* * *

Кто-то снаружи сквозь небо

смотрел и молчал:

И замирало земное, его узнавая...

Боже мой светлый, откуда

такая печаль?

Боже мой дивный, и ясность откуда

такая?

Этот игрушечный хрупкий

мерцающий шар

В шрамах слепых самолётных

клубящихся линий!

Каждое слово и каждый

обманчивый шаг

Как отдаются в тревожной его

сердцевине...

ОН

Он ещё не рождён, этот мальчик,

бегущий прокосом.

Разрывающий звонкую сеть

комариного сна,

Не касаясь земли...

Уберите снующие косы!

Он ещё не рождён. И безвестны его

имена...

Он ещё не рождён. Он ещё между зыбкими

«ныне»,

В глицериновой зыбке бесформенных

вяжущих рек.

Он ещё не рождён, из янтарной

ячейки не вынут

Сквозь агонии снов

за границами сомкнутых век.

Подождите его на звенящих

российских развилках,

Разглядите его в полусвете нездешних

икон.

Он в пространствах иных, разбегаясь,

скользит и резвится...

Он пока ещё снится церквям.

Он ещё не рождён.

* * *

Как хорошо, когда полы помоешь

И станешь ждать любимого домой,

О самом главном Господа помолишь,

Наденешь платье с солнечной каймой.

Как хорошо, когда труды по силам,

Когда есть хлеб и слово прозапас.

Как хорошо, что мы живём в России,

Где труд и бедность не оставят нас.

ОЖИДАНИЕ

В карманах стираных рубах

Таится нежность женщин странных.

Путей космических и санных

Клубок запутан на ветрах.

Стирают женщины снега -

Дорог обочины метельны!

И взгляды лунные прицельны

До чистой пены четверга.

А после - вёсны и ветра,

Дерев беременные почки.

Какие всё ещё цветочки!

И даль улыбчива с утра:

Верёвка нянчится с бельём,

Загрезившим о южных странах

И улететь грозящим странным

Рваньём в небесный окоём.

Все по весне почти больны:

Ведуньи, бабы, недотроги.

Но как запутаны дороги.

Но как мужчины не вольны.

История с возрастом

Вот такая история вышла, такая «драма»:

Подхожу к пятидесяти, а будто недавно и налегке…

То с котами «мурлычу», то – рифмованными словами.

Я – не дама, и   нет у меня собачки на поводке.

И кормила сытых, и «свиньям метала бисер»,

Огорода зелёные волны одолевала вплавь, -

То роняли меня на землю – из колыбели  - выси,

Где спасает любовь, и больше одной не бывает правд.

Но на почвах земных я всю жизнь приживаюсь плохо:

То болею, то чахну, зачерпывая омут мыслей чужих…

А с кого спросить: с  родителей, «седьмого колена»; эпохи?

Все ответы известны. Их помнят лишь Бог и стих.

А пока, житейским напором не отличаясь,

На переднем крае судьбы, где сливаются тьма и свет,

Затворясь в терему стихов, о таком печалюсь,

Что для других – неушибленных – и в помине нет.  

* * *

Л.К. Константиновой

«Российский санскрит»  - о стихах Вы сказали моих,

Так метко и тонко тональность находит стрела:

И неба – поющий, летящий – касается стих,

И землю проходит насквозь золотая игла.

Вскрываются реки, и каждая жила болит

У гор, у лесов, у холмов с богородской травой.

Он в каждой былинке – полынный российский санскрит.

В него – безоглядно впадать, уходить с головой…

* * *             

Отнюдь не ради урожая

В крестьянском медленном житье,

Растенья к солнцу приближая,

Люблю работать на земле.

Щедры земли плоды и соки,

Но мне скиты её милей.

Пока мои размыты сроки,

Мой долг - работать на земле.

Моя пожизненная радость:

Склоняться к малому ростку

И знать - всё подлинное рядом

Живёт и просится в строку...

* * *

Здравствуй, ангел ясноокий!

В келье света и надежды,

Посреди земной мороки

Я ждала тебя нездешне.

Не для бедного соблазна,

Не для ночи голубиной.

Без тебя мне быть несчастной,

А с тобой - непобедимой.

Эти звоны провозвестны

Над продрогшею дорогой!

Я с тобою - луч небесный,

Без тебя - одна из многих.

* * *

Когда сплошных полей

полощутся полотна,

И мартовскую гжель

предчувствует земля,

Я слушаю тебя

сквозь мертвенные

окна,

Где медленно плывут

фасады февраля:

Усталые снега,

обугленные вишни,

На вещей белизне -

проталин желоба...

Я слушаю тебя.

Летучей цепкой

мышью

За сумерки держась,

я слушаю тебя.

ВОСПОМИНАНИЕ ДЕТСТВА. ЗЕРКАЛО

Парящее зеркало в тёмном углу на стене,

Пятно колдовское - и в руки как зря не даётся!

А комната дремлет весь день на упрямой спине.

Но вдруг захрапит и на солнечный бок повернётся?!

И я не дышу. Только мышь чем-то древним шуршит.

Магнитное зеркало да великанские стены!

Но будущий стих эскулапом неведомым вшит,

Невидимой ампулой вшит уже в линию вены.

Мне три или пять. Мне на спинке кровати стоять

Совсем не с ноги! Но тоска Зазеркалья раскрыта:

Да здравствует диво, дерзнувшее мир удлинять!

Обычное зеркало в хмуром тиснении быта.

* * *

Ты любишь меня любую.

С крапивными волдырями,

Ведомую напрямую

Слепыми поводырями.

Ты любишь меня чужую.

В хрустальном гробу разлуки

На завтрашний мир гляжу я

Сквозь марева медной муки.

Снимите пятак холодный,

Снимите пятак незвонкий!..

Ты помнишь меня бесплотной

Ты нянчишь во мне ребёнка.

Ого, как рождаюсь лунно,

Как солнце в крови бунтует!

Ты любишь во мне колдунью

И женщину, что танцует...

И женщину, что над щами

Шаманит напропалую.

Ты многое мне прощаешь,

Ты любишь меня любую.

* * *

Садов августовских истома,

Рождение ясных зарниц.

Пора обретения дома,

Пора узнавания лиц.

А здесь и убогим пресветло

На Спас. Но молва не о том.

О вечном взрослении ветви,

О пепельном на золотом...

Но люди возьмутся серьёзно

Устраивать хрупкий мирок

На кочке, на куче навозной,

Вдали от небес и дорог.

Дымящих печей понастроят

И прочих сушильных цехов.

И яблочной боли настои

Снесут в погреба до снегов!

Покатится яблочко долу,

Отметится холмик крестом.

Мерцают янтарные смолы

О пепельном на золотом...

* * *

Как в капкане луна.

Как железная клеть

Эта ночь с холодком

вероятного сглаза...

Я уже устаю

в эти окна смотреть,

Выдыхая луны золотую заразу.

Из живого стекла,

эти стены тонкя

Но попробуй разбей -

и исчезнет пространство...

Кто-то, строящий мир,

заложил тайники:

Красоту и любовь,

и смятения странствий.

Как в сосуде огонь,

как в неволе полёт,

Ни к чему, ни зачем,

то мечта, то обуза,

Отравляясь,

душа в этой склянке живёт,

И все крепче болит

этот солнечный узел...

МОЯ ДЕРЕВНЯ

Есть города: и молоды, и древни.

Кто выбирает Сочи, кто Москву.

А я опять спешу в свою деревню,

В стремящуюся к Дону Калитву.

Меня деревня держит всё прочнее,

Я с ней ещё по прадедам в родстве.

И с каждым вдохом чувствую сильнее,

Как прирастаю сердцем к Калитве.