Виктор Кирюшин. Лепестки золотые
* * *
Словно солнца весёлые слитки,
Накануне осенней поры -
Золотые шары у калитки,
У крыльца Золотые шары.
За горами ещё, за долами
Снеговей, заметающий след.
Я люблю это желтое пламя,
Угасающий трепетный свет.
Межсезонья штрихи и детали,
Остывающий полог небес.
Всё яснее заречные дали,
Всё безмолвнее поле и лес.
Буду слушать — такая удача!
Отходя безмятежно ко сну,
На вчера ещё суетных дачах
Неземную почти тишину.
Всюду радости этой приметы,
Как грядущего чуда ростки:
У крыльца лепестки золотые,
У калитки твоей лепестки.
* * *
Легко бежал, а всё-таки запнулся.
Шил на века, да распоролся шов...
По глупости однажды оглянулся:
И жить не жил,
А поле перешёл.
ЖЕЛАНИЕ
Солнца медленное кружение,
Свет последний неугасим.
Это время самосожжения
Клёнов, ясеней и осин.
Ни безверия, ни распада...
Так бы встретить суметь и мне
Время грустное листопада,
Угасающий свет в окне.
Не юродствуя, не озлобясь,
Камень ближнему не тая,
Чтобы раньше на миг, чем совесть,
С белым светом расстался я.
* * *
Мир всякой мудростью богат,
Но загляни в судьбу любую:
Всё по наитью,
Всё вслепую,
Наощупь или наугад.
А опыт?
Он, конечно, кладезь
Сокровищ сердца и ума -
Бери и пользуйся,
Не тратясь,
Но как-то стыдно
Задарма.
ПОЕЗДКА
Сухие старческие плечи,
Морщин кривые колеи.
«Садитесь, это недалече.
Тут на сто вёрст кругом свои».
И мы поехали,
И плыли
За нами следом
До поры
Густые клубы рыжей пыли,
Как бесконечные миры.
Цвела июньская картошка,
Гудели в клевере шмели
И товарняк-сороконожка
Полз, еле видимый, в дали.
Кладбища тёмная ограда
Вдруг проплыла передо мной,
Но в этом не было разлада
С наивной прелестью земной.
И долго помнилось мгновенье,
Когда в полуденной тиши
Впервые
Умиротворенье
Коснулось суетной души.
* * *
Индевеют лодки на приколе.
Гол и светел краснотала куст.
За рекою конь в остывшем поле
Чутко осень пробует на вкус.
Он травы касается губами,
И в глазах от жёлтого рябит.
Стылый ветер, пахнущий грибами,
Как ребёнок, гриву теребит.
Вестниками скорого мороза
Листья вдаль уносятся, шурша.
Мужики стоят у перевоза
И в молчанье курят не спеша.
В час, когда на белом свете сиро,
Мучит тайна каждого своя:
Одного — непостижимость мира,
А другого — краткость бытия.
В ЛЕСУ
Где-то возится сойка — зелёного дома жилица!
Зазывает, хлопочет, хозяйкой шумит у стола,
А умолкнет — и слышно: в полуденной дрёме живица
Оплывает слезой по щеке векового ствола.
И захочется вдруг сострадания или прощенья,
И себе самому не покажешься в этом нелеп,
И нахлынет печаль, неожиданно, как очищенье,
Потому что душа не заложенный наглухо склеп.
Никуда не спеши — скоро всё возвратится на круги,
Где зеркал дорогих нам привычна уже кривизна,
Ведь не зря над тобой, распластав обнажённые руки,
Как над малым ребёнком, столетняя плачет сосна.
Тихий дождик грибной в поседелой запутался кроне,
Любопытные травы, как дети, встают на носки...
Всё быльём порастёт, всё на свете забудется, кроме
Этой радости краткой и этой случайной тоски.
* * *
Вот и сбылось твоё пророчество:
У цепкой памяти в долгу,
Я привыкаю к одиночеству
И всё привыкнуть не могу.
Пускай не пламя — только зарево,
Пускай смятение — не боль:
Переживаю, будто заново,
Дни, освященные тобой.
Шальная, светлая, случайная,
Так и не ставшая земной,
Ты, словно музыка печальная,
Неразлучаема со мной.
В РОДИТЕЛЬСКОМ ДОМЕ
Зайчик розовый на занавеске,
Беззаботная птаха поёт.
Раньше сына и раньше невестки,
Раньше солнышка мама встаёт.
Облака проплывают над садом,
Свежей смолкой сочится бревно.
В доме пахнет уютом и ладом -
Я забыл этот запах давно.
Колеся на простуженных скорых
В мире цвета гостиничных стен,
Увязая в неряшливых ссорах
И похмельном угаре измен.
Отпылала звериная нежность,
Вся истаяв, подобно свече.
Отчего ж, как сама безмятежность,
Дремлешь ты у меня на плече?
Будто не было долгой печали,
Слёз горячих, расчетливой лжи.
Будто всё ещё только вначале -
День безоблачный,
Лето
И жизнь.