ПРОРЫВ

После дневной жары наступившая ночь принесла облегчение. Три часа спустя, после того, как солнце скрылось за горизонтом, прохлада, наконец, одолела июльский зной, от которого в полдень готовы были расплавиться мозги.

Командующий армией генерал-полковник Василий Андреевич Рокотов любил работать поздно вечером. Дежурные по штабу, ординарцы, вестовые, хорошо изучившие манеру командарма, не расслаблялись допоздна. Начальник штаба армии, испросив разрешения  у командующего, ушел спать - предыдущая ночь, когда разрабатывали основные контуры предстоящей операции, выдалась бессонной.

Войска, в отличие от своего командующего, отдыхали регулярно и помногу, отсыпаясь, а заодно и отъедались про запас.

Две недели назад, после продолжительного наступления, ударные полки армии наткнулись на глубокоэшелонированную оборону немцев. После нескольких неудачных попыток проломить ее с ходу, армия окопалась, дожидаясь подхода резервов. Война приняла ленивый затяжной характер, где противники ограничились  перестрелками, да немногочисленными вылазками на позиции неприятеля.

В общем, расклад был понятен: советские войска, перехватив стратегическую инициативу, чтобы не растерять ее, обязаны изыскивать пути для нового наступления. Немцы, со своей стороны, стремились удерживать рубежи, дожидаясь момента, когда удастся нанести русским решительное поражение, чтобы вновь доминировать на поле сражения.

Генерал-полковник предпочитал работать над планом предстоящей операции по ночам. Он очень любил эту стадию, когда задача уже сформулирована, и пока только он один рисует общий контур грядущего наступления. Это продлится недолго, уже через пару дней к разработке операции подключится штаб; корпусам, дивизиям, полкам начнут ставиться конкретные задачи; войска придут в скрытые движения, маскируя перемещения, сосредотачиваясь на направлении главного удара.

Изучая карту, возвращаясь с рекогносцировки местности, Рокотов все больше и больше приходил к выводу, что реальных точек прорыва только две – болота и леса сильно ограничивали возможности танковых дивизий. Узкие по масштабам фронта, занимаемого армией, места возможной атаки находились на участках двух полков, находящихся на добром десятке километров друг от друга.

Генерал выпрямился, разминая спину, взглянул на часы. Сложил карту, убирая ее в сейф, и вышел из комнаты. Адъютант, в чине майора, только что лениво дремавший на стуле, среагировал на открывающуюся дверь и взлетел орлом, вытягиваясь в струнку.

- Какие будут приказания? – четким голосом проговорил он.

Майор Василию Андреевичу не нравился. Угодлив – до невозможности. Вот и сейчас, мог бы просто промолчать, дожидаясь указаний. Так нет же: «какие будут приказания?» «Вот найду время – заменю его обязательно!» - раздраженно подумал Рокотов.

- Ну какие будут приказания! Разве, что в сортир вместо меня сходить.

Генерал вышел на улицу. Где-то высоко в небе слышался степенный гул ночных бомбардировщиков. Небольшую избу на окраине маленького хутора целиком накрывала маскировочная сеть, опираясь на яблони, на которых уже завязались первые плоды. Свежесрубленный сортир стоял в двух десятках шагов, на краю маскировочного пятна. Рокотов открыл дверь туалета, однако, оглянувшись по сторонам, неожиданно бесшумно скользнул за домик. Здесь он пролез под маскировкой и выпрямился. Яркие звезды, практически не видимые  под сетью, высветились во всей красоте, завладев на секунду вниманием. Генерал с опозданием заметил, как от ближайшего дерева отделилась тень в плащ-накидке и молча стала рядом.

После короткой паузы Рокотов заговорил негромким, слегка свистящим шепотом:

- Молчите и слушайте, майор! Слушайте внимательно. Мы с вами вынуждены встречаться здесь, потому что у меня в штабе точно есть человек, работающий на немецкую разведку. Накануне наступления это очень некстати. Это всегда некстати, а накануне наступления особенно. Как не досадно говорить, но я не уверен, что контрразведчики смогут вычислить его вовремя. Но у меня есть  другой козырь. Я знаю, когда и даже кто будет доставлять добытые сведения о наступлении в штаб девятой полевой армии группы  "Центр".

Генерал замолчал, потом продолжил голосом, в котором читалась плохо скрытая досада:

- Понимаете, ерунда какая получается, – не знаю, кто шпионит в моем штабе, не знаю, как информация уходит за линию фронта, а кто и когда повезет донесение генерал-полковнику Моделю, - знаю!

Командарм замолк, словно хотел, чтобы вся степень огорчения дошла до собеседника.

- Запомните, ваша задача не уничтожить эти сведения. Нет! Этим мы ничего не добьемся, - их отправят вновь, и тогда до них уже не дотянуться. Ваша задача, майор, ликвидировать курьера и вместо него доставить разведданные немцам. Они – ваш пропуск в штаб Моделя!

Неожиданно генерал, щелкнув фонариком, высветил ближайший куст смородины. Пошарил вокруг лучом.

- Показалось, - выключая свет, проговорил он. - Теперь далее. Под любым предлогом вам необходимо задержаться в немецком штабе, узнать, что предпримет противник. Это самое главное!

Рокотов протянул конверт:

- Детальный план операции здесь. Прочитайте и уничтожьте! И помните - у вас всего три дня! Включая время на подготовку. Только три дня! Идите, майор!

Так и не сказав ни слова, фигура растворилась в темноте.

* * *

Полковник Клин расположился, можно сказать, в королевских апартаментах. В комнате стоял стол, над которым он в настоящий момент склонился над картой.

Полковой штаб состоял из двух комнат: «предбанника», в котором сидел адъютант, и огромной комнаты, где за занавеской стояла кровать и застеленный топчан. Изредка прислушиваясь к эху далекой канонады, он снова возвращался к карте. Неожиданно зазвонил телефон, Клин вздрогнул.

- Слушаю, двадцать седьмой!

- Здесь первый! – раздалось в трубке.

Полковник механически встал, выпрямляясь. Командарм уже звонил сегодня с утра, ставил задачу. Армейская разведка будет работать на участке его полка. По этому поводу он уже вызвал капитана Каратова – командира разведроты.

- Здравия желаю, товарищ первый!

- Здравствуй, двадцать седьмой. Как дела? Как немец себя ведет?

- Постреливают иногда из дивизионной артиллерии, но, в общем, тихо.

- Понял. Как твой капитан?

Клин посмотрел на часы.

- Прибывает ко мне через пять минут для получения приказа.

- Отставить!

- Есть! А что отставить, товарищ первый? Прибытие капитана неизбежно, как наступление ночи.

Смешок Рокотова раздался в трубке.

- Шутник ты у меня, за что и ценю, двадцать седьмой. Приказ отставить!

- Есть, товарищ первый! Простите, - не удержался от вопроса командир полка, - случилось что?

- Случилось. В общем, начальник разведки армии не рекомендует, чтобы наш человек появлялся в твоем штабе.

- Моему штабу не доверяют? – с плохо скрываемой обидой произнес полковник.

- Ну прямо красна девица! Значит, если начальник разведки не прислал своего человека познакомиться со всем твоим штабом, предписание с боевым заданием в канцелярии не подшил на всеобщее обозрение, то тебе не доверяют? Скажи-ка мне, двадцать седьмой, у тебя в штабе висит плакат «Враг не дремлет!» или еще нет?  Вроде как время не нашел наглядную агитацию повесить?

- Так точно, висит!

- Так вот, подойдешь к нему, прочитаешь и подумаешь над этими словами.

- Есть, товарищ первый.

- То-то! Теперь слушай! Человек, которого необходимо переправить за линию фронта, появится прямо в роте. Предлог, по которому он станет общаться с  твоими разведчиками, не вызовет никаких сомнений. Ему нужен день, чтобы присмотреться к местности. Но не в этом дело! Просто не будет никакого специально пребывающего из армейской разведки человека для переправки в немецкий тыл. Твой ротный получит приказ и сразу же, даже незаметно для разведчиков, проведет его за линию фронта. Все ясно?

- Так точно!

- Вот и хорошо! А пока никто ничего не должен знать. Никто и ничего!

- Есть, никто не должен знать!

- А что с капитаном сейчас делать будешь? Ты же его вызвал по важному делу.

- Поговорю на общие темы, да отправлю восвояси.

- Рад, что все понял правильно. До связи.

- До связи, товарищ первый.

Тем временем, в «предбаннике»  появился капитан Алексей Каратов. Среднего роста, со спокойным лицом капитан не производил впечатления богатыря. Трудно представить, что он мог в считанные секунды скрутить любого «бугая». Романтичность его профессии вызывала просто детский восторг у адъютанта, который втайне мечтал набраться смелости и попроситься в роту к капитану. Юный офицер даже начал втайне от всех метать штык в дерево, но пока не преуспел в этом деле.

- Салют, лейтенант! Меня полковник вызывал.

- Проходите, товарищ капитан, - расцветая улыбкой, проговорил тот. - Командир ждет.

Каратов вошел в большую комнату и с порога доложил.

- Товарищ полковник, командир разведроты капитан Каратов прибыл по вашему приказанию!

- А-а! Проходи, капитан. Как дела в роте?

- Рота мается дурью, товарищ полковник, - бодренько, словно ждал вопроса, отозвался капитан. - Вторую неделю без работы сидим.

- Как это без работы? Проходы в немецкий тыл подготовили?

- Пять. За ночь могу всю роту за линию фронта переправить.

- Схема обороны на участке полка? Огневые точки противника?

- Все готово.

- А тренировки?

- Каждый день по шесть часов. И высыпаемся про запас, и отъедаемся. И даже силами одного взвода круглосуточное наблюдение ведем. На случай непредвиденных обстоятельств.

- Так чего тебе еще нужно?

- Работы. Десять дней ни одного поиска, за языками ни одной группы не отправляли. Разведки боем - и то ни одной! Курорт. Только, как я пониманию, товарищ полковник, это уже в прошлом. Наступление?

- Что наступление?

- Наступление скоро?

- С чего ты взял?

- Ну, а как же? Если наступление, то нужны разведданные. Как же наступать без разведки? Вот вы и вызвали меня, задачу поставить.

- Молодец! Стратег! Успокоил!

- Как успокоил? Почему успокоил? – удивленно спросил Каратов.

- Да будет на кого полк оставить, если чего.

- Шутите, товарищ полковник.

- Ага! Командующий армией меня тоже шутником считает.

- Вас командующий вызывал? Ну точно наступление! И танки в Калиновом лесу появились.

- Да? И много?

- Ну... Взвода два... Наверное.

- Да, это серьезно. Вот если бы только один, то ладно! А уж если два, то все. Немцы корпус, что у них в резерве, спешно перебрасывают против двух танковых взводов... Усиленных нашим полком.

Каратов преувеличенно, по-уставному, вытянулся в струнку и щелкнул каблуками.

- Разрешите произвести разведку срочно перебрасываемого корпуса?

- Отставить! – хмыкнул полковник. - А ты тоже шутник, капитан! Быть тебе командиром полка!

Вновь раздался телефонный звонок. Клин поднял трубку.

- Двадцать седьмой слушает!

Через полминуты отрывисто бросил:

-  Есть, быть через  полтора часа! – и положил ее на аппарат, задумчиво глядя в пространство. Через несколько секунд он вспомнил о капитане.

- Все, Каратов, возвращайся в роту и поднимай боевой дух на должный уровень.

- Так выпили уже все, товарищ полковник! Теперь дурью маются.

- Я тебе покажу "выпили". Сейчас замполита к тебе отправлю. Он быстро роту на этот самый должный уровень поставит!

- Ой, нет, товарищ полковник, только не это! Лучше мы запасную траншею в полный профиль вдоль всей линии обороны полка выроем.

- То-то! А то расчирикался, - Клин вдруг вспомнил что-то. - Да, и еще! Мне от начальника дивизионного санбата рапорт поступил. Твой лейтенант Васильчонок - он что, прописался в госпитале?

- Товарищ полковник, он красивый и веселый парень! Медсестрички от него без ума. Что ему делать, если они сами на шею вешаются?

- Ах, вот оно как? Сами, говоришь, на шею?

- Сами, товарищ командир!

- Есть у меня одно верное средство от этой напасти. Пусть зайдет к замполиту, он ему расскажет, откуда дети берутся! Передай, что это мой приказ.

- Но, товарищ полковник...

- Все! Шагом марш в роту! Да и мне тоже пора…

* * *

В штабе армии яблоку некуда упасть. Командиры корпусов, дивизий, отдельных бригад. Однако в комнате радисток были свободные места, куда адъютант определил командиров полков. Дожидаться пришлось недолго, вскоре шум в «предбаннике» у адъютанта усилился, но почти сразу стих – участники совещания покидали штаб. Майор пригласил полковников в комнату командующего. Кроме Рокотова, там находился начальник штаба армии Николай Поликарпович Петров. Клин знал, что кроме служебных отношений его с командармом связывает еще и личная дружба. С сорок первого вместе, когда Рокотов еще корпусом командовал. Потом, в начале сорок второго, Петров получил шальную пулю, когда выезжал на передний край обороны. Вместе с госпиталем едва не угодил в плен, сумев уйти через замерзшее лесное болото буквально на следующий день после операции плеча. Обморозил руки, пальцы на левой пришлось ампутировать. Потом еще полгода по госпиталям болтался, но смог летом вернуться. В то время Рокотов уже командовал армией.

- Полковник Клин, прибыл по вашему приказанию.

- Полковник Белозерцев, прибыл по вашему приказанию.

- Проходите, товарищи, - командарм был довольно приветлив. - Мы сейчас закончили совещание с командирами дивизий и корпусов, как вы, наверное, заметили.  Но начальник штаба хотел бы поставить задачу вам лично. Почему? Сейчас поймете. Подходите ближе. Прошу вас, Николай Поликарпович!

- Думаю: ни для кого не секрет, товарищи офицеры, что готовится наступление. Или, может, кто-нибудь еще не догадывается?

- Никак нет, товарищ генерал-майор, - чуть усмехнувшись, отозвался Клин. - Мне сегодня командир разведроты сказал, что точно скоро будет.

- Ну раз твой разведчик сказал, то обязательно придется наступать. Впрочем, давай-ка лучше начштаба послушаем. 

- Целью запланированной наступательной операции является нанесение решающего поражения группе армий «Центр». Операция будет проводиться силами двух фронтов. На нашу армию возложена задача осуществить первый прорыв, с целью рассечь войска противника.  Необходимо обеспечить нанесение мощного танкового удара, от которого противник не сможет оправиться. Прошу к карте.

Николай Поликарпович отдернул шторки на стене. Взял указку. Командующий достал из кармана очки и водрузил их на нос.

- Участок фронта, на котором нашей армии противодействует девятая полевая армия генерал-полковника Моделя, является довольно протяженным. Но  фактически возможных точек прорыва только две. Иначе танкам не вырваться на оперативный простор. Болотистая местность и лесные массивы не дадут возможности развить наступление. Как вы уже догадались, товарищи офицеры, эти две точки возможного прорыва находятся в местах дислокации ваших полков. Потому мы и вызвали вас сюда.

Петров сделал паузу, давая возможность офицерам вникнуть в карту, на которой были нанесены красные и синие стрелочки. И еще номера соединений армии, отличающие обычную от совершенно секретной.

- К сожалению, товарищи офицеры, – продолжил начштаба, - у нас есть полная уверенность, что немцы тоже понимают ситуацию. Из состава второй танковой армии, командующий группой «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге выделил пятьдесят восьмой корпус. По данным авиаразведки, он расположился здесь.

Петров вновь взял паузу.

- Как видите, после начала наступления корпус может быть переброшен в любую из двух точек прорыва.

- Вынужден признать, что это очень мудрое решение немцев - веско сказал командарм. - Если бы они поделили свой резерв и закрыли оба опасных направления, то половина лучших соединений противника не приняла бы участие в отражении удара. Это понятно?

- Так точно!

- Так точно, товарищ генерал-полковник!

- Теперь о направлении удара, - Рокотов не удержался и, так сказать, «перехватил инициативу». Взял указку у начальника штаба и ткнул ею в карту. - Конечно, было бы красиво торчащий в нашей позиции клин выбить клином. Немецкий клин, выбитый полковником Клином. Строго по поговорке. Но, увы... Ничего, кроме поговорки, не говорит о том, что наносить решающий удар нужно здесь. Вот это «бутылочное горло» между болотом и рекой позволит легко создать многоэшелонированную оборону, при переброске сюда резервного корпуса немцев. Кроме того,  для перемещения его к позиции полковника Белозерцева нужно почти на полчаса  больше. Очень важные полчаса!

Командарм остановил речь, заметив, что Белозерцев внимательно смотрит на него.

- Вы что-то хотите сказать?

- Разрешите, товарищ генерал?

- Да, пожалуйста.

- Мне кажется, что если удар будет нанесен стремительно, то немцы не успеют перебросить резервный корпус не только к позициям моего полка, но даже к “бутылочному горлу”.

- Очень хорошо, товарищ полковник, - Рокотов ясно показал, как он доволен офицером, мгновенно ухватившим суть. - Просто прекрасно. Вы быстро поняли главное. Действительно, резервный корпус немцев не успеет занять оборону на выгодных позициях, и тогда предстоит встречный бой, где мы будем иметь несомненное подавляющее преимущество. Но, как вы понимаете, это возможно только при одном условии – у противника не будет данных о сосредоточении наших войск. 

- Или будут неверные данные, - добавил полковник.

- Ну об этом можно только мечтать. А мечтать нам некогда. Я больше верю в маскировку. Вы понимаете, какие задачи возлагаются на вас, полковник Белозерцев?

- Понимаю! Готов выполнить приказ!

- Ну вот и хорошо, - Рокотов снял очки, показывая тем самым, что дальнейшее участие в разговоре поведет Петров. - Лично мне всегда нравится, когда офицеры полностью представляют план операции и хорошо понимают возложенные на них задачи. Так сказать, что и для чего. Продолжайте, Николай Поликарпович.

Командарм вернул указку. Начштаба невозмутимо продолжил.

- Наступление начнется через четыре дня на рассвете. За сутки до этого на станцию вечером, после захода солнца, начнут прибывать эшелоны с танковыми, мотопехотными и пехотными соединениями, которые примут участие в прорыве. Им предстоит ночной марш к позициям вашего полка, полковник Белозерцев. Основная задача – организовать маскировку всех прибывающих частей. Здесь я спокоен, только что вы продемонстрировали, что понимаете всю важность этой задачи. Кроме того, вам необходимо провести разведку обороны противника. Выявить минные поля и подготовить проходы. Вечером получите письменный приказ. Вопросы?

- Разведрота у меня большие потери понесла во время последнего боя. Укомплектоваться не успели, да и нужны здесь опытные разведчики. 

- Ну, я надеюсь, полковник Клин поможет. Отдадите на три дня два взвода из вашей разведроты? Вам-то сейчас столько разведчиков ни к чему.

- Конечно, но только до начала наступления.

Клину было жалко отдавать разведчиков, но да с командармом не поспоришь.

- Спасибо, не забуду.

- Вот и славно, - проговорил Рокотов.- А вы что думаете обо всем этом, полковник Клин?

- Обидно, конечно, товарищ генерал-полковник, но до Германии еще далеко. И фашисты капитулировать не собираются. Только когда на Берлин пойдем, вы уж, товарищ командарм, не забудьте, что моя очередь будет.

- Постараюсь. Еще вопросы есть?

- Товарищ командарм, - смущенно проговорил полковник Клин, - достала меня до печенок немецкая артиллерия. А мне и ответить толком нечем. Я говорил с командиром дивизии, но ему сейчас не до этих проблем.

- Хорошо. Как не помочь такому славному командиру. Часика через три подойдет к тебе батарея гаубиц из моего резерва. Только... Ты, полковник, знаешь же, что артиллеристы, они ребята не простые, не любят, когда в их работу лезут. Ты им просто задачу объясни, а с позицией, с корректировкой огня они пусть сами. Договорились?

- Конечно, товарищ генерал-полковник. Спасибо!

- Ну, если у вас все, то можете идти, товарищи офицеры.

Белозерцев и Клин, отдав честь, вышли.

Начальник штаба задумчиво глядя вслед, негромко сказал:

- Удачно получилось, Василий Андреевич, что полковник Клин сам попросил гаубицы. Теперь нам даже утечка информации не сможет повредить.

- Да, Николай Поликарпович, удача пока с нами. Не ушла бы эта капризная дама в самый решающий момент.

* * *

В просторном офицерском блиндаже разведроты стояло веселье. Лейтенант Васильчонок развлекал приехавших одной попуткой лейтенанта Орехова и сержанта Иванцову, сидящих на широком топчане. Делал он это по привычке, идущей от его неунывающего характера. Стройный, кучерявый, светлоглазый, он действовал на весь женский персонал дивизии, как магнит на железо.

Орехов и Иванцова дожидались Каратова, чтобы доложить о своем прибытии. Васильчонок тем временем рассказывал очередную веселую историю, поглядывая на девушку. Легко отзывающаяся на шутки смешливая красавица явно нравилась лейтенанту. Единственное, что смущало – девушка выглядела немного старше, а разведчику почему-то это не очень нравилось. Лейтенант Орехов, который вначале выглядел хмурым, даже несколько мрачным, тоже развеселился.

Спускаясь в блиндаж, Каратов услышал обрывок последней фразы:

- …и здесь, вы мне не поверите, стоило только фрицу высунуться из окопа, как появился ротный... Ну вот! У нас всегда так, стоит только упомянуть, он всегда сразу и появляется. Как Мефистофель!

- Так, кто это у нас здесь? – адресовал вопрос Васильчонку капитан, мельком взглянув на поднявшихся гостей.

- Лейтенант из дивизии прибыл местность посмотреть, - отозвался тот. - А Оленьку нам прислали вместо Нины, которую сегодня в медсанбат переводят.

Каратов молча кивнул.

- Докладывайте, товарищи!

- Лейтенант Орехов, снайпер! Прибыл на рекогносцировку местности для последующего возможного оборудования позиций.

- Хорошо, лейтенант! – довольно холодно среагировал командир роты. - Окажем необходимую помощь. А вы, сержант?

- Алеша...

- Что?

Голос. Незабываемый, родной, столько лет преследовавший капитана во сне, прозвучал вдруг в сумраке блиндажа.

- Алешка, неужели это ты?

Каратов замер, вглядываясь в лицо девушки. Потом схватил со стола лампу, поднял.

- Оля? – нерешительно выговорил он, опуская лампу. - Олька?

И вдруг радостно закричал:

- Оленька! Не может быть! Олюшка!

Капитан обнял девушку, потом вдруг отстранился, жадно рассматривая каждую черточку лица.

Чуть подталкивая снайпера в плечо, Васильчонок негромко сказал:

- Пойдем, я тебе все покажу. Знаешь, лейтенант, меня всегда интересовал вопрос, откуда снайперы берутся? Вот ты на гражданке кем был?

- Фотографом…

- Подожди-ка, Оля! – Каратов осторожно отпустил девушку и официально обратился к командиру взвода. - Лейтенант Васильчонок!

- Я!

- Тебе полковник приказал зайти к замполиту, - официальности надолго не хватило.

- Зачем?

- Я, конечно, не провидец, но чудится мне, что выдадут тебе там добрую порцию противозачаточных средств.

- А у него они откуда, если даже в медсанбате нельзя достать?

- Ой, недооцениваешь ты, Андрюша, нашего замполита. У него широкий и разнообразный арсенал этих средств. Начиная от ласкового матерного слова и заканчивая штык-ножом для ампутации зачаточноопасных органов.

Каратов говорил это немного торопливей, чем требовалось, слегка бравируя перед Ольгой, но девушка лишь улыбалась, догадываясь, что капитан старается посостязаться в острословии со своим взводным для нее.

- Так что будь любезен - к замполиту! Не-мед-лен-но!

- Есть, - уныло отозвался Андрей. – Пойдем, Орехов. Будешь свидетелем – я шел на амбразуру с гордо поднятой головой…

Лейтенанты поднялись по ступенькам, на секунду в блиндаже воцарилась тишина.

- Алешка! Глазам своим не верю! – наконец, произнесла Ольга и провела рукой по волосам Каратова. – Какой ты стал…

- Тебя целовать-то можно?

- Ух, ты! А раньше не спрашивал.

- Так восемь лет прошло. Может, ты давно уже замужняя женщина.

- Нет! А если бы и была, то тебе все равно можно.

- Почему?

- Нет! Не дождусь я сегодня крепкого мужского поцелуя. Ты опять, как в школе...

Ольга крепко обняла Каратова и приникла к губам в долгом поцелуе. Минуту спустя, с трудом переводя дыхание, капитан все-таки смог задать вопрос.

- А что в школе? Я же тебя целовал. Сам, и разрешения не спрашивал.

 - Ага, на выпускном вечере, - Ольга сделала шаг назад. - А мог бы начать это делать на год раньше. Я тогда тоже думала, что не дождусь.

-  Как на год раньше? А Вовка Морозов? Он же к тебе каждый день ходил.

- И что? Наш отчаянный драчун и забияка испугался Вовки Морозова? Так, что до сих пор его боится?

Девушка стояла напротив Каратова, вызывающе подняв подбородок. Капитан шагнул вперед и, обняв ее, крепко поцеловал.

- Ну, наконец-то. Годы не прошли напрасно, мальчик вырос в настоящего мужчину.

- Да и тогда ничего я не боялся, просто лезть неудобно было. Вы ведь каждый день вместе.

- Вовка в немецком ни бум-бум. Его мать просила с ним заниматься, чтобы из школы не выгнали.

- Да, я помню, немецкий ты лучше всех в школе знала. Даже лучше нашей учительницы.

- Может и знала, да все позабыла.

- Ничего, теперь вспомнишь. На допросах немцев присутствовать будешь. Ты ведь теперь в моей роте, сержант Иванцова? На должности санинструктора?

- Да. Теперь тебе удобно будет!  - насмешливо ответила она. - Сержант Иванцова! Равняйсь! Смирно! Целоваться! А если Вовка Морозов появится  - его сразу на гауптвахту!

- Язва ты все-таки, Олька! - Каратов обнял девушку за плечи. - Как была первой язвой, так и осталась.

- Это плохо, Алешенька?

- Нет, что ты! Мне очень нравится... Хотя, когда ты тихая и ласковая, мне тоже нравится.

Иванцова не упустила возможности немного пококетничать.

- А когда меня совсем нет - так тебе еще больше нравится!

- Ну что ты такое говоришь! Бессовестная! Знала бы, сколько раз ты мне снилась...

- Даже снилась? А ты не привираешь, капитан Каратов?

- Ничуть. Даже хирург, тогда, на Карельском перешейке, говорил, что он бы один не справился. Ему Ольга помогла, которую я все время звал в бреду.

- Ты воевал еще в Финскую?

-  Да, только училище закончил. Я ведь пограничник. 

- И что случилось?

- Снайпер. Я с тех пор их жутко не люблю. Даже своих не очень жалую. Ладно, что мы все время про меня. А ты куда исчезла?

- Я? Да, наверное, исчезла, только ты еще раньше меня. Ты помнишь выпускной вечер?

Фраза естественна, но как неожиданно все происходит! Воспоминания в юности вдруг разом вернули все, чем жили они в те годы. Любимым занятием была игра. Та самая, которая стала повальным увлечением их класса за несколько месяцев до выпускного. Двое, редко больше, начинали говорить об одном и том же событии, но каждый со своей точки зрения. Сказав фразу, один замолкал, будто передавал слово другому. Получалось очень неожиданно и интересно. А уж для воспоминаний ничего лучше вообще не бывает. Алексея, правда, смущало, что он никогда не играл с Ольгой. Видимо, раньше просто боялся - игра раскрывала многих с неожиданной стороны.

- Ты стояла у колонны, со взрослой прической, в новом платье, такая красивая, что перехватывало дыхание...

Каратов замолк, чуть улыбаясь. Ольга мгновенно поняла по тону, что требуется от нее. И словно нырнула в юность, принимая правила игры.

 - Ты шел ко мне... Взгляд решительный, губа закушена, бледный такой... Как в штыковую...

-  ...Ты смотрела вниз, но улыбалась, понимая, что я иду к тебе...

- ...Ты остановился в шаге от меня, как-то по-гусарски щелкнул каблуками и наклонил голову. Я не смогла отказать себе в удовольствии помедлить секунду. Только одну секунду в отместку за весь год твоей нерешительности...

- ...Я ждал, а ты медлила... Эта секунда показалась мне целым годом. Наконец, ты шагнула вперед...

 - ...Я шагнула вперед, положила руку тебе на плечо, и мне показалось, что это парапет гранитной  набережной Фонтанки...

- ...Ты положила руку на плечо и сквозь рубашку и пиджак я почувствовал, как она жжет, словно крапива по голой коже...

Игра начала захватывать. В глубине воспоминаний вдруг стали растворяться будни, грязь полевого бытия, постоянное напряжение нервов, готовность к смертельной схватке, бессонные ночи, вся жестокость войны.

- ...Мне казалось, что ты не сможешь сделать ни шагу, но ты вдруг уверенно повел меня...

- ...Танцевать было легче всего, три месяца сестра учила меня вальсировать. Труднее говорить - ком в горле мешал даже дышать...

- ... Ты кружил меня в вальсе, а я смеялась...

- ... Ты смеялась, а я кружил тебя в вальсе...

- ... А потом мы весь вечер не отходили друг от друга...

- ...Вовка Морозов, кажется, пытался пригласить тебя, но ты даже не заметила этого...

- ...Не заметила, может и пытался... А потом мы гуляли по городу...

- ...Мы гуляли по городу и весь Ленинград был только для нас - набережные и площади, которые построили для нас, мосты, которые разводили, а потом сводили  для нас...

 - ...Нева текла для нас, и Медный всадник стоял для нас...

- ...А потом я поцеловал тебя...

- ...А потом ты поцеловал меня, - неумело, неловко, не попав толком в губы...

- ...А потом снова поцеловал тебя, и ты постаралась, чтобы я не промахнулся...

- ... Под утро стало прохладно, и мне было так уютно в твоем пиджаке...

- …Под утро стало прохладно, но меня бросало в жар, стоило только коснуться твоих губ…

- …На Мойке у дома Пушкина стояла большая толпа таких же, как мы, выпускников…

- …Они декламировали что-то, кажется «Евгения Онегина»…  когда мы прошли, ты вдруг, начала читать стихи…

Твоих оград узор чугунный,

                        Твоих задумчивых ночей

                        Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

                        Когда я в комнате моей

                        Пишу, читаю без лампады,

                        И ясны спящие громады

                        Пустынных улиц, и светла

                        Адмиралтейская игла…

А через секунду ты просто потряс меня…   

- ...Я продолжил…

                        И, не пуская тьму ночную

                        На золотые небеса,

                        Одна заря сменить другую

                        Спешит, дав ночи полчаса.

- С твоей-то тройкой по литературе… я была уверена, что ты даже не скажешь, как называется эта поэма… и стало обидно, что так мало знаю тебя…

- ...Когда мы пришли к твоему дому, дворники уже подмели улицы...

- ...И мы еще долго целовались в подъезде...

Резкий звонок полевого телефона обрывал разговор.

Алексей  поднял трубку.

- Слушаю! Так точно, товарищ двадцать седьмой!  Понял, два взвода... А почему? - голос выдавал едва сдерживаемое возмущение. - Есть, не мое дело! А бойцы мои! Возьмут два взвода, а вернут что? Есть, прекратить критиковать начальство! Понял, куда засунуть свое мнение! Есть!

Раздосадованный Каратов опустил трубку.

- Служба, капитан? - с легким сочувствием произнесла Ольга.

- Служба, - вздохнул он. - Только это недолго, Оленька! Я вернусь через час. Ты же, наверное, голодная?

- Завтракала.

- Ничего себе! Уже пятый час. Сейчас тебя покормят, а вечером устроим шикарный банкет в честь нашей встречи.

Каратаев крепко поцеловал Ольгу.

 - Молодец, капитан! -   сиронизировала Иванцова. - Быстро осваиваешься!

- Язва! - выходя из блиндажа, отозвался Каратов.

* * *

Командир разведроты посадил два взвода в грузовики, присланные командиром полка. Собирались быстро, водители знали маршруты. Каратов проверил наличие сухих пайков - неизвестно кто и когда будет их кормить. Потом строго-настрого наказал командирам беречь людей и пожелал удачи. На сердце было неспокойно, никак не  уходило ощущение, что видит он своих взводных в последний раз.

На обратном пути к блиндажу Алексей столкнулся с Васильчонком, возвращающимся от замполита.

- Ну? Как дела, дон? - Каратов гнал дурные мысли шутками.

- Какой дон?

- Жуан, разумеется. Что утешительного тебе сказал замполит?

- Обещал отдать под трибунал.

- Вот как? А за что?

- Подрыв боеспособности воинской части. Он считает, что медсестрички Маша Горохова и Валя Смирнова из-за меня забеременели.

- А разве нет?

- Ну почему, как чего случится, так сразу я виноват? Так мне и новенькую припишут.

- Я тебе, Андрюша, даже смотреть в ее сторону запрещаю.

- Понятное дело, Отелло. Ты не волнуйся, найду, куда смотреть. Только кого потом к замполиту потащат?

- За что?

- Будет еще за что. Поверь, командир, у меня глаз алмаз. Это твоя женщина.

- Она просто моя одноклассница, - как-то неискренне проговорил Каратов.

- Конечно, конечно, - ехидным голосом ответил Васильчонок. - Понимаю, у меня тоже одноклассницы были. Шестнадцать. Все, как на подбор, красавицы.

- И никакого замполита?

- И никакого замполита, - исключительно беспрепятственное  соприкосновение с прекрасным.

- Балаболка ты, Андрей!

- Есть немного. Ну, ладно! А ты чего такой взмыленный, командир?

- Да только ты ушел, полковник приказал два взвода в полном составе откомандировать в распоряжение армейской разведки.

- Два взвода? То есть только мой остался?

- Да.

- Надолго?

- На три дня точно, а там, как получится...

- Стоп! - Васильчонок даже остановился. - Так мы сегодня вдвоем остались?

- Да, а что?

- Так, а санинструктор где?

- Сейчас в блиндаже.

- Отлично. Слушай, командир, дай мне полчаса, нужно срочные дела решить и все.

- Что все?

- Давай так сделаем, я сейчас пойду и скажу, что ты ее здесь ждешь. Погуляйте где-нибудь, а через полчаса блиндаж в вашем полном распоряжении до утра. Посидите спокойно, школу вспомните. Знаешь, где ликер трофейный?

- Андрей, а ты куда? - капитан немного растерялся от напора Васильчонка.

- Во взводе переночую!  Все путем, командир! Ты не волнуйся, все дела я на себя замкну. Снайпер этот, лейтенант Орехов при мне будет. Если чего попросит, я ему в лучшем виде организую. Ну, если, конечно, начальство пожалует, то позвоню. Только ему не до нас сейчас.

- А...

- Что?

- А если, Андрюша, не захочет она со мной всю ночь в блиндаже ликер пить?

- Тогда, Леша, ты проводишь санинструктора до землянки, вежливо пожмешь руку и пожелаешь спокойной ночи. Только этого не случится... Слово Дон-Жуана даю! Все, жди здесь, я пошел.

Каратову осталось лишь молча согласиться. Он прогуливался между березами, заглянул в большой укрытый кустами сарай, где еще час назад квартировала разведрота. Сейчас здесь практически никого не было, лишь в углу сидели солдаты из второго отделения взвода Васильчонка. Капитан подошел, жестом остановил бойцов, старающихся принять стойку «смирно».

- Где лейтенант из дивизии? Ну, снайпер!

Алексей видел его здесь, когда отдавал приказ двум взводам собираться на выезд.

- В окопы на передний край пошел, с сержантом Омельченко, товарищ капитан. А что, не нужно бы пускать?

Каратов хорошо знал сержанта - спокойный, приветливый, с неограниченным запасом терпения.

«Молодец, Васильчонок, - подумал капитан. - Лучшего командира отделения дал. Вряд ли Орехов жаловаться станет, что полковая разведка его плохо встретила».

- Нет, все нормально. Пусть работает.

Алексей вернулся назад в миниатюрную березовую рощу, дожидаться Иванцову.

- Черт! - негромко бормотал он. - Невозможно поверить - Олька здесь! С ума сойти! Олька - в моей роте!

Санинструктор появилась из-за поворота тропинки. Медленно подошла к  Каратову.

- Ну, что? Справил службу, капитан?

- Да, все в порядке. Теперь я свободен. Пошли, погуляем? Здесь отличное место рядом - Калинов лес. Красота необыкновенная.

- Можно и в лес, Алеша. Только, может, ты меня на передовую сводишь, да покажешь, что там и как?

- Зачем?

- Ну понимаешь, как знать, глядишь, а завтра мне придется там ползать, раненых перевязывать. Оно лучше, когда местность знаешь.

- Это ты верно подметила. Надо бы показать. Только это часа три займет, никак не меньше.

- А ты торопишься? Твой лейтенант ведь до утра ушел.

- Это он тебе сказал?

- Он бритву и полотенце в вещмешок положил. Значит, бриться не здесь собирается.

- Олька, ну ты сообразительная! Тебе бы в разведроту!

- А я где? - засмеялась девушка.

- Нет, я имею в виду разведчиком, а не санинструктором, - смутился Алексей.

- А-а...Так идем на передовую?

- Обязательно сегодня надо? Может с утра?

- С утра у меня уже сил не будет. После сегодняшней ночи.

- Что? - ошарашенно проговорил капитан.

- Да что ты, Каратов, как десятиклассник! Может, ты женат?

- Нет, нет, не женат! - торопливо ответил Алексей. - Совсем даже не женат!

- Ну раз «совсем», то тогда ладно! - иронично засмеялась Ольга.

 - А если б был женат, что тогда? - Каратов пришел в себя, и потому ответил чуть вызывающе.

- Да плевать мне! Развела бы тебя на сегодняшнюю ночь. Стал бы холостым.

Иванцова берет голову капитана в руки и целует.

- Ну что? Идем?

- Пошли...

* * *

Ночь выдалась на удивление спокойная. Разведчиков никто не беспокоил. Лишь изредка раздавались выстрелы тяжелых немецких орудий. Им отвечали гаубицы, но в целом перестрелка носила более чем ленивый характер.

В блиндаже разведроты Ольга и Алексей лежали на топчане под одеялом. На столе стояла полупустая бутылка с ликером, открытые консервы.  По военной привычке одежда  лежала аккуратно сложенная на чурбачках, заменяющих табуретки.

Как это часто бывает на войне, ночь выдалась бессонная. Но никто не пожалел об этом.

- Алешка... Никогда не думала, что у тебя такие нежные пальцы, - полушепотом выдыхала слова Ольга. - Расскажи мне про свои руки. Что ты учил их делать?

- Ты знаешь, я как-то не думал об этом. Чему учил? Держать автомат, кидать гранаты. Вгонять нож под ребра часовым, душить. Копать окопы и траншеи. Вытягивать по швам перед начальством.

- Почему же они у тебя такие нежные?

- Наверное, они помнят, как я мечтал положить их на твои плечи.

- Плохо мечтал, раз смог положить только в последний день. Перед тем, как исчезнуть.

- У меня была повестка. Еще в мае я написал рапорт с просьбой зачислить меня в пограничное училище. Проводил тебя, собрал вещи и ушел в военкомат.

- Ты ничего не говорил, что утром уезжаешь.

- Не хотел портить вечер, изменить ничего было нельзя. Думал, напишу тебе сразу. Но нам не разрешили, пока не привезли на место, сказали номер войсковой части. Прошло больше недели.

- Вечером я узнала у твоей мамы, что ты уехал. Ты уехал, даже не попрощавшись.

- Я попрощался. Ты просто не поняла этого.

- Ты считаешь, что надо прощаться так, чтобы никто ничего не понял?

- Я думал, что напишу тебе прямо в поезде. И отправлю письмо с первой же станции. Мне было так жалко тратить минуты нашей ночи...

- Не надо, не оправдывайся. Может ты и прав. Наверное, прощаться надо незаметно, не тратя напрасно драгоценные минуты.

- А ты куда исчезла?

- Я уехала в Москву. Поступать в театральный институт.

- Никто не отвечал на мои письма.

- Отец уже три месяца работал на заводе в Челябинске. Он получил туда назначение с большим повышением. Мама не хотела, чтобы меня срывали со школы перед выпускными экзаменами. Мы уехали через пять дней после тебя. Вместе доехали до Москвы, дальше мама поехала одна.

- Я не знал, что  вы уезжаете.

- Хотела сказать тебе вечером, когда отоспимся.

- Черт подери! Какая же глупость! Каждый хотел сделать лучше, а расстались на восемь лет!

- Глупость... Ладно, воду, что по реке утекла, назад не воротишь. Расскажи, что дальше было.

- Училище. Закончил - получил назначение на финскую границу. Радовался, что от дома так близко. Потом война с белофинами. Я даже выстрелить ни разу не успел, как получил пулю от снайпера, и война для меня закончилась. Три месяца по госпиталям, затем еще два дома долечивался. Тебя найти пытался, ничего не получалось. Никто ничего не знал, - все-таки, пять лет прошло. Потом Средняя Азия, опять граница. Когда началась война, на фронт не отпускали. Только в сорок втором попал. В войсковую разведку. Сначала взводом командовал, теперь уже полгода ротой. В общем, ничего интересного. Ну, а ты как?

- Я... В актрисы меня не взяли. Сказали, что некрасивая...

- Это где тебе сказали? В Москве?

- Ага.

- Я всегда считал, что в Москве нет людей, способных что-нибудь понимать в женской красоте...

- А мне Москва понравилась. Как раз первую ветку метро пустили. Все свободное время каталась... В Челябинск ехать не захотела, осталась в столице. Жила в общежитии, работала на заводе, готовилась снова поступать.

- И что? Снова провалилась?

- И в третий раз тоже. Зато на заводе все получалось. Бригадиром стала, в вечерний институт поступила, на инженера учиться. Вышла замуж...

- Что?! - изумлению Каратова не было предела.

- Да ничего. Развелась через два года, детей не было. А тут война... Курсы медсестер - и на фронт... Ранили разок...

- В спину? Осколок?

- Да.

- Давно уже. Пальцами едва ощущается...

- Больше года.

- Маленькая моя! - нежность переполняла Алексея. Он обнял Ольгу, прижал к груди. -  Ну как же это можно! Девчонкам в спину рваным железом! Больно было?

- Потом. А тогда я сознание потеряла. Уже в санбате очнулась.

- Малышка моя... - Каратов взял руку Ольги и начал нежно целовать ее пальцы.

- Что ты делаешь? - радостно-изумленно спросила Иванцова.

- То, чего тебе не хватает. Тебе ведь нравится?

-  Безумно, - тихий счастливый смех Ольги рассыпался по блиндажу.

- Значит, все правильно.

-  Алешенька... Счастье ты мое... Мне ведь никто никогда руки так не целовал.

- И муж?

- Лешка, перестань! Он отличный человек – хороший, добрый, чуткий! Но я не любила его.

- А чего же тогда замуж вышла?

- Не знаю. Сама вышла, сама и развелась. Может, потому, что он добрый и хороший. Меня любил. И в какой-то момент мне показалось, что хватит ждать своего рыцаря. Со мной будет надежный человек, на которого всегда можно положиться. А потом поняла…  В общем, кончай сцену ревности, Каратов! Давно это было.

- Я? ... Сцену ревности?

- Ты, ты! И хватит об этом.

- Ладно, раз ты не хочешь…

- Не хочу! И про женщин твоих спрашивать не буду. Тоже не хочу. и хочу!аз ты не хочешь...вности Каратов!го всегда можно положиться., а он это то, что нужно

Ольга нежно погладила  Алексея по щеке и волосам. Потом немного отодвинулась.

- Утро уже... Алеша! Мне поспать надо... Обязательно.

- Спи.

- С тобой поспишь!

- Я сейчас уйду. Дел много. Все по мелочам, но если запустить…

Поцеловав Ольгу, капитан вылез из-под одеяла. Начал одеваться.

- А ты спи! Я вернусь после обеда из штаба и разбужу.

- А так можно?

- Можно. Тебе все можно, Оленька. Спи, любимая!

- Как ты сказал?

- Любимая...

Иванцова смотрела на капитана, словно боролась с собой.

- Иди. Иди, Алешка! А то я сейчас тебя не отпущу. Уходи... Уходи, любимый... Так надо!

- Хорошего сна, Оленька.

Каратов, нежно поцеловав девушку, вышел из блиндажа. Иванцова резко села, глядя ему вслед.

- Ты прав, капитан Каратов! Прощаться нужно так, чтобы никто ничего не понял.

И неожиданно сменив тон, скомандовала:

- Иванцова! Спать!

* * *

Гроза в штабе полка уже пошла на убыль. После звонка «первого», командира буквально ураганом сдуло. В образовавшемся воздушном водовороте сверкали молнии и гремел гром. Досталось всем, от заместителя командира полка, до случайно подвернувшегося сержанта-связиста. Когда Каратов появился в штабе, все уже стихло. После вчерашнего убытия двух взводов задачи разведчиков менялись. Клин пригласил капитана обсудить текущие проблемы. Но с утра позвонил «первый».

Вошедший в «предбанник» Каратов находился в хорошем расположении духа.

- Салют, лейтенант! Я не опоздал?

- Нет! Не опоздали, товарищ капитан.

- Можно заходить?

- Нет, - ответил адъютант, - нет его.

- Как это нет? Он же мне четко приказал прибыть в десять ноль-ноль.

- Да тут такое творится! Товарищ полковник выскочил как ошпаренный, чуть фуражку не забыл.

- Что сказал?

- Вам велел ждать, пока не вернется.

- Слушай, лейтенант, а что случилось? Адъютанты, они же всегда все знают.

- Нет, товарищ капитан, честное слово, ничего не знаю. Только что-то очень серьезное. Уж больно товарищ полковник не в себе был.

- Ладно, лейтенант, верю! - Алексей уселся на табуретку, смачно, со вкусом потянулся.

- Слушай! Может, я вздремну здесь пока? На табуреточках?  Спать хочется - сил нет!

- Умотались, товарищ капитан? Небось, всю ночь по передовой ползали?

- Ну... Что-то в этом роде.

- Понимаю, понимаю! Не обо всем можно говорить, - проявил догадливость лейтенант. - А вздремнуть лучше там.

Палец уперся в сторону двери.

- Здесь неудобно, зайдет кто-нибудь.

- Где там?

- За занавесочкой. Там рядом с кроватью товарища полковника топчанчик стоит. Пойдемте, покажу.

Адъютант вместе с Каратовым прошли в соседнюю комнату, и далее - в отделенный угол.

- Вот здесь. Спите, товарищ капитан, думаю, ждать вам долго придется.

- Спасибо, лейтенант, -  Каратов укладывался на топчан, потягиваясь, - никогда не забуду твоей доброты.

- Да не за что, - расцветая улыбкой, отозвался адъютант, - отдыхайте.

* * *

Двумя часами спустя за окнами штаба раздался звук мотора легкового автомобиля, и почти сразу в «предбаннике» появился Рокотов. Затем полковник Клин.

Лейтенант, выпучив глаза, вскочил и вытянул руки по швам.

Командарм  молча прошел в большую комнату, полковник шагал следом, не обращая  внимания на адъютанта.

- Товарищ полковник! - продолжая стоять по стойке «смирно», полушепотом прошелестел лейтенант.

- Потом! - Клин. сердито, отмахнулся рукой.

- Товарищ полковник! -адъютант настойчиво пытался привлечь внимание командира.

- Брысь!

Клин прошел в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Командарм,  присел к столу, жестом показал, чтобы  полковник сделал то же самое.

- Ты понимаешь, что произошло? - Рокотов продолжил разговор, начатый в машине.

- Не укладывается в голове - начальник штаба армии!

- Теперь это абсолютно точно известно. Зря я грешил на контрразведчиков - это, наверное, чудо, что смогли раскопать ту историю. Он в январе сорок второго на полтора часа оказался в руках немцев.

- Всего-то?

- Этого вполне хватило. Очень сильный специалист по вербовке оказался, - понимал, что все решает время. У него на глазах начали одну за другой расстреливать медсестер. Молоденьких, совсем еще девчонок. Он и сломался. Потом ему в руки парабеллум сунули, рядом капитана на колени поставили. В затылок сказали стрелять не надо, можно и так, чтобы пуля рядом прошла. Но на фотографиях этого отличить невозможно. Потом привезли в лес позади болота и отпустили.

- Мог бы сдаться нашим, рассказать, как все было.

- Кто же поверит? - усмехнулся генерал-полковник. - Капитана застрелили. Из того же парабеллума. Всех, кто видел Поликарпыча с немцами - тоже. Да, чуть не забыл. Все, что сказано здесь и по дороге это не просто секрет. Это очень большой секрет.

- Я понял.

Но это было не совсем так. Клин никак не мог догадаться, почему командарм вызвал его, чтобы обсудить эту тему. Что у него командиров корпусов и дивизий нет?

- Помнишь под Ельней, полковник, нас ведь тогда чудом не разгромили?

- Конечно, если бы не танкисты, от моего полка остались бы только воспоминания.

- Тогда я заподозрил, что в моем штабе немецкий шпион. Уж больно точно наносили удары фашисты по нашим слабым местам. Честно скажу, предполагал, что человек этот высокий пост занимает, но что это Николай Поликарпович - даже и мысль такая не мелькала. А теперь, когда все подтвердилось, просто голова отказывается воспринимать это.

- Он уже арестован?

- Ну что ты, полковник, конечно нет!

- Почему? Он же шпион!

- И что теперь? Ты пойми, мы не знаем его канал передачи сведений. Может мы его арестуем, и через два часа это станет известно немцам.

За занавеской проснулся Каратов. Сон еще не ушел, голоса в комнате воспринимались как через вату.

- Но он же передаст фрицам план наступления, - полковник заволновался.

- Вот именно! Я точно буду знать, что немцы не всполошились, что им  передали план наступления. Причем настоящий план, не тот, что на совещаниях командиров соединений докладывали. В который вчера вас с Белозерцевым посвящали.

- Что значит настоящий, товарищ генерал?

- Прорыв обороны противника будет осуществляться здесь, на участке твоего полка, а не на позиции Белозерцева.

- Как это здесь? Какими силами? У нас же ничего нет.

- А ничего и не надо, - усмехнулся Рокотов. - После разгрузки ударные соединения получат приказ следовать сюда. Наступление начнется на сутки раньше. Танки будут наносить удар прямо с ночного марша. Рядом с тобой в Калиновом лесу видел «тридцатьчетверки»?

- Да, два взвода.

- Шесть машин поведут шесть колонн.

- А огневая поддержка? Авиация?

- Авиации не будет, атака начнется за два часа до рассвета.

- Хорошо, а артиллерия?

- Ты у меня гаубицы просил?

- Просил.

- Я тебе их прислал?

- Так точно, со вчерашнего вечера работают.

- А теперь скажи мне - гаубицы как пристрелочное орудие, где используются?

- Гвардейские минометы?

- Правильно, полковник! Двенадцать дивизионов "катюш", тоже со станции, прибудут на час раньше. Одновременно с ними начнет работать саперный полк, который должен за это время разминировать подходы к вражеским позициям. «Катюши» расстреляют усиленный боекомплект за пятьдесят минут. Как раз к подходу танков. А следом, также прямо с марша пойдет пехота и самоходки.

- Лихо!

Клин покачивал головой. Замысел командарма не казался ему авантюрой, но серьезные сомнения все-таки оставались. Он как-то позабыл, что не с ним, командиром полка, должен обсуждать эти проблемы Рокотов. Тем временем за занавеской окончательно проснулся Каратов, приподнимаясь на топчане. Капитан начал прислушиваться к голосам.

- Но, если резервный корпус противника заткнет «бутылочное горло» между болотом и рекой, то наступление захлебнется, - азартно проговорил Клин. Он поднял взгляд и вдруг наткнулся на улыбающиеся глаза командарма.

- Ну вот и славно, полковник, - сказал он. - Будем считать – начал вживаться в роль.

- Какую? – удивленно спросил Клин. И вдруг в опережение сказанного промелькнула мысль – так вот почему Рокотов обсуждает проблемы со мной. Не может быть! Или все-таки может?

- Какую? – переспросил командарм. – Начальника штаба армии.

- Но… почему?

- С первым залпом «Катюш» Петрова арестуют. Я останусь без начальника штаба.

- Но есть же и другие…

- В этой ситуации все равно кто. Ты хоть местность отлично знаешь. Штабные карты и документы я привез. Так что можно приступать к работе. План Петрова должен быть выполнен полностью. Нужно только добавить стремительности удара. Это приказ!

- Есть!

- Мы опередим немцев, «бутылочное горло» окажется в наших руках раньше, чем фашисты успеют подтянуть свой корпус. А это уже все! Танки вырываются на оперативный простор. Уничтожение вражеских зенитных батарей. Авиация беспрепятственно подключается к работе. Плюс для немцев становится реальна угроза окружения.

Каратов бесшумно, как и положено разведчику, встал, выглянул из-за занавески и увидел командующего армией. Отшатнувшись назад, начал лихорадочно приводить в порядок форму.

- Товарищ командующий, но немцы просто перекинут резервный корпус к «бутылочному горлу» заранее. Ведь... - Клин сделал паузу подбирая слово, - начальник штаба... Он же передаст информацию о плане наступления. Нас там будут ждать.

- Да, - помедлив, отозвался командующий. – Но только если немцы поверят его информации.

Каратов, глубоко вздохнув, поднял ногу, чтобы сделать шаг вперед. Ну раз уж так получилось, то не сидеть же здесь, как фашистскому диверсанту!

- Майор Иванцова...

Среагировав на фамилию, Каратов словно наткнулся на стену, и замер, не смея даже вздохнуть.

- ...  уже в роте у ваших разведчиков. Она осмотрелась, сегодня ночью с лейтенантом Ореховым они уйдут за линию фронта на перехват порученца, который будет везти донесение в штаб армии Моделя.

- Заменим донесение?

- Нет. Мы представления не имеем, как оно выглядит, скорее всего - это пакет, заклеенный специальными печатями. На нем наверняка несколько знаков, подтверждающих его подлинность.

- Но если мы не заменим, то эта... Иванцова привезет подлинное донесение, переданное немецким шпионом.

- Да.

- Но почему...  почему немцы не поверят?

- Не поверить они могут только в одном случае, если поймут, что донесение привез ненастоящий курьер.

- То есть, раскроют нашего агента?

- Раскроют майора Иванцову, – уточнил Рокотов. - Причем, если сделать это смогут с определенным трудом. И поймут, что мы не пожалели сил, чтобы всучить им эту  дезинформацию. Потому я и отправляю офицера, великолепно знающего немцев, с безупречным баварским произношением.

В комнате наступила тишина. Командарм давал время командиру полка привыкнуть к ситуации.

- А... Майор Иванцова знает, что ее раскроют?

- Нет. Для нее боевая задача поставлена по-другому.

Каратов обессилено опустился на топчан, но задев локтем, сбил графин с тумбочки.

- Кто здесь!? - расстегивая кобуру, закричал полковник.  Каратов встал, вышел из-за занавески, выпрямился.

- Командир разведроты, капитан Каратов!

- Какого черта! Что ты здесь делаешь! – полковник открыл дверь, выглянул наружу. - Лейтенант, ко мне! Бегом!

Адъютант, смахивая со стола бумаги, влетел в большую комнату и вытягянулся по стойке смирно. Полковник Клин впился глазами в его лицо и прокричал:

- Это что!?

Не отводя взгляда, командир полка махнул рукой в сторону Каратова.

- Почему он здесь?!

- Товарищ... - лейтенант сглотнул комок, - товарищ полковник... капитан спал там... я же говорил... когда вы заходили...

- Взводному своему в штрафбате говорить теперь будешь!

Адъютант молча опустил голову. Плечи слегка вздрагивали. Юноша держался изо всех сил, чтобы не расплакаться.

- Лейтенант! – вмешался Рокотов. - Вызовите конвой!

- Това... товарищ...  – испуганно заикаясь и глядя на командарма глазами,  в которых отчетливо проглядывал ужас совершенного им проступка, - кома... Командующий...

- Исполняйте! - командарм чуть повысил голос.

- Есть! - адъютант мгновенно вылетел из штаба.

- Так, полковник! Сейчас посадишь его, - генерал кивнул в сторону Каратова, -  на гауптвахту. До самого начала наступления пусть сидит. Проследи, чтобы никто с ним не общался.

- Нельзя мне на гауптвахту.

- Это почему?

- Никто, кроме него, не сможет  показать, - мгновенно понявший, что хотел сказать капитан, решился встрять командир полка, - как пройти в тыл к немцам без лишнего шума.

Клин всерьез испугался за командира разведроты и даже не пытался скрыть этого.

- Что за дела у вас в полку творятся? Почему проходы знает только один командир роты?

- По вашему приказанию, товарищ командующий, два взвода разведчиков отправлены в распоряжение полковника Белозерцева. А оставшийся взвод лейтенанта Васильчонка занимается наблюдением за  передним краем противника. Они проходы не знают.

- Это так, разведчик?

- Да.

- Пожалуй, я не подумал об этом. Хорошо. Капитан, вы слышали наш разговор?

- Да. Мне необходимо переправить армейского разведчика в тыл к немцам.

- Нам необходимо, чтобы никто не узнал, где будет осуществляться прорыв обороны противника. Нам необходимо, чтобы никто не узнал, какими силами и средствами будет нанесен удар.

- Кроме немцев, которым наш разведчик привезет план наступления.

Каратов разговаривал с командармом, не отдавая в той бесконечной пропасти, что разделяла их звания. Капитан просто чувствовал, что одеревенел весь внутри, и ему совершенно нет дела до занимаемой Рокотовым должности. Но есть и что-то другое. Что? Неужели столь необходимая, но абсолютно беспощадная правота командарма?

- Да, кроме немцев, которым привезут достоверный план, и которому они не должны поверить. Вы справитесь?

- Он справится, товарищ командующий! Конечно, он справится, - полковник никак не мог успокоиться.

- Можете отказаться, капитан! Сейчас придет конвой, и мы обеспечим вам возможность отдохнуть в тишине, где вас никто не станет беспокоить.

- А как вы собираетесь переправлять разведчиков? – спросил Каратов.

- По вашему описанию маршрута.

- Это невозможно. Там кое-где приходится искать дорогу почти наощупь. Очень легко ошибиться, и утонуть в болоте, или выйти на минные поля.

- Так… приехали, - задумчиво проговорил командарм, начиная вышагивать у стола.

- Не нужно его на гауптвахту,  товарищ командующий! Без него нам не справиться, - скороговоркой произнес Клин. -  А за него я ручаюсь. Он настоящий офицер, выполнит любую задачу, чего бы это ни стоило.

Командарм медленно подошел к Каратову, заглянул в лицо.

- Вы слышите, ваш командир за вас ручается?

- Так точно.

- А вы понимаете, что я обязан немедленно изолировать вас? Понимаете, какому риску я подвергаю всю операцию, не делая этого?

Опять ответил полковник. 

- Понимает, он все понимает.

- Но без вас нам будет очень трудно справиться, товарищ капитан. Могу я рассчитывать, что вы точно выполните свою задачу? Но сначала начисто забудете все, что вы здесь услышали?

Алексей молчал. Командарм просто не понимает, какую непосильную ношу он взваливает на плечи Каратова. А если понимал, то что стало бы? Тогда точно прямо отсюда отправился бы капитан на гауптвахту. И нечего б не изменилось, только он не имел бы возможности попрощаться. Рокотов, вдруг как-то потеряв командный голос, негромко добавил:

- Цена ошибки операции, в которую вы теперь посвящены, капитан, - десять тысяч положенных солдат. Напрасно! Это понятно?

- Понятно.

- Так могу я на вас рассчитывать?

Каратов помолчал лишь пару секунд.

- Так точно. Я выполню приказ.

* * *

В «предбанник» с улицы вошел адъютант командира полка. На негнущихся ногах  он подошел к двери в большую комнату и робко  постучал.

- Войдите! - разрешил командующий.

Адъютант вошел в комнату. Над картой склонившись стояли Рокотов, Клин и Каратов.

- Товарищ командующий, ваше приказание выполнено. Конвой у вхо… у входа в штаб.  Готов следовать под арест.

Лейтенант снял ремень.

- Так! Штаны тоже снимай. Ремень отдай полковнику, пусть он тебе врежет по первое число! Потом скажешь конвойным, что я велел их отпустить. Повтори приказ!

- Есть отпустить конвой! - не веря своему счастью, радостно воскликнул адъютант. - И получить по первое число!

* * *

По нейтральной полосе одетые в маскировочные комбинизоны ползли Иванцова, Каратов, Орехов и Васильчонок. В стороне раздавались пулеметные очереди, изредка местность озарялась бледным светом ракет, и тогда группа замирала, сливаясь с окружающим рельефом. Наконец, разведчики залегли за кустами. Каратов, вглядываясь в темноту, жестом попросил Орехова подползти ближе.

- Ну вот и все. Теперь дальше сами. Здесь все просто, лейтенант. Сто метров прямо, никуда не сворачивая, как по струнке, к дубу. Сейчас немцы ракету кинут, увидишь!

- Понял!

- Дуб стоит на краю оврага. Слезайте вниз, и по оврагу прямо в чащу. Ельник пройдешь по компасу, и ты уже в тылу у фрицев на километр.

- Спасибо, капитан! Без тебя никогда бы через болото не прошли.

- Не за что, Орехов. Удачного возвращения!

- Спасибо!

Снайпер и Васильчонок отползли вперед на несколько метров и замерли, вглядываясь в темноту в ожидании ракеты.

Ольга и Алексей молчали. Наконец, Иванцова заговорила.

- Алешка! Ну что ты опять как школьник! Что здесь такого, что я оказалась не санинструктором, а переводчицей при штабе?! Тот же сержант, только знаки отличия другие. И стоит из-за этого дуться? Ты же должен понимать.

Каратов, глядя в другую сторону, отозвался отстраненным голосом:

- А в тыл к немцам ты зачем идешь?

- Ну… прогуляться немного. Послушать, что немцы болтают. Если лейтенанту повезет, то фрица ко мне притащит поговорить. Все-таки лучше, чем в штаб через линию фронта волочь. Ну, Алешка! Кончай дуться!

Ольга попыталась за плечо повернуть к себе Алексея. Тот неожиданно легко, даже порывисто обернулся.

- Ты сейчас кому это рассказывала, Оля!?  Я что, капитан интендантской службы? В тыл к немцам идет переводчица штаба армии, чтобы послушать, о чем там фрицы за обедом разговаривают?

Снайпер попытался оглянуться, но Васильчонок мягко и одновременно настойчиво удержал  его.

- Оля, я в разведчиках второй год.

- И что? Что тебе не нравится, Алеша?

Едва касаясь, девушка провела рукой по щеке Каратова, но тот не среагировал на ласку.

- А что мне может нравиться, Оленька? Старший офицер армейской разведки, практически без прикрытия, уходит за передний край немцев в зоне ответственности моей роты. При этом он держит меня за полного болвана.

Ольга засмеялась, хоть и тихо, но так искренне, что на долю секунды капитан усомнился – а не приснился ли ему командарм?

- Ты что, Леша? Почему это лейтенант Орехов вдруг стал старшим офицером?

- Про Орехова ничего не скажу. Он, скорее всего, еще не стал. Я говорю про майора Иванцову.

Ольга замерла. Сразу изменился голос, движения, повадки.

- Нет! – голова качнулась из стороны в сторону, словно этим жестом можно было перечеркнуть слова Алексея. - Нет! Нет, Алеша! Ты не можешь... ты не должен этого знать! Не должен! Зачем? Зачем ты это знаешь, Лешенька!?

Ольга уперлась лбом в плечо Каратова и в отчаянии застучала кулаком по земле. Капитан чуть помедлив, обнял девушку.

- Оленька, успокойся! Успокойся, родная! Прости меня! Ну что ты!?  Ну что случилось? Какая разница, кто ты сержант или майор?

- Это тебе сейчас нет разницы! А завтра? – рука твердо уперлась в грудь Каратова. - Нет, все!

Голос девушки окреп, неожиданно в нем зазвучали металлические нотки.

- Да, Алеша, я разведчик. И я говорю то, что нужно. Не всегда это правда. Но завтра тебе в голову придет мысль, что в постель с тобой я легла потому, что так было надо. Нет, Леша! Спать с тобой меня никто не заставлял! Понимаешь, я этого хотела! Просто, Леша, я... Ладно, все! Мне пора!

- Ольга! - голос сорвался. - Оленька! Подожди… подожди, родная… Ты... ты... Я не могу! Не мо-гу! Ты должна знать...

- Стой! Молчи! Молчи, капитан! – мягкий металл в голосе превратился в сталь. - Ты ведь знаешь... ты знаешь то, что нельзя знать мне! Да? Так? Я... я  чувствую... Ведь нельзя мне знать? Так? Молчи! Молчи, капитан! Молчи, Алешенька! Ты же солдат! Ты не имеешь права! Я тебе приказываю - молчи! Все!

 Ольга заткнула Каратову рот крепким поцелуем, потом оттолкнула его.

- Лейтенант Орехов, вперед!

Ольга поползла вслед за Снайпером. Неожиданно остановилась, обернулась.

- Алешка! Я всегда любила только тебя! Я с мужем развелась, когда поняла это!

Ольга стремительно исчезла в темноте вслед за снайпером. Каратов уткнулся лицом в землю, плечи его вздрагивали от беззвучного истерического плача. Иногда он немного подвывал, и тогда начинал бить по траве кулаками почти так же, как минуту назад это делала Иванцова.  Подполз Васильчонок.

- Командир! Командир, ну ты что? Успокойся, Лешка, возьми себя в руки! Черт побери!  Первый раз, что ли товарищей в поиск провожаешь? Ну все, хватит. Хватит, я тебе говорю! Все будет хорошо! Слышишь, перестань!

- Я сам! Понимаешь, Андрей, я сам! Я сам отправил ее туда!!

- Перестань, Лешка! Конечно, отправил! Должен был отправить! Но все будет хорошо!  Правда! Она вернется, выполнит твоя Иванцова боевую задачу и вернется!

Каратов затих, приподнялся на локтях, внимательно всматриваясь в лицо лейтенанта.

- Да. Она выполнит. Она выполнит боевую задачу. Ты знаешь, какая она, Андрюша? Погибнуть!

* * *

Стремительно вылетев из леса Орехов и Иванцова тяжело дыша, упали  под куст на обочине дороги. Посмотрев на часы майор произнесла:

- Успели! Еще минут десять есть!

- А вдруг она уже проехала? Что тогда делать будем?  - отозвался Орехов.

- Нет! Немцы педанты! Все строго по графику. Знаешь, я даже думаю, что если она приедет в штаб немецкой армии на три минуты раньше или на три минуты позже, то ей не поверят.

- Может быть! Знаете, товарищ майор, я иногда не понимаю немцев. Какой смысл каждый раз посылать нового курьера? Незнакомого?

- Во всем есть своя логика. Представь, что донесения в штаб армии Моделя возит один и тот же курьер. Но наша разведка тоже не дремлет. Вмиг вычислим. А если завербуем? А так что? Курьер приехал, его увидели, вычислили, а какой смысл вербовать? Куда он в следующий раз поедет, узнает, только когда ему вручат пакет. И где его искать?

- Да, интересно. Век живи, век учись. Товарищ майор, а точно это место?

Иванцова приподнявшись из-за куста, беспокойно огляделась.

- Точно! Не пугай меня больше. Вот смотри. Вон там дорога поднимается вверх и сразу крутой поворот. Машина почти остановится. В этот момент ты должен подстрелить курьера. Машина на маленькой скорости поедет прямо и упрется в травяной холмик. С ней ничего не должно случиться, мне еще тридцать километров ехать. Понятна задача?

- Так точно!

- Тогда вперед, начинай готовиться.

Снайпер достал винтовку из чехла, протер ее тряпочкой.  Установил оптический прицел. Иванцова ждала, глядя в бинокль на дорогу. Раздался тихий звук далеко идущей машины, и почти сразу она появилась на дороге перед холмом.

- Едет! К бою, лейтенант, смотри не промахнись!

- Не волнуйтесь, товарищ майор, все будет в лучшем виде, - ответил Орехов.

Снайпер улегся поудобнее, приник к прицелу, слившись с винтовкой. Секунды потянулись томительно. Наконец, раздался выстрел, звякнуло стекло, мотор заглох.

- Молодец!

Иванцова вскочила и, подхватив вещмешок, помчалась к машине. Снайпер несся  следом. Рывком майор открыла дверцу, выставив пистолет вперед, но немка безвольно вывалилась на дорогу.

- Скорее! – Ольга лихорадочно сдергивала комбинезон, гимнастерку с сержантскими погонами, штаны. Орехов раздевал немку.

- Черт! Весь китель кровью залит!

Иванцова на секунду замерла.

- Ладно! Снимай, другого все равно нет!

Снайпер сдернул планшет с плеча немки, раскрыл его, достал пакет.

- Здесь!

- Конечно, здесь! Куда ему деваться, лейтенант! Быстрее!

 Снайпер начинал подавать снятую одежду Ольге. Через минуту Иванцова была одета.

- Черт! Вся левая сторона в крови, не спрятать!

- Знаю! Бери винтовку!

- Зачем?

- Быстрее, Орехов! Пока на дороге никто не показался!

Девушка наклонилась к немке, повернула ее голову, посмотрела на простреленный левый висок. Потом обернулась к снайперу, замершему с винтовкой в руках.

- Смотри! – показала пальцем она. - Мне вот здесь щеку и ухо по касательной поцарапаешь.

- Я?

- Нет! Она сейчас встанет и будет стрелять! Быстрее, лейтенант! Еще быстрее!

Снайпер поднял винтовку стволом в сторону Иванцовой.

- Ты что, сдурел, Орехов!? Хочешь, чтобы пороховые следы на кителе и на лице остались?

- Но…

- Лейтенант Орехов! – жесткий командный голос подавил все попытки возражений. -  Произвести выстрел по указанной цели с дистанции десяти шагов! На исходный рубеж бегом марш!

Снайпер стремительно отбежал на несколько шагов, вскинул винтовку. Иванцова нащупала в кармане кителя платок и взяла его в левую руку.

- Замрите! - глядя в прицел, сказал снайпер. - Сейчас птичка вылетит…

Раздался выстрел. Иванцова, вскрикнув, вскинула руку с платком к щеке. Снайпер бросился к ней.

- Вы как, товарищ майор?!

- Нормально… - морщась от боли, ответила Ольга. Она отняла руку, вся щека залита кровью.

- Молодец, лейтенант!  То, что нужно…

- Больно?

- Терпимо... Ладно, пошла... Давай лейтенант, подчисти здесь... Ее лучше в болоте утопи... И барахло мое...  Она снова сморщилась, -  И быстрее уходи. Пока, Орехов...

Ольга быстро запрыгивает за руль. Но прежде, чем захлопнуть дверцу громко говорит снайперу:

- Лейтенант! Когда будешь рапорт писать, обязательно укажи, что я прошу… - ее опять сморщило от боли, - представить тебя к ордену "Боевого Красного Знамени". За два точных выстрела!

Звук взревевшего мотора заглушил его ответ:

- Служу Советскому Союзу...

* * *

Стремительно прорвав оборону противника, армия Рокотова разрезала оборону противника на две части. Захватив к рассвету несколько деревень за бывшей линией фронта практически без стрельбы, она создала мощный плацдарм, откуда повели наступление советские войска. Сами же дивизии генерал-полковника оказались во втором эшелоне, где восстанавливали незначительные потери. Штаб теперь располагался в большом каменном здании колхозной усадьбы.

В светлой просторной комнате сидел командарм Рокотов, которому смертельно хотелось спать. Нервное напряжение отпустило, и бессонные ночи дали себя знать. Но задремать, даже на несколько минут, не дали, - раздался стук в дверь.

- Войдите!

- Разрешите? – на пороге стоял полковник Клин с бумагами в руках.

- А-а... начальник штаба. Проходи, проходи! Ну как, осваиваешься?

- С большим трудом, товарищ командующий. Никак не могу привыкнуть к мысли, что нужно проводить совещания с генералами, командирами дивизий, корпусов. Ставить им задачи.

- Ну, в полковниках тебе уже недолго ходить осталось. Так уж получилось, что когда мы, наконец, арестовали фашистского шпиона, я просто не мог назначить никого другого командовать штабом на время наступления. А теперь уже и не хочу. Да, кстати, командующий фронтом звонил, говорили о тебе.

- И что сказал?

- Согласился с моим выбором. Так что готовь плечи под генеральские погоны.

- С вами теперь все соглашаются. Еще бы, такая блистательная наступательная операция. Украсит любой учебник. Атакующая сторона понесла потери в три раза меньшие, чем обороняющаяся.

- Хватит, оставь это для мемуаров.  Ты чего пришел?

- Представления подписать, товарищ генерал. Через час отправить надо.

- Хорошо, давай.

Полковник положил бумаги на стол. Рокотов пошарил по карманам, однако ничего требуемого не нашел.

- Ты очки мои не видишь?

- Нет, - оглядевшись вокруг, ответил Клин.

- Черт! Опять где-то бросил. Ладно, потом найду. Ты прочитай, пожалуйста.

- Есть, - начальник штаба вновь взял бумаги в руки. - За проявленное мужество и героизм представляется к званию Героя Советского Союза капитан Каратов Алексей Игоревич (посмертно). Во время прорыва позиции противника лег на амбразуру вражеского дота. Своим подвигом капитан Каратов не дал отсечь пехоту от танков, чем обеспечил своевременный прорыв обороны.

- Что же это такое творится, товарищ полковник? Третий год воюем, а все на амбразуры ложимся. Героизмом побеждаем, а не умением. Ну что молчишь?

- Там какая-то странная история. Во-первых, я не понял, почему он у этого дота впереди солдат оказался.

- А во-вторых?

- А, во-вторых, непонятно, почему на амбразуру лег.

- Постой! – командарм вдруг сообразил о ком идет речь. - Это тот самый твой капитан, который разведротой командовал?

- Да. Которого вы хотели на гауптвахту посадить до начала наступления.

- Ясно. Так почему он лег?

- Не знаю. У него три гранаты было, автомат с полным магазином.

- Действительно, что-то здесь не так.

- Я пытался выяснить.

- И что?

- Ничего не понял. Командир взвода в его роте, лейтенант Васильчонок, только повторяет, что Каратов спас его взвод и еще полроты пехотинцев, наступавших рядом. Дот был тщательно замаскирован и открыл огонь неожиданно. Пехоте некуда было деваться на голом склоне холма. Но что здесь не так. Чего-то он не договаривает. Я с ним и так, и эдак, но молчит. Или долдонит одно и то же, как попугай.

- Странно… - задумчиво проговорил Рокотов. - Ладно, пусть молчит, раз говорить не хочет. Капитана все равно уже не воротишь.

Он взял лист у полковника. Вытянул руку во всю длину, дальнозорко вглядываясь. Затем поднял со стола ручку и поставил подпись.

- Дальше!

- За проявленное мужество и героизм представляется к званию Героя Советского Союза майор Иванцова Ольга Сергеевна (посмертно). Непосредственно перед наступлением майор Иванцова организовала доставку дезинформации в штаб девятой полевой армии Моделя. Своими действиями обеспечила существенное ослабление обороны противника, приведшее к прорыву позиций немцев с малыми потерями с нашей стороны. Погибла при выполнении задания.

- Ее нашли?

- Да. Расстреляли рядом со штабом. Теперь никто не узнает, как ее раскрыли.

В комнате воцарилась тишина. Пауза получилась долгой.

- Я знаю, - выговорил, наконец, командарм.

- Вы?!

- Я кого только не подозревал в предательстве. Даже собственного адъютанта. Организовал канал получения информации, о котором знал только я.  Мне стало известно, когда в разведцентр абвера поступит донесение с планами нашего наступления. Как будет поступать, не знал, а время знал! Дальше просто. Дежурных курьеров в это время должно быть трое. Все женщины.

- Ясно. А раскрыли ее как?

- Раскрыли? Там такая система, полковник. Листы с донесением, сложенные пополам, отдают курьеру. Он сам убирает их в конверт в присутствии дежурного. Потом они вместе заклеивают его и наносят печати.

- Отпечатки пальцев? Отпечатки пальцев курьера остаются внутри пакета?

- Да.

- А она знала об этом?

- Конечно, нет. Об этом знали только я и тот разведчик, что доставил информацию.

- И вы… вы отправили ее на верную смерть? Не дав ни малейшего шанса спастись?!

Командарм поднялся со стула, подошел вплотную к начальнику штаба. Ясным немигающим взглядом заглянул в глаза.

- Война… война не детская игра в казаков-разбойников. Она выполнила приказ. И спасла жизни десяти тысяч солдат. Десять тысяч молодых ребят, чьих-то сыновей и братьев. Десять тысяч отцов, дети которых родятся после войны. Десять тысяч дедов, внуки которых родятся в конце века.

Генерал замолчал. Потом отвел взгляд, теперь он задумчиво смотрел в окно.

- А в остальном ты прав, полковник Клин. На верную смерть, не дав ни малейшего шанса…