* * *

А земное — к земному.

Ну, что же...

Возвращаясь со звезд,

                                  видишь въявь,

Как в России погожий

                                  прохожий

Август

Кинул на тополи ржавь.

Здесь простор.

До ближайшего стога

Световые года.

                                  Покорив

Пядь пространства до леса и Бога,

Напрочь вечность и млечность забыв,

Не устанешь стоять истуканом,

Одурманенный прелью грибной,

Там, где изжелта светит полянам

Среднерус­ский женьшень —

                                  зверобой.

* * *

В колодцах родины мутна

Вода,

Земля — ржавее жести...

Обозреваю времена

Татаро-рус­ского нашествия.

На черном колосе пустом

Солончаковая бесхлебица

Свистит разбойным соловьем,

С которым Муромцу

                                  не встретиться.

Лешак за пень, звезда — за ель,

Русь — за холмы-шеломы сызнова...

Из староверче­ских келей

Темнеют лики укоризною.

Сочатся в камне письмена —

Еще безмолвствовать до срока им...

В озерах родины

                             черна

Вода крещен­ская,

Глубокая.

* * *

Все. Устал

От прогулок по лезвиям...

Помяни меня к темным часам —

Я приду к тебе тихий и трезвый,

Как к причастию в праздничный храм.

Властью вечною,

                            жен­ской,

                                         верховной

Грех печалей моих отпусти —

И в беспамятстве ла­ски

                                           я вздрогну:

— Боже мой! это ты?..

                                      ...это ТЫ...

* * *

Где на вечных кругах,

На своих берегах

Отбродяжили вместе с тобою —

Не за совесть,

                       и даже уже не за страх

Наши слезы —

                      над грешной страною.

Здесь кириллицей век...

                                         Попытайся прочесть

Хоть бы то, что записывал Пимен!

...и в «Отечестве» — вечное — «Честь»!

И уже никуда не уйти нам.

* * *

Заливаются ливни косые —

Отольют мне две воли мои:

Над бездомным — все небо России,

Над поэтом — проклятье семьи.

Ожидай от души перелома,

От то­ски — полупьяной петли, —

Разно брезжит видение Дома

Пыльным странникам рус­ской земли.

Я пришел, а куда — неизвестно,

Я уйду — никому невдомек...

Помолитесь хотя бы на место! —

На святое, пустое мое...

* * *

Листьев ли, мыслей ворох? —

Времени горек дым.

Как должен быть я вам дорог,

Поскольку неповторим...

Как должен быть всем вам...

Каюсь! —

В цепи их самоубийств —

Тех, что творить отчаясь,

Попросту поспились.

И сам я, случалось, тоже...

Но не дошло до свечек.

По-рус­ски взываю — Боже!

Дай сил! —

            коль Тобой отмечен.

Но что ж так дымится?

                                         Ворох

Мыслей? Листвы гнилье?..

Я должен быть все же дорог

России —

          я сын ее.

* * *

На гарях забытых расколов —

Клубы обезумевшей тьмы...

И больше не надо глаголов

В застывшем пейзаже зимы.

Речь ­скомкана.

                          В старых границах

Пожара души не сдержать.

На досках суровые лица

На миг отвернутся...

Как знать —

Быть, может, и в эту эпоху,

Когда Аввакум не в чести,

Не вымолю больше ни вдоха,

Но в небо уйду — во плоти!

* * *

Не найдешь ты нигде,

                                        листая

Листопад или томик мой —

Как среди среднерус­ского края

Под сгоревшей почти зарей

Мне шептала вчера дорога

И октябрь­ская наша даль:

— Если верить — в Отчизну и Бога,

Если знать — то любовь и печаль.

* * *

О старом доме дума западает...

Там поросло крыльцо разрыв-травой.

И спиленная все еще мерцает

Плодами яблоня...

                              Водою дождевой

Бочонок полон — но не зацвести ей,

Как отраженью облака — не сплыть...

Где б мы с тобой ни канули в России,

Все остается — звать и бередить.

Все остается.

                      Только мы уходим,

О возвращенье клятвы принося...

Но в мире, где любовь и жизнь

                                                           в разводе,

Вернуться

Никуда уже нельзя.

* * *

Опрокинулось небо мое,

Накрывая сквозную дорогу,

По которой бредет бытие,

Равнодушное к Господу Богу.

Все мы — дети дорожной пыли,

Зачинавшей от вечного праха...

Мы в обочины насмерть вросли —

И корнями сцепились от страха.

Потому-то и кровь, и роса

Одинаково всех облекли,

Что, стремясь всяк в свои небеса,

Ни на шаг мы отсель не ушли.

ПРИТЧА

Каркнет ворон на древнем дубу,

Ведьма вылетит с воем в трубу —

Все как встарь на моей стороне,

Загадала где мать обо мне.

Окликала-гадала, ждала;

Дождалась — удержать не смогла.

Я ушел по забытым следам,

Где меня загадала вода,

Где меня отражала земля,

На закатное солнце пыля...

Не один только лес тут дремуч,

Не один только змий тут живуч,

Не один только я здесь плутал,

На камнях свою кровь оставлял...

Дай увидеть закрытым глазам! —

Моя память плывет по холмам.

* * *

Я дважды был вхожим в одни дожди,

Из каменных рек я пил.

Смеялись над детством моих седин

Все те, кому не был мил.

Лишь тот, кто дважды смертью одной

Был болен — без лишних слов

По гулкой дороге пошел со мной

К дождям в третий раз под кров.

Я новую повесть поведал им,

Пришедшую в странном сне —

Что всех догоревших отечеств дым

Сегодня в большой цене...

Оставили ночи на нас печать;

Мы смотрим на солнце — как,

Водой ледяною цедя печаль,

Слепые глядят в свой мрак.

* * *

Уж не помню я, где и блуждал —

На распутье мне камень предстал.

А на нем — древней вязью сквозят

Письмена: «Три дороги лежат.

Кто б ты ни был, ступай по любой,

Может быть, не вернешься назад —

Но чужбины не тронешь стопой!»

Я услышал, как время поет:

«Только отчина вечно зовет,

Только родина светит в тумане;

Что иное навеется — канет! —

Да и самую память сметет».

...видно, Русь и своими камнями

От нерус­ской то­ски бережет.