Наиль Ишмухаметов. Полынный мед
* * *
Посол суверенного рая,
Пророк в суеверном аду,
О чём ты щебечешь, сгорая
В чужбинном геенском саду?
В какие оглохшие уши
Вливаешь, как в прорву, нектар?
Горохом стены не разрушишь,
Совочком не вспашешь гектар.
Божественной жертвенной трели
Нельзя ни купить, ни украсть –
Молчанья златым ожерельем
Болтливое горло укрась!
И будем безмолвьем богаты,
Беременны всклянь тишиной…
Стихов наведённые гати
Не выдюжат ноши иной,
Чем ржавая дудочка божья.
Не знаю другого пути –
Асфальтовым ложнодорожьем
К себе никогда не прийти.
* * *
Провинциальное кафе «Уют-муют»,
Пяток голодных у раздатки, трое в зале
Шашлык-машлык самоотверженно жуют,
Который, скинувшись по-братски-мратски, взяли.
Скрижаль взывает – «Не сорить и не шуметь!»
И по традиции под нею – сор шумящий…
Какую ж душу-клушу надобно иметь,
Чтоб испарить из сердца-херца лёд щемящий,
Чтоб воспарить, поправ любовью жизнь без прав,
Опровергая притяжения закончик,
На журавля родное небо обокрав,
Пичугу счастья ухватить за кончик-мончик???
* * *
Мы живем, под собою не чуя страны…
О. Мандельштам
мы живём на запястьях не чуя оков
под собою земли
над собою небес
присягаем на верность стране дураков
целину поднимаем до поля чудес
мы тетешкаем пешек –
гуль-гули
торк-торк
обращаем в ферзи –
голосуй
выбирай
всё равно приведут все дороженьки в морг
здесь и Рим
здесь и Крым
здесь и Сочи
и Рай
пусть натужно живём
кто-то должен тужить
кто-то должен тут жить
хлеб тяжёлый жевать
по ночам сотрясать вековую кровать
……………………………………………..
свет включённый не нами не нам и тушить
* * *
пока печаль моя светла
покуда боль переносима
шуми шуми по мне ветла
дрожи дрожи по мне осина
покуда умирать не срок
пока для жизни есть причина
храни храни меня острог
ищи-свищи меня кончина
покуда тонок в сердце лёд
пока в кармане зреет дуля
сласти сласти полынный мёд
лети лети шальная пуля
* * *
и можно рыдать взахлёб и взывать к богам –
что тяжек насущный хлеб, что не стал богат,
что чаша пустая – дом, холстяной очаг,
что горб ты нажил трудом да тоску в очах,
что кто-то живёт в Сочах, а тебе – Казань,
в которой зазря зачах, не успев сказать
о главном нетленном бронзовом золотом,
оставив на утро мудрое, на потом...
слезой не излечишь смертельный диагноз – жизнь,
дурашка, слезай-ка с печи, раззудись и держи
свой неба кусочек, татарский ты мой атлант,
да выдержат плечи, да не оскудеет талант...
жернова
это когда над тобой под тобой заскрипят жернова
и загложет подошвы тоска по непройденным лужам
открываются истины главной простые слова
ты
никому
кроме глины всеядной
не нужен
только она по тебе будет сохнуть когда без тебя
только она поцелует взасос в обрамлении красных гвоздик
синие губы твои и в себя погребя
небу покажет злорадно гранитный язык
* * *
закончится воздух и вытечет время
как ртуть на дубовый паркет
отправится в топку бумажное бремя –
судьбы рукописный макет
разверзнутся своды в лепнине точёной
над
холодеющим
лбом
и смерть-королева заявится в чёрном
и свита её – в голубом
а ты – бездыханный
ты – изжелта-синий
овсяный кисель в голове
когда-то – желанный
когда-то – красивый
когда-то – живой человек
отныне не нужный смазливым подругам
не слышишь, как плачет она –
твоя простофиля-дурнушка-супруга
твоя золотая жена
* * *
вот она, жизнь, малышок-голышок, посмотри –
свет – за спиной
впереди только память о нём
в поисках неба ты будешь пластаться внутри
душных тоннелей, что кончатся вечным огнём
вот она, жизнь – родниковым кристальным враньём
полнит хрусталь и пластмассу, и в пригоршни льёт
пей, по-другому нельзя – заклюёт вороньё
пей, только в душу не лей золотое гнильё
* * *
Вот и вышли плуги ветра на круг,
Вот и конь мой зубы-годы догрыз,
Звон бубенчиков и струны подпруг
Снятся в стойле, полном страха и крыс.
Помнят тапочки копыт о стерне,
Помнит грива, как горела огнём,
Конь игреневый тоскует по мне,
Вот и я нет-нет да вспомню о нём.
Пашет осень поперёк борозды,
Умирания вокруг благодать.
А седины, не найдя бороды,
Убелили…в общем, вам не видать.
Жжётся поздняя любовь кипятком,
Бес форсировал щербатый редут…
Вскипяти-ка мне, жена, молоко,
Буду дуть я на него, буду дуть.