ЗАГАДКА

На небесах разверзлась складка,

Разлился свет во все края,

И вылетела из небес загадка

О вечной тайне бытия.

Загадка превратилась в птицу

И полетела вдоль земли.

За нею двинулись гробницы

И устремились корабли.

За нею ринулись народы

И даже сдвинулись пески,

Но птица – на земные своды,

На лбы – навесила замки.

На страны бросила границы

И в тёмном, словно ад, краю

Ударилась о землю птица,

Сверкнула и ушла в змею.

И если время приближало

Кого-то к тайне бытия,

Огнём выплёскивая жало,

Смертельно жалила змея

Всех, кто безумству на потребу

К ней приближался среди сна:

И путешественников неба,

И мореплавателей дна…

Изобретателей машины,

Завоевателей миров,

Змея затмила, иссушила,

Не принимая их даров.

Потом змея вернулась в камень,

А камень смог загадкой стать.

И человечество веками

Её стремится разгадать.

            ОСЕННИЙ СОН

Я разорвал свой сон, как чёрную бумагу,

И начал жечь его на пламени души.

Но вдруг заплакал сон и проявил отвагу:

Он не хотел гореть и взвился: ─ Потуши!

В том сне витала ты, как раненая птица,

В забытом сентябре, в прозрачном тальнике.

Там расставались мы.

                                     В моих глазах двоится

Видение твоё, как парус вдалеке.

Там, будто бы цветок, твой раскрывался голос

И что-то мне шептал и что-то говорил…

С теченьем быстрых дней ты там –

                                                    во сне боролась,

Душою трепеща и выбившись из сил.

И вдруг пропала ты, из осени исчезла,

Лишь в тонком тальнике остался света звон.

…В глухую темноту я отодвинул кресло,

И вышел из себя, и разорвал свой сон.

               ГРЕЧИХА

В широком поле тихо-тихо,

Нигде работа не видна,

И не растёт крупа-гречиха,

А ходит-бродит сатана.

Он отчебучивает лихо

Победоносный танец дна.

И разве вырастет гречиха

Там, где танцует сатана?!

            ПОЗЁМКА

Завивает позёмка земные концы,

Серебрится змеёй

                              за синеющей далью,

Засыпает осенней реки останцы,

И в душе у меня стекленеет печалью.

И леса, и поля застилает, как дым…

Человек под собою не чувствует тверди,

Пропадает в позёмке,

                                    как будто над ним

Не позёмка летит, а дыхание смерти.

Протыкает позёмка бревенчатый дом

И таскает за космы пустое болото…

Над землёю летят, будто некий фантом,

И скрипят деревянные крылья заплота.

Вместо стёкол в окне ─ чёрно-белая мгла,

И душа не поёт, и дорога затмилась,

Словно в щели небес вся земля протекла,

И позёмкой в ночи

                               даже тьма задавилась.

                 *   *   *

Красной жаровней пылает закат,

Или в огне моё сердце сгорает.

Ветер колючий – лесной музыкант

На золотой камышинке играет.

Что он играет? О чём он поёт

В вечном своём неустанном полёте?

Ветер забыть мне тебя не даёт,

Что расставалась со мной на болоте.

Дыбом вставала осока-трава,

И загоралась от крови заката…

…В ночь покатилась моя голова,

Как за любовь неземную расплата.

Ветер свистел: – Никогда, никогда

Осень с любимою – не повторится…

…В зябкий кочкарник

                                   сорвётся звезда,

И в темноте – пустота загорится…

                  *   *   *

Позабытые поля. Озими да пашни.

И струится шёлк с небес нежно-голубой.

Посреди полей сосна ─

                                    крепкая, как башня,

Укрывает полземли или нас с тобой.

Осень медленно течёт яркою листвою,

По берёзовым стволам, по твоим плечам.

И кричит, кричит тоска жёлтою совою,

И качает под сосной временный причал.

Упаду на землю я, будто павший воин,

Обниму тебя в любви силой неземной.

А уедешь от меня  ─ я, как волк, завою

Под холодной, ледяной, чёрною сосной.

*   *   *

                                        Александру Казинцеву

Звенит надо мною большое стеклянное небо,

Царапает душу колючая, ломкая  высь.

Ещё далеко до осеннего первого снега,

А птицы, как пули, уже в никуда понеслись.

За ними душа, словно ласточка,

                                                   в небо рванулась,

За край горизонта ушла и на самом краю

Крылом зацепилась за Родину и оглянулась,

И с лёту упала на тихую землю свою.

Упала, уткнулась в пожухлые, горькие травы,

Забыв улетевших в невечное прошлое птиц…

Ей стали ненужными почести,

                                                  вестники славы,

Ей только б с молитвою

                                   пасть перед Господом ниц.

Покинули Родину птицы и, может быть, правы…

Травинки приникли к моей измождённой душе.

И небо, как зеркало,

                                  не отразило Державы,

Стеклянной Державы,

                                      которой не стало уже.

                       *   *   *

В тиши синица засвистела,

Осенний возвестила день.

И день пришёл, и облетела

Моя печальная сирень.

Уже осыпались пионы,

Исчезла трепетная сень

И в диком ветре бьёт поклоны

Моя печальная сирень.

Затмилось небо серой сталью,

Посёлки дачные пусты.

Невыразимою печалью

Покрылись голые кусты.

Глазницы окон смотрят слепо,

А осень делает разбег.

Уже вот-вот сорвавшись с неба,

Обнимет землю первый снег.

И усыхают, тают астры,

От острых первых холодов.

И лишь Байкала

                      звучный раструб

Гудит на тысячи ладов.

                       *   *   *

Душа стала слепнуть и в мороке чёрном таиться,

И ждать потрясений, и острые звёзды глотать.

А тьма всё темней, но душа слепоты не боится,

Она обострённее чует земли благодать.

Душа стала меркнуть, но света она, в самом деле,

Во тьме не теряет,

                              над бездной, как солнце, висит.

Душа не забыла ни гор, ни глубоких ущелий,

Ни белых метелей, где русское горе сквозит.

В ней столько любви и тревоги,

                                              в ней столько боренья,

Что кажется снова, черпнув благодати земной,

Душа обретёт свои силы и острое зренье,

Спасая Отечество, не постоит за ценой.

*   *   *

О, Боже мой! Как благолепна осень!

Какой рассвет, какая в поле тишь.

По небу осень солнышко проносит,

И ты ─ тиха ─ средь осени стоишь.

Вот подошла к берёзке, прикорнула,

Вот горькую рябину обняла.

Вот на коленях у меня уснула,

И так бы вечность целую спала.