* * *

Станиславу Куняеву

По пыльной Отчизне, где стылые дуют ветра,

Где вечно забыты суровой судьбины уроки,

Бредем и бредем мы… И кто-то нам шепчет: «Пора!

Пора просыпаться… Земные кончаются сроки…»

Алёнушка-мати! Россия… Унижен и мал

Здесь каждый, кто смеет отравной воды не напиться.

Иванушка-братец, напившись, козленочком стал,

А сколько отравы в других затаилось копытцах?

Здесь сипло и нудно скрежещет забытый ветряк

И лица в окошечках, будто бы лики с иконы –

Морщиночки-русла от слез не просохнут никак,

И взгляд исподлобья, испуганный, но просветленный.

Здесь чудится медленным птицы беспечный полет,

Светило в протоку стекает тягуче и рдяно.

Поется и плачется целую ночь напролет,

И запах медвяный… Над росами запах медвяный.

Дорога раскисла, но нужно идти до конца.

Дойти… Захлебнуться… И снова начать с середины.

Кончается осень… Кружат золотые сердца…

И лёт лебединый… Над Родиной лёт лебединый…

* * *

Там, где сизые тучи ползут прямиком,

Окропляя в дороге щербатые хаты,

Треплет ветер подлунный листву сквозняком,

Ветер полубезумный, на соснах распятый.

Реют в этой глуши лишь тоска и печаль,

Да из чащи доносятся редкие звуки…

Ни судьбы, ни грядущего больше не жаль, --

Мне остался простор да ручей бледнорукий.

И над этим, почти пересохшим ручьем,

По колено застрявшим в липучей осоке,

Журавли всё курлычут о чем-то своем,

Перед тем, как в полет отправляться высокий.

А отправятся -- перышки станут кружить,

Чтобы сесть на какой-нибудь кустик случайный.

Да мелькнет паутины блестящая нить,

Будто отблеск никем не разгаданной тайны…

* * *

Не брести, а скакать

                   по холмам помертвелой Отчизны,

На мгновенье споткнуться, ругнуть поржавелую гать,

Закричать: «Ого-го-о…»,

                   зарыдать о растраченной жизни…

Подхватиться и снова куда-то скакать и скакать.

Только стайка ворон

                   да вожак ее странно-хохлатый

Будут видеть, как мчишься, как воздух колеблет вихры…

Да забытый ветряк,

                   будто воин, закованный в латы,

Тихо скрипнет крылом… И опять замолчит до поры.

Только черная рожь

                   да какая-то женщина в белом,

Что остались одни одиноко под небом стоять,

Могут встретить коня

                   вот с таким седоком неумелым --

Он кричит против ветра, но мчится опять и опять.

Завтра солнце взойдет,

                   из-за тучи восторженно брызнет.

И никто не припомнит, ловя озорные лучи,

Как нелепый седок

                   среди ночи скакал по Отчизне,

И рыдал…

         И метался…

                            И сгинул в беззвездной ночи.

* * *

Спи, ненаглядная…

Тихо стекает с пера

Слово горючее,

                   слово совсем не парадное.

Птицы в отлёте…

                   И мне собираться пора…

Но до отлета

                   поспи же, моя ненаглядная.

Я не жалею…

И ты ни о чем не жалей.

Слышишь?-- Листва устилает

                            дорогу шершавую.

Тихо струится

                   ночная листва с тополей…

Я не жалею,

Что жил,

                   не обласканным славою.

Спи, ненаглядная…

В робком дрожании век,

Тихо трепещущих,

                   будто бы чуя неладное,

Бьется ответное:

«Помнишь тот утренний снег?..»

Как же не помнить?

Поспи же, моя ненаглядная…

А просветленной

Подхватишься ранней порой,

Встретишь звезду,

Что скатилась

                   меж черными ветлами.

Строчку припомни…

                   И двери плотнее закрой…

Тихо присядь…

Да подумай про что-нибудь светлое…

* * *

С кареглазых холмов

                   всё сбегают потоки босые,

Ноздреватая дымка

                   ползет с побледневших полей.

И летят журавли

Над холодной и мокрой Россией,

И в России темнеет

                   без белых ее журавлей.

Снова листья кружат…

Покружив, сухо щелкают оземь.

Все прозрачней становится

                   голый запущенный сад.

Всё слышней поутру,

                   как свистит желтоблузая осень,

Как цепляясь за бренность,

                   последние листья кружат.

Но порою мелькнет…

Чуть погаснет… Опять загорится…

То ли свет предвечерний,

                   то ль блики с далеких болот.

А потом то ли зверь,

                   то ли просто пугливая птица

Вспорет серую дымку…

Над сгорбленным садом мелькнет.

И запомнишь навек,

Не забудешь и в ярости лютой,

Этот свет неизбывный,

                   буравящий пасмурность дней.

Тот, что будет парить

                   над твоею последней минутой…

Над забытой Отчизной…

Над горькой печалью твоей…

* * *

Теснятся, толкаются думы и звуки,

Дробятся на капельки в сизой дали,

А некто неистовый и бледнорукий

Всё смотрит, чтоб истину не увели.

Следит и не знает, а что за причина

Проснуться, почувствовав как никогда,

Что день за оконцем мигает повинно

И в жуткую стынь закипает вода.

Мне этой водой никогда не напиться…

Лишь помнить, что всходы и сроки губя,

Мелькает в просторе безвестная птица –

Иль вместе с тобою, иль вместо тебя.

* * *

День отгорит. Сомнение пройдет.

Иным аршином жизнь тебя измерит.

Вновь кто-то – исповедуясь – солжет,

И кровной клятве кто-то не поверит.

Иной простор… Иные времена…

Надушенных платков теперь не дарят.

Здесь каждый знал, что отчая страна

В лицо – солжет, но в спину – не ударит.

А что же ныне? Как ни повернись,

А все равно удар получишь в спину.

Жизнь Родины?.. Где Родина, где жизнь? –

Понять хотя бы в смертную годину.

И ту годину нет, не торопя,

Себе б сказать, хоть свет давно не светел:

«Пусть Родина ударила тебя,

Но ты ударом в спину не ответил…»

* * *

Нет летописца… Нету Нестора…

И лжива летопись страны.

Не правду речь, а раболепствовать

Лже-летописцы рождены.

Шепчу, неслышен в этом хоре я:

«Приидет царствие твое!..»

Они солгали про историю,

Но у Отчизны -- житие.

Что их корить?.. Как жалки дети те

Сто раз оболганной земли!..

И что вы Господу ответите,

Когда вы Бога прокляли?

Когда взметнется меч карающий,

Окститесь же, сходя с ума:

«Неужто пепел догорающий --

И есть история сама?»

* * *

Холодно… Сумрачно… Выглянешь,

                            а за окном – непогодина.

Свищет сквозь ветви смолёные

                            ветер… Черно от ворон.

Души, как псы одичалые.

Холодно… Сумрачно… Родина…

В свете четыре сторонушки –

                            ты-то в какой из сторон?

И ожидая Пришествия,

                            и не страшась Вознесения,

Помню, звенят в поднебесии

                            от просветленья ключи.

Вечер. Осенние сумерки.

И настроенье осеннее.

Не докричаться до истины,

                            так что кричи – не кричи…

То узелочек завяжется,

                            то узелочек развяжется…

Что с тобой, тихая Родина,

                            место невзгод и потерь?

То, что понять не дано тебе –

Всё непонятнее кажется,

Всё отдаленно-далекое –

                   вовсе далёко теперь.

Вовсе замолкли в отчаянье

                            все петухи предрассветные.

Где соловьи? – А повывелись…

Летом – жарища и смрад.

Ночи твои одинокие,

Утра твои беспросветные…

Ворог попал в тебя, Родина,

                            хоть и стрелял наугад.

Скрипнет журавль колодезный –

                            и цепенеет от ужаса.

Горек туман над лощиною,

                            лодка гниет на мели.

Каждый – в своем одиночестве.

Листья осенние кружатся

И разлетаются в стороны,

                            не долетев до земли.