Александр Полынкин

Рассказы о писателе Овалове

Проницательный, умный и справедливый советский сыщик майор Пронин в 50-80-е годы XX века был на пике своей популярности. В народе ходили многочисленные анекдоты о всевидящих глазах майора, которые следят за тобой даже в самых укромных местах. Однако подавляющее большинство читателей, слушателей и зрителей не знало имени автора, создавшего этот привлекательный персонаж.

Лев Овалов и Орловщина

В большинстве биографических справок о Льве Овалове сказано, что он родился в Москве 29 августа 1905 года. Но сам писатель в рукописи «О себе» так сказал о месте своего рождения: «По паспорту я – уроженец села Успенское Малоархангельского уезда Орловской губернии (ныне этот населенный пункт входит в состав Покровского района Орловской области. – А.П.), хотя родился на самом деле в дороге, когда родители ехали с Украины в Москву».

Однако даже такая запись в паспорте никогда бы не появилась, если бы жизнь Овалова потом не оказалась тесно связанной с селом Успенское. Здесь, в глубинке Орловщины, прожили они (мать и два сына, муж и отец которых погиб на фронте Первой мировой войны) пять трудных, жестоких, бескомпромиссных, первых лет Советской власти, которая обещала русскому народу счастливое коммунистическое будущее.

К строительству новой жизни, к борьбе с ее врагами оказался причастен молодой паренек Лёва Шаповалов (будущий писатель Лев Сергеевич Овалов). В 1919 году он стал организатором и руководителем одной из первых на Орловщине комсомольских организаций - в селе Успенском. Когда село, как и весь Малоархангельский уезд, заняли осенью того же года деникинцы, 14-летний секретарь волкомола в тылу у белогвардейцев вместе со своими товарищами развернул разведывательную деятельность, о результатах которой доложил в штаб 13-й Армии красных, для чего ему пришлось проделать 60-километровый путь, преодолевая многочисленные препятствия и вражеские заставы.

Война на Орловщине закончилась, началась мирная жизнь, к которой, как показали последующие события,  строитель нового общества оказался не совсем готов, поскольку обнаружилось у него два серьезных недостатка. Во-первых, он всегда говорил, а потом писал только то, что думал (если же такой возможности не представлялось, писатель просто молчал); во-вторых, если  видел человека, попавшего в беду и нуждавшегося в поддержке, то всегда приходил на помощь, не думая о последствиях.

Именно поэтому собственная генеральная линия правоверного коммуниста не всегда совпадала с генеральной линией партии. Весной 1921 года, перед посевной кампанией, Успенский волостной комитет партии направил молодого коммуниста в село Корсунь (ныне – в Верховском районе. – А.П.) распределять зерно между крестьянами-бедняками и нуждающимися середняками.  И Лев Шаповалов свое первое же партийное задание выполнил не так, как требовалось: когда увидел он «землисто-белый цвет лиц, широко раскрытые глаза и бескровные губы» четырех детей кулака Борщева, бросившего семью на произвол судьбы, и узнал, что «в начале зимы продармейцы все зерно подчистую выгребли, и дети сидят голодные», то выделил им секретарь волкомола пять пудов ржи и три пуда овса выдал, хотя местные партийцы сопротивлялись этому яростно, упрекая его в нарушении классовой линии.

А потом еще раз нарушил Лев генеральную линию – второй кулацкой, тоже голодающей семье отдал хлеб. А все потому, что будущее социалистическое общество он воспринимал прежде всего как человеческое, а не классовое.

В 1921 году удалось Льву оправдаться в своих действиях. А вот когда в течение полутора следующих (1922-1923 годы) он руководил уже комсомолом всего Малоархангельского уезда, отбиваться от классовой критики становилось Шаповалову все труднее и труднее: то он оставил без последствий венчание в церкви секретаря комсомольской ячейки, то разрешил комсомольцу-товарищу исполнять обязанности певчего в малоархангельской церкви, то скрыл от партийцев беременность активистки-комсомолки – вместо того, чтобы за все эти поступки безжалостно наказать провинившихся.

В конце концов, даже симпатизировавший Шаповалову секретарь Малоархангельского уездного комитета партии не выдержал и, резко покритиковав Льва за «мягкотелость и отсутствие классового и партийного чутья», посоветовал ему уйти с комсомольской работы и поехать на учебу, чтобы получить такую профессию, где «мягкотелость, человечность будут не вредны, а полезны».

Москва. Начало писательской карьеры

Так осенью 1923 года Лев Шаповалов уехал в Москву на учебу в Московский университет, навсегда покинув «благодатные поля многострадальной Орловщины».

Учился Лев Сергеевич на медицинском факультете (именно на него дали путевку в Орловском губкоме комсомола) и, несмотря на огромные трудности первого года (не хватало базовых знаний), упорно грыз гранит новой для себя науки.

Во время учебы стал сотрудничать он с газетами: в «Рабочей Москве», «Крестьянской газете», «Правде» публикуются стихи, очерки, репортажи молодого автора.

У начинающего журналиста оказалось бойкое перо, выделившее его среди других авторов. А комсомольское прошлое, опыт работы с людьми, организаторские способности способствовали назначению Льва Овалова (в 23 года!) редактором всесоюзного журнала «Селькор».  Произошло это как раз в год окончания им медицинского факультета. К этому времени вопрос «Кем быть - врачом или писателем?» перед Оваловым уже не стоял.

Став редактором журнала, Лев Сергеевич вскоре пишет свою первую повесть «Болтовня», которую опубликовал в журнале «Октябрь» и которая сделала журналиста Овалова писателем Оваловым (этот псевдоним возник из сокращенного варианта фамилии еще в 1926 году). Повесть имела огромный читательский успех, ее хвалили критики. За шесть лет она переиздавалась пять раз. Но уже во втором большом произведении, романе «Ловцы сомнений» (он вышел в 1929 году), Овалов посмел усомниться в генеральной линии партии, проводившей тогда курс на коллективизацию сельского хозяйства.

Мы хорошо знаем «Поднятую целину» Шолохова, считаем, что именно это произведение впервые правдиво отразило процесс преобразования деревни в 30-е годы. Но первая книга «Поднятой целины» появилась в 1932 году, а роман Овалова «Ловцы сомнений» вышел тремя годами ранее.

И сидеть бы Овалову тогда за «троцкизм», но положительную рецензию на «Ловцов» дал перед публикацией Александр Фадеев. «Разгром» романа спустили на тормозах, но «Ловцы сомнений» за 75 последующих лет ни разу больше не издавались.

Отделавшийся внушением и партийным взысканием, Овалов продолжал редакторскую службу: после «Селькора» он был главным редактором журналов «Молодая гвардия» и «Вокруг света».

Первый советский детектив. Лев Овалов – отец майора  Пронина

«Вокруг света» все мы знаем как издание приключенческое. Между тем, именно Овалов, пытаясь расширить круг читателей журнала, решил на его страницах печатать такого рода произведения. Но, когда Лев Сергеевич стал предлагать знакомым писателям создать что-либо подобное, все они дружно отказались – для советских литераторов это была совсем новая, неизведанная область, и никто из них не хотел рисковать карьерой. Один из писателей  ехидно спросил редактора: «А Вы сами  почему не хотите написать такую вещь?». И Овалов написал. В 1939 году в журнале «Вокруг света» был опубликован  рассказ «Синие мечи», первый из будущего цикла, в котором и появился новый персонаж – советский сыщик Иван Николаевич Пронин.

Будучи главным редактором уже «Молодой гвардии» (более солидного издания), он подружился с Борисом Пастернаком. У поэта имелись тогда серьёзные материальные и жизненные затруднения, он почти не писал стихов, а занимался лишь переводами. Шекспировский «Гамлет» в переводе Пастернака  Овалову, который понимал толк  в стихах (начинал–то он в свое время как поэт), очень понравился. Лев Сергеевич принял «Гамлета» к печатанию в «Молодой гвардии» и заплатил Пастернаку за перевод как за оригинальное произведение. Главный бухгалтер журнала написал жалобу на своего редактора, обвинив его в нарушении финансовой дисциплины. После жалобы Овалова освободили от редакторства. Поневоле заимев массу свободного времени, решил Лев Сергеевич продолжить «Рассказы майора Пронина»,  добавив к первому из них еще пять.

Журнал «Красная новь», хотя и носил такое название, первые советские детективы не рискнул напечатать. Тогда Овалов отнес «Рассказы майора Пронина» в журнал «Знамя». Его главный редактор  Всеволод Вишневский от приключенческой повести был в восторге, но возражали цензоры из НКВД и Управления пропаганды ЦК ВКП (б). Тогда честолюбивый Вишневский, обладавший настойчивостью и обширными связями, достучался до самого Молотова.

Вячеслав Михайлович рукопись прочел и одобрил. В апрельском номере «Знамени» за 1941 год все шесть рассказов первого цикла были опубликованы, и в том же месяце Военное издательство НКО опубликовало их массовым тиражом в «Библиотечке красноармейца». Этот двойной тираж «Рассказов майора Пронина» в течение месяца сделал имя Овалова всенародно известным, а читатели узнали и полюбили его майора Пронина.

В мае 1941 года журнал «Огонек» начал печатать продолжение «Рассказов» - повесть  «Голубой ангел». На 22 июня был намечен авторский вечер Овалова, и его не отменила даже начавшаяся в этот день война.

Арест. Лагеря

А уже в ночь на 7 июля 1941 года писатель был арестован органами НКВД. На следствии, которое длилось целый год, арестованному вспомнили все: и его первую поэму «Стальной пропагандист», посвященную Рыкову, и «троцкистский» роман «Ловцы сомнений», и публикацию пастернаковского «Гамлета», и  – конечно же, «шпионские рассказы» о майоре Пронине, в которых он, якобы, «выдал тайны советской разведки».

Овалов ни в чем не признавался, но приговор был суров: 8 лет исправительно-трудовых лагерей за антисоветскую «пропаганду и агитацию» по знаменитой 58-й статье. Так, в 1942 году оказался писатель Овалов не по своей воле в Свердловской области. Жизнь заключенных в уральских лагерях была тяжелой. Но Льва Сергеевича выручила та профессия, по которой он ни дня до того не работал. Лагерное начальство узнало из документов о медицинском образовании Овалова, и стал он лагерным врачом, причём хорошим – может быть, сказались гены матери, родного деда и некоторых из его предков, известных московских врачей. Благодаря этому  Лев Сергеевич многим в лагере под Верхней Тавдой сумел помочь.

Личная жизнь писателя Овалова

Пока Овалов отбывал наказание, его первый брак, и так не весьма крепкий, распался: жена Антонина  потребовала развода с «врагом народа», и Московский городской суд развёл супругов. Сын Скальд (1925 года рождения) остался жить с матерью.

В конце лагерного срока, когда режим для Овалова стал менее строгим, познакомился он с одной из заключённых из соседней, женской колонии, Анной Котцер, немкой из Поволжья. От этой связи родилась в конце 1947 года дочь Татьяна, которую впоследствии Лев Сергеевич удочерил и воспитывал в своей семье (мать девочки ещё некоторое время отбывала наказание). Писатель Овалов в данном случае поступил так, как должен был поступать, по его мнению, настоящий интеллигент: не бросил в беде своих близких.

А в 1948 году  в помощницах у лагерного врача Овалова в качестве фельдшера оказалась молоденькая выпускница медицинского училища из Ярославля по имени Валя. Возникла взаимная симпатия, переросшая в большую любовь. Валентина не побоялась ни разницы в возрасте (20 лет), ни статуса заключённого своего будущего спутника. Жили первое время они без регистрации, но в январе 1953 года  свои супружеские отношения узаконили в ЗАГСе. Брак оказался счастливым: четверо детей один за другим родились у Оваловых (две дочери и два сына).

Овалова после отбытия лагерного срока оставили в ссылке. Работал он с женой по медицинской части сначала на Урале, а потом в участковой больнице в Гиагинском районе Адыгеи. В 1956 году после многих обращений в инстанции  власти объявили писателю о его полной реабилитации, и он с семьей смог, наконец-то, возвратиться в Москву.

Вернулся Овалов к любимому делу, от которого  был отлучен на целых пятнадцать лет, и сразу обратился  к самому своему знаменитому персонажу: в 1957 году большим тиражом вышли из печати «Приключения майора Пронина». Сыщик позволил писателю заработать на хлеб, а последующие тиражи книг о нем поддерживали сносное существование Овалова и его большой (пятеро детей!) семьи.

«Медная пуговица». Овалов и Хрущёв

В 1958 году в журнале «Огонек» было опубликовано новое произведение писателя, в котором действовал прославленный сыщик. У романа «Медная пуговица» был оглушительный читательский успех – и полное неприятие у критиков. Мало того, в том же 1958 году появилось разгромное постановление ЦК КПСС по журналу «Огонек», в котором «Медную пуговицу» назвали «случайным, не имеющим эстетической и воспитательной ценности произведением».

Узнал Овалов, произошло это потому, что первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев, даже не читавший романа, походя обругал его на основании мнения своего зятя Аджубея. Несколько раз Лев Сергеевич обращался в ЦК – и при Хрущеве, и при Брежневе (в 1966 году) с просьбой «отменить или изменить оценку моего романа, имеющуюся в постановлении от 9 сентября 1958 года», но ответа не дождался.

«Медная пуговица» книгой вышла в СССР только в 1981 году, спустя 23 года после журнальной публикации. За это время роман успели перевести и издать почти во всех социалистических странах, в Греции, Индонезии, Канаде, США, по нему в Венгрии и Чехословакии были сняты многосерийные телефильмы, а на родине всё ждали милостивого разрешения начальства.

Майор Пронин после «Медной пуговицы» появился еще в одном романе Овалова – в «Секретном оружии». В 60-80-е годы вышло из печати и еще несколько произведений Льва Сергеевича, главным из которых стал роман «Двадцатые годы».

Судьба писательская

50 лет ушло у писателя на то, чтобы на закате жизни рассказать о юношеских годах, проведенных на Орловщине. 700-страничный роман «Двадцатые годы» и сейчас, почти 30 лет спустя, уже совсем в другой стране, читается как исповедь человека, всю жизнь положившего ради счастья других людей. Что из этого вышло – это уже другая история.

Лев Овалов  умер 30 апреля 1997 года. Обидно, что коллеги из Российского Союза писателей (впрочем, и из второго Союза тоже) забыли о нем. Жаль, что не вспомнили о нём и орловские литературоведы: в толстенной хрестоматии «Орловские писатели. XX век», выпущенной ОГУ в 2001 году, нет об Овалове ни строчки. В Орловском музее писателей-орловцев не существует экспозиции, посвященной  земляку.

В свое время, 30 лет назад, я переписывался с Оваловым, и Лев Сергеевич  прислал только что вышедший тогда роман «Двадцатые годы» с надписью: «Молодому поколению орловчан». Несколько лет назад прислала мне оваловский трехтомник его жена Валентина Александровна. Вместе с воспоминаниями о муже и его фотографиями эти книги составили экспозицию Покровского районного краеведческого музея, посвященную 100-летию со дня рождения Льва Сергеевича.

В Покровском районе и в городе Орле об этой дате не забыли. В селе Успенское был устроен большой литературный праздник, посвященный земляку-писателю. В Орле в течение месяца проходила большая выставка, на которой были представлены документы о жизни и творчестве Овалова, а также его многочисленные книги. Присутствовал на этих мероприятиях и радовался за своего отца младший сын писателя – Сергей Львович. А совсем недавно, в  сентябре 2010 года, в селе Успенское, на здании школы, в которой учился Лев Овалов, появилась мемориальная доска, увековечившая пребывание известного писателя на Орловской земле.

И, наконец, самое главное: вновь появились в печати повести и романы о майоре Пронине. А значит - продолжают жить на свете знаменитый сыщик и его «отец-создатель».

Как писатель Овалов нашел пропавшего брата

   11 января 1966 года Льву Овалову  позвонил старший сын Скальд со старой квартиры в Лаврушинском переулке: «Отец, я получил посылку, и не откуда-нибудь, а из-за рубежа, из Англии. Посылка  на твоё имя, а отправителем значится  Алекс Иванович из Кардиффа».

  Как ни напрягал свою память Овалов, он так и не смог вспомнить, кто же такой этот неизвестный ему Алекс Иванович. Через несколько месяцев на имя Овалова пришла вторая посылка, потом - третья, наконец-то, всё объяснившая: «Брат это, родной и единственный, любимый брат Льва Сергеевича - Дмитрий, о котором не было ни слуху, ни духу 25 лет, с того самого времени, когда после окончания военного училища он ушёл на службу - и сгинул, пропал».

   И вспомнил всё в тот  миг известный писатель: Москву, Калугу, село Успенское, лагерь на Урале, маму, Софью Николаевну, отца, Сергея Владимировича,  отчима, Дмитрия Дмитриевича, горячо любившего их мать и заменившего братьям на долгие годы отца, и, конечно же, младшего брата Дмитрия - Митю, Митька, как любил говаривать всегда,  вплоть до их общей старости, Лев Сергеевич Шаповалов - Овалов.

   Братья всегда были  разными. Старший, Лев, как и положено ему по возрасту и по имени, был заводилой во всём, мотором любого творческого дела, интеллектуальным началом, как сказали бы сейчас. Младший, Дмитрий, был гораздо более прагматичным приземлённым человеком. Однако  с самых ранних лет и до седых волос существовала между братьями внутренняя, невидимая посторонним связь, благодаря которой они чувствовали друг друга и на расстоянии. Связывала их и мать - Софья Николаевна. Её они любили глубоко, горячо, искренне  до последних дней своей жизни.

  Выпускник артиллерийского училища 1940 года, лейтенант  Дмитрий Шаповалов 22 июня 1941 года встретил на западной границе в должности командира взвода  127-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона.  И сам дивизион, и 48-я стрелковая  дивизия, в состав которой он входил, оказались под ударами  моторизованных гитлеровских частей и были вынуждены отступать, неся большие потери.  Уже к началу июля 1941 года  во всей дивизии осталось не более 1100  человек. В январе 1942 года  Екатерина Михайловна Шаповалова, проживавшая в Москве по улице Герцена с двумя маленькими детьми,  получила извещение о том, что её муж  «пропал без вести в декабре 1941 года».

Как оказалось впоследствии, Дмитрий Шаповалов  не погиб, а попал в плен. До апреля 1945 года он находился в одном из фашистских концлагерей, откуда его освободили американские союзники. Домой, опасаясь наказания за попадание в плен (да ещё офицер!), Дмитрий Сергеевич возвращаться не стал. Поскитавшись несколько лет по Европе, Шаповалов перебрался за океан, где в начале 1950-х годов осел на постоянное местожительство в большом  канадском городе Монреале (сам он в письмах называл его Монтреалем – А.П.)

Трудился  на химико-металлургическом заводе, зарабатывая неплохие деньги, но тратить их особо было некуда, поскольку новой семьей Дмитрий Сергеевич так и не обзавёлся. С середины 1960-х, сумев  наладить связи с братом Львом, гражданин Канады Шаповалов начал регулярно  писать на родину письма и отправлять туда продуктовые и промтоварные посылки, радуясь, что хоть чем-то помогает родственникам.

    К этому времени отбывший 15 лет в заключении и ссылке писатель Лев Овалов снова жил в Москве, только по другому адресу - в выделенной ему Союзом писателей трёхкомнатной квартире на Ломоносовском проспекте.

   Когда братья нашли друг друга (шёл 1966 год), их матери, Софьи Николаевны, уже три года  не было в живых. Между братьями началась переписка, длившаяся без перерывов до 1975 года. В те годы в Советском Союзе  разнообразное начальство к родственникам за границей относилось, мягко говоря, не очень хорошо. Поэтому Дмитрий Сергеевич, опасаясь навредить брату, ставил вместо своей фамилии  чужую.  В Канаде в то время пенсионный возраст мужчин наступал в 68 лет. Гражданин Канады Дмитрий Шаповалов не успел как следует порадоваться своей наступавшей пенсии да и не получил её он ни разу: начал постоянно болеть и скончался в конце 1975 года. Его похоронили на русском кладбище Равдон, близ Монреаля. По завещанию покойного на строгом шестиугольном кресте была сделана надпись: «Лейтенант Дмитрий Сергеевич Шаповалов (1907 - 1975 гг.)».

   Лев Сергеевич скончался в Москве 30 апреля 1997 года. Он завещал своё тело кремировать, а прах  смешать с прахом матери (урна после сожжения тела Софьи Николаевны в течение 34 лет находилась в рабочем кабинете писателя - А.П.) и развеять этот общий пепел над водами канала имени Москвы напротив дачи Овалова. Младший сын писателя, Сергей  Львович, так и сделал. Могилы, к которой могли бы прийти родственники или почитатели создателя бессмертного образа сыщика Пронина, таким образом, нет.  Но есть строчки его стихотворения: «…Я, обращённый в лёгкий пепел, живу в сознании людей…».  Есть его повести и романы, в которых действует легендарный майор Пронин. И есть письма, письма двух братьев, которых в 1941 году развела судьба так далеко и надолго, что свидеться им больше не пришлось. Познакомься с некоторыми из этих писем, читатель.

21 июля 1967 г., Москва

Митёнок, дорогой!

   Если б ты только знал, какая радость найти тебя после стольких лет разлуки…

   Сколько раз тебя хоронили, да и, можно сказать, похоронили, лишь одна мама неизменно твердила - он жив, жив, и, посылая одну знакомую старушку, ухаживавшую за ней, в церковь «вынуть просвирку», никогда не помещала тебя в списке тех, за кого следует молиться за упокой, а всегда включала тебя в список тех, за кого следует молиться за здравие… И едва я сказал о тебе Скальду, как он сразу в ответ: «Не обманывало бабушку её сердце, она всегда верила, что он жив…».

   Впрочем, Скальд, когда пришла первая посылка, и я принялся гадать - от кого бы, тоже сразу сказал - а не от Дмитрия ли Сергеевича?

   Двадцать пять лет… Ведь двадцать пять  лет, даже двадцать семь. Четверть века… Господи, как хочется с тобой повидаться, прижать тебя к своему сердцу, - за исключением моей Вали и детей, никого уже не осталось, и скоро сам последуешь туда, откуда не возвращаются, поэтому ужасно хочется повидаться с тобой, разве в письмах всё напишешь и расскажешь?

   Может быть, осенью удастся всё-таки побывать в Монреале, как будто едут какие-то туристские группы на выставку, постараюсь попасть в их число, и, если приеду, то приеду, конечно, на очень короткий срок, дней на восемь, но и то хорошо…

   На  этом сегодня и закончу, с громадным нетерпением буду ждать твоих писем.

   Крепко-крепко обнимаю и целую тебя, мой дорогой, ты всё, что осталось у меня от моего прошлого, папы давно нет, мама ушла не так давно, остался один ты, и, к счастью, ты не только прошлое, но и сегодняшний день…

   Мои ребята и Валя тоже целуют тебя, обнимают и любят.

                              Ещё раз крепко-крепко целую.      Лёва.

(Это письмо Лев Овалов направил в два адреса - в Копенгаген, откуда он получил очередную посылку от брата, путешествовавшего по Европе во время своего отпуска, и по его месту жительства - в Монреаль; письмо из Дании возвратилось обратно в Москву - А.П.).

                                                                                     28 мая 1967 года

Дорогой Лев Сергеевич!

   Получил всё, большое спасибо, читаю. Сколько  радости и сколько слёз. Вот уже почти две недели, а глаза не высыхают, и за этой водой, откуда она берётся, я мысленно вижу Вас в окружении Ваших детей и человека с большой буквы. (В первых письмах Дмитрий Сергеевич обращался к брату только на «Вы» - просто как знакомый, а свои письма подписывал фамилией «Ивановский» или «Постников» до конца их многолетней переписки - и всё это делалось из опасения причинить неприятности видному советскому писателю, у которого оказался родственник за границей - А.П.).

   Радуюсь, Вы знаете, какая мне радость за Вас.

   Хочется многое знать, очень многое, но это впоследствии, а сейчас мне хочется знать последние годы жизни мамы. Вот написал «мама» и заплакал.

   Всегда её вспоминал. Я всем здесь говорил: «Если бы здесь со мной была мать, мне бы ничего больше не надо было бы. На руках бы её носил». Да я её и всегда на руках носил.

А Дмитрий Дмитриевич (Ерохин, отчим братьев Шаповаловых, второй муж их матери, уроженец села Успенское Малоархангельского уезда, врач по профессии - А.П.) отличился! А! Он всегда был такой. Бескорыстный человеколюбец. Представляю его в роли доктора-начальника. Не правда ли?

   Пятнадцать лет, Лев Сергеевич, и за что? (Это о годах, проведённых писателем в лагерях и ссылках - А.П.) Хорошо, что это возместилось детьми и Человеком. Радуюсь, радуюсь и счастлив за Вас.

   А старший сын, наверно, гордитесь? И есть чем. Он всегда хотел быть доктором и стал им - молодец! (Старший сын Льва Сергеевича, Скальд Львович Шаповалов, стал известным врачом-офтальмологом, доктором медицинских наук - А.П.) Не зря я его на руках носил - и опять слёзы.

   Что ни слово - слёзы. Вы единственный человек остались, с которым я должен встретиться, больше у меня никого нет.

   Одиночество. Полнейшая жизнь в одиночестве. Много, очень много со мной, вместе, я всегда вместе с ними, и я … один!

   Смеюсь, смех сквозь слёзы. Слёз своих никому не показываю.

   Сейчас выставка здесь. Может быть, Вы смогли бы приехать хотя бы на один день. Много не обещаю, а дорогу сюда и обратно я оплачу. Попробуйте и напишите.

   Очень рад, что я Вашим «девчонкам» доставил удовольствие; совсем на это не рассчитывал. А платок я посылал маме, но мне радость, да ещё какая! Что он попал в надёжные руки, по Вашему письму - золотые.

   Напишите, как зовут Ваших детей и детей Скальда.

   Крепко-крепко Вас целую, а за меня Вы поцелуйте своих всех.

   Всего наилучшего:  ………….

(В этом письме Дмитрий Шаповалов не стал ставить никакой подписи. - А.П.)

От автора. Так начиналась эта восьмилетняя переписка, дополнившаяся чуть позже телефонными переговорами, переписка, в которой каждый из братьев отправлял письма практически каждые месяц-два. Но послания Льва Сергеевича остались в Канаде и, скорее всего, утеряны. А вот более 60 писем Дмитрия Сергеевича Шаповалова после смерти писателя Овалова сохранила его вдова, Валентина Александровна. У неё-то я и познакомился с этими замечательными по эмоциональности произведениями эпистолярного жанра, сохранившими суть и дух русского человека, волею судьбы заброшенного за тысячи километров от Родины. Братьям так и не удалось встретиться лично, они не увидели друг друга лицом к лицу. 27 лет незнания и молчания, 8 лет переписки, а потом ещё 20 лет Лев Сергеевич бережно хранил письма любимого брата, рассортировав их по годам и подписав даты на каждом из них - наверняка перечитывал. Со смертью Дмитрия Сергеевича ушёл из жизни писателя последний человек, связывавший его с юностью и с матерью. В предисловии к роману «Утренние заморозки», вышедшем в издательстве «Советский писатель» в 1979 году, Лев Сергеевич посвятил брату такие строчки: «Брат. Лучший брат в мире, воплощение верности и преданности… И брата уже нет, - история его жизни сложилась столь замысловато, что о нём надо писать отдельную книгу».

   Писатель Лев Овалов, несмотря на 15-летнюю отсидку в лагерях, до конца жизни оставался правоверным коммунистом. Эмигрант Дмитрий Шаповалов превратился в убеждённого сторонника западной демократии. Но  это нисколько не мешало им, поскольку оба всю жизнь оставались настоящими людьми.

Как писатель Овалов место своего рождения искал

Лев Сергеевич до начала 80-х годов XX века особо не задумывался  о таком пустяке, как место собственного рождения. И потому, когда  почти во всех  литературных справочниках  и энциклопедиях он читал о себе, что  «родился 29 августа 1905 года в Москве», то лишь  иронично улыбался. С датой рождения всё было верно, но вот место…

Да,  писатель Овалов действительно большую часть своей жизни прожил в Москве, однако не в ней он родился, хотя родители  писателя были коренными москвичами. Но так уж причудливо (особенно в молодые годы) вилась нить его жизни, что разные тайны окутывали  Овалова  буквально со всех сторон. Одной из таких тайн, не особо заметной для окружающих, стала загадка с местом его рождения.

Самому Льву Сергеевичу пришлось серьёзно задуматься об этом только в 75-летнем возрасте. Именно тогда, в начале 1980 года, ему сообщили, что  Иностранная юридическая коллегия  разыскивает родственников  скончавшегося  в Канаде Дмитрия Сергеевича Шаповалова, оставившего своим близким  небольшое наследство. Требовалось доказать свою родственную связь. Вот тогда-то пришлось вспоминать  о месте рождения, тем более, что оно было вписано в паспорт – главный  документ  любого советского человека.

И что же было записано там, на второй странице? А то, что «Гражданин Союза Советских Социалистических Республик Шаповалов, он же Овалов, родился 29 августа 1905 года в селе Успенское Покровского района Орловской области». Никакой он, оказывается, не москвич, а сельский житель с Орловшины – такая вот петрушка!

Но такой записи в паспорте чиновникам из Инюрколлегии оказалось недостаточно, они потребовали от Овалова представить  подлинный документ  о рождении, а его-то у писателя не оказалось.

 Откуда же тогда появилась запись о месте рождения в паспорте Льва Сергеевича? Да всё проще простого. Когда в 1919 году  в селе Успенское  активист Лёва Шаповалов вступал в комсомол, а метрической  выписки  у него, приехавшего  с матерью и братом из Москвы в Орловскую губернию спасаться от голода, не оказалось, то новоиспечённого комсомольца без всяких подтверждений записали местным уроженцем.

Мать Льва,  Софья Николаевна, эту запись увидела нескоро – а потом уже было поздно, хотя  и рассказала она старшему сыну, где он на самом деле родился.

В автобиографии, написанной в марте  1980 года и присланной в числе многих других документов в адрес Покровского бюро ЗАГС Орловской области, Лев Сергеевич Овалов написал об этом так:

«Родился я 29 августа 1905 года. В 1905 году мой отец был призван в армию на так называемые офицерские сборы и на несколько месяцев был направлен в Полтаву. Мать поехала его навестить, где я и родился, вскоре после моего рождения родители вернулись в Москву.

В апреле 1907 года у них родился второй сын и мой брат Дмитрий - других детей у них не было».

В Покровском загсе, естественно, записей о рождении Льва Шаповалова в селе Успенское не нашли, да и не могли найти – он там проживал почти пять лет, но   не в 1905-1910-х, а в 1918-1923-х гг.

Однако и в Полтавском городском ЗАГСе, куда также обращался писатель   в 1980 году, метрическую выписку на него не обнаружили. И потому на основании почти двухмесячных безрезультатных поисков подлинных документов о рождении  Овалова, председатель исполкома Октябрьского районного Совета Москвы  Б. Селиванов (в  ЗАГС именно этого района  первоначально обращался Лев Сергеевич. – А.П.)   издал распоряжение № 276 от 2 декабря 1980 года:

«Произвести восстановление актовой записи о рождении за 1905 год на гражданина Шаповалова Льва Сергеевича по Покровскому райбюро ЗАГС Орловской области (по месту рождения, указанному в паспорте). Указать сведения о родившемся: Шаповалов Лев Сергеевич родился 29.08.1905 года в селе Успенское Покровского района Орловской области».

Писатель Овалов  после эпопеи с выяснением документов о месте своего рождения прожил ещё 16 лет – прожил как официальный уроженец Орловской области, даже не догадываясь, что полтавский документ все годы его жизни был всегда рядом – среди других семейных бумаг. Но разобрать их до конца Лев Сергеевич так и не успел, хотя последнее время писал как раз роман-биографию.

По завещанию писателя большая часть его обширного архива была передана в фонды Объединённого Государственного Литературного музея И.С. Тургенева. Там-то при подготовке выставки к 100-летию со дня рождения Льва Овалова (это был 2005 год) обнаружилась копия его метрического свидетельства.

Этот документ я процитирую (в современном написании):

                                                                   «Копия.

Выписка из метрической книги

Часть первая

О родившихся за 1905 год

Выданная из метрической книги Полтавской Преображенской церкви

Счёт родившимся – 29.

Месяц и день рождения – август, 16 (ст. стиль. – А.П.)

Месяц и день крещения – август, 26 (ст.стиль. – А.П.)

Имена родившихся – Лев.

Звание, имя, отчество родителей и какого вероисповедания –

Подпоручик 74-го  Ставропольского полка Сергей Владимирович Шаповалов и

законная его жена София Николаевна, оба православного вероисповедания.

Звание, имя, отчество и фамилия восприемников –

Подпоручик 36-ого запасного батальона Митрофан Лукич Тимофеев и

дочь статского советника София Николаевна Сомчевская

Кто совершал таинство –

Священник Иаков Костецкий с диаконом Иоанном Терлуцким и псаломщиком  Григорием Памохою.

Что настоящая выпись с метрическою книгою верна, то подписью и приложением церковной печати удостоверяю. 1905, ноября, 15 дня.

Полтавской Преображенской церкви священник Иаков Костецкий».

 Копия  была сделана в Полтаве 26 мая 1915 года, заверена штампами, печатью и подписью московского нотариуса Е.Г. Полуэктова 12 ноября 1916 года.

На основании найденного документа отныне можно внести изменения во все литературные справочники и энциклопедии: «Известный русский советский писатель, автор детективных произведений о майоре Пронине, Лев Сергеевич Овалов родился 29 августа 1905 года в Полтаве» (хотя – и я уверен в этом стопроцентно -  село Успенское, записанное  в паспорте, он и сам привык считать настоящим местом своего рождения – А.П.).

P.S.  А наследства своего брата Дмитрия писатель так и не получил.

Возвращение майора Пронина

   «Перед войной в мире было три великих сыщика – отец Браун, Шерлок Холмс и майор Пронин…»

Конечно, такого рода утверждение, сделанное Львом Оваловым незадолго до смерти (он написал это, готовя предисловие к новому, так и не появившемуся при жизни писателя изданию приключений майора Пронина) чересчур категорично, поскольку каждый поклонник детективной литературы вполне может назвать  трёх своих любимых героев.  Правда, лично я к этому высказыванию отношусь очень одобрительно, поскольку и сам, будучи большим почитателем детективов, по истечении тридцати с лишним лет так  и не смог никем для себя заменить  этих персонажей   Честертона, Конан Дойла  и  Овалова.

   Но иностранцев, хоть и великих, я оставлю пока в стороне, а речь поведу исключительно о сыщике Пронине и его отце-создателе, известном советском писателе Льве Сергеевиче Овалове, чьё творчество, по моему глубокому убеждению, крайне недооценено как в стране, так и на Орловщине.  А теперь  перехожу к сути того, ради чего, собственно, и написан последний очерк.

   Итак, я предлагаю создать в городе Орле ещё один литературный музей – Музей майора Пронина (или, как вариант,  – Музей сыщика Пронина). И прежде, чем ты, читатель, отбросишь с возмущением эту статью в сторону: «Что ещё за галиматья? Музей какого-то сыщика, да ещё и в Орле, где этот сыщик отродясь не бывал?»

   Не торопись, читатель, и познакомься с моими аргументами в подкрепление высказанного предложения.

   По поводу того, что литературный персонаж достоин собственного музея, я  ни минуты не сомневаюсь, поскольку и в мире, и в нашей стране этому есть прецеденты. Самый известный пример –  музей  Шерлока Холмса на Бейкер-стрит в Лондоне, о котором, наверняка, слышали очень многие. Гораздо меньшее число россиян знает о музее Станционного смотрителя (помнишь, читатель, одну из повестей Белкина у А.С. Пушкина?).

   Всенародно известная личность (а таковой, без всякого сомнения, является майор Пронин) достойна собственного музея. Если у англичан есть музей Шерлока Холмса – почему у россиян не может быть музея сыщика  Пронина?

   А теперь – о главном: почему именно в Орле следует открыть этот музей?  Иван Николаевич Пронин – персонаж хоть и литературный, но глубоко народный, и музей его имени (теоретически) может возникнуть в любом населённом пункте России (вспомним, к примеру, Владимира Высоцкого, музеи которого появились там, где он сам не бывал никогда, – просто в этом месте любовь к народному певцу выразилась сильнее у кого-то из местных его почитателей).

   Большая часть архива писателя Овалова, по его завещанию, была передана не куда-либо, а в фонды Орловского объединённого государственного литературного музея И.С. Тургенева, где эти документы не только бережно  хранятся, но и выставляются, как это было в дни 100-летнего юбилея Овалова, в августе-сентябре 2005 года. По всем данным получается, что Орловщина взрастила, выпестовала того самого писателя, который оставил потомкам достаточно солидное литературное наследие, но в читательской памяти он воспринимается прежде всего автором «Рассказов майора Пронина», «Голубого ангела», «Медной пуговицы», «Секретного оружия» и «Букета алых роз», в которых умно, изобретательно и интеллигентно действует сыщик Пронин.

   А теперь о том, каким представляется музей его имени.

   Лично мне он видится небольшим, всего в две экспозиционных комнаты, одна из которых будет представлять рабочий кабинет сыщика Пронина, а в другой разместятся документы и разнообразные экспонаты, отражающие различные периоды жизни контрразведчика и разведчика, а также результаты его плодотворной деятельности.

    Лев Овалов значительно облегчил нам задачу, оставив описание рабочего кабинета майора Пронина: «…стол, как обычно, был пуст, на нём не было ничего, кроме маленького гипсового бюста Пушкина (подчеркну, не Сталина, не Дзержинского, а Пушкина. – А.П.), стену сзади письменного стола закрывала карта страны, возле двери висела потемневшая от времени гитара, подарок Ольги Васильевой, цыганской певицы, спасённой некогда Прониным, у окна стояла тахта, на которую спускался дорогой текинский ковёр, украшенный старинными саблей и пистолетами, среди них терялся невзрачный короткий кривой кинжал – единственное напоминание о деле, едва не стоившем жизни самому Пронину.

…вокруг него – и на тахте, и на подоконнике, и на придвинутом стуле – валялись десятки книжек и брошюр…». К этому описанию и добавлять-то почти  ничего не нужно (кроме разве что спрятанного где-то в укромном месте пистолета – как сыщику без оружия - да шкафа с одеждой. - А.П.), и первая музейная комната готова!

   Что касается второй, то здесь придётся заняться поиском  необходимых документов и экспонатов, тщательно прочитывая и пролистывая все произведения пронинского цикла. Когда же всё это соберётся вместе, то, смею вам сказать, прелюбопытнейшая получится экспозиция!

   Вот, к примеру, печка-«буржуйка», собственноручно изготовленная Прониным ещё в первом рассказе «Синие мечи», вот молочные бидоны с двойным дном и кость-футляр для тайного провоза или проноса документов, а это - конская дуга с колокольчиком, при поворачивании которого из одного конца дуги начинал вытекать чистый контрабандный спирт. Не буду продолжать, поскольку из каждого рассказа, а тем более повести или романа о сыщике мы сможем извлечь для посетителей музея интересные и очень часто  необычные экспонаты и подробности увлекательной биографии работника органов государственной безопасности.

   Короче, у меня нет никаких сомнений: экскурсантам будет, на что посмотреть и что услышать!

   Было бы замечательно, конечно, если бы в дополнение к двум нашлась и третья музейная комната – для экспозиции об «отце-создателе» майора Пронина - Льве Сергеевиче Овалове (тем более, документов и фотографий  имеется достаточно – как в фондах музея Тургенева, так и у автора данных строк. – А.П.). Есть и некоторые другие мысли по поводу будущего музея, но о них – если уже начнётся реализация задуманного.

  И напоследок. Где конкретно в Орле и кто именно сможет воплотить музейные мечты в жизнь, ведь создание любого музея – процесс долгий, мучительный и могущий быть исполнен почти всегда только энтузиастами?

  Мне хочется думать, что в данном случае, если за дело возьмутся коллеги сыщика Пронина – из областных управлений ФСБ и МВД, то у прославленного контрразведчика и разведчика Ивана Пронина есть шансы быть увековеченным орловским музеем его имени! Пусть  для начала  это будут две маленьких комнаты где-то в недрах служебных помещений ФСБ или МВД (воспитательную работу на положительных примерах ещё никто не отменял).