ЗВЕЗДА И КРЕСТ

И под русским крестом, и под красной звездой

упокоен отец мой навечно.

Под крестом из могучей сосны вековой

и под звездочкой пятиконечной.

 

Под крестом православным покоится он

и под красной советской звездою -

Потому что, когда был в купели крещен,

Русь еще называлась Святою.

 

Что там дальше? Загадывать я не берусь...

Но Отечеством, предков наследьем

пребывала Святая Советская Русь

людям русским в двадцатом столетье.

 

И над отчей землей, золотой и седой,

“Спи, отец!” - говорю я сквозь слезы.

Спи под русским крестом и под красной звездой,

рядом с мамой, у белой березы...

 

Спи, отец - созидатель и воин страны,

что была и пребудет Святою,

под крестом православным из красной сосны

и под русской высокой звездою...

 

И теперь он под красной советской звездой

и крестом свету вечному внемлет,

потому что она ему стала святой

в смертной битве за русскую землю.

 

Русский крест православный над прахом отца -

и звезда пять лучей распростерла,

потому что на крестном пути он свинца

наглотался по самое горло...

 

И под красной звездою покоится он,

и под русским крестом упокоен -

потому что обоими был освящен

в поколенье его каждый воин.

 

Вот такая судьба - что и крест, и звезда

стали в ней двуединой святыней!

... Не бывало такого допрежь никогда

и, быть может, не будет отныне.

 

 

Невероятно, и однако же - вот радость-то! -

я слышу соловья в начале августа...

Уже в листве матерой загорелась медь,

а он - поет. Он продолжает петь.

 

Я думал: чудится. Известно, что недолог

любовный век, в котором бредят соловьи.

Но местный сведущий и мудрый орнитолог

развеял все сомнения мои...

Последний соловей!

В лесах лениво, тихо.

Все птицы смолкли и готовятся в полет.

... А он, мятежный, ищет соловьиху -

единственно свою! - и потому поет.

 

Напрасно горлом он выщелкивает воздух:

все самочки - давно в семейных гнездах,

не слышат ничего и кормят соловьят...

А он поет и день, и ночь подряд.

Рулад и трелей сумасбродная лавина

без адреса летит поверх и в глубь ветвей.

Я знаю, что мечте не сбыться соловьиной.

... И все ж - не замолкай, последний соловей.

 

Не замолкай! Пусть воздухом заморским

спасаются сердца уставших от любви.

Не замолкай, собрат!

Ведь если мы замолкнем -

куда весной вернутся соловьи?!.

 

 

Бабье лето, щедрое такое,

подошло, в глазах листвой рябя.

Ты меня касаешься щекою,

ты мне даришь осень и себя.

 

Русской речи мудрая природа

бабьим летом метко нарекла

это расписное время года,

этот месяц позднего тепла.

 

Ты меня зовешь - и в каждом слове,

словно в шуме яблони с утра,

слышен зов зажженной женской крови,

женского глубинного добра.

 

И глухим метельным потрясеньям

не затмить, не скрыть и не свернуть

этот сок бунтующий, осенний,

это солнце, полнящее грудь.

 

* * *

 

Скосив июньскую траву,

стою под солнцем молодым.

С лугов прогретых в синеву

восходит розоватый дым.

Я знаю точно, наяву,

что я люблю, что я любим,

и мир, в котором я живу,

моею долею творим -

косой, сверкающей в траве,

скрипящим в полночи пером,

огнем, что пляшет в голове

и плачет слева под ребром.

И, как по лезвию кремень,

по мне стучит лучами день.

В садах окрестных деревень

цветут шиповник и сирень.

И я стираю пот со лба,

врастая в травы и в цветы.

... Надолго ли прогрелась ты,

моя морозная судьба?..