Андрей Шацков, Случайной птицы утренний напев
Случайной птицы утренний напев
Край света
Владимиру Фирсову
Край света... Перепутаны пути.
В пустых глазницах медная монета...
Здесь коршуны, зверье и пауты.
Здесь ангелы
на пограничье света.
Край леса. Заповедный край боров
До окоема,
до земли обреза.
Медвежий край, а в жилах — волчья кровь,
Языческая,
правнуков Велеса.
Край лета... Череда ненужных слов,
Седая прядь, как осени примета.
Несет косяк последнюю любовь
Над взмахом рук,
за край хмельного лета.
Край осени. Край вспыхнувших осин,
Оранжевых, пунцовых, ярко-красных...
В прозрачном свете поздних осенин
Россия несказанна и прекрасна!
Край неба. Край упавших с неба звезд.
В разломах туч воронья непотреба...
И нескончаем сумрачный погост
Былых веков
под вечной синью неба!
Край лиха, что над Родиной стряслось,
Что уродилось, словно облепиха...
Святая Мать, сойди в обитель слез,
И света край оборони от лиха!
ДОРОГА К ХРАМУ
Тоска над русскими равнинами.
О прошлом грезит каждый стог.
Опять над мокрыми купинами
Стожары зажигает Бог.
Опять над заводью рассеянно
Курлычут в небе журавли.
Опять на родине Есенина
Свечу крестильную зажгли.
Застыла на осенней паперти
Россия с нищенской сумой.
С печальным взором Богоматери
Над скоморошьей Хохломой.
Над вековым Рязанским углищем,
Познавшим ратную беду.
Над воровским набатным Угличем,
Не уберегшим сироту.
Но в мире нет желанней болести
И нет прекраснее пути,
Чем по Великой Русской Волости
Стезей осеннею пройти!
Чтоб вновь успеть вернуться,
к зазимью
В юдоль отцовскую спеша.
Чтоб не упало небо на землю
И не обуглилась душа!
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛИСТОПАД
Какая осень крыльями шуршит
Среди юдоли уличного ада...
Меня уложат на багряный щит
И унесут в обитель листопада.
И грянет громом реквиема гул
Былой весны из Ветхого Завета.
И бабье лето встанет в караул
Над ложем онемевшего поэта.
Но я приподнимусь, отсрочить тщась
Миг расставанья духа с ношей тела.
Вернись, душа! Еще не пробил час,
Чтоб ты стрелой над памятью летела.
К той, что за тридцать грошей не предаст
Вернувшегося в прошлое Мессию...
И плащаницы листьев алый наст
Опустится покровом на Россию!
В ДРУГОМ ИЗМЕРЕНЬЕ
М.
В другом измеренье живу.
Твое невниманье прощаю.
Тебя погостить не зову,
А только позвать обещаю.
Здесь долог рассвет поутру,
И сумерки вечера — длинны...
Я вереск в лесу соберу
И алые гроздья калины.
И чтоб не застала зима,
И чтоб не просилась ночлегом,
Цветов полевых бахрома
В дверном косяке — оберегом
Повиснет, спасая мой дом,
Мой быт в одиноком запое.
А берег покроется льдом...
Но нам не пристало с тобою
Грустить о потерянных днях,
О счастья пропавших минутах...
Вдруг дверь заскрипела в сенях,
И вспомнилась ты почему-то.
И уши торчком волкодав
Поставил в безмолвном вопросе,
И лег на пороге, устав,
Как лето, почившее в бозе.
А маятник — там, на стене,
Намерен стучать до рассвета.
И счастья не хватит вполне
На каждого в жизни поэта!
* * *
Брату Владимиру Шацкову
Вот опять куролесит октябрь багряной листвой,
Да и той на деревьях осталась всего половина...
Мне по-братски приятно под голос простуженный твой,
Доставать немудреную снедь из печного камина.
Хорошо, когда есть что сказать, а не пить «под рукав».
Хорошо, если в комнате много осеннего света.
Ограненную влагу высËко и дружно подняв,
Мы справляем поминки по всем, не пришедшим из лета.
Не пришедших по поводу, горше которого нет.
Не пришедших без повода, если не выдуман повод.
Хорошо, когда в комнате полдня прозрачного свет,
И антоновки вкус обжигает гортани, как холод.
СиверÅт на дворе, и осины дрожат за рекой.
На раскисших дорогах не виден ни пеший, ни конный.
Замыкается круг, обретается вечный покой.
Неподвижен и строг этой осени облик иконный!
А печаль, как печать, паутиной повисла в углу.
И над дедовским домом тускнеющий нимб листопада...
Воскрешаем Любовь, расточаем вечернюю мглу.
Вифлеемской звездою горит негасимо лампада!
МИХАЙЛОВ ДЕНЬ
Как это трудно, Господи, начать
Писать стихи на согнутом колене.
В момент предзимней, беспробудной лени,
Когда на всем — отчаянья печать
Лежит
по перелескам и дворам.
По рекам и вершинам небоскребов,
Когда воспалено больное небо
Стихами, что уходят по утрам
В небытие, минуя желтый лист
Прихваченной «по случаю» бумаги.
И умирает осень-тать в овраге.
И смрад ее дыхания нечист.
А было время — песен и стихов...
В Михайлов день с небес спускалось ведро.
И чернотроп торили тройки бодро,
И было недалече до снегов
Порош,
Что, вдохновение даря,
Летели на деревья и опушки.
И, как мальчишка, радовался Пушкин,
Перевернув листок календаря
Веленевой бумаги гербовËй,
Которая годна для манускрипта...
Но выделялась подпись и постскриптум:
«Прочти сие, желанный ангел мой!».
И мчался всадник, лошадь горяча,
Успеть, пока не высохли чернила,
Перемахнуть заветные перила,
От радости нахлынувшей крича.
«В Михайловском встречать Михайлов день...»
Пусть эта аллегория по праву
Приумножает пушкинскую славу,
И разомкнет осенних будней сень.
ЗАПОЗДАЛАЯ ОСЕНЬ
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила...
А. Пушкин
В предутреннем качании дерев
Есть место ворожбе и святотатству.
Зачем их растревоженному братству
Случайной птицы утренний напев?!
Когда зиме вот-вот настанет срок.
И рубище листвы укроет озимь.
Но буйствует невиданная осень
И уходить не хочет за порог,
Очерченный, прогнозам вопреки,
Безжалостной, но мудрою природой.
Сто лет такою теплою погодой
Не хвастали друг другу старики.
И снова лес смятением объят:
Что затаился где-то лютый холод,
И будет ветер, мрак и волчий голод.
И снегопадом станет листопад!
Но ночь ясна. И будет ясен день.
Хоть смысл загадок осени не ясен,
Ее закат печален и прекрасен,
И осиÕнна сумрачная сень!
И, с птичьей стаей в воздухе паря,
Кружится над заветными местами
Несбывшимися осени мечтами
Последний лист, как лист календаря.