В интересах большинства

(По страницам книги Александра Казинцева «Возвращение масс»)

    Александр Казинцев в представлении не нуждается: это — известный публицист, бессменный автор и сотрудник журнала «Наш современник», создатель нескольких книг.

О последней из них (А. Казинцев. «Возвращение масс». Дневник современника. М., 2010) мы и поговорим. Работа над ней велась более четырех лет, отдельными главами она выходила все в том же «... Современнике». Об актуальности новой книги Казинцева и говорить не приходится: кажется, само Время на наших глазах пишет для нее новую главу — «Араб­ские революции 2011 года». А электронный «Рус­ский журнал» констатирует: «Сегодня мы живем в новом мировом контексте — в контексте нового восстания масс»1.

Название книги отсылает нас сразу к нескольким значимым философ­ским и публи­цистиче­ским трудам, созданным в разное время и в разных странах — в Испании и в России. Прежде всего это, конечно же, «Восстание масс» крупного мыслителя ХХ века Х. Ортеги-и-Гассета, непримиримого врага и беспощадного критика духовной ограниченности, пошлости и самодовольства, свойственных так называемым «людям-массам» — к которым, увы, относятся нынешние «властители дум» и власть предержащие. После Ортеги, певца «аристократии духа» и героиче­ского творче­ского порыва, тотчас вспоминаются Ф.М. Достоев­ский с его «Дневником писателя» и сам А.И. Казинцев — точнее, написанная им книга «Россия над бездной. Дневник современника. 1991 — 1996». Содержание же «Возвращения масс» заставляет привести еще одно славное и хорошо известное в мире имя — имя замечательного философа А.С. Панарина, которое, кстати, неоднократно встречается на страницах обсуждаемой нами книги; прежде всего, хочется вспомнить последнюю большую работу Александра Сергеевича — «Стратегиче­ская нестабильность в ХХI веке», вышедшую уже после его смерти.

Сразу же оговорим смысл ключевого понятия, используемого автором книги: под массами он подразумевает стихийную, «онтологиче­скую» силу, извечно противостоящую власти.

В идейно-политиче­ском плане автор книги позиционирует себя как сторонник сильной государственной власти, авторитетного лидера — потому что, по собственному свидетельству, является, во-первых, патриотом, во-вторых — традиционалистом, в-третьих — «бюджетником», т.е. человеком, живущим на «тощую рублевую зарплату». При этом Казинцев — отнюдь не рыцарь и адепт большевизма: большевизм он рассматривает как «древний хилиастиче­ский соблазн», за который Россия заплатила страшную цену. Думаю, что автора книги можно обозначить как левого национал-демократа. Большую роль в его формировании сыграли «гуманистиче­ские устремления» 1968 года.

«Возвращение масс» состоит из четырех частей.

В первой из них Казинцев обращается к глобальной истории «нулевых» и формулирует один из главных тезисов своей книги. Звучит он примерно так. Правительства мира не в состоянии справиться с ключевыми проблемами, будь то проблема безработицы, торгового дефицита, инфляции или же угроза потери национальной идентичности из-за наплыва мигрантов. Бессилие власти — характерная черта нашего времени. И если мы хотим добиться решения вышеперечисленных и других проблем, то нам надо действовать самим — выходить на политиче­скую сцену и брать свою судьбу в собственные руки: «Не получается у правителей? Не хотят? не знают? не могут? Ну что же, придется попробовать народам».

При этом в 90-е годы казалось, что восторжествовала убийственно-скучная по внутренней своей сути концепция Ф. Фукуямы, казалось, что история, в соответствии с идейным посылом обамериканившегося японца, действительно «кончилась». К власти пришли неолибералы и, одновременно, социал-дарвинисты, проповедники «шоковой терапии», господства «сильных», которые осуществили тотальный отказ от социальной политики и трудовой солидарности. Однако проводимые ими меры широкого сопротивления не встречали: массы, которые должны были возмущаться и которые с начала 60-х и до самого конца 80-х годов прошлого столетия находились в центре историче­ской сцены, ее покинули — да так уверенно, что казалось, что и сами они вслед за мировой историей тоже умерли. К примеру, интеллектуальный идол постмодернизма Ж. Бодрийяр в 90-е задался вопросом: а существует ли та общественная сила, которую по традиции именуют «массами»? Во всех уголках планеты усиливалось (и усиливается до сих пор) социальное неравенство, превосходящее всякую разумную меру, формировалось (и формируется) чудовищно несправедливое общество — общество, где «все достается победителю» — финансовому спекулянту или же клептократ-коррупционеру. Однако в начале 2000-х массы на историче­скую арену вернулись — да еще как! В мире происходит беспрецедентное по масштабу пробуждение их политиче­ской активности. И это, наблюдаемое сейчас во всех уголках планеты возвращение масс, «конец истории» отменяет: «строй распался, взбунтовавшиеся народы разошлись каждый в свою сторону, туда, куда изначально определил их Господь Бог».

Заслуживает внимания отнюдь не бесспорная, но имеющая серьезные основания концепция политиче­ских циклов ХХ века, выдвигаемая автором книги.

Вторую часть Казинцев посвятил «вста­­ванию с колен» ислам­ского мира, отметив, что в «однополярном мире мусуль­ман­ское сообщество... — центр формирования глобального ответа на американ­ский и — шире — западный вызов». Это действительно так, однако нельзя согласиться с автор­ским тезисом, что ислам, религия «простая и энергичная», «великолепно адаптировался к современным условиям». В чем выражается эта «великолепная адаптированность» — не в том ли, что в Нигерии во время хорошо известного «карикатурного скандала» демонстрации местных мусульман переросли в христиан­ские погромы и людей стали сжигать заживо — «на одного надели автомобильную покрышку и подожгли...»? В то же время, следует отметить, что далеко не все исламисты действовали столь жестоко и дуболомно. Иран­ские интеллектуалы смекнули, что «карикатурный скандал» — средство для того, чтобы столкнуть мусульман с христианами, и что у его инициаторов — иные святыни, центральное место среди которых занимает Холокост. В Иране объявили конкурс карикатур на эту чрезвычайно болезненную для многих тему. Однако в ходе конкурса его организаторы не допустили глумления над страданиями евреев во время войны и над самими евреями как нацией. Кстати, весьма оригинальна оценка, которую автор книги дает Холокосту. С его точки зрения, это пафосный миф, венчающий «трагедию еврей­ского народа во Второй мировой. Этот миф давно перерос рамки истории и политики, стал догматом нового вероучения, которое, по аналогии с иудео-христианством... следует назвать иудео-глобализмом».

Отметим, что А. Казинцев пишет об исламе отнюдь не из-за сочувствствия исламистам. Мусульман­ский мир привлекает его своей стойкостью: «Он сражается в Ираке и Афганистане, в Ливане он отразил агрессию, в Иране — не допустил ее». Кроме того, «этот полуторамиллиардный человече­ский муравейник поразительно свободен, искренен, выразителен в реакциях на происходящее», что составляет ощутимый контраст с «мертвым молчанием России».

В то же время автор книги хорошо видит отрицательные черты мусульман­ской «массы», для которой стало чуть ли не традицией наказывать за чужие «прегрешения» тех, кто приехал, чтобы взвалить на себя бремя помощи местным беднякам, и признает, что эта не лучшая особенность восточного менталитета затрудняет сотрудничество с приверженцами ислама даже для тех, кто искренне желает сближения с ними. Кроме того, мусульман­ское сообщество (умма) фактиче­ски наложило запрет на любое негативное упоминание об исламе, даже если оно согласуется с историче­скими фактами. При этом сами имамы не сдерживают себя, говоря о западных «крестоносцах». Автор книги по-рыцар­ски полагает, что правда, какой бы она ни была, навредить не может, но она должна быть взаимной, а не представлять собой одностороннее идеологиче­ское разоружение христианства. Абсолютно справедлив вывод, к которому приходит А. Казинцев: «... почувствовав свою силу, мусульман­ская улица перешла в наступление, которое нелегко будет остановить на границе, где начинается несправедливость уже по отношению к христианству. И не только западному».

В плане «возвращения масс» автор книги не рассматривает исключительно противостояние народа и власти. Как к характерному явлению нашего времени, он обращается к коллизии «массы против масс». Эта коллизия разыгрывается на Ближнем Востоке, в странах Южной и Северной Америки, да и, очевидно, в Европе (конфликт «мигрантов» с «коренными народами»).

В рамках «восточной темы» целую главу Казинцев посвящает нынешнему президенту Ирана М. Ахмадинежаду, пытаясь в какой-то степени выправить тот негативный перекос, который характерен для россий­ских СМИ при освещении этой непростой политиче­ской фигуры. Вместо биографии террориста он видит «типичный путь «технаря», который на следующем этапе превращается в технократа». Казинцев старается показать, что Ахмадинежад, выходец из низов, «принципиально сохраняет связь с простыми людьми». С его точки зрения, иран­ский президент является подлинным народным лидером современности, вожаком породивших его самого масс.

В отношении Ирана с его «ядерным досье» и санкций, к нему применяемых, автор книги пишет: «Маленькими шажками, но с устрашающей последовательностью мир приближается к большой войне». Эта мысль, зафиксированная на бумаге в июле 2007 года, до сих пор весьма актуальна; с ней трудно не согласиться. В качестве своего рода «репетиции» «большой войны» с Ираном следует рассматривать нынешние действия Запада и его союзников из нефтедобывающих монархий Персид­ского залива по отношению к Ливии. А массированные бомбардировки Ирана могут состояться тогда, когда США эвакуируют свою 47-тысячную группировку из Ирака (это должно произойти к концу 2011 г.) и хотя бы частично выведут свои войска из Афганистана (начать вывод оттуда американ­ских сил собираются летом 2011 г.).

В связи с гипотетиче­ской «ядерной угрозой» со стороны Ирана не могу не высказать следующие соображения. Эта страна располагает 3119 кг гексафторида урана со степенью обогащения до 5% по урану-235, который для создания атомного оружия никак не годится. Есть у Ирана и 44 кг урана, обогащенного примерно до 20%. Этот уровень достаточен только для создания ядерного топлива, необходимого для работы Тегеран­ского исследователь­ского ядерного реактора. Ядерное же оружие требует почти 90%-го уровня обогащения урана, что, в свою очередь, ставит перед иран­скими специалистами весьма непростые техниче­ские задачи, решить которые и на деле освоить достижения тех же США почти что 70-лет­ней давности они пока что не в состоянии. Во-первых, им нужно время (по-видимому, несколько лет) для принципиального достижения 90%-го уровня обогащения урана и получения соответствующих промышленных технологий, затем — срок для выработки как минимум целых 50 кг урана оружейного качества, которые, по оценкам специалистов, потребуются Ирану для изготовления только одного, первого ядерного боезаряда. Кроме того, необходимо будет решить проблему металлизации этого самого высокообогащенного урана, без чего при создании ядерных боеголовок просто не обойтись, собственно смонтировать хотя бы одну ядерную боеголовку и установить ее на то или иное средство доставки.

Конечно, Иран мог бы попытаться сделать не урановую, а плутониевую бомбу, но проблема в том, что реакторов для наработки плутония у наследников персид­ских царей пока нет. Ядерный реактор на тяжелой воде в городе Арак, который теоретиче­ски будет способен нарабатывать до 9-14 кг плутония в год, только планируется построить в течение 2-3 лет, причем далеко не факт, в силу разнообразных причин, что это Ирану вообще удастся. Таким образом, в настоящее время «атомная угроза» со стороны Тегерана — классиче­ская «страшилка» для публики, типичный политиче­ский миф. Для любого человека, хотя бы немного знакомого с ядерной физикой и данными по «ядерной программе» «страны аятолл»2 мысль о том, что уже сегодня-завтра Иран станет державой, оснащенной атомными бомбами (каковой уже с 1998 года является страна с весьма сомнительным настоящим и еще более сомнительным будущим — Пакистан), едва ли не смехотворна. Даже «пороговым» государством, т.е. страной, способной создать ядерное оружие, но не имеющей оного (как, например, Япония) Иран пока не является.

На самом деле, проблема не в мифиче­ском «атоме», а в том, что Иран — «восходящая держава», динамично развивающийся и набирающий все большую мощь конкурент и соперник Запада и нефтедобывающих стран Аравий­ского полуострова (оказывавших, до Ирак­ской войны, значительную поддержку террористам, действующим у нас на Кавказе) в деле геополитиче­ского контроля над важнейшим по добыче энергоресурсов регионом планеты, что, через определенное время, по-видимому, все же приведет к «превентивным» авиаракетным ударам последних по Ирану, целью которых станет разрушение его растущего военно-экономиче­ского потенциала3. Для этого союзники дождутся благоприятного момента, найдут предлог, которых в отношении Ирана всегда предостаточно, и — ударят, как в случае с полковником Каддафи, фигура которого для них гораздо более приемлема и «неприкосновенна», нежели иран­ские рахбар, президент и т.д. Однако вспомним приведенное Казинцевым высказывание известного американ­ского стратега З. Бжезин­ского: «... Применение силового варианта против Ирана будет означать конец глобального господства США».

Говоря о вышедшем в США несколько лет назад фильме «300 спартанцев», в котором персы представлены как скопище всех мыслимых (и немыслимых) пороков и адепты отвратительной тирании, а спартанцы — как воплощение всех возможных достоинств и защитники свободы и демократии, Казинцев пишет: «... желая окончательно осрамить персов, голливуд­ские умельцы выставляют их педерастами». Не будем углубляться в историче­ский аспект данного вопроса, но отметим, что в древности гомосексуализм процветал не у персов, у которых, по нормам зороастрий­ской веры (Маздаясны), карался смертью, а среди граждан Спарты4, являясь одним из важнейших факторов, обеспечивавших беспрецедентую стойкость прославленной спартан­ской фаланги. Обратим внимание на следующий факт: в реальной (а не в киношной) действительности власти Ирана все еще считают гомосексуализм уголовным преступлением, а вот в рядах «защитников демократии», носящих (и применяющих) оружие — в армиях западных стран, прежде всего — в американ­ской, гомосексуалисты — не редкость. Выходит, что Запад в очередной раз сваливает свои пороки «с больной головы на здоровую».

Отметим: на страницах своей книги А. Казинцев приводит массу интереснейших оценок и фактов, касающихся самых разнообразных явлений, событий, происходящих в нашей стране и в мире. Так, например, он пишет о том, что инициатором трагиче­ского марша на Грозный в 1994 году был печально известный министр А. Козырев, который как-то, вернувшись из Вашингтона, сообщил Ельцину, что американ­ский президент Клинтон выразил недовольство хаосом в Чечне, и тот «взял под козырек»: воспринял это как указание к действию. Или, о чем у нас как-то не говорят: «чемпионом мира» по нефтяным запасам является не ваххабит­ская Саудов­ская Аравия (264 млд. баррелей нефти по данным к октябрю 2007 г.), а Венесуэла (316 млрд.).

В третьей части «Возвращения масс» говорится о «пылающем континенте» — Латин­ской Америке, где началось «изживание неолиберализма» и где за последние 10 лет свои посты потеряли свыше дюжины президентов.

Очень показательны и полезны страницы, посвященные Аргентине. Ее жители создают структуры общественной солидарности, т.е. граждан­ского общества, которое их защищает, собирает воедино, помогает выстоять в условиях деградации государства и кризиса экономики. В ситуации дефолта, весьма схожей с той, в которой в 1998 году оказалась Россия, аргентинцы «вымели» не справившегося с кризисом президента де ла Руа из столицы. Чтобы ускользнуть от разъяренной толпы, ему пришлось воспользоваться вертолетом. Дефолт Аргентине «подарили» правители-неолибералы, но 20 декабря 2001 года, через неделю после того, как люди вышли на улицы, их «у руля» не стало. В России же в это время происходила «путин­ская стабилизация»: цены на сырье на мировых рынках существенно выросли, и власть предержащие кое-какую копеечку из государственных барышей «кинули» на нужды страны. Эти их действия сильно отличались от действий администрации Ельцина, которая, по всей видимости, разворовывала все, что только можно было разворовать.

В Южной Америке неолиберальные реформы потерпели крах, и этот крах выявил коренную ущербность неолиберальной модели, пишет А. Казинцев. Эту его мысль подтверждает мировой экономиче­ский кризис, начавшийся в 2008 году. В данной связи автор книги, с присущим ему человеколюбием, задается справедливым и все еще актуальным вопросом — зачем Кудрин, не только оставленный в новом правительстве, но даже повышенный в чине, «упорно тащит Россию по латиноамерикан­скому пути...»?

Сама жизнь подтверждает следующие пассажи Казинцева: «кризисные явления не просто распространяются от центра к периферии, они нарастают по мере движения. По сути, развитые страны перекладывают свои проблемы на менее экономиче­ски сильных соседей... 150-миллионным гигантам (т.е. России — С.Х.) вход в круг избранных закрыт».

Очень много внимания в «латиноамерикан­ской» части книги Казинцев уделяет Уго Чавесу. В его обрисовке Чавес, как и М. Ахмадинежад, является эталонным лидером национального большинства своей страны в современном мире — лидером, который «подчиняется приказам своего народа». Показательно, что в свое время Венесуэла одной из первых на континенте стала проводить неолиберальные реформы. Приватизация там смахивала на разграбление госсобственности, росли цены на продовольствие, бензин, тарифы ЖКХ, но народ в этой стране взбунтовался — в отличие от «этой страны», России...

Ей посвящена последняя по месту, но первая по своему значению часть книги. Действительно, одна эта часть составляет чуть ли не половину всего рассматриваемого нами издания.

Говоря о России, Казинцев прежде всего анализирует коллизии Августов­ского конфликта 2008 года и отмечает значение в современном мире информационных войн: «образы обладают куда более сокрушительной силой, чем оружие». Увы, показательной в плане ведения именно информационной войны победа россий­ских войск в Южной Осетии не была, хотя «после того как элитные части грузин были перемолоты под Цхинвалом, их армия рассыпалась».

Автор книги приводит вопиющие факты: за 7 лет (2000 — 2007 гг.) военная авиация России получила только 3 новых самолета, тогда как даже в ельцин­ское время — с 1992-го по 1999 год в ней появилось до 100 различных машин, и т.п. Денег на оборону, видимо, «не хватало», тогда как на скупку бумаг печально знаменитого фонда Fannie Mae, капитализация которого в 2008 году упала на 90%, находились десятки миллиардов долларов. Да и сейчас, когда, казалось бы, средства выделяются, дела идут не ахти: в прошлом году оборонный заказ был выполнен лишь на провальные, учитывая техниче­ское состояние нашей армии, 30%. Как справедливо пишет Казинцев, в сухом остатке остаются слова — «великодержавная риторика», «фанаберия с голой задницей».

Весьма интересна высказываемая Казинцевым историософ­ская мысль о том, что рус­ские с людьми Запада — как братья Каин и Авель: «Жизненный путь, само поведение одного кажется другому вызовом, обличающим неправильность и неправедность его собственного пути».

Что же касается зависимости от Запада и связей с ним «нашей» «элиты» (собственность, банков­ские счета, семьи, карьера), то автор книги приводит следующие цифры: только в фешенебельных кварталах Лондона проживает 250 тыс. «русскоязычных», которые вывезли на Запад 280 млрд. долл. А на долю «дорогих россиян» — «дорогих» как обладателей финансов, но не человече­ских качеств, приходится 11% средств развивающихся стран, хранящихся за границей, тогда как доля, скажем, Китая — 6, 3%, Саудов­ской Аравии — 4, 4%.

Автор книги резонно полагает, что Москва по-прежнему нацелена на интеграцию в общеевропей­скую элиту. Но, в отличие от горбачев­ских и особенно ельцин­ских времен, ее не устраивает положение «бедной родственницы», она хочет большего — равноправного сотрудничества. Очевидно, так оно и есть, но также очевидно (только не для представителей «элиты»), что равноправными партнерами для того же Запада могут быть лишь те, кто является носителями суверенного и подкрепленного политико-экономиче­ской мощью национально-государственного проекта, например — руководители Китая, а не те, кем можно манипулировать, используя их зарубежные авуары и просто-напросто схватить за руку — скажем, на воровстве.

А. Казинцев за то, чтобы Россия приняла на себя роль предводительницы непокорных (по отношению к Западу и прежде всего к США) стран и народов. С этим мне, да и не только мне, трудно согласиться. Думаю, что объективно ресурсов на то, чтобы играть подобную роль, у России нет, что вопрос сейчас стоит не о «борьбе с Западом» или, скажем, с «мировым терроризмом» и т.п. «глобальных проектах», а о стратегиче­ском выживании нашей страны — т.е. о самом существовании ее не в кратко- и среднесрочной перспективе (25-30 лет), а в бЛльшие историче­ские сроки. Проблем слишком много, а сил слишком мало, и тратить их нужно оптимально, мирно объединяя земли россий­ской цивилизации и создавая единое экономиче­ское, информационное, культурно-образовательное, оборонительное, и, в конечном итоге, политиче­ское пространство в составе собственно России, Белоруссии, Приднестровья, Казахстана и Украины — видимо, без западных областей последней.

В связи с выборными кампаниями в нашей стране Казинцев резюмирует: конфликтный потенциал в обществе нарастает, «Кремлю придется считаться с настроениями людей. Будь активен — и у тебя появится шанс добиться удовлетворения своих интересов».

Автор книги постулирует: свои права необходимо отстаивать. Попробовали пенсионеры — «восстали» против «монетизации» льгот — и большую часть отобранного вернули. Причем, полагает Казинцев, протестный потенциал в России огромен. Однако люди, митингующие против произвола в конкретном поселке, пока что не решаются говорить о произволе в масштабах страны.

Хотелось бы сказать о том, почему в России, в отличие от остального мира, по-настоящему массовых выступлений не происходит, почему все они локальны, и речь, в лучшем случае, идет лишь о нескольких тысячах, но не о десятках и сотнях тысяч, тем более — не о миллионах, выходящих на улицы. В отличие от стран Араб­ского Востока (и областей Кавказа), где общество является «аграрным», «коллективист­ским», клановым, родовым, даже порой племенным и где слабы институты так называемого «граждан­ского общества», Россия, как и страны Запада, является обществом город­ским, атомизированным, обществом «победившего индивидуализма». Собственно, «перестройка» и падение совет­ского строя в нашей стране и стали следствием «революции индивидуализма». Но, в отличие от Запада, Россия — страна индивидуализма «дикого», «неорганизованного», и, подобно Араб­скому Востоку, не имеет действенных структур «граждан­ского общества», отстаивающих те или иные коллективные интересы. Подавляющее большинство россиян выживает в своих квартирах в одиночку, вытолкнуть на улицы городов массы может только что-то чрезвычайное и касающееся одновременно всех: отсутствие продовольствия, воды, электричества, тепла в зимнее время и т.п. катаклизмы. И власти, хорошо понимая это, стараются такого рода эксцессов не допускать.

Решение коренных россий­ских проблем автор книги видит в развитии народных движений — объединений «снизу» для решения насущных вопросов и борьбы за свои права. Процесс их создания идет, а кризис его ускорил и обострил. Казинцев полагает, что «Работая параллельно, а по возможности, и в контакте с правительством, структуры граждан­ского общества могли бы осуществлять контроль и исправлять ошибочные решения». И это — единственный путь, способный вывести страну из провала. Далее он достаточно подробно рассматривает такого рода структуры, имеющиеся в России, и их работу — опыт организованного протеста так называемых «автомобилистов», борцов с точечной застройкой, ревнителей экологии, «самочинных» профсоюзов и т.д. Их составляют «умные и порядочные люди, которых сама жизнь заставляет объединять усилия». В том, что «группы неравнодушных — единственная надежда России...», с Казинцевым следует согласиться.

Автор книги — человек православный, и его беспокоит, что весьма часто наша православная Церковь предстает как Церковь богатых, с такими, к примеру, «спонсорами», как «наногений» Чубайс. Действительно, всякого нормального человека такое положение вещей должно беспокоить.

Важнейшая глава «россий­ской» части книги — глава о рус­ском национальном движении. Ее можно назвать кульминацией, стержнем анализируемой нами работы. Это — самая обширная глава книги, по своему объему она сопоставима с ее «латиноамерикан­ской» и «ислам­ской» частями.

В ней автор обстоятельно описывает случай с Владимиром Радченко, в начале 2009 года назначенного главой УФНС Дагестана — случай, демонстрирующий «вопиющее неравенство между рус­скими регионами и так называемыми национальными республиками», и, шире, между представителями рус­ского народа и народов Северного Кавказа.

Казинцев считает, что Кавказ и собственно Россия — две разных цивилизации, различающиеся по «своим фундаментальным принципам, способам самоорганизации и типам самосознания». На мой взгляд, Кавказ в целом и Северный Кавказ в частности — это часть лимитрофного (межцивилизационного) пространства, лежащего между россий­ской цивилизацией и цивилизацией «коренного» мусуль­ман­ского мира — Афразией. В то же время, Россия с Афразией — это не только разные цивилизации, но и части двух разных метацивилизаций; назовем их «метацивилизацией Севера» и «метацивилизацией Юга». Соответственно, Большой Кавказ является одной из областей «Великого Лимитрофа», разделяющего эти метацивилизации.

Большое внимание автор книги уделяет проблеме гастарбайтеров и этниче­ской преступности — не только в России, но и в других странах мира, прежде всего — в Европе. Его, как гражданина России, естественным образом возмущает то, что совершая преступления, «гости» весьма нередко ведут себя так, будто коренных жителей не существует вовсе: «Не люди вокруг — нули. Пустота».

В связи с национальными проблемами россий­ского общества Казинцев пишет о необходимости признать государствообразующий статус рус­ского народа и закрепить его в Конституции. Это — весьма разумное предложение, которое не должно остаться лишь на бумаге.

Немалое место публицист уделяет общественным движениям с преобладающим славяно-рус­ским ценностным компонентом.

Подробно осветил автор книги резонансные события в Кондопоге — «бунт осмысленный и милосердный», по выражению небезызвестного К. Крылова.

Вывод, следующий из достаточно печального опыта современной России, справедлив и закономерен: «... нужно другое государство, основанное на началах подлинной демократии, которая предполагает учет интересов большинства». Не менее справедлива и другая мысль автора: Россия — «для тех, кто связан с нею родством, любовью, ответственностью. Существование России возможно только в том формате, в каком она возникла и столетиями крепла и расширялась — как государство рус­ского народа. И тех народов, которые присоединились к нему».

В заключение автор стремится развенчать «веру в чудесное», свойственную множеству россиян и выражающуюся в страстном ожидании чуда и, одновременно, в болезненной боязни перемен, и повторяет слова субкоманданте Маркоса, адресованные индейцам, которых он защищает: «никто этого не сделает за вас». В самом деле: «Пора окончательно избавиться от патерналист­ских иллюзий и начать своими руками обустраивать Россию. Иного решения не существует».

Печаль А. Казинцева — именно о России, а не о других континентах. В целом, вся его книга, в том числе — ее «мусульман­ская» и «латиноамерикан­ская» части, представляет собой талантливое, хорошо аргументированное и литературно оформленное послание национальному большинству страны, то есть, прежде всего — представителям рус­ского народа, призыв бороться за свои права, создавать граждан­ское общество, самим управлять своей страной и своей судьбой — как это делают или же пытаются делать многие другие народы. Это — призыв к национальной демократии. Хотелось бы, чтобы этому призыву у нас в стране вняли.

1 Александр Ф. Филиппов. Не власть и общество, а знать и народ. http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Ne-vlast-i-obschestvo-a-znat-i-narod

2 Где, кстати, в отличие от некоторых других стран этого взрывоопасного региона, действуют, хотя и не бесконтрольно, инспекторы МАГАТЭ.

3 Пример как минимум на порядок менее важной для Запада (и «заливников») Ливии, кстати, на два порядка ему более «послушной», чем Тегеран, — прямо перед глазами.

4 В афин­ских комедиях само слово «спартанец» было равнозначно слову «мужеложец».