Возьми на счастье снегиря

Внуку Алеше

1

Неужели был я маленький
и тропиночка вела
к дому низкому под ставенки
на окраине села?

Неужель шумели тополи
и метель над головой
и под вечер ноги топали
по тропиночке домой?

Неужель, что было молодо
и не зелено потом —
всё жестоко перемолото
и давно пошло на слом?

Как же так?
Забрёл лишь в темень я
вместе с родною страной
в годы долгого безвременья
и дорогою не той.

Там могил несчётно вырыто,

там от страха

сводит рот...

Говорят: что было — сплыло то.

Ну, а если приплывёт?

Ты расти, не бойся, маленький,
у тебя свои дела...
И открой резные ставенки
на окраине села.

2

А твой январь-старик далече,
Легко дышать душе младой...
Ещё, как говорят, — не вечер,

Шаги надежды за спиной.
Ещё не пройдены дороги
Между началом и концом,
Ещё не раз печаль тревоги
Развеет ветер пред лицом.

Когда же сердцу станет грустно,
Уйми его и пожалей,
Любви негаснущее чувство
Оберегай от черных дней...
Возьми на счастье снегиря
У молодого января.

3

Угаснем все, сгорим свечой -
и одиноки, и бездомны...
Не заклинаю ни о чём,
а только умоляю: «Помни...»

Исчезла незаметно вдруг,
как сон, нечаянная радость.
И всё сужается мой круг,
всё неприкаяннее старость.

С тобой сроднились навсегда
мои успехи, взлеты, смуты —
невозвратимые года,
неповторимые минуты...

4

Когда меня уже не будет,

ты останешься на земле.

И вот однажды

я проплыву над твоей головой

облаком,

ничем не потревожа,

лишь на мгновение закрыв солнце.

«Странно, — подумаешь ты, —
был такой ясный день,
и вдруг потемнело.
С чего бы это?»

Ты посмотришь на небо,

но ничего особенного не увидишь,

кроме тёмного облака,

всё дальше и дальше уплывающего.

Но какая-то смутная тревога

овладеет твоим существом.

И, не зная почему,

ты поднимешь руку,

помашешь облаку

и скажешь: «До свидания...»

слово   

Анатолию Жигулину

1

Всё меньше

и тревожней

пишется,

нет лёгкости былой уже —

всё больше

видится,

и слышится,

и замечается душе.

Я до поры в себе не трогаю
того, что бережно храню:
душе просеять нужно многое
и многое предать огню.

Тогда, ничем не замутненная,
как родничок, забьется мысль,
тогда и слово окрыленное
приобретет и вес и высь,

нальется силою и нежностью —
о жизни будет говорить.
О, дай-то бог слепой поспешностью
порыв души не оскорбить!

Чтобы она, меня не мучая,
не растворялась в чепухе,
а, словно дудочка певучая,
от счастья плакала в стихе.

2

Красивости все реже, реже
приятны сердцу и уму.
И то, что увлекало прежде,
я не всегда теперь приму.

Меня преследует повсюду
и окликает простота.
О ней уже не позабуду
над белоснежностью листа.

Но нелегко к ней подступиться

и навязаться ей в друзья,

ее и в сеть-то,

словно птицу,

обманом заманить нельзя.

3

В плену у зазвучавших слов
не обрести душе покоя.
Подчас, измученный борьбою,
я бросить все уже готов.

Как несговорчивы слова,
упрямы как и непокорны!
Они в меня пустили корни,
на сердце предъявив права.

О, сколько нужно им тепла,
чтоб щедро распускались почки
чтоб веточка взращенной строчки
цвести и зеленеть могла!

* * *

Мысль изреченная есть ложь.

Ф. Тютчев

Когда называют поэтом,
становится стыдно при этом...

Задумчивы так дерева,
заманчива даль небосвода,
шаманит под ветром трава,
и всюду — свобода, свобода.

Века затерялись в горах,
где речки, как дождь, говорливы.
Как выразить это в словах  —
они бездыханны и лживы.

И тайн у природы не счесть,
она нас жалеет и судит...

А то, что поэзия есть, -

так это придумали люди.

* * *

Дочери Наташе

Куда идёшь,
мой славный человек?
Какие уведут тебя дороги?
Каким ты будешь —
ласковым иль строгим?
Каким он будет,
двадцать первый век?

Всё так же будут

травы зеленеть

и воробьи весёлые резвиться.

И может быть,

тебе потом приснится

и первый шаг,

и трепетная ветвь,

которая окошко закрывала

прохладною дрожащею листвой.

Ты вспомнишь:

солнце рыжее вставало

над солнечной вихрастой головой,

над детскими цветастыми мирами,

которые понятны лишь тебе.

Ты вспомнишь,

как любила с нами петь

вечерними уютными часами.

А за окном —

твой двадцать первый век,

и рядом нет

ни мамы и ни папы...

Кружится твой пятидесятый снег
над городом,
над прошлым,
над лесами...

ВЕРА

И верят мёртвые живым.

Я. Смеляков

Сошли мы, что ли, все с ума
и стали равнодушны к слезам,
и вот проходим как чума
по кладбищам и по березам.

Сжигаем, пробивая, высь
и чёрным дымом солнце застим.
Откуда только мы взялись
Такой безбожной серой масти?

Как будто не было потерь,
всего, что натворили с нами,
а мы и в ближнего теперь
ещё бросаем прежний камень.

Иль свету белому конец?
Иль в атомном тумане дали?
Как стадо глупое овец,
нас пастухи совсем загнали.

И мы пылим, пылим, пылим —
ни зги не видно на дороге.
Не сами мы, а нам самим
ещё переставляют ноги.

И рабский дух неистребим,
и всё объято пустотою...
Не верьте, мёртвые, живым —
они совсем того не стоят.

ПОТЕРЯННЫЕ СТИХИ    

Так много слов

пропало для меня:

не собрано с цветов,

давно увядших,

не отнято у яростной грозы,

у родников, у шелеста деревьев.

А сколько слов

я слышал от людей,

но все ж на них

не обращал вниманья!

И те слова

теперь уже не вспомнишь,

а если вспомнишь,

то мертвы они.

Слова когда-то жили в разговоре,

имели вкус свой,

краски и оттенки,

но вовремя я это не заметил —

и многие потеряны стихи.

Наверное, глаза тогда ослепли,

душа уснула,

сердце не стучало,

и не было мне никакого дела

до красоты и сказок на земле.

СЕРДЕЧНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ

Анатолию Ионкину

Я не верю бездушным приборам,
мне другой уготован удел.
Но в одном соглашаюсь без спора:
сердца, правда, совсем не жалел.

Не рассчитывал я на удачу,
за вниманье платил я вдвойне.
Вот и вышла она, недостача
сил, что были отпущены мне.

У других со здоровьем порядок,
на сберкнижках полно серебра.
Но все больше приводит достаток
к недостатку любви и добра.

Я с твоей не расстанусь порукой,
бейся, сердце, и ночью и днем.
Недостаточность... Экая штука!
Мы и с ней по-людски доживем.

ХОРОШИЕ ЛЮДИ

Это было и будет
в мире света и тьмы:
все хорошие люди
остаются детьми.

Засмеются — так звонко,
веру ближним несут,
с чистым сердцем ребенка
на планете живут.

Под житейскою крышей
до сих пор не привык
я к тому, что мы слышим:
— Стал ребёнком старик...

Не пристало беречься
им ни в зной, ни в пургу.
Возвращение к детству —
возвращенье к добру.

Незаметным участьем
радость делаем мы.
Это высшее счастье —
оставаться детьми.