Андрей Добрынин

 ГОРОД  ДЕТЕЙ

*   *   *

Смысл жизни постигнуть не смог книгочей,

И скукой лицо его искажено;

Без книг, без раздумий, без долгих речей

Смысл жизни тебе постигать суждено.

Несчетное множество книг прочитав,

Мужчина почувствует лишь тошноту,

Но, ласточкой весело прощебетав,

Ты ловишь порхающий смысл на лету.

Взмываешь ты ввысь из угрюмых рядов

Наморщенных лбов, омраченных сердец;

Я слышу твой смех и поверить готов:

Со мной – абсолютный стихийный мудрец.

Пусть мы, образованные господа,

Считаем, что с делом не справился Бог,

Но ты, как котенок, туда и сюда

Готова катать мирозданья клубок.

Ты – зритель в театре смешных мелочей -

Сама веселись и меня рассмеши.

Ты – мой ежеутренний праздник очей, -

А более – праздник ума и души.

Педант, что в святилище разума вхож,

О низости мира вздыхает, скорбя,

А ты в моем скромном жилище поешь, –

И я, улыбаясь, гляжу на тебя.

*   *   *

С детства знаю, как может украсить былое

Или дальние страны искусный рассказчик,

Но смотрю: на окошке прекрасно алоэ,

И граненый стакан – совершенства образчик.

А паук, у меня обитающий в ванной,

Мной частенько спасаемый от потопленья,

Вверх и вниз по невидимым лазает вантам,

И меня развлекает его выступленье.

За окном – многослойная пышная осень,

И поэтому дома светло и прохладно,

Мы же счастья какого-то все-таки просим,

Мы не чувствуем, как повседневность отрадна.

Отливают почти угрожающим лоском

На столе баклажаны и красные перцы;

Помидором с похожим на вену отростком

Заменить так и хочется хворое сердце.

Да, и смерть в повседневность включается, ибо

На обоях я вижу знакомую мету:

Их царапала кошка по прозвищу Рыба,

А той кошки на свете давно уже нету.

*   *   *

Порой почему-то вспомнишь

Залив меж горных громад,

Тугую от бриза полночь

И теплых роз аромат.

Цикады и люди смело

Во тьму посылали зов,

И ночь, казалось, хмелела

От множества голосов.

Шуршали твари травою,

Трясли сухую лозу…

В ту ночь не имел покоя

Никто ни в одном глазу.

Костер разгорался где-то

Под пенье и звон струны.

Ты видел и слышал это,

Но только со стороны.

Сквозь темень следуя тенью,

Ты знал, что кто-то другой

Сподобится наслажденья

В ночи, от ветра тугой.

Даются жребии свыше

В ночи у счастливых вод:

Один лишь видит и слышит,

Покуда вся тварь живет.

*   *   *

В кольце щербатого бетона

Теснится бурая вода.

Я наблюдал во время оно

Расчистку этого пруда.

Дрожала будка земснаряда,

И трубы всасывали ил,

Но снова пруд мутней, чем надо,

И я не тот, что прежде был.

Теперь, когда прошло полвека,

Начальство вновь расчистит пруд,

Но пожилому человеку

Подобных шансов не дадут.

Так много чувств и устремлений,

В итоге же всегда одно:

Как часть житейских наслоений

Мы опускаемся на дно.

И так давно уже не пели

В восторге нервы, как тогда,

Когда над зыбью здесь летели

Мои потешные суда.

А коль душа отяжелела,

Ослабла, сделалась немой,

То пусть ее заставит тело

Спокойно слиться с донной тьмой.

           *   *   *

На горизонте пароходик

Бежит по выпуклости вод

Туда, где маленький народик

В счастливом городе живет.

Тот город некогда явился

Для аргонавтовых ладей,

И маленький народ дивился

Свирепости больших людей.

Увы, герои с их величьем

Пришлись весьма не по нутру

Малюткам, духом и обличьем

Напоминавшим детвору.

Они решили скрыть от взрослых

Святыни детские свои,

И ночью отбыли на веcлах,

И скрылись в инобытии.

Недосягаемы доныне

Малюток этих города,

И только пароходик синий

Нет-нет да пробежит туда.

Беги, кораблик, через море,

Чтоб скрыться в городе детей,

Ведь в этом мире зло и горе

Всегда лишь от больших людей.

                 *   *   *

Ночь распирало от звона цикад,

Вздохов прибоя, собачьего лая.

Лишние звезды ронял небоскат,

От изобилия изнемогая.

Всюду звучали людей голоса,

Переполняя садовую темень,

И колыхались жары телеса,

Вторя любым колыханиям тени.

Улица, бледная до синевы,

В чащу созвездий уйти призывала.

В шепоте листьев, в шуршанье травы

Ночь, словно призрачный плод, созревала.

И потому тополя вдоль оград

Выстроились в карауле бессонном.

Ночь наливалась напевом цикад,

Волнообразным томительным звоном.

Зрело томленье в округе ночной,

В сердце томленье ответное зрело.

Знаю: хватило бы фразы одной,

Чтоб неожиданно сердце прозрело,

Чтобы томление переросло

В общность, чтоб скрытое сделалось зримо:

Фраза ли, формула, имя, число, –

Всё несказуемо, неуловимо.