Девочка из Тупика

Поэма

I

Тоненькая, словно на изломе,
Девочка стоит на Тупике –
Улице, что так зовется в доме
На простом на русском языке.

Тоненькие белые косицы
И ключицы тонкие под стать,
В полинявшем платьишке из ситца –
Завтрашняя женщина и мать.

Облака легко и невесомо
В небе улеглись над Тупиком.
Скоро-скоро ей идти из дома,
Где так сладко ныне босиком.

Где сирени свесились брюхато
Кистями в сиреневом дыму.
Год стоит такой восьмидесятый.
И еще не ясно, что к чему.

II

Боже мой, какая тишина

Медленно висит перед бедою!
Дремлет разомлевшая страна.
Память прорастает лебедою.

В электричках весело поют
Грустные туристские припевки.
На перронах клюкву продают
Заспанные розовые девки.

Томно пахнет теплым молоком,
Чабрецом, и клевером, и мятой.
Тихий год стоит восьмидесятый:
Ни тревог, ни боли ни о ком.

Но уже рванул Афганистан,
Только вот его никто не слышит,
Разве что соседский капитан
Что-то долго матери не пишет.

Не представить то, что впереди:
Похоронки, «черные тюльпаны»,
Жалкие нашивки на груди,
Инвалиды... Время, погоди,
Еще живы наши капитаны.

III

Как он шел вразвалочку,
Капитан десантный.
Миновавши лавочку
Там, где дом десятый,
Бросил взгляд оглядкой:
«Ишь ты, егоза!
Лебеденок гадкий,
Что и есть – глаза...»
И забыл. Не первый ведь
Пропустил судьбу,
А судьбе вослед глядеть,
Закусив губу.
Эх, ему б обратно
Хоть на полчаса.
В муке медсанбатной
Выплывут глаза.
Чьи они? Не вспомнится.
Даже имя? Нет.
Тоненькая школьница,
Свет-шестнадцать лет.

IV

Как запах лета тоненький загар
И земляника в банках как примета.
Свой круг кончает детство, а не лето.
Что ж листьев жженых чудится угар?

Но юности легчайшее вино
Уже ведет и голову и душу.
Но я писать об этом точно струшу,
Поскольку все описано давно.

А выпускной?.. Нет, здесь не удержусь:
Так белы платья, волосы по плечи,
В распахнутых глазах мелькает грусть.
Зачем она со взрослостью при встрече?

Быть может, тонкость девичьей души
Уже предвидит все, что будет дальше.
Но вальс плывет, возносит и кружит,
Он – счастье сам, и в нем ни капли фальши.

Потом рассвет над спящим городком
И каблучки на мостике шатучем,
Роса в траве... И для чего мы мучим
Себя прошедшим, так что в горле ком?!

V

Прошедшее... Другого не дано,
Невозвратимо, оттого и краше.
Сквозь мутное вагонное окно
Отцу и маме девочка помашет.

И перестук колес, как перебор
На Тупике подвыпившей трехрядки,
И чей-то раздраженный разговор
За стенкой, что не все у нас в порядке.

А мимо влет огромная страна,
Что скоро всю себя переиначит.
В ее масштабах девочка одна
Почти что ничего собой не значит.

Наверно, мы богаты через край,
Что главного не видим и не ценим.
Но ты, моя бесценная, махай
На вырост платьям, ссаженным коленям.

Ценнее ничего на свете нет,
Чем детства свет, сквозной, незамутненный.
Пускай везде он твой находит след:
За далью верст и в суете вагонной.

VI

Идут года, считают как на счетах,
Костяшками отрывисто стуча.
И счет идет в экзаменах, зачетах,
Чтоб получить в конце диплом врача.

Каникулы и медленные зори
Над простоватым, вечным Тупиком.
(Где невдомек, что быть ему в разоре
Из-за иуд, что чешут языком.)

И практика в больничке станционной
С чужою болью, как своей бедой,
Когда не смоешь одури бессонной
Из-под колонки ледяной водой.

Когда впервой отчетливо и зримо
Сливаются рождение и смерть,
И поезда, несущиеся мимо,
И русских судеб злая круговерть.

Так взрослость наступает. И на плечи,
Еще такие хрупкие на вид,
Кладет свой груз: страданья человечьи
И перечень ошибок и обид.

VII

Вкуснее нет кладбищенской малины.
Звенит, как заведенная, оса.
И долго проходящим смотрят в спины
Разбойные десантные глаза.

Ты к ним опять девчонкой, выпускницей,
Какую гонит детская мечта.
И мокнут беззащитные ресницы,
И к сердцу подступает пустота.

Но плачется легко. В качаньях тени
Лопочет чуть картавая листва,
И тянет опуститься на колени
И вдруг поверить: жизнь во всем права.

В трагичности и короткости срока,
В любви, разнообразье, красоте...
Вон за оградой черный глаз – сорока
Трещит взахлеб на розовом кусте.

Обрадовать спешит, что скоро брызнет
Грибной, слепой, который к счастью, дождь.
И это тоже все о смысле жизни,
Что вот чуть-чуть и, кажется, поймешь.

VIII

Но не успеть. Торопится к исходу
Один из самых яростных веков.
Уже сумели объяснить народу,
Что время оплевать большевиков,
Что время рушить и кромсать на части
Традиции, историю, страну.
Какой тут разговор о смысле, счастье,
Когда дорога из войны в войну.
А на дороге, что в дыму и пыли,
Где плавится асфальт, горит мазут,
Еще одно, что мы давно забыли:
Как обреченно беженцы бредут.

IX

За что такое девочке моей?
Вокруг, в Москве, и сытно и спокойно,
«Горячей точкой» здесь зовутся войны.
Так что же они сердце травят ей?!

И так некстати кончен институт,
И дело тут не в отдаленном страхе,
А дело в том, что в госпиталь везут
Ребят, что не добили в Карабахе.

Потом вся география подряд:
Абхазия, Цхинвали, Приднестровье...
Бинты в крови. И даже пахнет кровью
Над госпитальным сквериком закат.

Замужество. Ликует Мендельсон.
Но розы красны, страшно прикоснуться.
Душа светла. А надобно вернуться
Опять туда, где боль со всех сторон.

X

Иная поступь  и иная стать,
Пропала угловатость жеребенка.
Преображаясь к состоянью «мать»,
Неспешно, время ей не занимать,
Торжественно меняется девчонка.

Здесь отблеск света, спрятанный водой,
И письмена, каких не разгадали,
Хранятся в ней в такой близи и дали,
Но думает о них она едва ли,
Тяжелая, как слиток золотой.

Слетают листья, ластятся у ног
Слегка отекших в туфельках просторных.
Сентябрь, октябрь, ноябрь, а там уж срок
Явленья малыша... Судьба иль бог,
Охороните ж от напастей  черных!

XI

Но кто кого хранили на Руси?
А октябри у нас от века жарки.
Горбатый мостик, Белый Дом в грязи,
Напротив снайпера впаялись в арки.

Куда тебя, родная, занесло?
Заемной демократии в угоду
Стреляют танки, рушится стекло,
И кровью отливается народу.

Ступай скорей по лужам, по листам,
Округлость живота оберегая.
Растерянно глядишь: «Ведь люди там».
Ну, как же я забыла: ты – другая.

Тебе вовеки мимо не пройти
Чужой беды, болезни и опалы.
Сама взялась ты этот крест нести,
Взвалила и раздумывать не стала.

И, наклонясь над раненым, к врагу
Доверчиво спиной. Опомнись, дочка!
Я это знать, я видеть не могу.
Так страшно, что ничем не помогу,
Лишь в клочья рву неконченные строчки.

XII

Ну, вот и все. Закончилась поэма.
Я правду написала, как смогла.
Сама меня взяла за горло тема
И год мотала в угол из угла.

Все думалось: среди потерь и воен,
Безвременья, безверия, вранья,
Среди предательств кто тебя достоин,
Россия безоглядная моя?

Распахнутые, русские, простые,
Мы здесь сейчас не к месту, не в чести.
Нам жить нельзя. Прости за то, Россия,
Помилуй, пожалей и отпусти.

Но что-то нас все держит за подол,
Как мы за мать в года свои босые.
Из Тупиков, из деревень и сел
Приходим мы, и мы – и есть Россия.