньше была Валя. Странно, мне всегда казалось, что она мешает мне, раздражает своими пустыми разговорами, несерьезными проблемами и делами, которые совершенно не обязательно делать. А оказывается, вон какую большую часть моей жизни она занимала. Сейчас нет этих глупых проблем, и получается, что свободное время, которого так не хватало, мне вовсе и не нужно. Жизнь стала очень длинной, потеряв при этом смысл. Валю  можно поменять на Иру, но что при этом изменится, если у меня нет никаких желаний – есть только этот дом… И поэтому он притягивает меня, создавая иллюзию чего-то родного и близкого! Только ведь ничего родного нет, как нет никаких таинственных историй, связанных с его постройкой. Это я сам придумал, чтоб был фундамент… Господи, что ж там лежит в фундаменте!.. Надо спать, тогда быстрее наступит утро и все станет яснее и понятнее...»

     Ему казалось, что он так и не заснул, потому что на экране ничего не менялось, но когда взглянул на часы, оказывалось, что прошел час, который выпал в какое-то безвременье. Он не видел снов, ничего не чувствовал, не ощущал момента перехода в новое состояние…

     Встал, потянулся. Выключив дурацкий телевизор, вышел на кухню. Свет из комнаты желтым языком дотягивался только до угла стола и еле-еле прорисовывал очертания предметов. А высоко за домом висела луна, отбрасывая уродливые тени. Они шевелились, и казалось, что вокруг перемещается нечто огромное и бесформенное, норовя опутать весь дом. Потом оно начнет проникать во все щели, добираясь и до него!.. Диме стало страшно.

     Включился холодильник, и Дима вздрогнул. Никогда он не обращал внимания на этот звук, а сейчас вздрогнул. Наверное, потому что непроизвольно вслушивался в тишину, пытаясь уловить посторонние звуки и упредить того, кто захочет проникнуть в дом – в его пустой, мертвый дом, который вовсе не является крепостью.

     Зажег свет. Обычно при нем он чувствовал себя уютно, особенно, глядя через окно в пустую холодную ночь. Отодвинув шторку, Дима приблизил лицо к стеклу. Среди облаков появился краешек луны, тускло играя в мокрых листьях и стволах деревьев. Редкие капли срывались с веток под собственным весом, морщиня поверхность луж. Закурил. Огонек зажигалки отразился в оконном стекле, фиксируя наличие границы между двумя мирами. 

     В саду что-то упало (может, запоздалое яблоко…) На мгновение Дима даже явственно увидел брызги, взметнувшиеся на месте падения. Словно отвечая, в другом конце упало еще что-то, и звук казался громче, чем первый. Будто не было никаких стен, а он стоял под открытым небом, совершенно беззащитный, среди уродливых теней, в которых могла притаиться любая опасность, и не знал, с какой стороны ее ожидать.

     Торопливо отошел от окна и задернул шторку, но состояние защищенности не возвращалось. Он вдруг подумал, что в доме, как минимум, десять таких же окон с тонким хрупким стеклом, и если стекло разбить, то можно совершенно спокойно проникнуть внутрь. Сад огромен, а полуразвалившиеся заборы создавали лишь иллюзию защиты и не являлись ни для кого преградой. Дима испуганно оглянулся, но никого не увидел, только язык света из соседней комнаты по-прежнему лежал на полу светящимся ковром: «Это ж одна, самая ближняя комната, а остальные?..»

     Дима на цыпочках прокрался по коридору, держась за стену и щупая ногой пол, прежде, чем сделать следующий шаг. Это было смешно, потому что он с детства знал, сколько шагов до каждой двери, до шкафа, до окна и мог вообще перемещаться вслепую, а сейчас страх заставлял его красться по собственному дому. Он замирал на пороге, пытаясь уловить посторонние звуки, и только после этого медленно проскальзывал в комнату, сразу прижимаясь к стене и снова прислушиваясь.

     Это походило на игру в полицейских и воров, если б не одно неприятное обстоятельство: Дима чувствовал, что его обуревает совсем нешуточный страх, и с каждой новой комнатой, с каждой открываемой дверью он возрастает. Сердце начинало биться со зловещими перебоями, и тогда перехватывало дыхание, а в руках появлялась предательская дрожь, но самое ужасное, что Дима знал – конца этой бессмысленной игре не будет. Как только он обойдет все комнаты, надо будет начинать сначала, потому что за время его отсутствия в них уже мог кто-нибудь проникнуть.

     Сделав круг, Дима вернулся на кухню. Это место казалось ему наиболее безопасным, потому что было наиболее обжитым. Плюс к этому из кухонного окна просматривалась калитка, вместо засова подпертая всего лишь кривой палкой.

     Дима снова приник к окну, чтоб убедиться, что в саду никого нет. Его взгляд тревожно блуждал между деревьями, ища какое-либо несоответствие, и вдруг обнаружил на дорожке размытый дождем отпечаток ноги. След мог быть и его собственным, а мог  просто являться неровностью почвы, но чем пристальнее Дима смотрел на него, тем четче тот становился, следовательно, тем яснее было, что по саду кто-то ходит.

     В следующее мгновенье сквозь щели в заборе мелькнули фары. Дима невольно вскинул взгляд, а когда снова вернул его на дорожку, следа не увидел. Может, сместилась тень или он сам изменил положение головы, но следа больше не было: просто блестящая грязь с обломками кирпича и ямками от падения капель, похожими на крошечные кратеры.

     Дима вдруг подумал, что не помнит, заперта ли у него дверь на веранду. А если там уже кто-то есть? И этот кто-то сидит в кресле и поджидает его? Дима не мог представить его лица, только черный силуэт и повисшая в воздухе ухмылка. Совсем, как у Чеширского кота. Опрометью бросился на веранду, но там никого не было, а дверь заперта. Опустился на диван, обхватив голову руками.

     «Это похоже на сумасшествие…» Он чувствовал, что не успокоится, пока снова не обойдет дом. Хотя разум говорил, что там никого нет и быть не может. Дима все понимал, но неведомая сила заставляла  вновь и вновь искать объект, вселявший в него такое дикое чувство страха – искать до тех пор, пока они не окажутся лицом к лицу. «А почему это должен быть человек? - подумал он неожиданно. - Человека в доме нет – это точно…»  

     Он вновь отправился в обход. Теперь уже не так осторожно, как в прошлый раз, понимая, что скорее всего ищет вовсе не человека. Тем не менее открыл шкаф и достал оттуда наган, решив, что с ним  почувствует себя увереннее, но этого почему-то не произошло. Он смотрел на холодную сталь и заранее знал, что эта вещь совершенно бесполезна, что страх его находится гораздо глубже страха физического – там, куда не проникают пули. Уничтожить его можно каким-то другим способом, только вот каким именно?..

     Войдя в одну из необитаемых комнат, он вдруг услышал шорох и не испугался. Хотя все произошло неожиданно, это был чисто физический звук в углу, заваленном старыми газетами. Наверняка мышь… Подойдя к газетам, пнул их ногой. Действительно, из-под кипы выскочила маленькая серая мышка и, бесстрашно пробежав возле его ног, юркнула в щель под плинтусом в другом конце комнаты. Снова стало тихо.

     Дима посмотрел на револьвер, словно пытаясь понять, зачем таскает его с собой – он очнулся. Волна страха, накрывшая его, покатилась дальше, оставив растерянного и обессиленного, на пустынном берегу. Дима вернулся на кухню. Закурил, положив револьвер на стол. Подошел к окну. Темный сад стал самым обычным, таким, каким бывал каждую ночь. У соседей залаяла собака. Еще полчаса назад это привело бы его в ужас, а сейчас он представлял, как запоздалый прохожий бредет вдоль забора, и Рекс подал голос. А у того прохожего в мыслях-то нет ничего дурного – он просто шел домой.

     Метаморфоза, произошедшая в Димином сознании, была такой резкой и мгновенной, что он сам не мог понять, с чего это вдруг путешествовал по собственному дому с револьвером в руке, прижимаясь к стенам и замирая от страха?..

     Чтоб убедиться, что приступ страха прошел окончательно, он распахнул дверь на улицу. Свежий сырой воздух настолько отличался от прокуренной кухни, что он несколько раз глубоко вздохнул. Он видел часть луны с плохо различимыми очертаниями ландшафта, прозрачные капли, чудом державшиеся на тоненьких ветках, бесформенные заросли вдоль забора, черный силуэт соседского дома, и вдруг подумал, что на улице гораздо приятнее, чем дома. Если б не грязь, он бы, наверное, вышел посидеть на скамейке.

     Спокойно закрыл дверь и вернулся в комнату. Часы показывали три ночи. Дима убрал револьвер обратно в шкаф и, разобрав постель, выключил свет.

* * *

     Ночи он не помнил, очнувшись, когда уже совсем рассвело. Выйдя на кухню, сунул в рот сигарету и, прикурив, заметил, что рука его мелко подрагивает. Такого с ним не бывало даже с сильного похмелья, и это очень его расстроило. После первых двух затяжек почувствовал, как бьется сердце. Хорошо оно бьется или плохо, Дима не знал, но раньше почему-то вообще не замечал его и не думал, как оно должно биться. Опустил голову, убеждаясь, что тяжелые удары не заметны снаружи. Нет, все нормально – футболка не пульсировала.

     Неожиданно зазвонил телефон.

     Слушая неуместные Валины вопросы, сводящиеся к одному – хорошо ли ему там живется, Дима вдруг поймал себя на мысли, что напрочь забыл этот голос; забыл, что когда-то они жили вместе и даже любили друг друга. Он слушал, односложно отвечал, и это общение не вызвало ни радости, ни сожалений, ни даже обычной неприязни последних лет. Просто его посетило туманное видение из далекого прошлого, а когда Валя сказала, что хочет забрать кое-какие вещи, он, не задумываясь, выпалил:

     - Нет-нет, только не сегодня! - его почему-то привел в ужас сам факт ее появления. Он не мог объяснить, чем это вызвано. Вещи действительно принадлежали ей, и она имела право забрать их в любой момент, тем более, что  планов, которым она могла бы помещать, на сегодня все равно не было – он просто не мог представить ее здесь.

     - Но мне нужна одежда. Я не могу ходить в одном и том же. На улице холодает и дождь.

     - Завтра, - сказал он первое, что взбрело в голову. - Приезжай завтра.

     - Ладно, - согласилась она неуверенно и повесила трубку.

     Дима затушил догоревшую сигарету и прикурил новую. Вновь посмотрел на свои предательски дрожащие руки. Он не мог понять, что с ним происходит. Как можно совместить нежелание видеть кого-либо и одновременно панический страх одиночества?

     Все-таки Дима стал одеваться. Встряхнув джинсы, неожиданно почувствовал, как голова тяжелеет, теряется координация – мгновенно наступила усталость. Бросил джинсы на диван и, вернувшись на кухню, поставил чайник. Есть совершенно не хотелось – хотелось только пить: губы были сухими, с белым налетом в уголках, как у тяжелобольного. Язык словно распух и прилип к небу, а тяжелые веки закрывались сами собой. Снова сел, не мигая глядя на чайник и ожидая, когда из его носика начнет валить пар.

     «Зря я налил так много воды…», но не было сил подняться и отлить ее в раковину. Причем, сил не физических, а моральных – он не мог заставить себя встать и идти.

     Откинулся головой на стенку, при этом не рассчитал и больно ударился затылком. Боль на мгновение пробудила сознание, мир стал ярче, появились какие-то смутные желания, но это длилось лишь мгновение. Потом на голову снова опустили колпак, из которого предварительно откачали воздух. Перед глазами поплыли круги, которые постепенно теряли цветовую гамму, группируясь между собой в серые концентрические окружности.

     На плите кипел чайник и, видимо, давно, потому что оконное стекло покрылось каплями сконденсировавшегося пара. Дима все-таки налил себе громадную чашку. Теперь он смотрел в нее, ожидая, пока та остынет, и можно будет пить. Никаких других желаний не было. Он вдруг решил, что похож на животное, и все его ощущения переходят в разряд рефлексов и инстинктов. Где-то внутри робко подало голос чувство протеста против такого определения, но подавленный мозг не поддержал его.        

     Чай был выпит, выкурена еще одна сигарета, и теперь Дима бесцельно бродил по дому, заходя в разные комнаты, присаживаясь на стулья, подолгу глядя в одну точку. Потом вставал и шел дальше до следующего привала. Сейчас он очень напоминал себе бабку.

     От тишины и неспешных движений его состояние стабилизировалось (или, может, он привык к нему), по крайней мере, ему не становилось хуже, даже наоборот, стали появляться обрывки разумных мыслей, правда, пока он не мог удержать и развить их во что-либо реальное. Он не знал, сколько прошло времени – то ли солнце ушло за тучу, то ли наступил вечер, но, в принципе, это безразлично.

     Когда раздался звонок в дверь, Дима вновь сидел на кухне и думал, пора ему есть или еще нет (в данный момент эта проблема являлась основной). Звонок повторился. Дима приподнял голову, прислушиваясь, как зверь, которого потревожили в собственной берлоге, и когда звонок прозвучал в третий раз, длинно и требовательно, медленно побрел к двери, совершенно не задумываясь, кто это может быть.

     На пороге стояла Ира в коротенькой юбке и рубашке, держа в руках несколько желтых кленовых листьев.

    - Можно без приглашения? - спросила она весело, но на лице отразилась неуверенность, даже рот остался чуть приоткрытым, словно не окончив фразу. На Диму обрушился терпкий запах опавшей листвы. Это было так неожиданно, что наполнив им легкие, он отпрянул, - или я не вовремя? - Ирина улыбка потускнела, но по инерции еще держалась на лице.

     Дима почувствовал, что от этого осеннего воздуха лопнул злосчастный колпак. Голова еще оставалась тяжелой, но мысли прояснялись, и вместе с этим уходили вялость и апатия.

     - Господи, конечно, проходи, - он отступил, впуская ее внутрь. «Наверное, такое ужасное состояние было от духоты», - подумал Дима, распахивая все окна подряд. Ему захотелось как-то отблагодарить свою спасительницу, а она стояла в дверях, прислонясь к косяку, и вертела в руках желтые кленовые листья. Дима обнял ее. Листья тут же упали на пол. Ира улыбнулась, подставляя губы. От поцелуев ее дыхание сделалось чаще, а руки сомкнулись на его спине. Дима сделал шаг, потом еще один…. Так они и шли – в поцелуе, медленно переставляя ноги, пока не оказались возле дивана…

…Наконец, они устали и раскатились в разные стороны, тяжело дыша, и лениво пожимая сплетенные пальцы.

     - Ты доволен? - спросила Ира тихо.

     - Да, - ответил Дима, хотя, может быть, он нашел бы более романтическое слово, но зато это наиболее точно определяло его нынешнее состояние.

     Она засмеялась и, резко повернувшись, прижалась к нему.

     - Прошлый раз у меня были месячные, так что не обижайся… Пойдем,  покурим.

Дима потянулся за разбросанной на полу одеждой. Зачем, разве в доме есть еще кто-то?

     Обнявшись, они вышли на кухню. Дима впервые ощутил, как прекрасно чувствовать себя без одежды, как обостряется при этом восприятие. Сел, и Ира плюхнулась к нему на колени, доверчиво улыбаясь. Курили они молча, выпуская дым в разные стороны. Дима украдкой разглядывал ее тело. Ему нравились родинки на левой груди и около пупка, плоский живот, худые бедра… На плече он увидел два небольших синяка.

     - А это откуда? - поинтересовался он.

     - Так, ерунда, - она жадно затянулась сигаретой.

     - Что значит, ерунда? - Дима зацепился за тему, потому что к разговору о любви не чувствовал себя готовым, да и зачем его начинать, если никто от тебя этого не требует? - Это не ерунда, - повторил он, - это синяк.

     - Разве это синяк?!.. - она легко встала, повернулась спиной, и Дима неожиданно увидел на правой ягодице огромный черный синячище. - Если тебе так интересно, это называется «пинок под зад», с которым я сегодня вылетела из дома…

Дима растерянно молчал, не готовый к такому повороту событий.

- Я ж говорила, что тебе это не нужно, - она взлохматила Димины волосы. - Не бойся, я сама решу свои проблемы... А пинок был хорош! Я чуть в дверь головой не впилилась. Как раз туфли обувала… Скотина… Не думай ни о чем.

     - Ты останешься здесь, - вдруг сказал Дима, хотя минуту назад и не помышлял об этом.

     - С чего бы? У меня есть свой дом, и я не собираюсь бежать оттуда. Не волнуйся, я поставлю этого козла на место! Что-то зябко, - Ира передернула плечами. - Пойду оденусь.

     Через десять минут они уже чинно сидели, беседуя о жизни, об Олеге, о Вале. Потом приготовили ужин и сели за стол, как настоящая семейная пара. Диме усмехнулся, и Ира заметила это.

     - Что ты смеешься? Мы похожи на чету в преддверии серебряной свадьбы, да? Ты сейчас пойдешь смотреть телевизор, а я буду мыть посуду, так? Ты над этим смеешься?

     - Да нет же, - Диме стало неприятно, что она так точно угадала его мысли.

     - Вот именно поэтому я и не останусь у тебя. Так нам обоим будет лучше, согласен?

     - Согласен, - ответил Дима, не задумываясь.

     - Ну вот и закрыли вопрос, - она вздохнула. (Дима не понял, то ли с сожалением, то ли с облегчением). - А теперь я поеду домой, потому что нельзя показывать мужу, будто я боюсь его. Вы ж все, мужики, как собаки – нападаете на тех, кто вас боится. А мы, как кошки – можем блудить, где угодно, но за свой дом бьемся до конца, - она встала. - Посуду помыть?

     - Я сам помою.

     Услышав в голосе обиду, Ира подошла, обняла его за шею.

     - Не сердись. Я приду… Может, завтра… Короче, как получится.

     Только выйдя провожать гостью, Дима заметил, что уже совсем стемнело.

     - Может, все-таки останешься? - спросил он.

     - Не сегодня. Сегодня мне обязательно надо появиться дома, - она чмокнула его в щеку. - Все было классно!

Она заспешила по дорожке, шурша опавшей листвой. Через минуту ее силуэт уже растворился в темноте. Дима только слышал, как хлопнула калитка.

     На улице становилось холодно. Пришлось вернуться в дом. Если вне его все казалось свободным и спокойным, то при свете люстр, открытые в темноту окна выглядели, если не зловеще, то, по крайней мере, вызывали чувство тревоги и незащищенности. Он быстро стал закрывать их, пока вновь не оказался в окружении блестящих стекол, прочных стен и массивных ободранных дверей. Вновь пространство наполнилось тишиной, и медленно стала возвращаться атмосфера дома, которую Дима не ощущал, – просто исчезла прелесть неожиданно возникшей женщины и свежего осеннего сада.

     Часы показывали десять. Он помыл посуду, убрал в холодильник остатки ужина и в раздумье остановился. Делать больше нечего. Зайдя в комнату, робко, словно стесняясь самого себя, наклонился к подушке, пахнувшей ею. Не духами, а именно, ею, и этот запах был гораздо притягательнее любой парфюмерии. Дима лег, обхватив подушку руками, и пытался вновь представить то, что происходило здесь пару часов назад, но картинка не складывалась. Остался только запах и какое-то всеобъемлющее воспоминание, не делящееся на слуховое и зрительное. Это была новая аура, повисшая конкретно над его постелью. Сначала он просто наслаждался ею в сладостной истоме, потом глаза стали медленно закрываться. Он не сопротивлялся, надеясь, что воспоминание явится во сне...

* * *

     Ира ехала домой, хотя возвращаться туда ей не хотелось. При этом она не думала ни о Диме, ни о том, что ее сегодняшний шаг может быть началом каких-то новых отношений. Ее переполняло лишь удовлетворение от наконец-то состоявшейся мести. Ее распирало от гордости, что она сделала это и теперь может смотреть в глаза Олегу, не чувствуя себя униженной и оскорбленной – теперь они квиты! Очень хотелось поделиться с ним этой информацией, но Ира боялась, что тот не будет выслушивать ее откровений, а просто заедет в ухо, и вновь они окажутся не в равных позициях. Опять она станет догоняющей. Нет, конечно, ничего она и не скажет, но одно то, что она сама знала обо всем, переполняло  ее чувством собственной значимости и внутреннего ликования.

     В окне горел свет, и это ее расстроило: она надеялась оказаться дома раньше Олега. Поднявшись на свой этаж, Ира попыталась открыть дверь, но с внутренней стороны торчал ключ. Пришлось держать кнопку звонка, пока за дверью не послышались шаги. Дверь приоткрылась, но из квартиры Олег не вышел.

     - Тебе чего? - спросил он. - Я ж предупреждал, чтоб ты выматывалась отсюда.

     - Я здесь живу, - ответила Ира твердо, несмотря на то, что радостное чувство отмщения улетучилось (все-таки униженной и оскорбленной продолжала оставаться именно она).

     - Больше ты здесь не живешь. Квартира эта моя…

     - Но я прописана в ней и имею право!

     - Никаких прав ты не имеешь. Я узнавал у адвоката. Однокомнатная «хрущевка» не делится. А насчет права здесь проживать, так я посмотрю, как ты им воспользуешься. Заходи, если хочешь, - он распахнул дверь. - Не стесняйся. Правда, спать тебе придется на кухне.  

     Ира вошла, оттолкнув Олега. Особенно ее возмутило сообщение об адвокате. Значит, он давно готовился к этому шагу. «Сволочь… На кухне… Сам ты будешь спать в ванной!..»

     Дверь в комнату оказалась закрыта. Ира с силой толкнула ее: на постели, прикрывшись простыней, сидела испуганная девушка.

     - Ты кто такая?! - Ира обернулась: Олег стоял сзади и ухмылялся. - Я думала, тебе одной Люськи хватает, а ты уже всех блядей  в дом тащишь!

     - Ну, Люська тоже не предел мечтаний, - Олег развел руками.

     - А это предел?

Ира сделала шаг вперед и сдернула с девушки простыню. Та осталась совершенно голой, обхватившей колени руками – вся маленькая и худенькая. То ли от холода, то ли под Ириным взглядом ее кожа покрылась мурашками.

- Это, точно, предел! А ну-ка, вставай и убирайся, пока я тебя за волосы не вытащила!

     Девушка вскочила, но голос Олега остановил ее:

     - Светик, кого ты слушаешь? Это ж соседка. Не обращай на нее внимания. А будет дебоширить, я ее саму выкину на улицу.

     - Это кого ты выкинешь?! Меня?! - Ира повернулась к Олегу. Щеки ее покраснели от гнева. Глаза горели, ноздри раздувались.

     - А ты ничего, когда такая… Эмоциональная, - заметил Олег, словно анализируя сцену из мелодрамы. – В тебе, оказывается, что-то есть… А знаешь, давай, тоже раздевайся. Мы займемся сексом втроем. Класс, да?!

     Ира на секунду представила себе эту картину, и секунды оказалось вполне достаточно. Размахнувшись, она отвесила Олегу такую пощечину, что его голова резко дернулась в сторону, а на лице остался багровеющий след.

     - Ах, ты, сука… - прошипел он, потирая щеку.

     Ира увидела в его глазах то самое выражение, которое помнила с тех пор, когда Олег дрался с ее прежними кавалерами, и выражение это не предвещало ничего хорошего. Ире сделалось страшно, но отступать было некуда – позади диван, окно и еще этот Светик.

     - Ударь, попробуй! - больше Ире ничего не оставалось, как пытаться проявлять стойкость. Но Олег опустил руки и рассмеялся.

      - Я что, совсем идиот? Чтоб завтра ты с побитой мордой пошла писать заяву?  Не выйдет!

     Не успела Ира обрадоваться, что он все-таки не посмеет ее тронуть, как Олег одним движением рванул на ней блузку так, что пуговицы посыпались на пол.

     - О, как! - воскликнул он. - Давно ли ты перестала носить белье?

Ира остолбенела от такой наглости.

- Ну что, соседка, не стесняйся!..

     Не найдя достойных слов, но стремясь вплеснуть скопившуюся злость, Ира попыталась ударить его, однако Олег ловко поймал ее ногу.

     - И что мы теперь будем делать? Прыгать на одной ножке, да? Цып-цып… - он потянул ее за собой, и Ира покорно запрыгала, потому что по-другому не смогла б устоять. - Вот как ловко-то у нас получается!..

     - Отпусти, сволочь! Мерзкая, подлая сволочь! - Ира задыхалась от бессильной ярости, но, кроме проклятий, ничего не могла сделать в таком положении.

     - Вот видишь, Светик, с какой грубиянкой и истеричкой я вынужден был жить?

 Олег неожиданно оттолкнул Иру, и та упала, едва успев схватиться за край дивана. И без того короткая юбка задралась, оставшаяся без пуговиц блузка, обнажила грудь.

- кто-то тут о блядях говорил, - Олег вздохнул. - Короче, бери матрац и стели себе на кухне, понятно?

     Более глупо Ира не чувствовала себя никогда в жизни. Зачем она приехала сюда? Неужели надеялась, что с этим скотом можно что-то решать? И как теперь выпутываться?

     - Я уйду, - выдавила Ира, хотя даже не представляла, куда именно собирается идти.

     - Никуда ты не уйдешь, - Олег демонстративно взял ключи, которые она по привычке бросила в коридоре, и сунул в карман. - А на всякий случай еще вот так, - он рванул телефонный провод. - Я разрешаю тебе остаться, но никаких прав это тебе не дает.

     - Я хочу уйти, - повторила Ира.

     - Нет, ты хочешь остаться. Она ж говорила, что хочет остаться, да, Светик?  

     - Говорила, - промямлила та.

     - Вот! Поэтому живи, но учти, теперь я займусь твоим воспитанием вплотную, поняла?

     Ира молча кивнула: она проигрывала по всем статьям, и вынуждена подчиняться.

     - Я пойду, - сказала вдруг Светик, не найдя себе роли в этой мизансцене.

     - А ты-то куда? - Олег удивленно наморщил лоб. - Никуда ты не пойдешь.

     - Олежек, я матери сказала, что приду ночевать. Мне, правда, надо…

     Пока они занялись своими проблемами, Ира поднялась с пола и, поправив одежду, поплелась на кухню. Встала у окна. Закурила, глядя на огоньки, мерцавшие сквозь ветки росшего под самым окном тополя. Сколько раз она курила, глядя на этот тополь.

     Сейчас, находясь в одиночестве, она могла более-менее трезво оценить ситуацию. Перед ней стояли две задачи – как вырваться отсюда и куда идти потом. Причем, решение первой не имело смысла без решения второй. К сожалению, у нее не было знакомых, которые могли бы приютить ее больше, чем на день-два… «Только если к Диме? Ведь он предлагал, но, небось, только  на ночь, а не навсегда... Но у него ж столько места! А если снять у него комнату? В долг. За реальные деньги.  Моей зарплаты, конечно, не хватит, но ведь с ним можно будет договориться.  Уж как-нибудь отработаю, а потом найду выход...»

     В это время в коридоре вспыхнул свет, и в дверях появился Олег.

     - Я же сказал спать, а ты стоишь куришь. А ну спать, быстро!

     - Может, достанешь матрац с антресолей? - попросила Ира, стараясь не злить мужа.

     - Я?! Бери стул и лезь! У нас самообслуживание.

     Ира смотрела на Олега, не понимая, что происходит. Да, в последнее время он не отличался нежностью; да, он спал с другими женщинами, не скрывая этого; да, иногда издевался над ней, но никогда он не был так откровенно жесток.

     - Олег… - начала она.

     - Так-с… - Олег привалился спиной к косяку. – Похоже, слов мы не понимаем. Знаешь, мой дед говорил, что строптивую жену надо пороть не меньше двух раз в неделю, а я тебя никогда пальцем не трогал. Быстро бери матрац и чтоб через пять минут была в постели! Считаю до трех! Раз… - его взгляд выражал полное удовлетворение и довольство собой.

     «Он же сумасшедший, - подумала Ира. - Может, из-за этого его и не взяли на вторую СП, а не потому, что он выпил перед комиссией?..» Она подставила стул, но, даже встав на цыпочки, только шарила в пустоте.

     - Я не достаю, - она виновато повернулась и увидела, что в руке Олега появился широкий кожаный ремень, который сама же дарила ему на день рождения.

     - Два… - произнес он, складывая ремень пополам.

     Ира подпрыгнула и все-таки сумела ухватиться за край матраца. С трудом стащила его вниз.

     - Вот, все можешь, если захочешь, - он закрыл дверь, бросив на ходу.  - Зайду, проверю.

     Ира втащила матрац на кухню. Отодвинув стол к газовой плите, постелила постель и свернулась калачиком под крошечным одеялом, на котором обычно гладила белье.

     Из-за стены сначала доносились неразборчивые голоса, потом хлопнула дверь, и стало тихо. «Если Олег пошел провожать Светика, можно успеть что-то предпринять…» Она вышла в коридор, но в комнате горел свет, а Олег сидел на диване…

     - Три, - будто выплюнул он.

     Ира не знала, что ей делать – плакать, смеяться, прятаться или кинуться на него драться. Она застыла на пороге. «…Конечно, пойдет он кого-то провожать, дура!..»

     - Слышишь, три, - повторил он.

     - Не сходи с ума, пожалуйста,- попросила Ира, чувствуя, что голос его не излучает ненависть, как полчаса назад. Пугало другое – на столе стоял стакан и початая бутылка водки, которая могла все вернуть в прежнее состояние.

     - Ладно, пороть я тебя пока не буду, - милостиво согласился Олег. - Садись, рассказывай, есть ли у тебя мужик, который тебя трахает?

     - Никто меня не трахает, - Ира подумала, какой же была дурой, когда считала, что сумела отомстить за свои унижения.    

     - Да ладно, я ж вижу, - Олег усмехнулся. - Я даже знаю, как его зовут, сучка ты помойная, - он закурил. - Значит, никто, да?.. - Ира молчала, опустив голову. - Тогда ты, наверное, соскучилась... Кстати, ты мне очень понравилась, когда бросалась на Светку. Сразу столько огня, столько экспрессии!    

- Не буду я на тебя кидаться.

     - Ну и ладно.  Могу я  просто поиметь свою жену? Даже обязан! 

     - Нет…

     - Что, нет? Не обязан? - Олег подошел, взял ее за волосы, повернув к себе лицом. Ира смотрела на него в оцепенении, как на нечто ужасное, но неотвратимое. - Вот, видишь, какая ты стала покладистая. А если б я начал воспитывать тебя раньше, глядишь, все  по-другому могло бы сложиться в нашей жизни. Ну!..

     - Я не хочу.

     - Нет, не покладистая… - он вздохнул и, не отпуская ее волос, потянулся к валявшемуся на диване ремню. - Эх, дедушка, как ты был прав!..

     - Олег, не дури. Не хочешь жить со мной – отпусти.

     - А если  отпущу, куда ты пойдешь? К Диме?

          - Да…

     - Ну и славненько, - он разжал пальцы, и Ира смогла встряхнуть головой. - Устал я от тебя. Пусть он теперь помучается…

     Пользуясь моментом, Ира вскочила и бросилась к двери. Никто ее не преследовал и, уже оказавшись на улице, она подумала, что неплохо было бы переодеться и взять хоть какие-нибудь вещи, деньги, а то без денег, ночью, в таком виде!.. «Надо добраться так, чтоб меня никто не видел, а потом сяду на скамейке в саду и буду ждать утра…» Еще раз взглянула в единственное светящееся окно – окно ее бывшей квартиры  - и пошла, стараясь держаться ближе к домам.

     Она уже добралась до центра города, когда первые тяжелые капли упали на асфальт. Облетевшие деревья не защищали, а пережидать дождь на остановке, ей показалось слишком опасно: «Мало ли кто бродит по ночам?  Надо идти...» Представила, что впереди еще километров пять, а она уже промокла насквозь …

     Словно цепляясь друг за друга, капли образовывали косые линии. Под фонарями те превращались в стальные безжалостные иглы, которые вонзались в асфальт, но ветер вновь вырывал их, поднимая над землей, поэтому над улицей висела сплошная пелена воды.

     «Надо не идти, а бежать, чтоб согреться!..»  И она бежала, пока ей в голову не пришла мысль, рушившая все планы: «А если Димы нет дома?..» Ира остановилась и заревела, дрожа всем телом и давясь слезами. Заметив ее одинокую фигуру, притормозила машина, но Ира так резко шарахнулась в ближайший двор, что водитель поехал дальше.

     Когда она добралась до заветной калитки, все предыдущие злоключения сегодняшнего дня, хоть и оставили мерзкий осадок, но отдалились, как всегда отдаляются уже преодоленные трудности на фоне тех, что еще ждут тебя.

     Вконец обессиленная Ира ввалилась в сад и, переводя дыхание, оперлась спиной о каменный столб. Неожиданно подумала: «Наконец, я дома… Я дома?!..» И вдруг она  увидела, что на кухне горит свет. Ира прокралась к окну и заглянула внутрь. Дима в трусах, держа в руке сигарету, сидел на табуретке, и что-то вертел в руках, разглядывая со всех сторон. Больше на кухне никого не было. Она постучала, почти не чувствуя своих рук. Видела, как Дима встрепенулся, даже побледнел и замер, но отступать было поздно. Постучала еще раз. Дима подкрался к окну, долго смотрел, закрываясь руками от света. Это были мучительные минуты, но, наконец, его фигура исчезла в коридоре.

     - Ты с ума сошла! - воскликнул он, распахивая дверь.

     Ира молча переступила порог, оперлась о притолоку и обессилено сползла на пол. В доме было тепло, а больше ей ничего не требовалось. Вода стекала с нее, образуя лужу, а дрожала она так, что стучали зубы. Дима быстро запер дверь, подхватил Иру на руки и понес в ванную. Принялся раздевать, а она лишь безвольно поднимала руки, переступала ногами, помогая ему. Потом благостно погрузилась в горячую воду, оставив на поверхности только нос. На лице появилась счастливая улыбка. Глаза закрылись и, казалось, что она уснула, хотя, может, так и было, потому что часы показывали пять утра.

     Наконец вода остыла.

     - Давай, тихонечко, - Дима помог ей вылезти, аккуратно вытер полотенцем, а Ира так и стояла с закрытыми глазами, лишь слабо улыбаясь, потом кашлянула.

     «Только б не воспаление легких!.. Свалится еще тут…», – подумал Дима и  по народному обычаю налил рюмку водки. Ира покорно выпила, видимо, даже не поняв, что это было. Легла, укрывшись с головой, совсем, как Валя, а Дима сделал себе чаю  и вышел на крыльцо.

     Дождь прекратился, но темные тучи тяжело и неподвижно висели над землей. На ветках плодами поздней осени висели капли, дорожки превратились в реки, несшие свои воды в направлении калитки, зато воздух был свежим и чистым. Дима с удовольствием вдыхал его, запивая горячим чаем. Голова казалась поразительно ясной. Все его прошлые страхи и всепоглощающая апатия уже выглядели далеким прошлым, принадлежащим, возможно, даже не ему. Вернее, он не мог представить, что это происходило с ним. Изменилась сама окружающая обстановка, но с чем это связано, Дима объяснить не мог. Несмотря на мрачную погоду, в доме стало как-то светлее.

     «Или я путаю причину и следствие? Не мое мироощущение изменилось от изменения ауры дома, а она изменилась от смены моего настроения? Это более верно, - решил Дима, - потому что у дома нет никакой своей ауры…»

     Ложиться спать, когда уже рассвело, было бессмысленно, поэтому Дима вытер лужу у порога и вернулся к занятию, прерванному появлением Иры – перекатывавшийся внутри шкатулки предмет никак не давал ему покоя. Это оставалась последняя загадка, оставшаяся в доме. «Сколько это дерьмо уже валяется тут, но сегодня я это сделаю! Вдруг хоть там что-нибудь интересное?..»

     В это время в замке повернулся ключ. «И какой хрен принес ее в семь утра?..» Ключ имелся только у Вали, поэтому никаких альтернатив не возникало, тем более, он же сам, кажется, разрешил ей приехать именно сегодня. Дима нехотя вышел навстречу.

     - Привет, - Валя притворила дверь и остановилась в ожидании – обнимет он ее или так и будет стоять памятником?

     Дима предпочел стоять «памятником». У него не возникло ни малейшего желания даже прикасаться к чужой женщине, с которой он не собирался знакомиться.

     - Проходи, - сказал он. - Тебе чемодан достать?

     То, что в комнате спала Ира, которую жена наверняка увидит, его не волновало. Какая разница, что подумает чужая женщина? Это ее личное дело. Валя вздохнула, не дождавшись ласки, и стала разуваться. На ней были чужие брюки, чужая кофта, и выглядело все это довольно забавно.

     Валя направилась в комнату, но Дима остановил ее.

     - Там спит человек, - предупредил он. - Если ты разбудишь ее… - он придумывал угрозу, которую мог бы реально осуществить, но не придумал. - Это будет не в твоих интересах.

     - Бедная. Всю ночь трахаться – конечно, устанешь, - хотя слова прозвучали язвительно, Дима видел, что Валины глаза наполнились слезами. Ему не хотелось затевать перебранку, поэтому он лишь равнодушно пожал плечами.

     Когда Валя вошла в комнату, Ира спала. Согревшаяся и успокоившаяся, она безмятежно подсунула под щеку ладошку и улыбалась. Валя остановилась, разглядывая это существо, занимавшее ее законное место. Потом повернулась к Диме. Тот стоял в дверях, красноречиво прижимая палец к губам. Валя распахнула дверцу шкафа так, что та ударилась о батарею, и стала демонстративно двигать ящиками, делая вид, что не может чего-то найти.

     Ира открыла глаза, зевнула, растерянно огляделась, не понимая, где находится. Увидела незнакомую женщину, нервно роющуюся в вещах. Вспомнила, как шла к Диме, но чтоб дошла?.. Этого она не помнила совершенно. «Да, был дождь. Да, я очень замерзла, но как я оказалась в этой постели? И где сам Дима? А кто эта женщина? Может, это вовсе не Димин дом? Нет, пожалуй, Димин…»  Она не успела привести мысли в порядок, потому что женщина повернулась, швырнув на пол какую-то яркую тряпку.

     - Ты сучка! - крикнула она, не в силах сдерживать эмоции, - это мой муж!  И моя постель, и мой дом, поняла?! Я выкину тебя отсюда!

     « Дежавю, - подумала Ира. - Теперь я понимаю, что это такое…» После вчерашнего у нее не осталось сил бояться, тем не менее она повыше натянула одеяло.

     - Это моя жена, знакомься, - услышала она голос Димы и, наконец, увидела его самого.

     - Ты слышала, я его жена! - Валя сделала шаг к дивану.

     - Да, моя жена, - невозмутимо подтвердил Дима. - У нас даже есть штамп в паспорте, но это ведь не значит, что я собираюсь с ней жить.

     Валя замерла с приоткрытым ртом, несколько раз судорожно схватила воздух и выскочила из комнаты, с такой силой хлопнув дверью, что отлетел кусочек штукатурки. Дима не устремился за ней, а продолжал стоять и задумчиво смотреть на Иру, испуганно моргавшую и не знающую, что нужно сказать или сделать. Она ведь не хотела рушить ничью семью. Она хотела пожить у него в качестве квартирантки. Заниматься любовью хотела, но не рушить семью!..

     - Прости меня, - только и сумела выдавить она.

     - Ничего, - Дима улыбнулся. - Ты сделала то, на что я никак не мог решиться. 

Он вышел. С кухни доносились рыдания, переходящие в истерику. Жена что-то кричала, давясь слезами и глотая при этом целые слова. Диминого голоса не было слышно. Ира лежала, затаив дыхание, ожидая решения «высшего кухонного суда».

     Наконец, Дима появился. Не говоря ни слова, деловито подошел к шкафу, собрал на руку какие-то вещи и снова вышел. Ира огляделась, ища свою одежду: «Ну да, она ж вся мокрая!..» Она сжалась под одеялом, чувствуя, что дрожит, как вчера, до зубного стука.

     Истерика на кухне прекратилась, остались только легкие всхлипывания. Потом там разговаривали, но Ира не могла разобрать слова Впрочем, они ее не слишком интересовали, она думала, во что одеться, чтобы побыстрее сбежать отсюда. Дверь хлопнула, Ира прислушалась.

     «Неужели они ушли? И что я теперь должна делать?..» Она и не заметила, как появился Дима. Присел на диван, нащупал под одеялом ее руку. Это, конечно, было приятно, но она-то ждала, что он скажет, а он ничего не говорил, только пристально смотрел в глаза.

Ира подумала, что он принимает решение, и тоже молчала, стараясь не мешать. Ее радовало, что хотя бы ушла жена, а Дима все-таки остался. «Вчера я была такой же фурией, - неожиданно подумала она, - нет, не такой же. Одно дело – Олег, и совсем другое – Дима…»   Ей  хотелось в это верить и она верила.

     - Все нормально, - сказал наконец Дима. - Когда-нибудь это должно было случиться.

     Ира ждала других слов, но и эти уже являлись утешением. Она беспомощно улыбнулась.

     - Я не виновата. Мне просто некуда больше деться. Он выгнал меня. Совсем.

     Она не стала рассказывать никаких подробностей. В тишине и покое вспоминать это совершенно не хотелось. Ира вдруг почувствовала теплоту к дому, приютившему ее: «Как я могла бояться его? Какая ж я дура!..»

     - Все ты правильно сделала, - наклонившись, Дима коснулся губами ее лба, и в это время очень не кстати зазвонил телефон.

     - Слушаю, - Дима взял трубку, валявшуюся на столе. – Привет. Нет, ребята, вы что, с ума сошли?! Пять вагонов! О таких вещах заранее предупреждать надо! Я сходу столько не продам!.. Предупредили, да? - он криво усмехнулся. - Ну, спасибо. Пока. Пошел я тогда работать, - Дима вернулся на диван, но взгляд его сразу сделался чужим, соприкоснувшись с другой, «зазаборной» жизнью. - Мне надо отъехать часа на три, а ты оставайся тут.

     - Твоя жена не придет? - с опаской спросила Ира.

     - Никто не придет. Только ты не уходи без меня.

     - Куда ж я уйду? - Ира жалобно улыбнулась. - Мне некуда идти. И не в чем.

     - Поспи, - он погладил ее по голове. - Ты спала-то всего три часа.

     - Хорошо. Только ты не задерживайся, ладно? А то мне будет страшно, - она подумала, что на самом деле ей, наверное, будет не страшно, а одиноко, словно игрушечной зверушке, забытой на даче после окончания сезона, где без хозяина она так и будет валяться под забором, пока ее не припорошит снегом.

     - Я быстро, - он наклонился и, чуть приподняв край одеяла, поцеловал ее в теплое плечо. Тут же мелькнула мысль остаться, но если с утра не поймать нужных людей, то потом и ехать будет не зачем. - Хозяин здесь я, - он погладил ее по ее щеке. - Так что, спи спокойно.

     - Хорошо, - Ира покорно повернулась на бок и закрыла глаза.

     Пока Дима смотрел на ее умиротворенное лицо, возникло смутное ощущение, что ему нельзя сейчас уходить. Дом, словно проснувшись, вновь притягивал его, делая своей частью, наподобие окна или трубы. «А, может, дом здесь опять же ни при чем, и мне просто не хочется покидать эту женщину? Теперь мою женщину.  Наверное, так и есть…»

     Однако он запер дверь и пошел напрямую, утопая в мокрой листве. Поднял большое желтое яблоко и, выбросив сигарету, надкусил его. Кисловатый сок потек по губам. Остановился, медленно жуя, и зачем-то оглянулся на старую шиферную крышу. Нет, в нем не было любви к этому строению. В нем жило нечто другое – он чувствовал, что является частью биологической системы, во главе которой находится дом, и каждый раз, покидая ее, он словно разрывал жгуты тканей и нервов. Это очень болезненная процедура, но пока у него хватало сил, чтобы проделывать это почти ежедневно.

     Закрыв за собой калитку, он физически ощутил факт пересечения границы. Как эмигрант, покидающий Родину… «Зато Ира теперь осталась на моей территории, а ведь как сначала боялась идти туда! - Дима решил не забираться в дебри, в которых проплутал все последние дни. – Теперь в этом доме нет никаких загадок. Ну, кроме одной – маленькой и не имеющей никакого принципиального значения (остальное я изучил, в меру возможности), но сегодня я открою и эту шкатулку...»

* * *

     Переговоры затянулись до самого обеда, зато все пять вагонов удалось пристроить сразу, да в одном месте, да еще с предоплатой!..

     Когда Дима снова вошел в сад, солнце давно разогнало утренние тучи, трава подсохла и приятно шуршала под ногами. Дима подумал, что этот заповедный мир неподвластен никаким внешним проблемам. Но вдруг он  почувствовал, что облик дома изменился:  солнечный луч, падавший в кухонное окно, не отражался в нем.

* * *

     Ира лежала с закрытыми глазами до тех пор, пока за Димой не закрылась дверь. После этого она встала, дойдя до ванной, увидела свою одежду, сваленную мокрой, грязной кучей и, вздохнув, вернулась в постель. Значит, надеть ей нечего. Хотя, может, это и к лучшему.

     Поначалу появление Диминой жены ее испугало, прогнав сон, но сейчас она вновь почувствовала себя жутко уставшей. Впечатления последних суток цеплялись друг за друга, создавая в голове сплошную мешанину, но итоговой мыслью было, что, в конце концов, все закончилось не так уж плохо. С этими размышлениями она снова закрыла глаза.

     Ей снился странный сон. Будто ее обнимает черное и обволакивающее Нечто, проникая внутрь через каждую клеточку. Это не казалось неприятным, скорее, наоборот.  Нечто касалось ее тела, неся тепло и умиротворение. Хотелось расслабиться, подчиниться его движениям…     Разбудил ее нервный, состоящий из коротких трелей звонок. Спросонья она просто испугалась постороннего звука, а когда проснулась окончательно, то испугалась еще больше. Одно радовало, что дверь была заперта, и если это чужой, то он уйдет. А если вопреки ожиданиям вернулась та мегера, у которой есть ключ? Ира не знала, что будет делать в этом случае. «А что бы сделала я сама, оставшись наедине со Светиком?..»

     Звонок повторялся еще более настойчиво.

     - Уходи, уходи, - шептала Ира. И звонок смолк. Она облегченно вздохнула, но в это время на кухне послышался звон разбитого стекла. Ира вцепилась в одеяло, которое являлось ее единственной защитой. «Друзья не заходят через окно…» Она слышала, как что-то упало, потом кто-то спрыгнул на пол, и шаги… Ире казалось, что между каждым шагом проходит вечность. Не мигая, она смотрела на дверь и ждала, даже не представляя, кто в нее может войти, но знала, что это конец. Ее тяжкий путь, начатый вчера, закончится уже сегодня в не менее страшных мучениях. А ей вовсе не хотелось умирать! Не поворачивая головы, она обвела взглядом комнату, но ничего подходящего для обороны не обнаружила.

     Когда дверь стала медленно открываться, Ира подумала, что сейчас умрет от страха. Но, как ни странно, не умерла. Она увидела, как в дверь просунулась голова Олега.

     - А вот и наша птичка, -  он ухмыльнулся, входя уже безо всякой опаски. - Как я все правильно рассчитал! А где же наш герой-любовник с пистолетом? Нету? Как жаль, а я так хотел с ним пообщаться.

 Олег приближался к дивану. На нем были та же рубашка и те же джинсы. Ире даже показалось, что ее побег – это только сон, а на самом деле все еще продолжается кошмарный вчерашний день. Олег дернул за край одеяла, и Ира не смогла удержать его.

- У-ти, какие мы холесенькие, - коверкая слова, прогнусавил он. - Мы уже прямо готовые к употреблению.

     Олег остановился совсем близко и почесал подбородок. Чувствовал себя он совершенно уверенно, будто находился дома, и это только усиливало ощущение вчерашнего дня. Олег отшвырнул одеяло в угол. Краем оно зацепило синюю вазочку, чудом удержавшуюся на столе. Ира перевела на нее взгляд.

     - Смотри на меня, сучка! Я тебе расскажу, что с тобой будет дальше!

     Но Ира не могла повернуть голову, и даже не потому, что ей было противно смотреть на мужа – она просто не могла выйти из оцепенения. Вазочка, будто притягивала ее, внося в душу, если не успокоение, то, по крайней мере, безразличие к предстоящему. Это была чужая вещь, и ощущения она вызывала чужие.

     Схватив Иру за подбородок, Олег резко повернул ее голову, при этом случайно зацепив стол. Вазочка упала на пол, брызнув в разные стороны синими осколками. Шум будто разбудил Иру, внезапно обретшую способность мыслить и двигаться. Она вырвалась и, спрыгнув с постели, бросилась бежать.  Плохо зная дом, она просто бежала, захлопывая за собой двери, а Олег шел следом тяжело и уверенно, как киношный маньяк. Он знал, что голая из дома она все равно никуда не денется, поэтому не надо суетиться: в конце концов, она сама загонит себя в ловушку.

     Собственно, расчет его был правильным. Очень скоро Ира оказалась в комнате, заваленной старыми вещами, и из нее выхода уже не было, только глухая стена. Используя последний шанс, Ира сунула в дверную ручку ножку от сломанного стула. Если бы она  не отдернула руку, последовавший тут же рывок, наверное, вывихнул бы ее. Ира отбежала к окну, надеясь выскочить на улицу. Когда стоит вопрос о жизни и смерти  (а она была уверена, что он стоит именно так), уже не важно, в каком виде ты окажешься на свободе и что о тебе подумают окружающие. Но поскольку комната была нежилой, окно заколотили огромными ржавыми гвоздями. Ира забилась в самый дальний угол и ждала, как мышь в мышеловке, когда дверь, наконец, не выдержит.

     Рывки следовали один за другим. Казалось, дом сотрясается, как соломенный шалаш Ниф-Нифа, и произошло то, что в конечном итоге должно было произойти – ручка согнулась и импровизированный засов выпал. Дверь распахнулась, но Ира уже ничего не боялась: страх пропал, когда она поняла, что изменить ничего не удастся, а бояться неизбежного бессмысленно. Она увидела безумные глаза Олега, который вряд ли понимал, что  творит, но от этого никому не становилось легче.

     Он вошел в комнату, готовый уничтожить все, стоящее на пути, но, увидев, что деваться Ире некуда, улыбнулся. Ира не призывала Бога. Воспитанная на «троглодитах», она скорее ощущала себя язычницей, нежели христианкой, поэтому глядя в потолок, мысленно повторяла, не обращаясь ни к кому конкретному: «Помоги мне… помоги мне…» В тишине ей почудился какой-то посторонний звук…

     - Видишь, какой я умный, - Олег остановился посреди комнаты. - Зачем мне поганить свой дом? Лучше я сделаю это здесь. Я убью тебя кухонным ножом твоего любовничка.  Пусть потом разбираются, кто кого зарезал. А меня тут не было, - он довольно усмехнулся. - Как я придумал? Здорово, да? Но ты еще поживешь чуть-чуть… А ну-ка становись в «позу прачки»!..

     Ира вновь услышала тот же странный звук. Он стал чуть громче и доносился откуда-то сверху, но Олег в своем упоении не замечал ничего. Ира подняла взгляд к потолку, по которому ползла трещинка, становившаяся все шире и уже достигшая противоположной стены.

     - Ну! - скомандовал Олег, - ты что, оглохла?!..

Вдруг раздался грохот, и всю ее с ног до головы обдало волной сухой пыли и извести. Она задохнулась, потому что пыль мгновенно набилась в нос, в рот, в глаза, покрыв тело ровным серым налетом. Облако, ударившись о пол, вновь поднялось кверху, заполняя пространство комнаты. Ни смотреть, ни дышать стало невозможно. Ира бросилась вон. Вбежала на кухню, чтоб через разбитое окно глотнуть чистого воздуха.

     «Что это было?!..  Но я жива!.. Боже!.. А где Олег?..»

     Вместо респиратора она схватила кухонное полотенце и осторожно двинулась обратно. Пыль немного осела, но ее частички все еще кружились в солнечных лучах. Потолка в правой части комнаты не было. Вместо него виднелись стропила и серые доски обрешетки, снаружи покрытые шифером. Вдоль правой стены громоздились обломки досок с набитой на них дранкой, куски штукатурки, шлак, служивший утеплителем, и из всего этого торчали ноги в кроссовках. Ноги не шевелились. Ира постояла минуту, проверяя, что с ней не затеяли какую-то новую коварную игру, и только убедившись, что ноги, действительно, неподвижны, вернулась в коридор. Остановилась перед зеркалом. Стерев ладонью пыль, она увидела свое лицо и ужаснулась: она была похожа то ли на инопланетянку, то ли на какой-то персонаж комедии масок. На бледном лице остались лишь живые глаза, широко раскрытые и беспрестанно моргающие. В это время в двери повернулся ключ, но она даже не среагировала на это. Все, что могло произойти, уже произошло – на большее ни у одного злого демона не хватит фантазии!..

     - Боже, что здесь случилось,  - Дима закашлялся от пыли.

     - Потолок рухнул, - ответила Ира равнодушно. - В дальней комнате.

     - А ты как туда попала?..

Рухнувший потолок, тем более в дальней, нежилой комнате – это не самое страшное. Внутренне Дима был давно готов к тому, что в доме где-нибудь что-нибудь когда-нибудь должно рухнуть).

     - Олег… Он разбил окно… Я спряталась там, но он нашел…

     - Ну, говори же!!..

     - Потолок рухнул, и его завалило. Он там, под досками…

Голос ее был настолько ровным, что Дима понял: она до сих пор пребывает в шоке, поэтому сам быстро пошел в комнату. Остановившись на пороге, тоже увидел торчащие из завала ноги и вернулся к Ире, продолжавшей стоять перед зеркалом и тупо разглядывать свое отражение.

     - Давай в душ, - скомандовал он, сразу решив, что тут и выдумывать ничего не надо: просто приходил он не за женой, а с целью ограбления. Так милиции будет понятней.

     Ласковые струи возвращали Иру к жизни. Она вдруг поняла, что свободна раз и навсегда от своего вечного кошмара. Ей больше не надо ничего бояться и она вольна сама строить дальнейшую жизнь – надо  только, чтобы побыстрее закончился сегодняшний день, и исчезли эти ноги в кроссовках.         

     Когда Дима зашел в ванную, Ира  уже стояла на полу, стыдливо прикрываясь рукой.

     - Принеси, во что мне одеться, - она увидела в Диминых руках ворох одежды. - Это ее?

     - А чье ж еще? Если не нравится…

     - Нет-нет, все нормально…

     - Значит, так, - продолжал Дима, пока  она одевалась. - Сейчас ты едешь домой, а я вызываю милицию. Тебя тут не было, а он самый обычный грабитель…

     - А потом что? - ее не интересовали технические моменты. - Когда все закончится.

     - Потом?  - Дима еще не думал об этом. -  Потом я позвоню тебе.

     - Когда?

     - Господи, ну, сегодня вечером! Все, иди!

    Свежий воздух окончательно вывел Иру из состояния транса. Дима видел, как она быстро, не оглядываясь, прошла по дорожке и скрылась за калиткой. «Точно Валентина», - сравнил он, провожая взглядом ее спину в такой знакомой куртке. Подумал уже спокойно, потому что ни той, ни другой рядом не было. Оставалось только тело, от которого требовалось красиво избавиться. Он еще раз прошелся по дому, и после этого, наконец, подошел к телефону.

     Милиция приехала быстро. На молодом лейтенанте, похоже, висела куча гораздо более реальных преступлений, потому что, увидев рухнувший потолок, он сразу пришел к логичному выводу, что подстроить такое нельзя. Тут, как он сказал, даже в «смерти по неосторожности» не обвинишь никого, кроме самого покойного.

     Весь визит продлился минут пятнадцать, а потом приехала труповозка...

* * *

     Не выдержав, Ира позвонила сама. Дима к этому времени успел почти закончить уборку (под окном, через которое он выбрасывал мусор, теперь высилась целая гора, как будто он наконец-то начал долгожданный ремонт). Грязными оставались только полы, которые он мыл уже в третий раз, но никак не мог избавиться от белых разводов.

     - Алло! - он схватил трубку грязной мокрой рукой.

     - Я сейчас вернулась с опознания, - Ира держала паузу, ожидая реакции, но Дима лишь устало смотрел на никак не поддающийся мужским рукам пол. - Я хочу тебе кое-что сказать. Можно я приеду?

     - Приезжай, а то я уборку никак не закончу.

     Обиделась Ира на такой ответ или нет, неизвестно, но появилась она, когда уже совсем стемнело. Дима, к тому времени кое-как добившись максимально возможной чистоты,  принял душ и курил на кухне, блаженно вытянув ноги.

     - Вот, - Ира поставила пакет. - Спасибо.

В своей обычной одежде она выглядела так, что вроде не было ни вчерашнего дня, ни сегодняшнего, но они-то знали, что все это  было, связав их очень прочно. Теперь каждый стоял и думал, нужна ли им эта связь и что с ней делать?

     - Садись, - Дима ногой пододвинул табурет. - Что ты стоишь, как не родная?

     - Дим, - она села и взяла сигарету. - Я много думала… Ты можешь смеяться, но мне кажется, то, что случилось, не было случайностью. Понимаешь, он упал не вдруг. Он упал после того, как я попросила.

     - Кого попросила? - не понял Дима. - Ты о чем?

     - Я просто попросила: «Помоги мне…» Не знаю, кого… На потолке ничего не было, пока я не попросила, понимаешь?! Потом появилась трещина, и все рухнуло. Я почти уверена… Ты же сам говорил, что дом живой. Сначала он пугал меня, но я пришла снова… А знаешь, зачем я тогда пришла?

     - Ко мне в гости, наверное, - усмехнувшись, предположил Дима.

     - Я думаю, чтобы прочесть объявление на столбе, которое ты бы сроду не увидел.  Получается, я выполнила его желание, и он меня принял. А когда мне потребовалась помощь, он меня спас. Возможно такое?

     - То есть ты считаешь… - Дима замолчал.

     - Это не мистика, - продолжала Ира. - Это законы природы, которые мы еще не понимаем. Все в мире живое, только мы не знаем других форм сознания, кроме человеческого. Пусть это будут духи – духи дома, пещеры, дерева, любого предмета. Они могут быть добрыми или злыми, но мы вынуждены с ними считаться, хотя порой не знаем, чего они хотят. Существует какая-то внутренняя связь.

     - Какая связь?! - Дима рассмеялся. - Ир, я уже прошел через это сумасшествие.

     - Ладно, тогда оставим это, - Ира вздохнула. - Тогда ответь мне на другой вопрос…

Она замолчала, надеясь, что Дима догадается сам, но он молчал.

- У меня теперь есть квартира, - нарушила она молчание. - Я могу уйти.

     Дима представил, как через полчаса останется один. «Конечно, дом – это груда кирпичей, и не более того, но… Вот это «но», требовавшее коренной перестройки отношения к устройству мира, ему удалось выразить более естественно: эта зловещая тишина, рождающая необъяснимые страхи; апатия, вызванная одиночеством; теперь еще падающие потолки… Вдруг его тоже придавит где-нибудь, даже «скорую» вызвать будет некому…» Ему стало жутко.

     - Конечно, оставайся, - он протянул Ире руки, и она тут же перебралась на его колени, уткнулась в его шею и затихла.

     Основная проблема разрешилась. Теперь начиналась новая жизнь, и Ира, как любая женщина, почувствовала это первой.

     - И чем мы будем заниматься? - спросила она.

     - Не знаю.

Дима подумал, что бы делал без нее, но не смог придумать достойного занятия.

     - Может, приготовить поесть?

     - Ты же не любишь это занятие, - Дима вспомнил их первую встречу.

     - Не люблю – не значит, что не умею. У нас есть что-нибудь? - она по-хозяйски направилась к холодильнику.

     - Боюсь, придется идти в магазин, - остудил ее пыл Дима.

     - Тогда купи, пожалуйста, кофе. Я не могу без него.

     - Ладно, будет тебе, старуха, новое корыто, - Дима рассмеялся.

* * *

     Несмотря на распахнутые окна, кухня наполнилась знакомым запахом котлет. Дима сидел в уголке, наблюдая, как Ира (в Валином фартуке) одной рукой помешивает макароны, а другой периодически подносит к губам чашечку кофе. При этом они молчали, потому что, кроме как о доме, говорить им, в сущности, было не о чем. Дима вдруг со страхом подумал, что все это ему очень хорошо знакомо – точно также оно происходило в совсем недавней жизни, только там вопрос стоял в ремонте дома, а теперь в его таинственной сущности. «И ничего нового не бывает. В первое мгновение, мы видим незнакомый яркий фантик, и нам кажется, что и конфета в нем должна быть более вкусной, а на деле там тот же тоненький слой шоколада и вафля, пропитанная какой-нибудь эссенцией. Вкус, знакомый с детства…»

     После ужина Ира помыла посуду и остановилась у окна, не зная, чем еще могут занять себя два фактически чужих человека. Их молчание затягивалось до неприличия.

     - Расскажи что-нибудь, - попросил Дима.

     - Я?!.. - Ира искренне удивилась.

     - Конечно. У меня жизнь скучная, а у тебя в прошлом было что-то интересное.

     - Не знаю, - она вздохнула. - Столько лет прошло, что уже нужные слова не подбираются. Эти воспоминания остались какими-то яркими, но бесформенными ощущениями, понять которые могу только я. Ты понимаешь, о чем я говорю?..

     - Пожалуй, - Дима отметил, что она опять очень четко сформулировала сущность воспоминаний.

     - Прости, - Ира снова вздохнула. - Тебе скучно со мной? Без меня было лучше?

     Неожиданно Дима подумал, что как бы ни сложились их отношения дальше, в данный момент одно ее присутствие разгоняет одиночество дома, и за это ей он ей благодарен. У него не возникает желания блуждать по комнатам, в поисках призраков, шарахаться от темных окон и замирать при каждом шорохе. Все это не посмеет вернуться, когда он будет чувствовать на плече ее голову и слышать ровное дыхание. Ему просто нужен рядом кто-то живой. За неимением человека, он выбрал дом и оживил его!  Все встало на свои места, и оказалось настолько просто и объяснимо, что Дима рассмеялся.

     - Ты что? - удивилась Ира. - Вспомнил, как весело было без меня?

     - Дурочка, - он обнял ее. - С тобой мне гораздо лучше… А знаешь что,  давай откроем шкатулку

     - А ты еще не открыл ее? Какой же ты не любознательный!..

     - Такой вот. Но сегодня я ее просто разломаю. Я нашел ее, когда разбирал старый шкаф после смерти бабки, - пояснил Дима.

Взяв с подоконника шкатулку, повертел, словно проверяя, не надумала ли та открыться сама, и вдруг с силой швырнул об пол. Легкая коробочка после удара закатилась за ножку стола. Угол, которым шкатулка врезалась в пол, сплющился, и в нем появилась крошечная щель. Дима сунул в нее нож, и крышка отлетела в сторону. Внутри лежал серый камень с блестящими вкраплениями, который Дима положил на стол. Ира наклонилась, осторожно трогая его пальцем.

     - Похоже на обычный базальт.

     - И о чем это говорит?

     - Ни о чем. Скальная порода, встречающаяся практически везде. Не представляет никакого интереса, - Ира взяла из Диминых рук изуродованную шкатулку, и на ее ладонь выпала металлическая пластинка с текстом. - Это по-немецки, - сказала она, разглядывая крохотные буквы. - Учила ведь когда-то… Значит, так: Александр Балабан, обер-лейтенант. 23-й… какой-то батальон 6-й румынской горно-… какой-то… наверное, горно-стрелковой дивизии, - она подняла голову, и оба почувствовали, какая тишина стоит вокруг. Ни песчинки не упало в обрушенной комнате, ни листок не шелохнулся за окном. Да и они сами замерли, испуганно глядя друг на друга.

    - Знаешь, - сказала, наконец, Ира. - Он, наверное, вырос в горах. Наши солдаты брали с собой горсть земли, а он – кусочек своих гор.

     Вдруг с крана сорвалась капля, потом вторая… Они обернулись, уставившись на безжизненный до того кран.

     - К ночи увеличивается напор воды, - заметил Дима.

     - Нет, это он плачет.  Он от нас чего-то хочет.  Не знаю, почему… Это, как в Сокольих горах.  Я чувствую, это он обрушил потолок, - Ира положила жетон и закрыла лицо руками.

     - Прекрати говорить глупости! Это дед мой оставил на память!..   

     - …Он живой, понимаешь? Он пытается войти с нами в контакт…

     Дима закрыл ей рот поцелуем и прижал к себе так, словно сам искал защиты. 

     - Пойдем спать, а? Неужели ты не устала?

     - Устала? Сегодня я пережила столько, что на всю жизнь хватит. Боюсь, я не усну.

     - А я приласкаю тебя, буду долго-долго баюкать.

     - Господи... - она обхватила Димину шею и заплакала.

( Продолжение следует)